I.

Героя я ищу... не странно-ль это,

Когда у насъ что мѣсяцъ, то герой!..

Кому кадитъ и сборникъ, и газета;

Затѣмъ, увы! является другой,

Чтобъ доказать непостоянство свѣта;

Въ такихъ я не нуждаюсь; выборъ мой

Падетъ на Донъ Жуана, что до срока

Погибъ по волѣ демона и рока.

II.

Принцъ Фердинандъ, Гаукъ, Кеппель, Го, Вернонъ,

Бургойнъ, Гранби, Вольфъ, Кумберлэндъ -- украдкой

Блеснули часъ, какъ въ вѣкъ нашъ Веллингтонъ.

Узнавъ хвалу друзей, враговъ нападки,

Они прошли какъ мимолетный сонъ,

Какъ "девять поросятъ единой матки"

Видѣнья Банко. Ихъ простылъ и слѣдъ.

Ужъ Дюмурье и Бонапарта нѣтъ!

III.

Исчезли, испытавъ судьбы измѣны,

Дантонъ, Маратъ, Барнавъ, Клотцъ, Мирабо

И прочіе. Свѣтъ любитъ перемѣны.

Жуберъ, Марсо, Гошъ^ Ланнъ, Десэ, Моро,

Побѣдами блеснувъ, сошли со сцены;

Какъ много, много рвется подъ перо

Такихъ именъ, что увѣнчались славой.

Но трудно ихъ вмѣстить въ мои октавы.

IV.

Когда-то Нельсонъ богомъ былъ войны.

Но лавры Трафальгара позабыты

И вмѣстѣ съ нимъ въ землѣ погребены,

Въ его гробницѣ вмѣстѣ съ нимъ зарыты.

Солдаты морякамъ предпочтены;

Въ опалѣ флотъ, когда-то знаменитый;

Король не любитъ флота своего:

Забыты Джервисъ, Нельсонъ, Дунканъ, Го.

V.

Великъ Агамемнонъ, но сколько Летой

Вождей, какъ онъ, потоплено волной!

О нихъ не прозвучала пѣснь поэта,

И спятъ они, забытые молвой.

Я никого не поношу за это --

Но такъ какъ вѣкъ нашъ, жалкій и пустой,

Мнѣ не даетъ героя для романа,

Я выбираю просто Донъ Жуана.

VI.

Бывало погружались въ medias res

Поэты, эпопею начиная

(Горацій такъ училъ). Въ тѣни древесъ

Съ возлюбленной, о прошломъ вспоминая,

Сидѣлъ герой. Пещера или лѣсъ

Скрывали ихъ; порою кущи рая

Имъ замѣняли ресторанъ собой,

И о быломъ разсказывалъ герой.

VII.

Такъ дѣйствовать привычка заставляла.

Но я иного мнѣнья. Мой разсказъ

Я поведу (таковъ мой нравъ) съ начала.

Хотя бъ сидѣть надъ каждой строчкой часъ, --

Съ дороги той, что Муза разъ избрала,

Не поверну я въ сторону. Держась

Заранѣе обдуманнаго плана,

Съ родителей начну я Донъ Жуана.

VIII.

Онъ родился въ Севильѣ. Тамъ живетъ

Красавицъ рой, тамъ сладки апельсины;

Пословица гласитъ: "злосчастенъ тотъ,

Кто не былъ въ ней". Роскошнѣе картины

Въ Испаніи наврядъ ли кто найдетъ,

Лишь Кадиксъ съ ней сравнится, но причины

Впередъ бѣжать не вижу. Мы о немъ

Поговорить успѣемъ и потомъ.

IX.

Отъ готтовъ велъ свое происхожденье

Отецъ Жуана -- Хозе, гордый донъ,

Гидальго чистокровный, безъ сомнѣнья,

Чей древній родъ, съ давно былыхъ временъ,

Ни съ мавромъ, ни съ жидомъ не зналъ общенья.

Наѣздникъ былъ весьма искусный онъ.

Итакъ на свѣтъ онъ произвелъ Жуана,

Который самъ... но знать объ этомъ рано.

X.

Предметы всѣ, что можетъ лишь назвать

Мужъ преданный наукѣ, изучила

Жуана добродѣтельная мать;

Лишь качествамъ ея равнялась сила

Ея ума, что могъ бы міръ обнять;

Такъ всѣхъ она собой превосходила,

Такъ славилась ученостью своей,

Что всѣ кругомъ завидовали ей.

XI.

Стиховъ она на память кучу знала;

Такая память сущій былъ рудникъ;

Она бы роль актеру подсказала,

Когда на сценѣ тотъ бы сталъ втупикъ.

Способностей такихъ примѣровъ мало,

Фейнэгль предъ ней бы прикусилъ языкъ.

Увы! предъ этой памятью богатой

Мнемоники ничтожны результаты.

XII.

Ей алгебра особенно далась;

Она великодушіе любила;

Аттическимъ умомъ блеснуть не разъ

Случалось ей; такъ мысли возносила,

Что рѣчь ея была темна подъ-часъ,

Но все-жъ она за чудо свѣта слыла;

Любила свѣтъ; въ нарядахъ знала толкъ,

Носила дома шерсть, а въ людяхъ шелкъ,

XIII.

Читать молитву по-латыни знала,

И греческій букварь ей былъ знакомъ;

Романъ-другой французскій прочитала,

Владѣя плохо этимъ языкомъ;

Нарѣчіемъ роднымъ пренебрегала,

Невнятно выражаяся на немъ;

И превращала, обсуждая тему,

Слова въ загадку, мысли въ теорему.

XIV.

Цитируя слова священныхъ книгъ,

Она всегда отстаивала мнѣнье,

Что съ англійскимъ еврейскій схожъ языкъ;

Пускай отброситъ тотъ свои сомнѣнья,

Кто въ тайники завѣтныхъ строкъ проникъ:

Беру въ примѣръ ея же выраженье:

"Какъ странно, что еврейское: god am --

Имѣетъ сходство съ англійскимъ: God damn!"

XV.

Инымъ не жаль рѣчей напрасныхъ трата;

Она жъ морщиной лба, движеньемъ вѣкъ

Могла учить; была ума палата;

Какъ Ромильи, ученый человѣкъ,

Законовъ стражъ, всезнаніемъ богатый,

Что такъ нежданно жизнь свою пресѣкъ.

Еще признанье суетности свѣта!

(Но, впрочемъ, судъ назвалъ "безумьемъ" это).

XVI.

Она была какъ бы ходячій счетъ,

Ходячій сборникъ нравственныхъ уроковъ,

Оставившій на время переплетъ;

Она не знала совѣсти упрековъ;

Завистника коварный глазъ -- и тотъ

Въ ней не съумѣлъ бы отыскать пороковъ;

Она могла ихъ видѣть лишь въ другихъ,

Сама жъ (что хуже) не имѣла ихъ.

XVII.

Предъ нею слава женъ святыхъ блѣднѣла;

Ея не соблазнилъ бы сатана;

Такъ много совершенствъ она имѣла,

Что ангела-хранителя она

Лишилась: онъ соскучился безъ дѣла.

Съ часами жизнь ея была сходна;

Ей въ цѣломъ мірѣ не нашлась бы пара,

Равнялось ей лишь масло Макассара.

XVIII.

Такая святость свѣту не съ руки.

Въ немъ тайну ласкъ, утративъ кущи рая,

Познали наши праотцы. Ихъ дни

Текли въ раю, невинностью сіяя.

(Хотѣлъ бы знать, что дѣлали они,

Докучливое время коротая?)

Достойный Евы сынъ Донъ Хозе былъ

И рвать запретный плодъ тайкомъ любилъ.

XIX.

Онъ смертный былъ веселый и безпечный;

Ученыхъ избѣгалъ; я не таю,

Что правилъ имъ всегда порывъ сердечный;

Не очень-то онъ чтилъ жену свою;

И жалкій свѣтъ, расположенный вѣчно

Мутить и государство, и семью,

Шепталъ, что онъ любовницу имѣетъ

И даже двухъ. (Зло и одна посѣетъ).

XX.

Достоинствъ кучу зная за собой,

Высокое о нихъ имѣла мнѣнье

Жена Донъ Хозе; надо быть святой,

Чтобъ терпѣливо несть пренебреженье;

Ей святости хватало, но порой

Ей правдою казались подозрѣнья...

Съ супруга не спуская зоркихъ глазъ,

Накрыть его случалось ей не разъ.

XXI.

Мужьямъ, какъ онъ, попасть впросакъ не диво.

Онъ, чуждый осторожности, не могъ

Удерживать сердечнаго порыва,

Минуты есть, когда застать врасплохъ

И хитреца легко женѣ ревнивой;

Тогда сшибить и вѣеръ можетъ съ ногъ.

Порою вѣеръ роль меча играетъ;

Но почему? зачѣмъ? никто не знаетъ.

XXII.

Зачѣмъ берете вы людей простыхъ

Себѣ въ мужья, всезнающія жены?

Зачѣмъ вашъ выборъ падаетъ на нихъ,

Когда имъ чуждъ и скученъ міръ ученый?

Я скроменъ и безбраченъ,-- словъ моихъ

Не обратить поэтому въ законы...

Но вы, мужья разумницъ, кайтесь въ томъ,

Что вы у нихъ всегда подъ башмакомъ.

XXIII.

Донъ Хозе часто ссорился съ женою.

За что? про это знать никто не могъ,

Но многіе старались стороною

Узнать причину ссоры. Я далекъ

Отъ дѣлъ чужихъ и любопытство мною

Считается за пагубный порокъ;

Но, самъ не испытавъ семейной ссоры,

Люблю друзей улаживать раздоры.

XXIV.

Увы! попытка мнѣ не удалась

Ихъ примирить. Напрасное старанье!

Все ускользалъ желанной встрѣчи часъ,

Такъ и не могъ добиться я свиданья.

(Ихъ сторожъ мнѣ признался, впрочемъ, разъ...)

Но это что! есть хуже испытанья:

Ихъ сынъ Жуанъ, какъ въ домъ стучался я,

Ведро помоевъ вылилъ на меня.

XXV.

Такого шалуна найти ,не скоро...

Кудрявый мальчуганъ, кумиръ семьи,

Въ родителяхъ не находилъ отпора

И исполнялъ всѣ прихоти свои;

Забывъ свои семейные раздоры,

Гораздо-бь лучше сдѣлали они,

Когда-бъ его отправили въ ученье

Иль высѣкли, давая наставленья.

XXVI.

Они печально вѣкъ влачили свой,

Развода не ища, но все желая

Другъ другу смерти. Грустною чредой

Ихъ дни текли. Приличья свѣта зная,

Они скрывали распрю предъ толпой

Знакомыхъ и друзей; но жизнь такая

Продлиться не могла, и часъ насталъ,

Когда пожаръ семейный запылалъ.

XXVII.

Она врачамъ вдругъ заявила мнѣнье,

Что мужъ ея сошелъ съ ума. Затѣмъ

Она просила, видя ихъ сомнѣнья,

Признать его порочнымъ, но совсѣмъ

Не привела уликъ для обвиненья,

Что показалось очень страннымъ всѣмъ;

Лишь молвила: "любя людей и Бога,

Я не могла съ нимъ поступить не строго".

XXVIII.

Она журналъ его грѣшковъ вела

И на показъ достала писемъ ворохъ;

Всѣмъ жалуясь, защитниковъ нашла

Она толпу. Во всѣхъ семейныхъ ссорахъ

Поддержкою ей бабушка была,

Что путалась порою въ разговорахъ

Отъ старости. Законно или нѣтъ,

Но за нее горою сталъ весь свѣтъ.

XXIX.

Она свою судьбу переносила,

Какъ истая спартанка, что обѣтъ,

Случайно овдовѣвъ, произносила

Забыть на вѣки мужа. Тьма клеветъ

Злосчастнаго Донъ Хозе поразила,

И честь его пятналъ со злобой свѣтъ;

Она-жъ на все глядѣла съ равнодушьемъ,

И это свѣтъ считалъ великодушьемъ.

