I.
Ахъ! Что должно тутъ слѣдовать -- не знаю;
Но пусть меня сомнѣнье не смутитъ:
Все а propos; итакъ я продолжаю,
Какъ будто мысль, свободная летитъ
Само собой. Вся наша жизнь земная
Изъ междометій разныхъ состоитъ:
Въ ней "ха, ха, ха!и иль "охъ!" -- печаль иль радость --
Но "тьфу" вѣрнѣй рисуетъ эту гадость
II.
Все это вмѣстѣ -- лишь волненья слѣдъ;
Волненье -- пѣна жизненнаго моря
И въ маломъ видѣ вѣчности портретъ;
Оно насъ оживляетъ, съ скукой споря,
И, часто отстраняя чашу бѣдъ,
Даруетъ намъ блаженство вмѣсто горя.
Когда оно сродняется съ душой,--
Успѣшно свѣтъ бороться можетъ съ тьмой.
III.
Отраднѣй волноваться, чѣмъ подъ маской
Скрывать слѣды томящихъ насъ тревогъ.
Все затемнять фальшивою окраской
Привыкли мы, и въ сердцѣ уголокъ
Всегда есть для притворства. Правда сказкой
Намъ кажется. Отъ истины далекъ
Лукавый свѣтъ, и потому понятно,
Что ложь хвалить ему всегда пріятно.
IV.
Возможно ль позабыть минувшихъ дней
Погибшія мечты и увлеченья?
Не вычеркнуть изъ памяти своей
Былые сны и прошлыя волненья;
Хоть Лета умѣряетъ пылъ страстей,
Все жъ не даритъ намъ полнаго забвенья.
Порой нашъ кубокъ полнъ -- и что же?-- въ немъ
Всегда осадокъ времени найдемъ.
V.
Что жъ до Любви касается мятежной...
Но къ Аделинѣ вновь вернуся я;
Не правда ли, какъ имя это нѣжно?
(Есть музыка въ журчаніи ручья
И въ колыханьи заросли прибрежной;
Гармоніи полна природа вся;
Объ этомъ лишь одни глухіе спорятъ:
Мелодьямъ сферъ земные звуки вторятъ).
VI.
Увы! опаснымъ лэди шла путемъ!
Вѣдь женщины не знаютъ твердыхъ правилъ,
И многія изъ нихъ сходны съ виномъ
Испорченнымъ. Кого втупикъ не ставилъ
Обманчивый ярлыкъ? Мечтой влекомъ,
Прекрасный полъ когда же не лукавилъ?
Броженіе до старости -- законъ
Не только для вина, но и для женъ.
VII.
Когда съ виномъ сравню я Аделину,
Въ такомъ винѣ былъ лучшихъ гроздій
По чистотѣ алмазу иль рубину !
Красавицу я бъ уподобить могъ;
Сатурнъ и тотъ сгибалъ предъ нею спину,
А онъ для всѣхъ безжалостенъ и строгъ;
На свѣтѣ нѣтъ счастливѣй кредитора:
Онъ въ должникѣ найти не можетъ вора!
VIII.
О, смерть! ты кредиторъ лукавый нашъ!
Ты робко въ нашу дверь стучишь сначала,
Какъ знатныхъ баръ боящійся торгашъ;
Затѣмъ стучишь сильнѣй; терпѣнья мало
Тебѣ дано; пощады ты не дашь,
Когда тебѣ прійти пора настала;
Людскія просьбы ты не ставишь въ грошъ:
Тебѣ лишь милъ немедленный платежъ.
IX.
Все въ плѣнъ бери, но сжалься надъ красою!
Она рѣдка, а ты по горло сытъ
И безъ нея. Она грѣшитъ порою,
Такъ что жъ?-- ей потому и нуженъ щитъ.
Обжорливый скелетъ! весь міръ тобою
Порабощенъ; умѣрь свой аппетитъ!
Героевъ пожирай съ зловѣщей силой,
Но красоту цвѣтущую помилуй!
X.
Какой-нибудь мечтой увлечена,
Дурныхъ страстей не признавая жгучесть,
Ей лэди Аделина, грезъ полна,
Всецѣло отдавалась. Это участь
Восторженныхъ натуръ. Притомъ она,
Держась надменно, вѣрила въ живучесть
Тѣхъ правилъ, что ведутъ на правый путь;
Однимъ добромъ ея дышала грудь.
XI.
Молва, газета сплетенъ, протрубила
О похожденьяхъ юноши; и что жъ?
Не разсердилась лэди; дамамъ мило
Порою то, что насъ приводитъ въ дрожь;
Но многое въ Жуанѣ измѣнила
Жизнь въ Англіи. Съ Алкивіадомъ схожъ,
Онъ въ край чужой не шелъ съ своимъ уставомъ
И примѣняться могъ ко всякимъ нравамъ.
XII.
Онъ увлекалъ, не думая увлечь,
Привѣтливою искренностью тона;
Безъ вычуровъ его лилася рѣчь;
Онъ изъ себя не корчилъ Купидона,
Который хочетъ всѣ сердца привлечь,
Не вѣря, что возможна оборона.
Мечтая о побѣдахъ, фатъ пустой
Лишь думаетъ, что съ нимъ немыслимъ бой.
XIII.
Но можетъ ли къ успѣху тонъ нахальный
Кого-нибудь привесть? Прямой отказъ --
Вотъ способа такого плодъ печальный!
