I.

Любовь и слава -- шаткія опоры.

О нихъ твердятъ, но рѣдко предъ собой

Мы видимъ ихъ; онѣ, какъ метеоры,

Проносятся, плѣняя насъ красой;

Мы тщетно обращаемъ къ небу взоры,

Чтобъ видѣть ихъ, и путь свой ледяной,

Мгновенье озаренный ихъ лучами,

Мы продолжаемъ, скованы цѣпями.

II.

Какъ жизнь, разнообразенъ мой романъ;

Съ нимъ сходенъ свѣтъ полярнаго сіянья,

Ласкающаго ледъ далекихъ странъ.

Не все жъ свои оплакивать страданья

И такъ какъ жизнь -- лишь горестный обманъ,

Что можетъ привести въ негодованье,

И выставка пустая, то не грѣхъ

Дарить всему на свѣтѣ только смѣхъ.

III.

И что жъ? Меня, творца поэмы этой,

Со всѣхъ сторонъ озлобленно язвятъ

За то, что я не вѣрю правдѣ свѣта

И зло во всемъ какъ будто видѣть радъ;

Безжалостно на части рвутъ поэта.

Я не пойму, чего они хотятъ:

О томъ же Данте говорилъ со стономъ

И Сервантесъ съ премудрымъ Соломономъ

IV.

Земную жизнь не цѣнятъ высоко

Платонъ, Свифтъ, Лютеръ, Тилотсонъ и Весли,

Руссо, Маккіавель, Ла-Рошфуко...

Меня и ихъ винить возможно ль, если

Съ судьбою намъ мириться не легко?

Коль правы мы, отвѣтъ за это несть ли?

Къ тому жъ ни вамъ, ни мнѣ не разрѣшить.

Что лучше: вѣкъ окончить или жить.

V.

Сократъ сказалъ, что наши всѣ познанья

Лишь шаткость ихъ доказываютъ намъ;

Поэтому имѣемъ основанье

Всѣхъ мудрецовъ приравнивать къ осламъ;

Великій Ньютонъ, тайны мірозданья

Открывшій людямъ, сознается самъ,

Что къ правдѣ путь для смертныхъ не проложенъ

И что предъ ней онъ жалокъ и ничтоженъ.

VI.

Екклезіастъ гласитъ: "все суета".

Духовные отцы не разъ на дѣлѣ

Доказывали намъ, что не мечта

Подобный взглядъ. Поэмы часто пѣли

О томъ, что жизнь ничтожна и пуста,

И мудрецы согласны съ ними. Мнѣ ли

Поэтому, во избѣжанье ссоръ,

Скрывать о жизни строгій приговоръ!

VII.

О, люди или псы! (За честь считайте,

Что мною вы со псами сравнены:

Вы хуже ихъ!) Въ моей поэмѣ, знайте,

Что по заслугамъ вы оцѣнены;

На музу, сколько вамъ угодно, лайте:

Ей ваши крики вовсе не страшны,

Какъ волчій вой лунѣ. Все муза свѣтитъ

И вашей злобы даже не замѣтитъ.

VIII.

"Я вдохновленъ любовью и войной".

(Цитата не вѣрна; бояся споровъ,

Въ томъ сознаюсь, но смыслъ ея такой).

И вотъ съ обоихъ не свожу я взоровъ

И васъ прошу послѣдовать за мной

Въ тотъ городъ осажденный, что Суворовъ

Со всѣхъ сторонъ искусно обложилъ.

Какъ альдермэнъ мозги, онъ кровь любилъ.

IX.

Построенный на отмели Дуная,

Въ восточномъ стилѣ, городъ Измаилъ

Стоялъ, весь лѣвый берегъ защищая,

И крѣпостью перворазрядной былъ.

Но крѣпость ту постигла участь злая,

Разбивъ враговъ, ее Суворовъ срылъ.