XXX.

Когда бѣда нагрянетъ -- пробудить

Въ друзьяхъ участье трудно, какъ извѣстно;

Но своего добиться и прослыть

Притомъ великодушнымъ -- очень лестно.

Гдѣ-жъ въ этомъ malus animus? Отмстить

Порою самому и неумѣстно;

Но развѣ я, скажите, виноватъ,

Коль за меня другіе мстить хотятъ?

XXXI.

Моя-ль вина иль ваша, если ссора,

При помощи одной иль двухъ клеветъ,

Старинные грѣхи изъ кучи сора

Забытыхъ дрязгъ выводитъ вновь на свѣтъ?

Къ тому-жъ скандалъ, воскресшій для разбора,

Весьма нравоучительный предметъ;

Объ этомъ наша нравственность не тужитъ;

Вѣдь ей порокъ контрастомъ лучшимъ служитъ.

XXXII.

Сначала хоръ друзей, потомъ родня

Мирили ихъ, совѣтами богаты;

Но ссора все росла. (Не знаю я,

Возможны ли иные результаты,

Когда мирятъ родные иль друзья?)

Разводъ имъ предлагали адвокаты.

Увы! имъ улыбнулся гонораръ:

Донъ Хозе умеръ вдругъ, хоть былъ не старъ.

XXXIII.

Итакъ, Донъ Хозе бѣднаго не стало,

Во цвѣтѣ лѣтъ его похитилъ рокъ --

И такъ некстати. Смерть его прервала

Процессъ преинтересный, какъ я могъ

Понять изъ словъ юристовъ, хоть не мало

Неясностей ихъ испещряетъ слогъ;

Когда онъ палъ, -- забывъ вражды причину,

Слезами свѣтъ почтилъ его кончину.

XXXIV.

Несчастный мужъ, заснувъ могильнымъ сномъ,

Печаль друзей и адвокатовъ плату

Унесъ съ собой. Его былъ проданъ домъ;

Любовницы его, забывъ утрату,

Утѣшились: одна сошлась съ жидомъ,

Съ попомъ другая (слухъ молвы крылатой);

Третичной лихорадкой пораженъ,

Жену съ ея враждой оставилъ онъ.

XXXV.

А все-жъ его напрасно очернили:

(Я хорошо съ Донъ Хозе былъ знакомъ);

Коль надъ собой не дѣлалъ онъ усилій,

Чтобъ нравъ сдержать и былъ страстнѣй притомъ,

Чѣмъ Нума, по прозванію Помпилій,

Его винить несправедливо въ томъ:

Онъ съ дня рожденья жолчи былъ подверженъ

И къ этому былъ въ дѣтствѣ дурно держанъ.

XXXVI.

Да, много, много выстрадалъ бѣднякъ,

Когда, тоской тяжелою объятый,

Глядѣлъ на свой разрушенный очагъ

И на свои разбитые пенаты.

Признаюсь въ томъ. Теперь не можетъ врагъ

Возликовать, узнавъ его утраты!

Онъ выбрать могъ лишь смерть или разводъ;

И выбралъ смерть, что лучшій былъ исходъ.

XXXVII.

Донъ Хозе не оставилъ завѣщанья,

И Донъ Жуанъ наслѣдовалъ одинъ.

Какъ опекунша, мужа состоянье

Инесса прибрала къ рукамъ, чтобъ сынъ

Богаче сталъ, какъ кончитъ воспитанье.

Не ввѣрить сына матери причинъ,

Конечно, нѣтъ: вѣдь, рѣдко неумѣло

Берется мать за воспитанья дѣло.

XXXVIII.

Жуана мать, умнѣйшая изъ женъ

И даже вдовъ, воспитывать ребенка,

Какъ гранда, стала. (Хозе, знатный донъ,

Кастилецъ былъ, она же арагонка).

Онъ былъ стрѣльбѣ, фехтовкѣ обученъ,

Чтобъ трону стать опорою, и тонко

Онъ изучилъ все то, что надо знать,

Чтобъ женскій монастырь иль крѣпость брать.

XXXIX.

На нравственность Инесса напирала:

Учителямъ наказъ былъ строгій данъ,

Чтобъ въ дѣлѣ воспитанья выступала

Высокая мораль на первый планъ.

Она сама тѣ книги выбирала,

Что долженъ былъ выучивать Жуанъ.

И онъ всему учился, что морально,--

Исторіи не зналъ лишь натуральной.

XL.

Преподаванью древнихъ языковъ

Приписывалось важное значенье.

Науки, безъ практическихъ основъ,

Искусства, что не знаютъ примѣненья,

Онъ изучалъ и не жалѣлъ трудовъ;

Но свѣдѣнья о тайнахъ размноженья

Ни отъ кого не могъ онъ почерпнуть:

Боялись всѣ порокъ въ него вдохнуть.

XLI.

Но, изучая древности поэтовъ,

Какъ скрыть боговъ амурныя дѣла?

Рѣзвясь безъ панталонъ и безъ корсетовъ,

Надѣлали они не мало зла,

Вполнѣ чуждаясь нравственныхъ совѣтовъ.

Инесса миѳологію кляла,

И защищать не разъ пришлось предъ нею

Какъ Энеиду, такъ и Одиссею.

XLII.

Мораль порой Овидій мало чтитъ;

Не отнесусь къ Катуллу съ одобреньемъ;

Анакреонъ -- распутный сибаритъ;

Сафо я не хвалю, хоть съ увлеченьемъ

О ней извѣстный Лонгинъ говоритъ;

Одинъ Виргилій чистъ, за исключеньемъ

Эклоги той безнравственной, гдѣ онъ

Поэтъ: "Formosum pastor Corydon".

XLIII.

Безвѣріе Лукреція опасно

Для молодыхъ умовъ. Согласенъ я,

Что Ювенала цѣль всегда прекрасна,

Но все жъ его хвалить вполнѣ нельзя:

Онъ слишкомъ откровененъ въ рѣчи страстной

И не умѣетъ сдерживать себя.

Еще скажу, что вижу толку мало

Въ соленыхъ эпиграммахъ Марціала.

XLIV.

Жуанъ ихъ въ томъ изданьи прочиталъ,

Откуда мудрый цензоръ всѣ творенья,

Что дышутъ непристойностью, изгналъ,

Но чтобъ свое загладить преступленье

И чтобъ поэтъ не очень пострадалъ,

Ихъ въ полномъ сборѣ въ видѣ приложенья,

Въ концѣ изданья вставилъ и совсѣмъ

Ненужнымъ указатель сдѣлалъ тѣмъ.

XLV.

Толпѣ солдатъ подобно ихъ собранье;

Не надо ихъ искать по всѣмъ листкамъ,

Когда они всѣ въ сборѣ. Въ назиданье

Учащимся, они пробудутъ тамъ,

Пока не выйдетъ новаго изданья,

Гдѣ ихъ разставятъ снова по мѣстамъ.

Они жъ теперь, пугая наготою,

Какъ божества садовъ, стоятъ толпою.

XLVI.

Рисунковъ рядъ, далеко не святыхъ,

Молитвенникъ стариннаго ихъ рода

Собою красилъ. Текстъ священныхъ книгъ

Такъ испещрять была когда-то мода.

(Какъ могъ молиться тотъ, кто видѣлъ ихъ?)

Его, для своего лишь обихода,

Оставила Инесса, чтобъ Жуанъ

Не зналъ о немъ; ему жъ другой былъ данъ.

XLVII.

Инессою во всемъ руководимый,

Не мало слышалъ онъ проповѣдей

И словъ святыхъ. Читалъ Іеронима

И Златоуста; зналъ Четьи-Минеи,

Но Августинъ святой, высокочтимый,

На правды путь наводитъ всѣхъ вѣрнѣй,

Себя бичуя, хоть (прйзнаться больно!)

Его грѣхамъ завидуешь невольно.

XLVIII.

Жуану не давали книгъ такихъ;

И правильно, коль хорошо потуже

Держать дѣтей. Инесса глазъ своихъ

Съ Жуана не спускала. Что есть хуже

Служанокъ выбирала, и у нихъ

Однѣ старухи жили. Такъ при мужѣ

Она еще привыкла поступать;

Съ нея примѣръ должны бъ всѣ жены брать.

XLIX.

Предъ нимъ лежала свѣтлая дорога:

Онъ лѣтъ шести былъ и красивъ, и милъ;

Одиннадцати лѣтъ учился много

И не жалѣлъ для дѣла юныхъ силъ.

Казалось, онъ лишь будетъ жить для Бога;

Молясь, полдня онъ въ церкви проводилъ:

Затѣмъ сидѣлъ за книгой иль урокомъ,

Добру учась, подъ материнскимъ окомъ.

L.

Онъ въ дѣтствѣ былъ красивый мальчуганъ;

Когда подросъ, въ немъ страсть къ труду созрѣла;

Онъ былъ сперва порядочный буянъ,

Но нравъ его исправить мать съумѣла --

И тихъ, и скроменъ сдѣлался Жуанъ,--

Такъ всѣмъ казалось. Съ гордостью глядѣла

На юнаго философа она,

Хваля его вездѣ, любви полна.

LI.

Не вѣрилъ я, да и не вѣрю нынѣ,

Что могъ Жуанъ сломить характеръ свой,

Что справилися съ нимъ, по той причинѣ,

Что Хозе нравъ имѣлъ весьма крутой.

Вы скажете, что по отцу о сынѣ

Нельзя судить; къ тому жъ всегда съ женой

Онъ ссорился -- коварная догадка!

Я замолчу: по мнѣ, злословье гадко.

LII.

Итакъ я замолчу, но если бъ сынъ

Былъ у меня -- нравоученьямъ мѣру

Я зналъ бы и скажу, не безъ причинъ

Ея бы не послѣдовалъ примѣру;

Наскучитъ катехизисъ все одинъ;

Нельзя преподавать одну лишь вѣру.

О, нѣтъ! мой сынъ попалъ бы въ школу; въ ней

Позналъ я жизнь, науку и людей.

LIII.

Увы! я позабылъ языкъ Эсхила,

Но все жъ скажу, что школа -- сущій кладъ.

Тамъ созрѣваетъ мысль, тамъ крѣпнетъ сила;

Хоть есть грѣшки за ней, но verbum sat.

Все то, что знаю я, мнѣ подарила

Родная школа. Пусть я не женатъ,

Однако (утверждаю это смѣло),

Такъ мальчика воспитывать не дѣло.

LIV.

Вотъ минуло ему шестнадцать лѣтъ --

И въ юношѣ красивомъ и высокомъ

Младенчества исчезъ послѣдній слѣдъ.

Но мать за нимъ, какъ прежде, зоркимъ окомъ

Слѣдила. Преждевременный расцвѣтъ

Казался ей ужаснѣйшимъ порокомъ;

Скажи ей кто-нибудь, что онъ созрѣлъ,

Навѣрное въ ней гнѣвъ бы закипѣлъ.

LV.

Инесса добродѣтельная зналась

Лишь только съ тѣмъ, кто правдой былъ богатъ;

Къ ней часто Донна Джулія являлась.

Назвавъ ее звѣздой, о ней наврядъ

Понятье дамъ. Съ ней красота сравнялась,

Какъ съ моремъ соль, съ цвѣтами ароматъ,

Съ Венерой поясъ, съ Купидономъ стрѣлы.

(Послѣднія сравненья слишкомъ смѣлы).

LVI.

Ея прелестныхъ глазъ восточный пылъ

Присутствіе въ ней крови мавританской

Доказывалъ. (Не очень-то цѣнилъ

Такую кровь аристократъ испанскій).

Когда, рыдая, скрылся Боабдилъ,

Гренаду сдавъ, на берегъ африканскій

Переселились мавры. Изъ числа

Оставшихся въ Испаніи была

LVII.

Ея прабабка. Странными судьбами

Она, плѣнивъ гидальго красотой,

Съ нимъ сочеталась брачными цѣпями.