Жуанъ былъ чуждъ искусственныхъ прикрасъ,
Къ тому жъ имѣлъ онъ голосъ музыкальный;
Изъ стрѣлъ, что ловко бѣсъ пускаетъ въ насъ,
Неотразимѣй всѣхъ пріятный голосъ.
Гдѣ дама, что успѣшно съ нимъ боролась?
XIV.
Жуана не испортила среда;
Хоть робокъ не былъ онъ, но видно было,
Что ложь ему противна и чужда;
Казался скромнымъ онъ, а скромность -- сила;
Она, какъ добродѣтель иногда,
Въ себѣ самой награду находила.
Отсутствіе претензій краситъ всѣхъ
И часто въ даръ приноситъ намъ успѣхъ.
XV.
Въ весельи тихъ, безъ лести милъ, онъ ловко
Всѣ слабости людскія примѣчалъ,
Скрывая то съ искусною сноровкой.
Онъ съ гордыми былъ гордъ и цѣну зналъ
Себѣ и имъ. Картинной позировкой
Морочить свѣтъ онъ вовсе не желалъ
И шелъ впередъ, не увлеченъ мечтою
Первенствовать надъ чопорной толпою.
XVI.
Для дамъ же мой герой былъ сущій кладъ:
Онъ съ ихъ всегда соображался мнѣньемъ
И взглядамъ ихъ былъ подчиняться радъ;
Онѣ живутъ однимъ воображеньемъ,
Ему жъ предѣловъ нѣтъ... но verbum sat.
Давая ходъ своимъ "Преображеньямъ",
Имъ нипочемъ и Санціо затмить.
Кто скажетъ намъ, чѣмъ ихъ умѣрить прыть?
XVII.
Глядя на міръ сквозь грань условной призмы,
Легко въ ошибку впасть, а, оступясь
Надъ бездною, стремглавъ несемся внизъ мы.
Въ такой бѣдѣ спасетъ ли опытъ насъ?
Философовъ безцѣнны афоризмы,
Но голосъ мудрецовъ--"въ пустынѣгласъ":
Глупцамъ пойти не могутъ впрокъ уроки,
Которыхъ имъ невнятенъ смыслъ глубокій.
XVIII.
Великій Бэконъ, Локкъ и ты, Сократъ!
Какъ люди васъ за трудъ вознаграждали?
Какихъ ты удостоился наградъ,
Божественный Учитель, чьи скрижали
Надъ міромъ словно свѣточи горятъ?
Не разъ твое ученье искажали,
Чтобъ зло творить. Примѣровъ много есть,
Но въ цѣломъ томѣ ихъ не перечесть.
XIX.
Моя скромнѣе роль; я съ возвышенья
Слѣжу за тѣмъ, что можетъ видѣть глазъ;
Затѣмъ вношу въ поэму наблюденья,
За славою нисколько не гонясь.
Мои стихи текутъ безъ затрудненья,
И я пишу безъ вычуръ и прикрасъ,
Какъ сталъ бы разговаривать я съ другомъ,
Гуляя съ нимъ и пользуясь досугомъ.
XX.
Большой талантъ не нуженъ, чтобъ писать
Шутливый вздоръ; все жъ трудъ мой не безплоденъ;
Къ тому жъ люблю порою поболтать;
Хотя мой стихъ игривъ и сумасброденъ --
Подобострастья въ немъ не отыскать;
Пою, съ импровизаторами сходенъ,
И все, что мнѣ порой взбредетъ на умъ,
Вношу въ октавы я безъ дальнихъ думъ.
XXI.
"Omnia vult belle Matho dicere -- die aliquando"...
И прочее,-- какъ молвилъ Марціалъ
Но глупость превратитъ ли въ умъ команда?
Бездарности воздвигнутъ пьедесталъ,
И для того нужна ли пропаганда,
Чтобъ родъ людской нелѣпости болталъ?
Безъ глупыхъ фразъ прожить не можетъ свѣтъ:
Я жъ былъ бы радъ тотъ примѣнить совѣтъ.
XXII.
Могу ль нагляднѣй скромность проявить?
Но въ скромности я черпаю значенье
И силу, хоть умѣю гордымъ быть.
Ужасно разрослось мое творенье...
Когда бъ хотѣлъ я деспотизму льстить
И слушаться зоиловъ -- безъ сомнѣнья,
До крайности я бъ трудъ свой обкорналъ,
Но не сдаюсь: борьба -- мой идеалъ.
XXIII.
Къ тому жъ всегда я защищаю бѣдныхъ
И слабыхъ; но случись паденье тѣхъ,
Что давятъ міръ теперь въ вѣнкахъ побѣдныхъ,
Я измѣнилъ бы фронтъ; пускай мой смѣхъ
Язвить бы сталъ позоръ пигмеевъ вредныхъ --
Ихъ защищать не счелъ бы я за грѣхъ.
Я всякой тираніи врагъ заклятый,
Хотя бы и царили демократы.
XXIV.
Я былъ бы славнымъ мужемъ, но -- увы!--
Теперь о томъ не можетъ быть и рѣчи...
О, цѣпи брака, мнѣ знакомы вы!
Постричься бъ могъ, но манятъ жизни сѣчи;
Къ тому жъ ломать не сталъ бы головы
Надъ риѳмами, грамматику калѣча,
Когда бъ во время оно злой зоилъ
Знакомства съ музой мнѣ не запретилъ.
XXV.