Въ Испаніи позорнымъ бракъ такой

Считался. Тамъ гордилися связями

И на родныхъ женилися порой,

Чтобъ не утратить чистокровность рода,

Чѣмъ часто ухудшалася порода.

LVIII.

И ожилъ родъ съ поддержкой новыхъ силъ;

Кровь стала хуже, но красивѣй лица.

Заглохшій корень вновь ростки пустилъ;

Исчезли: сынъ уродъ и дочь тупица;

Про бабушку, однако, слухъ ходилъ

(Но это, я увѣренъ, небылица),

Что незаконныхъ иногда дѣтей

Въ свою семью вводить случалось ей.

LIX.

Съ годами все природа улучшалась;

Какимъ путемъ, зачѣмъ намъ это знать?

Но дни текли, и вотъ лишь дочь осталась

Отъ цѣлой расы: нужно ли сказать,

Что рѣчь идетъ о Джуліи? Досталась

Ей красота. Свои дары, какъ мать,

Предъ ней повергла щедрая природа;

Ей двадцать три всего лишь было года.

LX.

Въ ея глазахъ, и черныхъ, и большихъ,

Огонь сверкалъ. Любовь и гордость чаще,

Чѣмъ ненависть и гнѣвъ читались въ нихъ.

(Не знаю я, что глазъ прелестныхъ слаще!)

Порою сквозь рѣсницъ ея густыхъ

Просвѣчивалъ желанья лучъ палящій,

Но угасалъ съ мгновенной быстротой:

Она имѣла даръ владѣть собой.

LXI.

Змѣей вилась коса ея густая;

Какъ радуга ея сгибалась бровь;

Дышала въ ней восторженность живая;

Какъ молнія, въ ней пробѣгала кровь,

Прозрачный блескъ на ликъ ея бросая;

Прильетъ, горя, и вотъ отхлынетъ вновь.

Сложенье, статность, ростъ -- все въ ней плѣняло

(Сложенныхъ дурно женщинъ чту я мало).

LXII.

Пятидесяти лѣтъ былъ мужъ у ней...

(Слѣпой судьбы плачевная услуга!)

Ей лучше бъ взять двухъ молодыхъ мужей

Чтобъ замѣнить почтенныхъ лѣтъ супруга;

Такая перемѣна тѣмъ нужнѣй,

Чѣмъ ярче свѣтъ бросаетъ солнце юга;

Я замѣчалъ, что самыхъ честныхъ дамъ

Невольно тянетъ къ молодымъ мужьямъ.

LXIII.

Все это очень грустно, безъ сомнѣнья,

Но въ этомъ солнца свѣтъ виновнѣй всѣхъ,

Людскую кровь приводитъ онъ въ волненье,

А мало ли на свѣтѣ есть утѣхъ?

Ни постъ не помогаетъ, ни моленья:

Слабѣетъ плоть и душу вводитъ въ грѣхъ.

Гдѣ свѣтитъ югъ, тамъ не считаютъ чудомъ,

Что свѣтъ зоветъ интригой небо -- блудомъ.

LXIV.

Счастливѣй люди въ сѣверныхъ странахъ,

Гдѣ стынетъ кровь, гдѣ стужей мѣры взяты,

Чтобъ грѣхъ вредить не могъ. (Въ своихъ грѣхахъ

Святой Антоній, стужею объятый,

Покаялся). Караемый въ судахъ,

Тамъ каждый грѣхъ обложенъ крупной платой.

Прелюбодѣя не щадитъ законъ:

Коль согрѣшилъ -- по таксѣ платитъ онъ.

LXV.

Альфонсо -- звали Джуліи супруга.

Онъ былъ и бодръ, и свѣжъ для лѣтъ своихъ;

Его жена въ немъ ни врага, ни друга

Не видѣла. Какъ много паръ такихъ!

Не ссориться -- для нихъ и то заслуга

(Вѣдь розны взгляды и желанья ихъ!)

Альфонсо былъ ревнивъ, скрывая это

(Вѣдь ревность любитъ прятаться отъ свѣта).

LXVI.

Какъ Джулія съ Инессою сошлась,--

Не знаю я. Въ нихъ сходства было мало;

За просвѣщеньемъ донна не гналась

И никогда трактатовъ не писала;

Но говорятъ (все это ложь: не разъ

Молва пустые слухи распускала),

Что мужъ ея Инессой былъ любимъ

И что она была въ интригѣ съ нимъ.

LXVII.

Что будто бы ихъ связь годами длилась

И, наконецъ, характеръ приняла

Невинности. Такъ въ Джулію влюбилась

Инесса, что она ее взяла

Подъ крылышко свое и не скупилась

На ласки и хвалы. Свои дѣла

Вести она съ такимъ умѣньемъ стала,

Что и злословья притупилось жало.

LXVIII.

Была ль для донны тайной -- болтовня

Пустой молвы, иль не имѣла вѣса

Въ ея глазахъ -- про то не знаю я;

Не виденъ ходъ душевнаго процесса.

Но все жъ, свое спокойствіе храня,

Она, какъ прежде, видѣлась съ Инессой.

У ней, и безупречна, и скромна,

Съ Жуаномъ познакомилась она.

LXIX.

Встрѣчаясь часто съ мальчикомъ красивымъ,

Она его ласкала; толку нѣтъ,

Что ласки въ этомъ возрастѣ счастливомъ

Невинны. (Что жъ,-- ей было двадцать лѣтъ,

Ему жъ тринадцать). Нѣжнымъ ихъ порывамъ,

Увѣренъ я, дивиться сталъ бы свѣтъ,

Постарше будь они хоть на три года,

Сильна въ развитьи южная природа!

LXX.

Ихъ отношенья стали холоднѣй,

Когда Жуанъ подросъ. Въ минуту встрѣчи

Онъ на нее не поднималъ очей;

Изъ устъ его несвязно лились рѣчи;

Я думаю, понятны были ей

Любви святой невинныя предтечи,

Но чувствъ своихъ не понималъ Жуанъ:

Не видѣвъ бурь, кто знаетъ океанъ?

LXXI.

Сочувствію открывъ порой объятья,

Она гнала свой холодъ напускной --

И вотъ, дрожа, онъ чувствовалъ пожатье

Ея руки. Сравнивъ его съ мечтой,

О легкости его не дашь понятья;

Оно, блаженство принося съ собой,

Лишь длилось мигъ; но сладость этой ласки

Ему казалась сномъ волшебной сказки.

LXXII.

Холодностью дышалъ ея привѣтъ;

Въ ея лицѣ не теплилась улыбка,

Но взоръ ея хранилъ унынья слѣдъ

И отъ волненья сердце билось шибко.

Невинность, обмануть желая свѣтъ,

Непрочь лукавить; можно впасть въ ошибку,

Судя лишь по наружности одной:

Любовь, какъ лицемѣръ, хитритъ порой.

LXXIII.

Но заглушишь ли страсти голосъ милый!

Чѣмъ неба сводъ угрюмѣй и мрачнѣй,

Тѣмъ буря разразится съ большей силой;

Сильна любовь; борьба напрасна съ ней.

Она не разъ, чтобъ сердце тайну скрыло,

Являлась подъ личиною страстей

Ей чуждыхъ: гнѣва, ненависти, мщенья,--

Но слишкомъ поздно, чтобъ убить сомнѣнья.

LXXIV.

На днѣ души храня любовь, какъ кладъ,

Она носила равнодушья маску;

Лишь легкій вздохъ, порою томный взглядъ,

Что съ жадностью Жуанъ ловилъ, какъ ласку,

Участье обличали. Невпопадъ

При встрѣчѣ съ нимъ ее бросало въ краску.

Все это были признаки любви,

И у него огонь пылалъ въ крови.

LXXV.

Тревогъ сердечныхъ чувствуя обилье,

Она, бѣдняжка, сдѣлать надъ собой ,

Рѣшилась благородное усилье,

Чтобъ честь спасти. Предъ твердостью такой

Тарквиній самъ, сознавъ свое безсилье,

Втупикъ бы сталъ. Къ Владычицѣ Святой

Она съ мольбой свои простерла руки..,

Кто женщины утѣшитъ лучше муки?

LXXVI.

Не видѣться съ Жуаномъ давъ обѣтъ,

Она зашла къ Инессѣ на мгновенье.

Дверь скрипнула. Не онъ ли? Къ счастью, нѣтъ.

Владычицѣ воздавъ за то хваленье,

Она вздохнула, но унынья слѣдъ

Разсѣяло Жуана появленье.

Боюсь, что въ эту ночь она съ мольбой

Не обращалась къ Дѣвѣ Пресвятой.

LXXVII.

Она затѣмъ рѣшила, что постыдно

Отъ зла бѣжать; что женщина должна

Бороться съ искушеньемъ. Мысль обидна,

Что можетъ пасть въ борьбѣ со зломъ она.

Въ невинномъ предпочтеніи не видно

Опасности. Коль женщина вѣрна

И долгу, и себѣ, добромъ богата,

Грѣшно ль мужчину ей любить какъ брата?

LXXVIII.

Случится, правда, можетъ (силенъ бѣсъ!),

Что сердцу трудно справиться съ соблазномъ;

Тогда надъ нимъ побѣда большій вѣсъ

Еще имѣетъ. Просьбамъ неотвязнымъ,

Что дышатъ страстью, можно наотрѣзъ

Отказывать, смѣясь надъ бредомъ празднымъ.

Я дамамъ молодымъ даю совѣтъ

Такъ дѣйствовать: методы лучше нѣтъ.

LXXIX.

Къ тому же есть любовь святая,

Что ангеловъ плѣняетъ и матронъ,

Что душу, чудный свѣтъ въ нее бросая,

Живитъ. Кумиръ воздвигнулъ ей Платонъ.

"Въ моей груди горитъ любовь такая",

Она шептала, вѣря въ свѣтлый сонъ.

Будь я замѣченъ ею, безъ сомнѣнья,

Одобрилъ бы такія размышленья.

LXXX.

Любовь такая дѣвственно чиста;

Ей можно предаваться безъ опаски;

Сначала ручку, а затѣмъ уста

Цѣлуютъ нѣжно; робко строятъ глазки;

'Но это ужъ предѣльная черта

Такой любви; ея мнѣ чужды ласки,--

Предупредить, однако, долженъ всѣхъ,

Что за чертой условной встрѣтишь грѣхъ.

LXXXI.

Любовь святую совѣсть не осудитъ;

Зачѣмъ же бѣдной сдерживать себя?

Она любить Жуана свято будетъ;

Любовь, желанья грѣшныя губя,

Въ немъ только грезы свѣтлыя пробудитъ;

Онъ многому научится, любя.

Чему? не могъ бы я найти отвѣта,

Да и для ней загадкой было это.

LXXXII.

Рѣшивъ, что путь, ей выбранный, ведетъ

Къ благимъ цѣлямъ,-- защищена бронею

Невинности своей,-- принявъ въ разсчетъ,

Что можно честь ея сравнить съ скалою,

Отбросила она тяжелый гнетъ

Докучнаго контроля надъ собою.

Впослѣдствіи придется намъ узнать,

Могла ль она съ задачей совладать.

LXXXIII.

Поставленный въ счастливыя условья,

Прекраснымъ ей казался этотъ планъ.

Пускай себѣ клевещутъ на здоровье,

Коль такъ хотятъ. (Шестнадцать лѣтъ Жуанъ

Всего имѣлъ). Безсиленъ ядъ злословья

Предъ духомъ правды. (Жгли же христіанъ

Другіе христіане съ убѣжденьемъ,

Что слѣдуютъ апостольскимъ ученьямъ!)

LXXXIV.

Но если бъ вдругъ ей овдовѣть пришлось?..

Какое наущенье вражьей силы!

.Возможно ли поднять такой вопросъ!

Ей горе пережить бы трудно было.

Но, полагая только inter nos...

(Я entre nous сказалъ бы съ донной милой,

Ей нравился французскій рѣчи складъ,--

Да съ риѳмою мой стихъ не шелъ бы въ ладъ).

LXXXV.