Laissez aller! Пусть воспѣваетъ лира
Встрѣчающихся рыцарей и дамъ!
Нужна ль тутъ помощь мужа изъ Стагира
Иль Лонгина? Не выходить изъ рамъ
Должна, однако жъ, всякая сатира,
И не легко условнымъ нравамъ намъ
Придать какое надо освѣщенье,
При этомъ обобщая исключенья!
XXVI.
Насъ жизнь гнететъ условностью своей;
Когда-то люди создавали нравы,
Теперь же нравы создаютъ людей;
Ихъ съ овцами сравнивъ, мы будемъ правы.
Всѣ люди межъ собою съ дѣтскихъ дней
Вполнѣ сходны. Ждать можете ль добра вы
Отъ новыхъ описаній старыхъ лицъ,
Когда однообразью нѣтъ границъ?
XXVII.
Идти не все жъ прійдется степью голой.
Итакъ, впередъ! О, муза, ты порхай,
Когда летать не можешь; будь тяжелой
Иль ѣдкою (министрамъ подражай),
Коль дивные тебѣ чужды глаголы!
Непочатой еще отыщемъ край.
При помощи флотильи небогатой
Америку открылъ Колумбъ когда-то.
XXVIII.
Участье Аделины съ каждымъ днемъ
Къ Жуану все росло. Ея волненье
Отчасти виновато было въ томъ,
Отчасти же и друга положенье.
Казалось ей, невинность дышитъ въ немъ,
Что и невинность вводитъ въ искушенье.
Не любятъ дамы жалкихъ полумѣръ,
И Аделина въ томъ дала примѣръ.
XXIX.
И вотъ она, любя его какъ брата,
Рѣшилась дать ему благой совѣтъ.
(За лучшіе лишь благодарность плата:
Дешевле на землѣ товара нѣтъ!)
Заботливостью нѣжною объята,
Она, обдумавъ тщательно предметъ,
Дала совѣтъ жениться Донъ Жуану,
Чтобъ разомъ положить конецъ роману.
XXX.
Жуанъ сказалъ, что бракъ глубоко чтитъ
И былъ бы радъ сродниться съ жизнью новой,
Но Аделинѣ выставилъ на видъ,
Что съ нимъ судьба обходится сурово,
Что та, къ которой страстью онъ горитъ,
Къ несчастію, давно жена другого,
Возможно ли, чтобъ онъ сгубилъ себя
И въ бракъ вступилъ, подругу не любя?
XXXI.
Свою судьбу устроивъ чрезъ интриги,
Затѣмъ судьбу дѣтей, сестеръ, кузинъ,
И размѣстивъ ихъ какъ на полкѣ книги,
Всѣ женщины охотно на мужчинъ
Накладываютъ брачныя вериги,
Устраивая свадьбы; нѣтъ причинъ
Ихъ осуждать за то: хоть бракъ и страшенъ,
Но онъ спасаетъ насъ отъ грѣшныхъ шашенъ.
XXXII.
У всякой дамы свадьбы планъ готовъ --
Вѣдь жениховъ не мало на примѣтѣ!
(Не тѣшатъ свадьбы только старыхъ вдовъ
И старыхъ дѣвъ). Забота дамы: въ сѣти
Поймать холостяка -- и бракъ готовъ!
Въ восторгѣ всѣ, но сколько видятъ въ свѣтѣ,
Благодаря супружествамъ такимъ,
И мелодрамъ, и жалкихъ пантомимъ!
XXXIII.
У дамъ подобныхъ, кстати мы замѣтимъ,
Всегда женихъ богатый припасенъ;
Какъ возятся онѣ съ счастливцемъ этимъ!
Лордъ Джорджъ хорошъ; недуренъ и сэръ Джонъ.
Гдѣ счастье этихъ лицъ въ виду имѣть имъ!
Лишь былъ бы бракъ скорѣе заключенъ;
Что жъ,-- отъ грѣха счастливый мужъ отпрянетъ,
А дѣло за невѣстами не станетъ.
XXXIV.
У этихъ дамъ запасъ невѣстъ не малъ;
Для одного богатую дѣвицу
Готовятъ; для другого -- идеалъ
Невинности, для этого -- пѣвицу...
Одну невѣсту краситъ капиталъ,
Другую -- связи; третья же столицу
Своими совершенствами дивитъ,
Не увлекаться ею просто стыдъ!
XXXV.
Извѣстный Раппъ, супружество не чтущій,
Колонію сектантовъ основалъ,
И стала та колонія цвѣтущей.
Скажите -- развѣ это не скандалъ?
Въ безбрачьи жизнь влачить не грѣхъ ли сущій?
Колонію "Согласьемъ" онъ назвалъ.
Какой абсурдъ! замѣчу безъ прикрасъ я;
Гдѣ брака нѣтъ -- смѣшно искать согласья.
XXXVI.
Онъ вѣрно посмѣяться лишь хотѣлъ
Надъ бракомъ и согласьемъ, такъ сурово
Ихъ раздѣливъ. Я вовсе не имѣлъ
Намѣренья трунить надъ сектой новой;
Завиденъ и блестящъ ея удѣлъ.
Религія и нравственность основой
Ей служатъ. Не надъ ней смѣялся я,--
Названья лишь ея хвалить нельзя.
XXXVII.
Но съ Раппомъ несогласны тѣ матроны,
Которыя, надъ Мальтусомъ смѣясь,
Лишь размноженья чествуютъ законы;
Ихъ торжество приводитъ въ трепетъ насъ;
Вы эмигрантовъ слышите ли стоны?
Вотъ результаты размноженья массъ.
Неурожай картофеля и страсти
Приносятъ въ даръ тяжелыя напасти.
XXXVIII.
Читала ль лэди Мальтуса? Увы!--
Не знаю самъ. Онъ заповѣдь оставилъ:
"Безъ денегъ не женитесь". Это вы
Въ трудѣ прочтете, что его прославилъ,
Его воззрѣнья смѣлы и новы;
Но какъ мириться съ смысломъ этихъ правилъ?
Теорія его, разсчета плодъ,
Насъ прямо къ аскетизму приведетъ.
XXXIX.
Супружество Жуану безъ опаски
Сулила лэди. Будучи богатъ,
Онъ могъ всегда къ разводу, какъ къ развязкѣ,
Прибѣгнуть, если бъ встрѣтилъ дома адъ;
Коль можно положить семейной пляскѣ
Конецъ, то цѣпи брака не страшатъ.
Припомните Гольбейна "Пляску смерти"*;
Семейныхъ узъ она портретъ, повѣрьте.
XL.
Чтобъ друга уберечь отъ вражьихъ путъ,
Его женить рѣшила Аделина.
Не мало было миссъ прелестныхъ тутъ;
За выборомъ лишь дѣло. Нѣтъ причины
Всѣхъ называть: такой безцѣленъ трудъ,
Одно лишь я скажу: всѣ до единой
Его достойны были и съ любой
Обрѣсть онъ могъ бы счастье и покой.
XLI.
Миссъ Мильпондъ, въ сонмѣ ихъ лучи бросая,
Была съ густыми сливками сходна,
По снятіи которыхъ смѣсь плохая
Простой воды и молока видна
Съ оттѣнкомъ сизымъ. Бракъ не страсть лихая:
Ему такая жидкость не вредна;
Хоть морщась, но ее вкушайте смѣло;
Молочная діэта лѣчитъ тѣло.
XLII.
Богатая миссъ Шустрингъ все гналась
За мужемъ съ синей лентой иль съ звѣздою;
Но рѣдки стали герцоги у насъ;
Къ тому жъ попытка ихъ увлечь собою
Несчастной миссъ вполнѣ не удалась;
И вотъ она, гонимая судьбою,
За русскаго иль турка (въ этомъ нѣтъ
Различья) вышла бъ замужъ, бросивъ свѣтъ.
XLIII.
Хоть перечни въ стихахъ неблагодарны,
Не вправѣ я миссъ Рэби позабыть:
Она такой звѣздою лучезарной
Блестѣла, что ей зеркаломъ служить,
Хотя бъ и тусклымъ, свѣтъ не могъ коварный.
Недавно ей досталось въ свѣтъ вступить.
Сходна съ нераспустившеюся розой,
Она казалось воплощенной грезой.
XLIV.
Она была сиротка; много благъ
Сулилъ ей свѣтъ, предъ ней широко двери
Свои раскрывъ; но грусть въ ея очахъ
Всегда читалась; въ счастіе не вѣря,
Она вступала въ жизнь; въ чужихъ дворцахъ
Вдвойнѣ невыносимѣе потеря
Родного очага. Какъ грустенъ свѣтъ,
Когда въ живыхъ намъ сердцу близкихъ нѣтъ!
XLV.
Ребенокъ и по виду, и годами,
Она была грустна какъ серафимъ,
Который, обливаяся слезами,
Сочувствуетъ страданіямъ людскимъ,
Земными опечаленный грѣхами;
Мы свѣтлаго съ ней ангела сравнимъ,
Что у дверей потеряннаго рая
Стоитъ въ тоскѣ, объ изгнанныхъ вздыхая.
XLVI.
Тверда въ вопросахъ вѣры и строга,
Католицизмъ миссъ Рэби свято чтила,
И вѣра та была ей дорога:
Традиціямъ служить ей было мило;
Послѣдняя изъ рода, что врага
Не устрашась и не склонясь предъ силой,
Религіи не измѣнилъ своей,--
Миссъ Рэби, предковъ чтя, гордилась ей.
XLVII.
Блестящій свѣтъ казался ей пустыней;
Она въ уединеніи росла,
Какъ нѣжное растенье; въ свѣтской тинѣ
Красавица завязнуть не могла.
Она казалась свѣтлою богиней
Какихъ-то высшихъ сферъ. Не зная зла,
Она спокойно шла къ завѣтной цѣли,
И въ свѣтѣ всѣ предъ ней благоговѣли.
XLVIII.
Хоть изъ дѣвицъ, тамъ бывшихъ, ни одна
Не обладала даже половиной
Достоинствъ миссъ Авроры -- все жъ она
Не значилася въ спискѣ Аделины,
За что она была исключена,
Безъ всякой уважительной причины,
Изъ списка тѣхъ, что въ бракъ могли вступить,
Я, право, не берусь вамъ объяснить.
XLIX.
Смущенъ былъ Римъ, не видя бюста Брута
Въ процессіи Тиверія. Жуанъ,
Замѣтивъ, что миссъ Рэби почему-то
Забыта, изумленьемъ обуянъ,
Спросилъ: за что съ ней поступили круто?
И вотъ ему такой отвѣтъ былъ данъ:
О дѣвочкѣ угрюмой и жеманной
Весть разговоръ по меньшей мѣрѣ странно".
L.