Съ годами будетъ партіей серьезной

Жуанъ. Измѣны отъ него не жди.,.

Не все жъ ихъ цѣли въ жизни будутъ розны;

Коль мужъ ея окончитъ дни свои

Лѣтъ черезъ семь -- еще не будетъ поздно:

Вся жизнь передъ Жуаномъ впереди.

Пускай его согрѣетъ лучъ участья!

(Все рѣчь идетъ лишь о невинномъ счастьи!)

LXXXVI.

Къ Жуану перейдемъ. Тоской томимъ,

Не вѣдалъ онъ, что грудь его согрѣта

Огнемъ любви. Въ страстяхъ неукротимъ,

Какъ миссъ Медея римскаго поэта,

Онъ думалъ, что случилось чудо съ нимъ,

Вполнѣ необъяснимое для свѣта.

Не вѣдалъ онъ, что много свѣтлыхъ чаръ

Любовь съ собой приноситъ часто въ даръ.

LXXXVII.

Объятый и уныньемъ, и волненьемъ,

Среди лѣсовъ бродилъ въ тоскѣ Жуанъ

(Скрываться -- скорбь считаетъ наслажденьемъ);

Не сознавалъ онъ сердца жгучихъ ранъ.

И я порой мирюсь съ уединеньемъ,

Но только не какъ схимникъ,-- какъ султанъ,--

Я не нуждаюсь въ схимниковъ примѣрѣ,--

И съ нимъ мирюсь въ гаремѣ, не въ пещерѣ.

LXXXVIII.

Любовь! богиня ты въ такой глуши,

" Гдѣ слиты безопасность съ упоеньемъ;

Тамъ свѣтлый рай для любящей души".

Доволенъ былъ бы я стихотвореньемъ,

Мной приведеннымъ здѣсь, не напиши

Поэтъ вторую строчку. Съ удивленьемъ

Смотрю на сочетанье странныхъ словъ

Что затемняютъ смыслъ его стиховъ.

LXXXIX.

Мнѣ кажется, что онъ имѣлъ желанье,

Безъ задней мысли, возвѣстить о томъ,

Что мы не любимъ въ свѣтлый часъ свиданья,

Иль сидя за обѣденнымъ столомъ,

Когда насъ безпокоятъ. Мы молчаньемъ

И "слитье" съ "упоеньемъ" обойдемъ,--

Понятна этихъ словъ живая страстность,--

Но безъ замка возможна ль "безопасность"?

ХС.

Близъ свѣтлыхъ струй ручья, угрюмъ и нѣмъ,

На темный лѣсъ взирая, какъ на друга,

Жуанъ любилъ мечтать, не зная, чѣмъ

Разсѣять мракъ душевнаго недуга.

Въ тѣни лѣсовъ сюжеты для поэмъ

Поэты ищутъ; тамъ же въ часъ досуга

Стихи читать мы любимъ, коль они

Вордсворта виршамъ только не сродни.

ХСІ.

Ища уединенія охотно,

Жуанъ душой возвышенной своей

Гнался за каждой думой мимолетной.

Такъ много въ немъ рождалося идей,

Что, наконецъ (конечно, безотчетно),

Онъ сталъ смотрѣть на свѣтъ и на людей,

Умѣривъ гнетъ тоски своей тяжелой,

Какъ метафизикъ Кольриджевой школы.

ХСІІ.

О многомъ онъ мечталъ, бродя одинъ:

О блескѣ звѣздъ, о тайнахъ мірозданья,

О шумѣ битвъ; о томъ, что властелинъ

Надъ міромъ человѣкъ; о разстояньи,

Что до луны отъ насъ; искалъ причинъ

Въ ихъ слѣдствіяхъ. Повергнутъ въ созерцанье,

Мечталъ, какъ свѣтъ премудро сотворенъ;

О глазкахъ милой также думалъ онъ.

XCIII.

Такъ мудро разсуждая, голосъ муки

Онъ заглушалъ, и сладость находилъ

Въ такихъ мечтахъ. Отраденъ свѣтъ науки;

Блаженъ, кто ей всѣ думы посвятилъ.

Но странно, если юноша безъ скуки

Мечтаетъ о теченіи свѣтилъ.

Вы скажете, что это плодъ ученья,

А я беру въ разсчетъ и возбужденье.

ХСІѴ.

Задумчиво глядѣлъ онъ на цвѣты;

Въ порывахъ вѣтра слышалъ вздохъ участья;

Онъ къ нимфамъ обращалъ порой мечты,

Къ богинямъ, что дарили смертнымъ счастье,

Являясь къ нимъ въ сіяньи красоты.

Въ немъ смутно пробуждалось сладострастье,

Невидимо летѣлъ за часомъ часъ,

И онъ обѣдъ прогуливалъ не разъ.

ХСѴ.

Боскана онъ читалъ иль Гарсиласса

И былъ готовъ во прахъ предъ ними пасть;

Къ поэзіи душа его рвалася;

Внимая ей, въ немъ клокотала страсть.

Такъ по вѣтру листы летятъ, клубяся.

Казалося, надъ нимъ простерлась власть

Волшебника, что въ звуки сыплетъ чары,

Какъ я читалъ въ какой-то сказкѣ старой.

ХСѴІ.

Напрасно въ лѣсъ онъ направлялъ свой путь;

На думы все жъ не находилъ отвѣта;

Отрады не могли въ него вдохнуть

Ни сладкія мечты, ни пѣснь поэта;

Онъ жаждалъ ласкъ, главу склонить на грудь,

Въ которой сердце нѣжностью согрѣто;

Онъ, можетъ быть мечталъ и о другомъ,

Но я покуда умолчу о томъ.

XCVII.

Отъ глазъ красивой Джуліи кручина,

Что въ даръ любовь Жуану принесла,

Не скрылась; тайныхъ мукъ его причина

Была понятна ей. Но какъ могла

Инесса у единственнаго сына

Не разузнать причинъ такого зла?

Не знаю, какъ понять ея молчанье;

Что видѣть въ немъ: притворство иль незнанье?

XCVIII.

Хитрецъ случайно ловится иной

Такъ мужъ ревнивый жалкую услугу

Себѣ готовъ оказывать порой,

Желая уличить свою супругу

Въ несоблюденьи заповѣди той,

Что ставитъ цѣломудріе въ заслугу

(Которая она -- нейдетъ на умъ;

Ее жъ назвать боюсь я наобумъ).

ХСІХ.

Мужъ опытный ревнивъ, но онъ порою

Въ обманъ вдается, страстью увлеченъ;

Преслѣдуетъ того, кто чистъ душою,

Коварнаго же друга вводитъ онъ

Въ свою семью. Сойдется ль другъ съ женою,

Несчастный мужъ, бѣдою пораженъ,

Винитъ во всемъ, забывъ благоразумье,

Порочность ихъ, а не свое безумье.

С.

Отцовъ недальновидныхъ иногда

Случается, что дочери проводятъ

И достигаютъ цѣли безъ труда.

Что толку въ томъ, что съ дочерей не сводятъ

Родные глазъ? Случится ли бѣда --

Отцы въ негодованіе приходятъ

И, не виня оплошности своей,

Готовы проклинать своихъ дѣтей.

CI.

Инессы непонятное молчанье,

Увѣренъ я, скрывало лишь обманъ;

Притворство принимало видъ незнанья;

Ей, можетъ быть, хотѣлось, чтобъ Жуанъ

Окрѣпъ душой, узнавъ любви страданья,

А можетъ быть она имѣла планъ

Открыть глаза Альфонсу, въ той надеждѣ,

Что онъ жену не будетъ чтить, какъ прежде.

СІІ.

Однажды... Это было лѣтнимъ днемъ...

Весна, какъ май наступитъ, словно лѣто

Волнуетъ кровь, что въ жилахъ бьетъ ключомъ;

Потоки ослѣпительнаго свѣта,

Что солнце щедро льетъ, виновны въ томъ.

Душа мечтами страстными согрѣта;

Томится грудь; огонь горитъ въ крови.

Мартъ -- мѣсяцъ зайцевъ, май -- пора любви.

CIII.

Въ шестой іюня день... Не вижу прока

Въ неточности, а потому всегда

Я числа выставляю и глубоко

Чту хронологію. По мнѣ года --

Тѣ станціи, гдѣ колесница рока,

По всѣмъ странамъ носяся безъ слѣда,

Мѣняетъ упряжь, какъ воспоминанья

Лишь оставляя числа для преданья.

СІѴ.

О Джуліи я поведу разсказъ.

Какъ я уже сказалъ, въ началѣ лѣта,

Въ седьмомъ часу она сидѣла разъ

Въ саду, достойномъ гурій Магомета

Иль тѣхъ богинь, что восхищаютъ насъ

Въ твореньяхъ сладкогласнаго поэта

Анакреона-Мура. Дай-то Богъ,

Чтобъ насъ плѣнять еще онъ долго могъ!

СѴ.

Но Джулія въ тѣни душистой сада

Сидѣла не одна. Какимъ путемъ

Устроилось свиданье? Не надо

Все говорить, что знаемъ, и о томъ

Я умолчу: злословье хуже яда.

Вдали отъ всѣхъ Жуанъ съ ней былъ вдвоемъ;

Они бы поступили осторожно,

Закрывъ глаза, но развѣ это можно?

СѴІ.

Лицо ея горѣло отъ стыда,

Но все она себя не признавала

Виновною. Любовь хитритъ всегда

И вводитъ въ заблужденье. Ей не мало

Причинено страданій и вреда;

Близъ бездны Донна Джулія стояла,

Готовая совсѣмъ въ нее упасть,

А все грѣха не признавала власть.

СѴІІ.

Она была собой вполнѣ довольна;

Такъ юнъ Жуанъ, что вѣрности обѣтъ

Не трудно ей сдержать; смѣшно и больно

Бояться зла, когда соблазна нѣтъ. ?

Въ то время ей припомнилось невольно,

Что мужъ ея пятидесяти лѣтъ.

Жаль, что она объ этомъ думать стала:

Любовь такіе годы цѣнитъ мало.

СѴІІІ.

Коль говорятъ: "въ пятидесятый разъ

Я вамъ твержу", то это признакъ ссоры;

Когда поэты, музою гордясь,

О ней порой заводятъ разговоры --

Стиховъ полсотню вамъ прочтутъ какъ разъ;

Когда ихъ пятьдесятъ, опасны воры;

Не жди любви, какъ стукнетъ пятьдесятъ,

Тогда гиней полсотни просто кладъ.

СІХ.

Защищена невинностью святою,

Она грѣха бояться не могла;

Рѣшивъ, что ей легко владѣть собою,

Она Жуана за руку взяла;

Разсѣянность была тому виною:

Она Жуана руку приняла

За собственную руку; въ заблужденье

Ее ввело душевное волненье.

СХ.

Она затѣмъ склонилась головой

Къ другой его рукѣ, что утопала

Средь темныхъ волнъ косы ея густой,

Она его съ любовью созерцала,

Вся отдаваясь страсти молодой.

Зачѣмъ однихъ Инесса оставляла

Неопытныхъ дѣтей? Увѣренъ я,

Не такъ бы поступила мать моя.

СХІ.

Жуанъ ей руку жалъ. Ей сладко было

Ему на ласку лаской отвѣчать;

Ея рука, казалось, говорила:

"Меня ты можешь нѣжить и ласкать;

Твоей руки пожатіе мнѣ мило*,

Но Джулія, когда бъ могла понять,

Что есть опасность въ томъ, отъ зла ушла бы,

Какъ отъ змѣи иль ядовитой жабы.

СХІІ.

Жуанъ, въ которомъ клокотала кровь,

Къ ея рукѣ, въ порывѣ увлеченья,

Прильнулъ устами. Первая любовь

Всегда робка, и онъ пришелъ ат" смятенье.

Но Джулія, не хмуря гнѣвно бровь,

Лишь покраснѣла. Тайное волненье

Она хотѣла отъ Жуана скрыть,

Къ тому жъ была не въ силахъ говорить.

CXIII.