Жуанъ сказалъ: "Мы вѣры съ ней одной,
Жениться мы могли бъ безъ затрудненья;
Межъ тѣмъ я не добьюсь на бракъ съ другой
Ни матери, ни папы разрѣшенья".
Но Аделинѣ чуждъ былъ взглядъ такой;
Она свои лишь признавала мнѣнья --
И, вѣрная теоріи своей,
Лишь повторила сказанное ей.
LI.
Чѣмъ дурны повторенья? Почему же
Къ ихъ помощи не прибѣгать подчасъ?
Хорошій аргументъ не станетъ хуже,
Хотя бъ онъ въ ходъ пускаемъ былъ не разъ.
Несносны пререканья даже вчужѣ;
Упрямствомъ часто побѣждаютъ насъ;
Коль къ цѣли насъ привелъ извѣстный доводъ,
Трунить надъ нимъ, скажите, есть ли поводъ?
LII.
Чѣмъ вызвало прелестное дитя
Предубѣжденья лэди горделивой?
Я не могу, признаюсь не шутя,
На тотъ вопросъ отвѣтить щекотливый;
Всегда великодушью дань платя,
Она была добра и справедлива,
А тутъ такъ измѣнила странно тонъ.
Увы! капризъ для женщины законъ.
LIII.
Быть можетъ, показалось ей обидно,
Что равнодушно къ свѣтскимъ мелочамъ
Относится Аврора. (Не завидна
Судьба пустыхъ великосвѣтскнхъ дамъ!)
Мы внѣ себя, когда намъ ясно видно,
Что тѣ, которыхъ взглядъ на вещи прямъ,
Хотятъ нашъ умъ унизить. (Шуткой ѣдкой
Антонія такъ Цезарь злилъ нерѣдко.)
LIV.
Проснулась ли нежданно зависть въ ней?
(Такой вопросъ позоритъ Аделину!)
Мутило ли ее, шипя, какъ змѣй,
Презрѣнье? Но легко ль найти причину,
Чтобъ презирать ребенка въ цвѣтѣ дней!
Была ли это ревность?-- И помину
О ней быть не могло! Какъ на бѣду,
Названья чувству лэди не найду.
LV.
Аврорѣ и не снилось, что съ враждою
И завистью за нею свѣтъ слѣдилъ;
Она жъ была чистѣйшею волною
Среди потока знатныхъ юныхъ силъ,
Который ярко отражалъ собою
Блескъ времени. Ее бы удивилъ
Нежданный споръ. Одной улыбкой кроткой
На вызовъ злой отвѣтила бъ красотка.
LVI.
Аврору пышной внѣшностью своей
И блескомъ Аделина не плѣнила.
Увидя свѣтляка среди вѣтвей,
Она бы къ небу взоры обратила,
Чтобъ посмотрѣть на блескъ иныхъ лучей.
Хотя Жуанъ былъ яркое свѣтило,
Она его души не поняла,
Ее жъ увлечь лишь внѣшность не могла,
LVII.
Своею соблазнительною славой
(Такая слава въ роли сатаны
Вливаетъ въ сердце женщины отравы
И ей даритъ мучительные сны)--
Не могъ онъ съ толку сбить разсудокъ здравый
Авроры милой. Чинно холодны
Ихъ были отношенья; мы не скроемъ,
Что не былъ Донъ Жуанъ ея героемъ.
LVIII.
До этого онъ не встрѣчалъ нигдѣ
Такого типа. Сходства не имѣла
Съ Авророю погибшая Гайдэ,
Въ которой клокотала и кипѣла
Бушующая кровь. Въ иной средѣ
Аврора и сложилась, и созрѣла;
Гайдэ была цвѣтокъ, что тѣшитъ глазъ;
Она же -- драгоцѣннѣйшій алмазъ.
LIX.
Такое давъ прелестное сравненье,
Къ разсказу я вернуться бъ смѣло могъ
Пуская въ ходъ (то Скотта выраженье)
"Сзывающій на брань походный рогъ".
Читая Скотта дивныя творенья,
Переживаешь жизнь былыхъ эпохъ;
Не существуй Вольтера и Шекспира,
Писателемъ онъ былъ бы первымъ міра.
LX.
Итакъ, на помощь музу вновь зову,
Чтобъ свесть неправду свѣта съ пьедестала.
Когда-то снилось мнѣ, что наживу
Поэмою своей враговъ не мало;
Теперь я это вижу наяву.
Но никогда меня не устрашала
Людская злость. Пусть негодуетъ свѣтъ --
Я все жъ, безспорно, истинный поэтъ.
LXI.
Конгрессъ иль разговоръ Жуана съ лэди,
Какъ всѣ конгрессы, кончился ничѣмъ,
Но горечь примѣшалась къ ихъ бесѣдѣ:
Не уважала лэди спорныхъ темъ
И, не щадя враговъ, рвалась къ побѣдѣ.
Но дѣло не испортилось совсѣмъ:
Къ обѣду звонъ какъ будто по заказу
Раздался и прервалъ бесѣду сразу.
LXII.
Сраженье, гдѣ играютъ роль щитовъ
Серебряныя вазы, а приборы
Оружьемъ служатъ, я воспѣть готовъ.
(Бѣда съ Гомеромъ встрѣтиться, который
Такъ силенъ въ описаніи пировъ!)
Дерзну ли обратить я къ музѣ взоры?