Луна взошла. Опасное свѣтило

Напрасно цѣломудреннымъ зовутъ;

Въ ея лучахъ таинственная сила;

Они, блестя, на путь грѣха ведутъ.

Луна не мало бѣдствій причинила;

Ея лучи тревогу въ душу льютъ,

Въ ней пробуждая страстныя желанья;

Невиннѣе безъ мѣры дня сіянье.

СХІѴ.

Въ тотъ сладкій часъ, когда природа спитъ,

Одѣтая волшебнымъ блескомъ ночи,

Когда луна деревья серебритъ,

И звѣзды, какъ безчисленныя очи,

Глядятъ съ небесъ на этотъ чудный видъ,

Душѣ съ собою справиться нѣтъ мочи;

Она собой владѣть перестаетъ,

Но не покой ей .тотъ мигъ даетъ.

CXV.

Жуанъ былъ рядомъ съ Джуліей, въ волненьи

Охватывая станъ ея рукой...

Когда бъ она имѣла опасенья,

Не трудно было бъ ей уйти домой.

Но вѣроятно это положенье

Имѣло даръ ее плѣнять собой...

Затѣмъ... но ужъ меня терзаетъ совѣсть,

Что началъ я писать такую повѣсть.

СХѴІ.

Платонъ! людей не мало ты сгубилъ

Теоріей своей, что будто можно

Умѣрить силой воли сердца пылъ

И страсть сдержать. Твое ученье ложно,

Ты людямъ больше зла имъ причинилъ,

Чѣмъ всѣ поэты вмѣстѣ. Непреложно,

Что ты и фатъ, и шарлатанъ, и лжецъ,

Опасный сводникъ любящихъ сердецъ.

CXVII.

Когда она очнулась, слезы градомъ --

Увы! не безъ причины -- потекли

Изъ глазъ ея. Возможно ли, чтобъ рядомъ

Когда-нибудь любовь и разумъ шли!

Трудна борьба съ соблазна тонкимъ ядомъ.

Намѣренья благія не спасли

Ея отъ зла. Ей твердость измѣнила;

Она шепнула: "нѣтъ!" -- и уступила.

CXVIII.

За новую утѣху Ксерксъ сулилъ,

Какъ говорятъ, богатыя награды;

За выдумку онъ много бъ заплатилъ.

На этотъ счетъ мои съ нимъ розны взгляды.

Въ любви всегда я счастье находилъ

И новыхъ наслажденій мнѣ не надо;

Я старыми довольствуюсь вполнѣ,

Лишь бы они не измѣнили мнѣ.

СХІХ.

Ты часто губишь насъ, о наслажденье!

Но въ душу проливаешь яркій свѣтъ;

Покинуть путь грѣха и заблужденья

Я каждую весну даю обѣтъ;

Но къ Вестѣ мало чувствуя влеченья,

Я все грѣшу -- и въ клятвахъ прока нѣтъ;

Все жъ мысль моя осуществиться можетъ;

Зимой исправлюсь,-- стужа мнѣ поможетъ.

СХХ.

Здѣсь маленькую вольность разрѣшить

Я долженъ музѣ. Не страшись. читатель!

Повѣрь, не въ состояньи оскорбить

Твою стыдливость нравственный писатель.

Но правиламъ я долженъ измѣнить,

Которыхъ я глубокій почитатель...

Когда предъ Аристотелемъ грѣшу,

Въ своей винѣ сознаться я спѣшу.

СХХІ.

Не разъ поэтамъ такъ грѣшить случалось,

И вотъ вообразить прошу я васъ,

Что полгода почти съ тѣхъ поръ промчалось,

Какъ Джуліи съ Жуаномъ въ первый разъ

Запретный плодъ любви вкусить досталось

Въ іюньскій чудный вечеръ. Пронеслась,

Какъ сонъ, весна; настала осень злая...

Мы въ ноябрѣ; не помню лишь числа я.

СХХІІ.

Отрадно созерцать блестящій рой

Далекихъ звѣздъ, внимая плеску моря,

Когда оно, сребримое луной,

Лѣниво катитъ волны, пѣснѣ вторя,

Что гондольеръ поетъ въ тиши ночной,

Забывъ тяжелый гнетъ тоски и горя.

Не мало навѣваетъ свѣтлыхъ думъ

И сладкій ропотъ волнъ, и листьевъ шумъ,

СХХІІІ.

Отрадно, возвращаясь издалека,

Погладить пса, что стережетъ нашъ дворъ;

Отрадно, если въ мигъ желанной встрѣчи

Отъ радости сіяетъ милый взоръ;

Пріятны слуху ласковыя рѣчи,

Жужжанье пчелъ и птицъ веселый хоръ;

Невольно насъ приводитъ въ сладкій трепетъ

И нѣжный голосъ дѣвъ, и дѣтскій лепетъ.

CXXIV.

Какъ сладокъ винограда алый сокъ,

Когда сбираютъ гроздья! Наслажденье --

Забиться лѣтомъ въ мирный уголокъ

Отъ города вдали. Отрадно мщенье,

Особенно для женщины. Мѣшокъ

Съ червонцами приводитъ въ восхищенье

Скупца. Отецъ рожденью сына радъ,

Морякъ -- добычѣ, плѣннику -- солдатъ.

СХХѴ.

Пріятно, коль достанется наслѣдство

Отъ дяди или тетки, что давно

Отъ старости глубокой впали въ дѣтство,

Дыша на ладанъ. Тѣмъ милѣй оно,

Чѣмъ больше истощились наши средства,

Чѣмъ дольше ждать намъ было суждено

Желанныхъ благъ, долговъ надѣлавъ кучи...

Увы, какъ старики порой живучи!

CXXVI.

Стяжать отрадно кровью иль перомъ

Вѣнокъ лавровый; сладко помириться;

Порой пріятно ссориться съ глупцомъ;

Порой виномъ недурно насладиться;

Всегда отрадно выступить бойцомъ

За жертву, что не можетъ защититься;

Намъ школа дорога; ей, можетъ быть,

Забыты мы, ее жъ нельзя забыть.

CXXVII.

.

Но замѣнить ничто не въ состояньи

Восторговъ, что даритъ намъ страсти пылъ;

Когда Адамъ, отвѣдавъ плодъ познаній,

Изъ свѣтлаго Эдема выгнанъ былъ,

Не могъ онъ проклинать своихъ страданій:

Узнавъ любовь, онъ новый рай открылъ.

Сравниться съ нею можетъ свѣтлый пламень,

Что Прометей вселилъ въ бездушный камень.

CXXVIII.

Престранное созданье человѣкъ!

Онъ гонится за тѣмъ, что только ново;

Открытьями богатъ нашъ жалкій вѣкъ,

Но лишь одинъ разсчетъ всему основой;

Обманъ дорогу правды пересѣкъ;

Нажива -- вотъ магическое слово,

Которое съ любовью шепчетъ міръ,

Какъ встарь воздвигнувъ золоту кумиръ.

СХХІХ.

Открытій цѣлый рядъ нашъ вѣкъ прославитъ;

Ихъ породили геній съ нищетой;

Одинъ носы искусственные ставитъ,

А гильотину выдумалъ другой;

Одинъ съ большимъ искусствомъ кости правитъ,

Другой ломаетъ ихъ -- контрастъ смѣшной!

Болѣзнь, что насъ гнетъ, смѣняя новой,--

Мы прививаемъ оспу отъ коровы.

СХХХ.

Картофель въ хлѣбъ мы стали превращать;

О гальванизмѣ цѣлые трактаты

Писали мы, но все жъ должны признать,

Что опытовъ ничтожны результаты.

Машинъ теперь такая благодать,

Что за труды бѣднякъ лишился платы.

Мы спасены отъ оспы, говорятъ,

Когда жъ ея исчезнетъ старшій братъ?

СХХХІ.

Америка дала ему рожденье;

Когда же онъ воротится домой?

Тамъ сильно возрастаетъ населенье;

Пора бы моромъ, голодомъ, войной

И прочими дарами просвѣщенья

Его умѣрить ростъ. Вопросъ иной,

Что порождаетъ больше злыхъ послѣдствій --

Заразы ядъ иль гнетъ тяжелыхъ бѣдствій.

СХХХІІ.

Порой изобрѣтенья намъ вредятъ;

Но все-жъ ихъ цѣль гуманна и прекрасна;

Полезенъ былъ бы Дэви аппаратъ

Да жаль, онъ слишкомъ сложенъ; не напрасно

Полярныхъ странъ мы изучали хладъ;

Намъ Тимбукту далекое подвластно;

Все это людямъ пользы принесло

Не меньше, чѣмъ рѣзня при Ватерло.

CXXXIII.

Феноменъ человѣкъ и жизнь загадка;

Мнѣ только жаль, что въ наслажденьи грѣхъ,

Когда, сознаюсь въ томъ, грѣшить такъ сладко!

Какъ ни живи -- одинъ конецъ для всѣхъ:

Все смерть придетъ съ своей улыбкой гадкой;

Ее ни власть, ни деньги, ни успѣхъ

Прогнать не могутъ. Что-жъ затѣмъ? Не знаю.

Вы также? Такъ прощайте. Продолжаю.

СХХХІѴ.

Мы -- въ ноябрѣ, когда ужъ неба сводъ

Утратилъ блескъ своей лазури нѣжной,

И горы, испытавъ ненастья гнетъ,

Свой синій плащъ смѣнили ризой снѣжной;

Когда бушуетъ море и реветъ,

Стараясь поглотить утесъ прибрежный

Клокочущими волнами, и день

Часамъ къ пяти смѣняетъ ночи тѣнь.

СХХХѴ.

Царила ночь надъ спящею землею;

Луну скрывали тучи. Вкругъ огня,

Внимая вѣтра жалобному вою,

Сидѣла, грѣясь, не одна семья.

Камина сладкій свѣтъ! Какъ схожъ съ тобою

Волшебный блескъ безоблачнаго дня!

Въ вечерній часъ люблю я свѣтъ камина,

Веселый смѣхъ и пѣнистыя вина...

CXXXVI.

Насталъ полночный часъ. Отрадный сонъ,

Какъ надо думать, Джулія вкушала;

Въ глубокій мракъ давно былъ погруженъ

Ея альковъ. Она вдругъ услыхала

Такой ужасный шумъ, что мертвыхъ онъ

Поднять бы могъ. Служанка въ дверь стучала,

Испуганно крича: "стряслась бѣда!..

Сударыня, вашъ мужъ идетъ сюда!

СХХХѴІІ.

Скорѣе отоприте, ради Бога!

Полгорода за нимъ стремится вслѣдъ;

Могу сказать: нежданная тревога...

Я стерегла, моей вины тутъ нѣтъ...

На лѣстницѣ они; еще немного --

И будутъ здѣсь; готовьтесь дать отвѣтъ;

Онъ, можетъ быть, еще успѣетъ скрыться,

Прыгнувъ въ окно; да надо торопиться"...

CXXXVIII.

Дѣйствительно, съ толпой друзей и слугъ,

Въ рукахъ державшихъ факелы и свѣчи,

Ворвался въ домъ разгнѣванный супругъ;

Чтобъ зло карать, съ женой искалъ онъ встрѣчи;

Возможно-ль допустить, чтобъ даромъ съ рукъ

Женѣ сходилъ обманъ? О томъ и рѣчи

Не можетъ быть. Одну не наказать,

Съ нея примѣръ другія будутъ брать.

СХХХІХ.

Какимъ путемъ вселились подозрѣнья

Въ Альфонсо, не берусь я объяснить.

Но все-жъ его постыдно поведенье,--

Какъ можно въ спальню женину входить,

Безъ всякаго о томъ предупрежденья,

Съ толпой вооруженной! Грустно быть

Обманутымъ; но развѣ легче горе,

Когда трубишь о собственномъ позорѣ?

CXL.

Близъ Джуліи, что плакала навзрыдъ,

Ея служанка вѣрная стояла

И дѣлала такой неловкій видъ,

Какъ будто бы сейчасъ съ кровати встала;

Въ лицѣ ея читались гнѣвъ и стыдъ

Я, право, не пойму, зачѣмъ желала

Доказывать собравшимся она,

Что донна почивала не одна...