Въ нашъ вѣкъ такъ сложны всѣ рецепты блюдъ,
Что можетъ не по силамъ выйти трудъ.
LX11I.
Обѣдъ былъ въ полномъ смыслѣ объяденье;
Potage Beauveau и Supe à la bonne femme
Сперва явились. (Ихъ приготовленья
Кто передать съумѣетъ тайну намъ?)
О, Господи, какъ трудно продолженье
Обжорливой строфы!.. Затѣмъ гостямъ
Индѣйку съ трюфелями предложили;
Притомъ, конечно, рыбу не забыли.
LXIV.
Но съ описаньемъ долженъ я скорѣй
Покончить, чтобъ брюзги меня не съѣли!
Я врагъ гастрономическихъ затѣй,
А потому ихъ славословить мнѣ ли?
Рѣзвиться же я съ музою своей
Порой не прочь, идя отважно къ цѣли;
Но я однообразія боюсь
И съ шутками поэтому мирюсь.
LXV.
Тамъ подавались: дичь и лососина,
Volailles à la Condé; окорока,
Достойные Апиція, а вина,
Способныя увлечь и знатока,
Могли бъ опять лишить Аммона сына.
(Явись онъ вновь -- мнѣ бъ жить съ нимъ не рука!)
Шампанское бѣлѣло, пѣнясь дружно,
Какъ Клеопатры даръ -- растворъ жемчужный.
LXVI.
Отъ описаній блюдъ à l'espagnole,
А l'allemande, Timballes, съ начинкой чудной,
Читатель, пожалѣвъ меня, уволь!
Всѣ яства и припомнить даже трудно.
Salmis и Entremets играли роль;
Но былъ вѣнцомъ затѣи многолюдной
Изъ куропатокъ трюфельный рагу,--
За что Лукулла похвалить могу.
LXVII.
Предъ этимъ блюдомъ вянетъ лавръ побѣды!
Онъ -- тряпка, прахъ. Дѣла минувшихъ дней
Забыты, какъ прошедшіе обѣды.
Они, увы! изъ памяти людей
Изгладились, какъ бы исчадья бреда.
А вы, герои нашихъ эпопей,
Оставите ль малѣйшій отпечатокъ,
Хотя бы лишь рагу изъ куропатокъ?
LXVIII.
Теперь опять займетъ меня обѣдъ,
Не спорю: трюфелей поѣсть не худо,
Особенно, когда за ними вслѣдъ
Идутъ petits puits damcur. На это блюдо,
Какъ говорятъ, совсѣмъ рецепта нѣтъ:
По вкусу всякій ихъ готовитъ. Чудо,
Какъ хороши petits puits! Въ нихъ сладость есть:
Ихъ даже безъ варенья можно ѣсть.
LXIX.
Не мало міръ потратилъ размышленій,
Чтобъ выдумать, обжорливость цѣня,
Рядъ цѣлый кулинарныхъ изощреній!
Адама примитивная стряпня,
Служа для многихъ темой вдохновеній,
Въ искусство превратилась. Для меня
Проблема, какъ въ науку было можно
Преобразить ѣды процессъ несложный!
LXX.
Работали уста, звенѣлъ хрусталь,
Отъ жадности дрожали гастрономы;
Но дамъ такъ угощать, конечно, жаль;
Онѣ съ любовью къ яствамъ незнакомы.
И юноши мечтой стремятся въ даль;
До пищи ль имъ? Надеждою влекомы,
Они лишь бредятъ сладостью побѣдъ.
Для старца жъ рай изысканный обѣдъ!
LXXI.
Увы! не могъ я дать вамъ описанья
(Хотя стихи я посвятилъ стряпнѣ)
Всѣхъ тонкихъ блюдъ обѣда: ихъ названья
Вклеить въ октавы было бъ трудно мнѣ;
Съ капустою и ростбифъ безъ вниманья
Оставилъ я, Приличенъ я вполнѣ.
Теперь бекаса даже я бы не далъ
Себѣ труда воспѣть; я отобѣдалъ!
LXXII.
О фруктахъ я ни слова не сказалъ
И о десертѣ тоже. Всѣхъ обѣдовъ --
Увы!-- подагра горестный финалъ.
Блаженъ, кто вѣкъ свой прожилъ, не извѣдавъ
Тѣхъ мукъ, что свѣтъ черезъ нее узналъ!
Какъ мучила она отцовъ и дѣдовъ,
Помучить ей сподручно и дѣтей.
О, какъ огня, знакомства бойтесь съ ней!
LXXIII.
Молчать ли объ оливкахъ,что при винахъ
Необходимы? Да, хотя онѣ
Въ Испаніи, и въ Луккѣ, и въ Аѳинахъ
Обѣдомъ много разъ служили мнѣ,
Закусывалъ я ими на вершинахъ
Гимета или Синія, вполнѣ
Подобенъ Діогену, чьи воззрѣнья
Всегда во мнѣ встрѣчали одобренье.
LXXIV.
Разсѣлись гости шумною гурьбой
Вокругъ стола, гдѣ красовались груды
Тончайшихъ яствъ, украшенныхъ рукой
Волшебника. Жуанъ сѣлъ возлѣ блюда.
"А l'espagnole". Сіяло красотой
И прелестью убранства это чудо
Искусства кулинарнаго. Оно
Могло бъ какъ разъ быть съ дамой сравнено.
LXXV.
Жуанъ межъ Аделиной и Авророй
Сидѣлъ, что неудобно, если вы
Хотѣли ѣсть; къ тому же разговоры
Его съ милэди были таковы,
Что онъ совсѣмъ терялся. Часто взоры
Бросая на Жуана (не новы
Пріемы тѣ!) она слѣдила строго
За нимъ, хотя не говорила много.
LXXVI.
Я не одинъ могу примѣръ привесть
Того, что глазъ не хуже слышитъ уха.
Внимать рѣчамъ у дамъ способность есть
И тѣмъ, что ихъ достичь не могутъ слуха;
Чужія мысли трудно ль имъ прочесть?
(Такъ пѣсни сферъ, прибѣгнувъ къ мощи духа,
Мы можемъ услыхать), Лишь кинуть взоръ --
И дамѣ ясенъ всякій разговоръ.
LXXVII.
Сочувствія хотя бъ малѣйшій атомъ
Жуанъ къ себѣ въ Аврорѣ не нашелъ,
Легко ль съ такимъ мириться результатомъ?
Обидно, если насъ прекрасный полъ
Холодностью язвитъ. Хоть не былъ фатомъ
Мой вѣтреный герой, но злой уколъ
Его смутилъ. Корабль, затертый льдами,
Съ нимъ, сходенъ былъ, скажу я между нами.
LXXVIII.
Отрывисто и на него едва
Бросая взоръ, Аврора отвѣчала
На всѣ Жуана острыя слова
И даже ихъ улыбкой не встрѣчала;
Ужели выходило, что права
Милэди, говорившая, что мало
Въ миссъ Рэби привлекательныхъ сторонъ!
Жуанъ былъ и взволнованъ, и смущенъ.
LXXIX.
Побѣда жъ восхищала Аделину;
Она съ трудомъ скрывала свой успѣхъ;
Но плохо подстрекать порой мужчину:
Такъ можно натолкнуть его на грѣхъ,
Когда бъ о немъ и не было помину
Безъ этого; догадки тѣшатъ всѣхъ,
Но мы нежданно дѣлаемся строги,
Когда намъ станутъ поперекъ дороги.
LXXX.
Задѣтый за живое, мой герой,
Чтобъ овладѣть вниманіемъ Авроры,
Сталъ рѣчью остроумной и живой
Сосѣдку занимать. Ея онъ скоро
Задумчивость разсѣялъ болтовней;
Ея нежданно оживились взоры...
И, слушая шутливыя слова,
Аврора улыбнулась раза два.
LXXXI.
Она (случилось это съ нею рѣдко')
Къ вопросамъ отъ отвѣтовъ перешла;
Уже ль Жуана милая сосѣдка
Растаяла, какъ ледъ? Уже ль была
Миссъ Рэби, какъ другія, лишь кокетка?
Милэди волноваться начала;
Сливаются жъ контрасты при движеньи!
Но тщетны были эти опасенья.
LXXXII.
Смиреньемъ гордымъ (если только есть
Смиреніе такое) и сноровкой
Себя сдержать -- Жуанъ могъ въ душу влѣзть
Какой угодно дамы. Въ свѣтѣ ловко
Пускалъ онъ въ ходъ то шуточку, то лесть,
Всегда соображаясь съ обстановкой;
Людей на откровенность вызывать
Имѣлъ онъ даръ, хоть то умѣлъ скрывать.
LXXXIII.
Себѣ о немъ превратное понятье
Составила Аврора. Видѣть въ немъ
Ей не хотѣлось свѣтлаго изъятья,
Онъ ей казался свѣтскимъ болтуномъ,
Что занятъ лишь покроемъ моднымъ платья,
Какъ прочіе, но тронута умомъ,
А также задушевностью Жуана,
Себя признала жертвою обмана.
LXXXIV.
Къ тому жъ онъ былъ весьма красивъ собой,
А женщины теряютъ хладнокровье,
Невольно увлекаясь красотой;
Замужнихъ же въ тяжелыя условья
Случается ей ставить; хоть порой
Обманчива она безъ прекословья,--
Ей женщины внимаютъ и для нихъ
Она краснорѣчивѣй всякихъ книгъ.
LXXXV.
Успѣшнѣе Аврора молодая
Читала въ книгахъ, чѣмъ въ сердцахъ людей,
Минерву больше Грацій уважая
(Особенно въ эстампахъ); но и въ ней
Могла заволноваться кровь живая.
Сократъ признался разъ на склонѣ дней,
Что нѣжность къ красотѣ въ немъ не угасла
И жжетъ его, въ огонь вливая масло.
LXXXVI.
Когда Сократъ семидесяти лѣтъ
Такимъ мечтамъ могъ посвящать свой геній
(Платонъ, любовью къ истинѣ согрѣтъ,
Ихъ описалъ въ одномъ произведеньи),--
Какой резонъ дѣвицамъ въ цвѣтѣ лѣтъ
Такихъ же не испытывать волненій,
Лишь скромность признавая какъ законъ?
Условье то мое sine qua non.
LXXXVII.
Противорѣчье, въ этомъ, безъ сомнѣнья,
Вы рады усмотрѣть. Когда предметъ
Мнѣ высказать два разныя сужденья
Далъ случай,-- не смущайтесь. Спора нѣтъ,
Что лучшее всегда второе мнѣнье.
Когда бъ вполнѣ логиченъ былъ поэтъ,
Какъ ухитрился бъ онъ воспѣть на лирѣ
Весь тотъ сумбуръ, что существуетъ въ мірѣ?