CXLI.

Могло-ль казаться страннымъ, что съ служанкой

Она слала, бояся быть одной?

(Когда для мужа оргія -- приманка,

Иной женѣ приходится порой

Такъ поступать. Конечно, перебранка --

Ночного кутежа исходъ прямой;

Но мужъ, щадя жены ревнивой нервы,

Ей говоритъ: "я ужинъ бросилъ первый!")

CXLII.

Атаку Донна Джулія сама

Вдругъ повела. "Глазамъ своимъ не вѣрю!

Вы вѣрно пьяны иль сошли съ ума!..

За что досталась я такому звѣрю?..

Милѣе смерть, отраднѣе тюрьма,

Чѣмъ съ вами жизнь. Кто тамъ стоитъ за дверью?

Я подозрѣнья ввѣкъ вамъ не прощу...

Ищите же!" Онъ молвилъ: "Поищу!"

CXLIII.

И вотъ онъ сталъ пытливо шарить всюду;

Искали и они по всѣмъ угламъ;

Все перерыли: платья и посуду,

Искали по комодамъ и шкафамъ --

И что-жъ нашли?-- бѣлья и кружевъ груду

И пропасть тѣхъ вещей, что красятъ дамъ;

Гребенокъ, щетокъ, склянокъ, притираній,

Но все успѣхъ ихъ не вѣнчалъ стараній.

CXLIV.

Иные заглянули подъ постель,

Но тамъ нашли не то, чего желали;

Ломали все, чтобъ видѣть, нѣтъ ли гдѣ-ль

Слѣдовъ близъ дома, ставни отворяли;

Но все -- увы!--н е достигалась цѣль.

Ихъ лица выражать смущенье стали...

Какъ странны иногда дѣла людей:

Искали подъ постелью, а не въ ней!

CXLV.

Ихъ въ это время Джулія язвила.

"Ищите же!-- кричала имъ она.--

Лишь въ гнусныхъ оскорбленьяхъ ваша сила;

Должно быть, я за то посрамлена,

Что тяжкій крестъ безропотно носила;

Но чашу мукъ я выпила до дна,--

И бѣдной жертвы скоро стихнутъ стоны,

Когда у насъ есть судьи и законы!

CXLVI.

Быть вашею женою за позоръ,

Считаю я. Вамъ безразлично это,--

Вы мужъ лишь по названью. Дѣлать вздоръ,--

Скажите,-- не постыдно-ль въ ваши лѣта?

Конечно, дряхлость старцу не укоръ,

Но можно-ль стать посмѣшищемъ для свѣта!...

Какъ смѣете, тиранъ, наглецъ, злодѣй,

Вы сомнѣваться въ вѣрности моей!

CXLVII.

Глухого старика, грѣховъ не зная,

Я избрала себѣ духовникомъ;

Его терпѣть не стала бы другая...

Такъ непорочна я, что онъ съ трудомъ

Въ мое замужство вѣритъ. Жизнь такая

Несносна мнѣ; пойду инымъ путемъ,--

Прошла пора терпѣнья и уступокъ.'.

Возможно-ль вамъ простить такой поступокъ?

CXLVIII.

Что-жъ, кромѣ зрѣлищъ, баловъ и церквей,

Ставъ чуть ли не затворницей въ Севильѣ,

Я видѣла? Кто изъ моихъ друзей

Играетъ роль кортехо? Всѣ усилья,

Чтобы смутить покой души моей,

Плодовъ не принесли. За что-жъ насилье?

Самъ графъ О'Рельи, храбрый генералъ,

Что взялъ Алжиръ, моею жертвой сталъ.

CXLIX.

Шесть мѣсяцевъ вздыхалъ пѣвецъ Каццани

У ногъ моихъ. "Изъ всѣхъ испанскихъ дамъ

Лишь непорочны вы", графъ Корніани

Такъ говорилъ.-- За что же этотъ срамъ?

Графъ Строгановъ писалъ мнѣ рядъ посланій;

Осталась я глуха къ его мольбамъ.

Ирландскій пэръ, что былъ отвергнутъ мною,

Себя убилъ... (Онъ умеръ отъ запою).

CL.

Двухъ грандовъ я совсѣмъ лишила сна;

Епископовъ сводить съ ума умѣла...

За что же безупречная жена

Должна страдать? Я утверждаю смѣло,

Что вы -- лунатикъ. Я удивлена,

Что кулаковъ вы не пустили въ дѣло.,.

Какъ жалки вы съ оружіемъ въ рукахъ!

Вы смѣхъ лишь возбуждаете, не страхъ.

CLI.

Внимая наущеньямъ прокурора,

Въ далекій путь какъ будто снарядясь,

Вы скрылись, говоря: "вернусь не скоро"...

Онъ отъ стыда поднять не можетъ глазъ!

Обоимъ вамъ не смыть съ себя позора.

Но прокуроръ еще подлѣе васъ:

Не вашу честь онъ охранялъ ревниво,--

Нѣтъ, цѣль его была одна нажива.

CLII.

Когда онъ хочетъ здѣсь составить актъ,

Пусть пишетъ: вотъ чернила и бумага;

Признать ему придется грустный фактъ,

Что безъ причинъ вся эта передряга...

Коль вами не совсѣмъ утраченъ тактъ,

Пусть удалится сыщиковъ ватага,

Чтобъ дать одѣться горничной моей,

Что плачетъ оттого, что стыдно ей.

CLIII.

Ищите и въ передней, и въ уборной!

Прошу, переверните все вверхъ дномъ!

Тамъ -- дверь чулана; здѣсь -- каминъ просторный:

Какъ знать, быть можетъ спрятался онъ въ немъ.

Но не шумѣть, я васъ прошу покорно,--

Я спать хочу... Все спитъ еще кругомъ.

Умѣрьте пылъ до отысканья клада;

Его сама я буду видѣть рада.

CLIV.

За что такъ поступаете со мной?

Вашъ образъ дѣйствій просто непонятенъ.

О, храбрый витязь! кто жъ любовникъ мой?...

Надѣюсь, онъ уменъ и родомъ знатенъ?

Какъ звать его? Красивъ ли онъ собой?

Онъ вѣрно въ цвѣтѣ лѣтъ, высокъ и статенъ?

Коль запятнать мою рѣшились честь,

На то у васъ причины вѣрно есть,

CLV.

Я думаю, онъ все же васъ моложе;

А если онъ шестидесяти лѣтъ,--

Вамъ, рыцарю, губить его за что же?

И ревновать причины даже нѣтъ.

(Воды, воды скорѣй!) Какъ горько, Боже,

Что скрыть нельзя рыданій грустный слѣдъ!

О, мать моя! могло ль тебѣ присниться,

Что съ извергомъ я буду вѣкъ томиться!.."

CLVI.

Къ Антоніи, прислужницѣ моей,

Быть можетъ ваша ревность ужъ готова

Придраться? Мы вѣдь спали вмѣстѣ съ ней;

Въ томъ, кажется, нѣтъ ничего дурного,

Я васъ прошу: стучитесь у дверей,

Когда ворваться вздумаете снова,

Чтобъ время дать, приличія любя,

Намъ что нибудь накинуть на себя!

CLVII.

Я кончила. Душевная тревога

Мѣшаетъ мнѣ всѣ счеты съ вами свесть;

Но ясно вамъ, какъ сердце можетъ много

Безропотно страданій перенесть...

Предъ совѣстью своей отвѣтить строго

Придется вамъ. Ея ужасна месть...

Мнѣ васъ не жаль,-- томитесь и страдайте!

(Антонія, платокъ скорѣй подайте!)"

CLVIII.

Она въ подушки бросилась; сквозь слезъ

Ея сверкали очи. Такъ порою

Дождь падаетъ при блескѣ вешнихъ грозъ.

Невольно поражая бѣлизною,

Изъ-подъ ея распущенныхъ волосъ

Сквозили плечи. Черною косою

Ихъ оттѣнялся блескъ еще сильнѣй,

Волненье говорить мѣшало ей.

CLIX.

Альфонсо былъ въ смущеніи. Сердито

Антонія шагала, гнѣвный взглядъ

На барина съ опѣшенною свитой

Бросая. Кто же былъ скандалу радъ?

Лишь прокуроръ, съ улыбкой ядовитой,

Не унывалъ: кто правъ, кто виноватъ --

Былъ для него вопросъ совсѣмъ неважный,--

Лишь о наживѣ думалъ плутъ продажный.

CLX.

Онъ зорко за Антоніей слѣдилъ,

Поднявши носъ и щуря глазъ лукаво;

Онъ счастье лишь въ процессахъ находилъ,

Не дорожа ничьею доброй славой;

Ни красоту, ни юность не цѣнилъ,

И по его понятьямъ были правы

Лишь тѣ, что ублажить съумѣли судъ,

Хотя бъ и ложь, и подкупъ были тутъ.

CLXI.

Злосчастный мужъ стоялъ совсѣмъ сконфуженъ

И былъ, конечно, жалокъ и смѣшонъ:

Фактъ преступленья не былъ обнаруженъ;

На сторонѣ жены стоялъ законъ;

Невинностью ея обезоруженъ,

Въ своей винѣ раскаивался онъ..

Растерянъ и въ смущеніи глубокомъ

Безмолвно онъ внималъ ея упрекамъ.

CLXII.

Онъ началъ извиняться передъ ней,

Но отъ нея напрасно ждалъ отвѣта,--

Лишь плакала она. Порой мужей

Такимъ путемъ сживаютъ жены съ свѣта;

Онъ Іова жену сравнилъ съ своей:

Не хуже той язвить умѣла эта.

"Мнѣ будетъ мстить вся женина родня",

Подумалъ онъ, поступокъ свой кляня.

CLXIII.

Пробормотать онъ словъ успѣлъ немного;

Антонія его прервала рѣчь,

Сказавъ: "скорѣй уйдите, ради Бога,

А то синьорѣ въ гробъ придется лечь!"

Она притомъ на всѣхъ взглянула строго.

Альфонсо, что хотѣлъ скандалъ пресѣчь

И мало пользы ждалъ отъ разговора,--

Ругнувъ жену, изъ спальни вышелъ скоро.

CLXIV.

За нимъ ушелъ и сонмъ его гостей,

Довольный тѣмъ, что кончилъ перебранку;

Лишь прокуроръ толкался у дверей;

Онъ думалъ, какъ бы дѣло наизнанку

Перевернуть ехидностью своей;

Его нахальство взорвало служанку,--

Она сутягу вытолкала вонъ,

Въ его лицѣ обидѣвши законъ.

CLXV.

О, грѣхъ и срамъ! Лишь всѣ исчезли... Что же?

Какъ тяжело мнѣ продолжать романъ!

Иль слѣпъ весь міръ и небо слѣпо тоже.

Что можетъ правды видъ принять обманъ?

Для женщины вѣдь честь всего дороже.

Я продолжаю нехотя. Жуанъ,

Лишь только двери запереть успѣли,

Почти лишенный чувствъ, вскочилъ съ постели.

CLXVI.

Онъ спрятанъ былъ; но это -- тщетный трудъ

Вамъ объяснять, какъ онъ отъ взоровъ скрылся;

Жуанъ былъ очень молодъ, гибокъ, худъ

И въ уголку постели пріютился;

Задохнуться легко онъ могъ бы тутъ;

Но еслибъ онъ и умеръ, я бъ стыдился

Его жалѣть: такъ слаще кончить путь,

Чѣмъ въ бочкѣ, словно Кларенсъ, утонуть.

CLXVII.

Жалѣть его не сталъ бы я, конечно,

И потому, что былъ преступенъ онъ.

Прелюбодѣйство осуждаютъ вѣчно

И нравственность, и церковь, и законъ.

Въ года любви относятся безпечно

Къ такимъ грѣхамъ, -- вѣдь бѣсъ тогда силенъ,--

Но въ старости, когда разсчетовъ время,

Какъ тяжело грѣховъ прошедшихъ бремя!