LXXXVIII.
Противорѣчья царствуютъ кругомъ,
Но мнѣ ль вступить на путь безспорно ложный?
Тому, кто сомнѣвается во всемъ,
Предаться отрицанью невозможно.
Могла бы правда свѣтлымъ бить ключомъ,
Но люди поступаютъ съ ней безбожно,
Ее мѣшая съ грязью; потому
Теперь мы видимъ въ ней не свѣтъ, а тьму.
LXXXIX.
Параболы и басни, и поэмы
Стремятся свѣтъ неправдой обмануть;
Безъ свѣточа идемъ во мракѣ всѣ мы.
Кто въ истинѣ укажетъ свѣтлый путь?
Есть многія зловѣщія проблемы,
Что не даютъ свободно намъ вздохнуть,
Но разрѣшенья жизненныхъ вопросовъ
Не дастъ ни проповѣдникъ, ни философъ.
ХС.
Мы въ вѣчномъ заблужденіи живемъ.
Пробьетъ ли часъ, когда мы будемъ правы?
Мы тщетно проявленья правды ждемъ,
Вкушая лишь безвѣрія отравы.
Пора бы небесамъ съ царящимъ зломъ
Вступить въ борьбу; исчезъ бы духъ лукавый
И палъ бы торжествующій порокъ,
Явись къ намъ, небомъ посланный пророкъ.
ХСІ.
Завязнулъ въ метафизикѣ я снова,
Хотя боюся споровъ, какъ огня;
Къ несчастію, судьба готова
На уголъ лбомъ наталкивать меня
Въ вопросахъ, потрясающихъ основы;
Но всѣмъ равно добра желаю я --
И тирскимъ полководцамъ, и троянцамъ,
(Всегда я былъ въ душѣ пресвитерьянцемъ).
ХСІІ.
Хотя отъ крайнихъ мнѣній я бѣгу,
Хоть я безпристрастенъ я и безкорыстенъ,
Но для Джонъ-Буля свято берегу
Значительный запасъ печальныхъ истинъ.
Мириться съ деспотизмомъ не могу
И произволъ всегда мнѣ ненавистенъ;
Какъ Гекла клокочу, когда народъ
Безропотно свой переноситъ гнетъ.
ХСІІІ.
Не для того порокъ громилъ не разъ я,
Преслѣдуя тирановъ и ханжей,
Чтобъ достигать въ стихахъ разнообразья;
Нѣтъ я обязанъ исправлять людей
И смѣло обличаю безобразья
Для восхваленья нравственныхъ идей:
Теперь, чтобъ всѣ довольны были мною,
Загробный міръ предъ вами я открою.
ХСІѴ.
Всѣ доводы оставивъ въ сторонѣ,
Пойду впередъ, чуждаясь жалкихъ бреденъ.
Я поклялся исправиться вполнѣ;
За что жъ поэтъ живьемъ врагами съѣденъ?
Я вовсе не опасенъ, вѣрьте мнѣ,--
Какъ многіе другіе, я безвреденъ,
Однако не язвятъ поэтовъ тѣхъ:
Хоть ихъ и больше трудъ -- слабѣй успѣхъ.
XCV.
Читатель, ты встрѣчался ль съ привидѣньемъ?
А если нѣтъ, то ты слыхалъ не разъ,
Что духи есть. Вооружись терпѣньемъ,--
Теперь о нихъ я поведу разсказъ.
Не думай, что къ чудесному съ глумленьемъ
Я отнесусь. Насмѣшекъ не боясь,
Признаться долженъ я, что вѣрю духамъ
Вполнѣ по убѣжденью,-- не по слухамъ.
ХСѴІ.
Причины есть,-- серьезныя притомъ...
Читатель! ты смѣешься; но съ тобою
Смѣяться я не буду; въ страшный домъ,
Гдѣ духи появляются порою,
Тебя привесть я могъ бы, но о немъ
Забыть стараюсь я: "Лишить покою
Ричарда могутъ духи". Міръ тѣней
Не разъ смущалъ меня въ тиши ночей.
ХСѴІІ.
Темна глухая ночь; ея покровы
Одѣли міръ. Пою лишь ночью я;
Вокругъ меня кричатъ уныло совы;
Съ старинныхъ стѣнъ портреты на меня
Бросаютъ взглядъ угрюмый и суровый.
Все спитъ кругомъ; въ каминѣ нѣтъ огня,
Лишь угли тлѣютъ, искорки бросая.
Меня приводитъ въ трепетъ ночь глухая.
CXVIII.
Я слишкомъ засидѣлся, спать пора;
Хоть днемъ я не пишу стихотвореній
(Тогда другимъ я занятъ) -- до утра
Сдержу потокъ кипучихъ вдохновеній;
Меня страшитъ полночная пора;
Того гляди, явиться могутъ тѣни.
Читатель, на мое ты мѣсто стань --
И самъ заплатишь суевѣрью дань.
ХСІХ.
На грани двухъ міровъ, средь тьмы и свѣта
Мерцаетъ жизни тусклая звѣзда.
Зачѣмъ на свѣтѣ люди? Нѣтъ отвѣта;
Грядущее жъ темно. Бѣгутъ года;
Безжалостно насъ въ даль уноситъ Лета;
Въ ея волнахъ мы гибнемъ безъ слѣда;
Вѣка проходятъ длинной вереницей;
Наслѣдье жъ ихъ -- лишь павшихъ царствъ гробницы.