CLXVIII.

Изъ Библіи сравненіе я дамъ,

Что можетъ пояснить его мытарство:

Когда Давидъ изнемогалъ, врачамъ

Пришло на умъ престранное лѣкарство:

Они ему послали, какъ бальзамъ,

Красавицу и ожилъ онъ для царства;

Но иначе пріемъ былъ вѣрно данъ:

Хоть царь воскресъ, чуть не погибъ Жуанъ.

CLXIX.

Альфонсо возвратиться долженъ снова;

Ему гостей не долго проводить;

Бѣда опять обрушиться готова;

Что дѣлать, чтобъ опасность отвратить?

Ужъ близокъ день, а можно ль безъ покрова

Глубокой тьмы успѣшно тайну скрыть?

Антонія въ смущеніи молчала,

А Джулія Жуана обнимала.

CLXX.

Онъ волосы ей гладилъ. Ихъ уста

Сливались въ сладострастное лобзанье;

Въ тотъ сладкій мигъ влюбленная чета

Забыла и опасность, и страданья.

Но время уносилось, какъ мечта...

Антонія пришла въ негодованье:

"Намъ не до шутокъ!-- молвила она.--

Я, сударь, въ шкапъ васъ запереть должна.

CLXXI.

Бѣда еще виситъ надъ головою,

А вамъ на умъ идетъ одна любовь;

До смѣха ли? Какъ справитесь съ грозою,

Коль баринъ встрѣтитъ васъ, вернувшись вновь?

Все это пахнетъ шуткою плохою:

Того и жди, что будетъ литься кровь,--

Онъ васъ убьетъ, я мѣсто потеряю,

А барыня спасется ли -- не знаю.

CLXXII.

Сударыня, я, право, вамъ дивлюсь!

(Прошу идти скорѣй!) Соблазна много

Въ мужчинѣ зрѣлыхъ лѣтъ, но что за вкусъ

Къ смазливому ребенку! (Ради Бога

Проворнѣе влѣзайте!) Я боюсь,

Что баринъ насъ накроетъ. Вотъ тревога!

(До утра потерпите какъ нибудь,

А тамъ... Да вы не вздумайте заснуть!)"

CLXXIII.

Тутъ Донъ Альфонсо прервалъ назиданья

Антоніи, войдя на этотъ разъ

Совсѣмъ одинъ. Онъ распустилъ собранье

И ей велѣлъ, немедля, скрыться съ глазъ..*

Могли ль теперь помочь ея старанья?

Какъ не исполнить данный ей приказъ?

И вотъ, взглянувъ на барина нахально,

Она, задувъ свѣчу, ушла изъ спальной.

CLXXIV.

Онъ помолчалъ немного и потомъ

Пустился въ извиненья: онъ сознался,

Что предъ женою виноватъ кругомъ

И что совсѣмъ онъ въ дуракахъ остался,

Сказавъ, что клевета виновна въ томъ;

Но до причинъ поступка не касался,

И рѣчь его, пустой и жалкій вздоръ,

Была лишь фразъ безсмысленныхъ подборъ.

CLXXV.

Жена молчитъ, хотя отвѣтить ловко

Она могла бъ и мужа осадить.

(У женщинъ есть особая сноровка,

Чтобъ изъ воды сухими выходить.

Надъ мужемъ верхъ всегда беретъ плутовка,--

Ей развѣ трудно въ ходъ и ложь пустить?

За связь одну жена упреки ль слышитъ --

Ихъ мужу три она сейчасъ припишетъ).

CLXXVI.

Дѣйствительно, она бъ легко могла

Супруга пристыдить преступной связью

Съ Инессою,-- вѣдь эта связь была

Извѣстна всѣмъ; смѣшать Альфонсо съ грязью

Ей, можетъ быть, стыдливость не дала...

(Но впрочемъ нѣтъ,-- пропуститъ ли оказью

Жена язвить супруга!), Можетъ-быть,

Хотѣлось ей для сына мать щадить.

CLXXVII.

Еще могла другая быть причина:

Изъ ревности Альфонсо поднялъ шумъ,

Но никого онъ, съ хитростью змѣиной,

Не назвалъ; можетъ быть, и наобумъ

Онъ дѣйствовалъ; отъ матери до сына

Дойти легко (хитеръ ревнивый умъ!);

А потому, чтобъ имя скрыть счастливца,

Она безмолвно слушала ревнивца.

CLXXVIII.

Намекъ одинъ, и обнаруженъ фактъ,

Что надо скрыть; въ минуту затрудненья

Почти всегда спасаетъ женщинъ тактъ.

(Для рифмы только это выраженье

Я въ ходъ пускаю). Съ правдою контрактъ

Зачѣмъ имъ заключать? Воображенье

Имъ замѣняетъ истину собой;

Къ тому жъ онѣ такъ мило лгутъ порой.

CLXXIX.

Мы вѣримъ имъ, когда стыдливой краски

На ихъ ланитахъ виденъ легкій слѣдъ.

Къ чему борьба? Слезой заблещутъ глазки,

И для борьбы у насъ ужъ силы нѣтъ.

Сознаюсь въ томъ, неотразимы ласки,--

Къ чему же споръ? У дамъ всегда отвѣтъ

На все готовъ; имъ здравый смыслъ не нуженъ:

Признай ихъ власть, затѣмъ... садись за ужинъ,

CLXXX.

Прощенья мужъ просилъ. Жена нашла,

Что лучше миръ, и. тайный гнѣвъ скрывая,

Окончить брань согласіе дала.

Но на него эпитимья большая

Супругою наложена была:

Съ нимъ сходенъ былъ Адамъ, лишенный рая.

Онъ не жалѣлъ ни просьбъ, ни нѣжныхъ словъ --

Вдругъ... наступилъ на пару башмаковъ. .

CLXXXI.

Что жъ въ башмакахъ? Какое въ нихъ значенье?

Онъ вѣрно ничего бы не сказалъ,

Да въ немъ проснулись страшныя сомнѣнья:

Мужскіе башмаки онъ въ нихъ призналъ.

(Я чуть дышу отъ страха и волненья!)

Ихъ въ бѣшенствѣ Альфонсо въ руки взялъ

И, убѣдившись въ вѣрности догадки,

За шпагою помчался безъ оглядки.

CLXXXII.

Къ Жуану въ страхѣ бросилась она,

Шепнувъ ему; "скорѣй спасаться надо!

Отъ дома дверь едва притворена.

По лѣстницѣ спустись, Вотъ ключъ отъ сада.

Ты проскользнуть успѣешь. Ночь темна;

Прохожихъ нѣтъ; все тихо за оградой;

Ты скроешься во тьмѣ. Бѣги, бѣги!..

Я слышу мужа гнѣвнаго шаги!"

CLXXXIII.

Совѣтъ недуренъ былъ, все вѣрно это,

Да слишкомъ поздно былъ онъ принесенъ.

(Такъ опытность дается намъ въ тѣ лѣта,

Когда ужъ насъ не тѣшитъ счастья сонъ).

Еще прыжокъ -- и возлѣ кабинета

Жуанъ спастись бы могъ. Къ несчастью, онъ

Столкнулся впопыхахъ съ Альфонсо ярымъ

И съ ногъ его свалилъ однимъ ударомъ.

CLXXXIV.

Потухла принесенная свѣча.

Антонія и Джулія въ испугѣ

По комнатѣ забѣгали, крича;

Но, какъ на грѣхъ, не появлялись слуги.

Отъ бѣшенства, какъ дикій звѣрь рыча,

Альфонсо жаждалъ мщенья; отъ натуги

И отъ борьбы Жуанъ разсвирѣпѣлъ,

Быть жертвою онъ вовсе не хотѣлъ.

CLXXXV.

Альфонсо совершенно растерялся;

Упавъ, онъ шпагу выронилъ изъ рукъ

И только кулаками защищался.

Когда бы на нее наткнулся вдругъ

Жуанъ,-- въ живыхъ не долго бы остался

Злосчастный и озлобленный супругъ...

О, женщины! какъ часто ваша страстность

Влюбленныхъ въ васъ сулитъ одну опасность!..

CLXXXVI.

Жуанъ, чтобы скорѣе кончить бой,

Схватилъ врага въ желѣзныя объятья...

У Донъ Альфонсо изъ носу струей

Кровь брызнула отъ этого пожатья;

Ударомъ довершилъ онъ подвигъ свой

И вырвался на волю, бросивъ платья,

Какъ нѣкогда Іосифъ. Сходство съ нимъ

Лишь этимъ выражается однимъ.

CLXXXVI1.

Вотъ слуги освѣтили мѣсто схватки...

Безъ чувствъ лежала Джулія, блѣдна,

Какъ смерть сама; Антонія въ припадкѣ;

Альфонсо, весь избитый, у окна

Стоялъ дрожа. Лохмотья въ безпорядкѣ

Вездѣ валялись; кровь была видна...

Тѣмъ временемъ Жуанъ, калитку сада

Толкнувъ проворно, скрылся за оградой.

CLXXXVIII.

Я кончилъ пѣснь. Зачѣмъ вамъ объяснять,

Въ какомъ ужасномъ видѣ, скрытый тьмою,

Что всякій грѣхъ готова поощрять,

Жуанъ пришелъ домой? Отъ васъ нескрою,

Что вся Севилья стала толковать

Объ этомъ происшествіи. Съ женою

Супругъ рѣшилъ покончить чрезъ разводъ,

И вотъ процессъ пустилъ Альфонсо въ ходъ.

CLXXXIX.

Имъ занялась вся англійская пресса;

Во всѣхъ газетахъ можете прочесть

Подробности скабрезнаго процесса;

На этотъ счетъ редакцій много есть,

Что, безъ сомнѣнья, полны интереса,

Хоть всѣхъ ихъ разнорѣчій и не счесть;

Однако жъ лучше всѣхъ отчетъ Гернея,

Что ѣздилъ въ судъ, чтобъ все узнать вѣрнѣе.

СХС.

Инесса, чтобы Божій гнѣвъ отвлечь

Отъ сына за скандалъ, имъ учиненный,

Дала обѣтъ (обѣтомъ пренебречь

Она была не въ силахъ!) предъ Мадонной --

Во всѣхъ церквахъ поставить массы свѣчъ.

Затѣмъ, чтобъ шумъ, процессомъ возбужденный,

Немного стихъ и сыну дать вздохнуть,

Отправила его въ далекій путь.

СХСІ.

Чтобы Жуанъ свои исправилъ нравы,

Онъ посланъ былъ въ далекіе края,

Въ надеждѣ той, что новыя забавы,

Его душѣ невинной миръ даря,

Убьютъ въ немъ страсти жгучія отравы.

А Джулія въ стѣнахъ монастыря

Влачила вѣкъ унылый. Вотъ посланье,

Что выяснитъ вполнѣ ея страданья:

CXCII.

"Вы ѣдете; такъ надо, можетъ быть...

Я жертвой остаюсь; но сердца муку

Я не хочу, не въ силахъ даже скрыть;

Свои права теряю я съ разлукой;

Возможно ли сильнѣй меня любить?

Волненье въ дрожь мою приводитъ руку.

Но не ищите слезъ унылый слѣдъ:

Мои глаза горятъ, но слезъ въ нихъ нѣтъ.

СХСІІІ.

Все въ жертву принесла я; васъ любила,

Люблю еще,-- чиста любовь моя;

Какъ свѣтлый сонъ, прошедшее мнѣ мило;

Мнѣ жертвъ не жаль; пусть свѣтъ клеймитъ меня:

Свою вину давно я осудила

И, каясь, не оправдываюсь я.

Не ждите просьбъ; зачѣмъ теперь упреки?

Но я томлюсь, и льются эти строки-

СХСІѴ.

Вся наша жизнь любви посвящена;

Она жъ для васъ минутная забава

Минутной вспышки. Ваша жизнь полна

Заботъ, тревогъ; вы гонитесь за славой,

Вы ищете борьбы; не зная сна,

Порою честолюбія отравы

Вкушаете; а намъ дана лишь страсть, --

Надъ женщиной ея всесильна власть.

СХСѴ.

Еще не разъ любви взаимной сладость

И нѣжность ласкъ придется вамъ вкусить,

Со мной же на землѣ простилась радость;

Страдать могу, но не могу забыть.

Въ слезахъ, въ тоскѣ моя увянетъ младость.

Прощайте же! Напрасно, можетъ быть,

Но васъ прошу любить меня, какъ прежде;

Пусть давитъ скорбь -- все мѣсто есть надеждѣ.

CXCVI.

Я не имѣла, не имѣю силъ

Бороться съ сердцемъ. Да, борьба напрасна,--

Могу ль умѣрить я душевный пылъ?

Дыханью бурь теченье волнъ подвластно;

Моей душѣ одинъ лишь образъ милъ,

Къ одной мечтѣ я рвуся думой страстной.

Такъ пунктъ одинъ, все къ сѣверу стремясь,

Указываетъ стрѣлкою компасъ.

СХСѴІІ.

Все сказано, а кончить жаль посланье.

Я вся горю; дрожитъ моя рука;

Разбита грудь; въ душѣ одно страданье;

Не убиваетъ горькая тоска,

Коль пережить минуту разставанья

Могла я. Смерть глуха къ мольбамъ. Пока

Въ груди моей все сердце будетъ биться,

Я буду, васъ любя, за васъ молиться!"

CXCVIII.

Короною украшенный листокъ,

Съ обрѣзомъ золотымъ, она избрала

Для начертанья этихъ нѣжныхъ строкъ;

Печатая письмо, она сдержала

Горючихъ слезъ нахлынувшій потокъ.

Красивая печать изображала

На сургучѣ геліотропъ въ цвѣту

Съ такимъ девизомъ: "Elle vous suit partout".

СХСІХ.

Вотъ первое Жуана приключенье,

Читатели! Теперь покину васъ.

Когда услышу ваше одобренье,

Со временемъ продолжу свой разсказъ.

(Увы! толпы непостоянно мнѣнье,--

Она капризна; ладить съ ней подчасъ

Не легкій трудъ.) Коль вы довольны мною,

Опять вернусь я къ своему герою.

СС.

Я написать хочу двѣнадцать книгъ;

Моя поэма будетъ эпопея.

Не мало опишу въ стихахъ моихъ

Картинъ и сценъ; предъ властью не робѣя,

И королей не пощадитъ мой стихъ.

Беря во всемъ примѣръ съ пѣвца Энея,

Геенну воспою. Свой трудъ назвавъ

Эпическимъ, какъ видите. я правъ.

CCI.

Все изложу я съ соблюденьемъ правилъ,

Что Аристотель издалъ какъ законъ.

Онъ на ноги поэтовъ часто ставилъ,

Но и глупцовъ не мало создалъ онъ.

Иныхъ поэтовъ бѣлый стихъ прославилъ,

А я въ куплеты съ риѳмами влюбленъ.

Не въ инструментѣ, а въ артистѣ дѣло.

Мой планъ готовъ,-- за трудъ примуся смѣло.

ССІІ.

Есть разница, однако, между мной

И бардами эпическихъ твореній;

Я не пойду избитою тропой

И въ этомъ я достоинъ предпочтенья.

Но не одною этою чертой

Надѣюсь заслужить я одобренье:

Разсказъ ихъ лживъ съ начала до конца;

Не лучше ль трудъ правдиваго пѣвца?

ССІІІ.

Что я правдивъ, не сомнѣвайтесь въ этомъ;

Грѣшно меня въ неправдѣ укорять;

Не вѣрите -- къ журналамъ и газетамъ

Вы обратитесь: имъ нельзя солгать.

Не разъ и музыкантамъ, и поэтамъ

Жуана приходилось воспѣвать,

И вся Севилья видѣла со мною,

Какъ онъ погибъ, похищенъ сатаною.

ССІѴ.

Когда бъ разстался съ музой я своей

И къ прозѣ обратился, я бъ оставилъ

Для назиданья рядъ заповѣдей,

Которыми себя бы я прославилъ,

Всѣхъ изумилъ бы смѣлостью идей.

Благодаря собранью этихъ правилъ,

Поэтамъ я открылъ бы новый путь,--

Совсѣмъ хоть Аристотеля забудь!

ССѴ.

Вѣрь въ Мильтона и Попа! Безъ вниманья

Вордсворта, Соути, Кольриджа оставь!

Читать ихъ вирши -- просто наказанье;

Господь тебя отъ этого избавь...

Бороться съ Краббомъ -- тщетное старанье;

Чти Роджерса, а Кемпбеля не славь;

Хоть Мура сладострастьемъ дышитъ муза"

Съ ней не ищи грѣховнаго союза.

CCVI.

Съ поэтомъ Сотби сходства не ищи;

Изъ зависти не говори, что гадки

Его стихи; смотри, не клевещи!

(Есть дамы, что на это очень падки).

Пиши, какъ я велю, и не взыщи,

Коль на тебя посыплются нападки

За то, что не согласенъ ты со мной;

Смирись иль гнѣвъ ты испытаешь мой!

CCVII.

Не думайте, что правиламъ морали

Я чуждъ. Покуда не задѣлъ я васъ,

Не поднимайте шума. Если бъ стали

Поэму, безпристрастія держась,

Разсматривать,-- такой упрекъ едва ли

Я бъ заслужилъ. Порой игривъ разсказъ,

Но все же я моралью строгой связанъ

И будетъ грѣхъ въ концѣ труда наказанъ.

CCVIII.

Найдетъ ли кто, меня не ставя въ грошъ,

Впадая непонятно въ заблужденье,

Что планъ моей поэмы нехорошъ

И что мое безнравственно творенье,--

Духовному скажу я: это -- ложь;

Но если одного съ нимъ будетъ мнѣнья

Иль храбрый воинъ, или критикъ злой,--

Скажу, что взглядъ ошибоченъ такой.

ССІХ.

Нельзя не похвалить мои октавы,--

Въ нихъ цѣлый ворохъ нравственныхъ идей;

Учу шутя, мораль смѣшавъ съ забавой.

(Кладутъ въ лѣкарства сахаръ для дѣтей).

Гоняся за эпическою славой,

Журналу "Brittisch" бабушки моей

Я взятку далъ, чтобъ заслужить хваленья

И тѣхъ, что вѣрятъ лишь въ чужія мнѣнья.

ССХ.

Издателю пришлось мнѣ заплатить

Не мало. Мнѣ, любезно отвѣчая,

Онъ обѣщалъ стихи мои хвалить.

Не удивитъ угодливость такая...

А если станетъ онъ меня бранить,

Потоки меда жолчью замѣняя,

И поднесетъ мнѣ грозный приговоръ,--

Скажу ему, что онъ -- презрѣнный воръ.

ССХІ.

Благодаря "священному союзу",

Что заключилъ я, не боюся бѣдъ

И за свою не опасаюсь музу.

Мнѣ до другихъ изданій дѣла нѣтъ.

Я на себя не принималъ обузу --

Протекцію искать другихъ газетъ;

Къ тому жъ отъ нихъ напрасно ждать пощады,

Лишь только ихъ не раздѣляешь взгляды.

CCXII.

Я повторять съ Гораціемъ готовъ:

Non ego hoc ferrem Calida juventa

Consule Planco. Приведенныхъ словъ

Вотъ смыслъ: когда путь жизненный, какъ лента,

Передо мной лежалъ и свѣтлыхъ сновъ

Я видѣлъ рой; когда струилась Брента

Далеко отъ меня,-- и бодръ, и смѣлъ,

Всѣ отражать удары я умѣлъ.

CCXIII.

Теперь простилась молодость со мною;

Мнѣ тридцать лѣтъ, а я и сѣдъ, и хилъ.

Прожилъ еще я раннею весною

Все лѣто дней моихъ. Во мнѣ остылъ

Душевный жаръ; я сознаю съ тоскою,

Что для борьбы ужъ не имѣю силъ;

Всѣ блага расточивъ съ безумствомъ мота,

Теперь дошелъ я съ жизнью до разсчета.

ССХІѴ.

Больное сердце вновь не оживетъ,--

Оно тоской глубокою объято;

Безъ свѣтлыхъ грезъ тяжеле жизни гнетъ,

Надежда улетѣла безъ возврата;

Съ цвѣтовъ и я сбиралъ, какъ пчелы, медъ.

Ужель въ цвѣтахъ нѣтъ больше аромата?

О, нѣтъ, все свѣжъ и все душистъ цвѣтокъ,

Но для другихъ хранитъ свой сладкій сокъ.

ССХѴ.

Я только сердцемъ жилъ, но безъ пощады

Его разбила жизнь. Прости любовь!

За муки отъ судьбы не жду награды.

Былые сны мнѣ не волнуютъ кровь.

Источникомъ проклятій и отрады,

О, сердце! для меня не будешь вновь.

Мнѣ опытность собою замѣнила

Рой свѣтлыхъ грезъ, но жизнь мнѣ отравила.

ССХѴІ.

Прошла моя цвѣтущая весна:

Ни женщины, ни дѣвушки, ни вдовы

Не могутъ моего тревожить сна;

Не для меня святой любви оковы...

Я не могу, какъ прежде, пить вина

И долженъ обратиться къ жизни новой...

Чтобъ какъ нибудь еще грѣшить я могъ,

Не выбрать ли мнѣ скупость, какъ порокъ?

ССХѴІІ.

До дна испилъ я чашу наслажденья,

И что жъ?-- меня не манитъ жизни пиръ;

Въ душѣ одни тревоги и сомнѣнья;

Я говорю, какъ Бэкона кумиръ:

"Неудержимо времени теченье".

Я молодость сгубилъ и сердца миръ,--

Ихъ воскресить я не имѣю власти!

Мой умъ сгубили риѳмы, сердце -- страсти.

CCVIII.

Что слава?-- жалкій звукъ, пустой обманъ.

Она сходна съ высокою горою;

Гора крута, а наверху туманъ.

Хоть часто смерть она несетъ съ собою,

Не мало причиняя жгучихъ ранъ,--

За нею люди гонятся толпою..,

Что жъ остается?-- жалкій шумъ газетъ,

Негодный бюстъ или плохой портретъ.

ССХІХ.

Когда жъ въ обманъ надежды не вводили?

Хеопсъ, гордяся славою своей,

Чтобъ царскій прахъ столѣтья пощадили,

Воздвигнулъ пирамиду-мавзолей.

Когда вошли въ гробницу, даже пыли

Отъ муміи не сохранилось въ ней.

Возможно ль намъ укрыться отъ забвенья,

Когда и самъ Хеопсъ сталъ жертвой тлѣнья?

CCXX.

Философа я все твержу слова:

"Гдѣ жизнь цвѣтетъ, тамъ для нея оковы

Готовитъ смерть. Мы, смертные, трава,

Что въ сѣно превращаетъ рокъ суровый.

Хотя бъ могла явиться юность снова,

Все не утратитъ смерть свои права.

Будь благодаренъ, что не прожилъ хуже,

Молись, а свой карманъ держи потуже".

ССХХІ.

Милѣйшій покупщикъ моихъ стиховъ,

Почтенный мой читатель, на прощанье

Тебѣ я руку жму безъ лишнихъ словъ!

Коль мы поймемъ другъ друга -- до свиданья;

А если нѣтъ, поэму я готовъ

Не дописать. Достоинъ подражанья

Такой примѣръ; но, къ горю твоему,

Не многіе послѣдуютъ ему.

ССХХІІ.

"Лети, мой трудъ! Подъ свѣтлою звѣздою

Ты родился и принесешь мнѣ честь;

Не скоро свѣтъ разстанется съ тобою."

Коль Вордсвортъ сталъ понятенъ, если есть

Читатели у Соути,-- съ похвалою

Свои стихи могу я перечесть...

Стихи въ ковычкахъ -- Соути: это знайте,--

Съ моими ихъ, прошу васъ, не смѣшайте.