Верстъ шесть считалось крѣпостного вала;

Она жъ отъ моря въ ста верстахъ стояла.

X.

Предмѣстье помѣщалось съ нею въ рядъ,

Хотя фортификаціи законы

Такъ размѣщать построекъ не велятъ.

Въ защиту стѣнъ какой то грекъ ученый

Возвелъ искусно массу палисадъ

И тѣмъ ослабилъ средства обороны.

Онъ ими наносилъ лишь вредъ себѣ,

Врагамъ давая перевѣсъ въ стрѣльбѣ.

XI.

Плохой Вобанъ для правильной защиты

Не въ силахъ былъ принять надежныхъ мѣръ;

Онъ несъ умѣлъ устроить .путь прикрытый*,

Постройкамъ надлежащій дать размѣръ;

Форпосты были имъ совсѣмъ забыты

(Простите, что пишу какъ инженеръ);

Но стѣны были крѣпки и высоки,

А рвы вкругъ нихъ, какъ океанъ, глубоки.

XII.

Еще одинъ громадный бастіонъ,

Съ проходомъ узкимъ, возвышался съ края;

Въ себѣ вмѣщалъ двѣ батареи онъ;

Одна была съ барбетомъ, а другая

Стояла въ казематахъ; съ двухъ сторонъ

Онѣ громили берега Дуная;

А справа, на горѣ крутой редутъ

Орудьямъ крѣпостнымъ давалъ пріютъ.

XIII.

Все жъ Измаилъ открытымъ оставался

Со стороны Дуная. Этотъ входъ

Оберегать никто и не старался:

Вѣдь тамъ не могъ явиться русскій флотъ.

Когда жъ онъ на Дунаѣ показался,

Неисправимъ былъ промахъ: гдѣ же бродъ

Найти въ рѣкѣ глубокой? Полны страха,

На помощь турки стали звать Аллаха.

XIV.

Хочу воспѣть, войны и славы богъ,

Я храбрыхъ русскихъ, къ приступу готовыхъ.

Я былъ бы радъ, коль описать бы могъ

Дѣла людей, въ цивилизацьи новыхъ.

Ахиллъ, въ крови отъ головы до ногъ,

Не могъ страшнѣе быть бойцовъ суровыхъ,

Чьи имена полны слоговъ такихъ,

Что невозможно выговорить ихъ.

XV.

Все жъ назову иныхъ, чтобъ васъ плѣнили

Созвучья этихъ мелодичныхъ словъ

Съ двѣнадцатью согласными. Тутъ были:

Арсеньевъ, Майковъ, Львовъ и Чичаговъ,

И о другихъ газеты говорили.

Я многихъ бы еще назвать готовъ,

Но славы не хочу тревожить слуха:

У ней труба, такъ вѣрно есть и ухо.

XVI.

Поэтому именъ прервалъ я нить,

Которыхъ даже молвить трудъ чертовскій;

Подумайте: легко ль въ стихи вклеить

Фамиліи на: ишкинъ, ускинъ, овскій!

Все жъ объ иныхъ я долженъ говорить.

Шихматовъ, Шереметевъ, Разумовскій,

Куракинъ, Мусинъ-Пушкинъ были тамъ,

Погибель и позоръ суля врагамъ.

XVII.

То были люди чести и совѣта,

Которымъ былъ извѣстенъ къ славѣ путь;

Ни муфтіевъ они, ни Магомета,

Конечно, не страшилися ничуть

И были бы готовы -- вѣрно это --

Ихъ шкурой барабаны обтянуть,

Явися вдругъ нужда въ телячьей кожѣ

Иль при покупкѣ стань она дороже.

XVIII.

Здѣсь находились люди разныхъ странъ,

Которыхъ страсть къ добычѣ привлекала;

Дрались они, чтобъ свой набить карманъ

Иль крупный чинъ схватить, заботясь мало

О тронѣ и отчизнѣ;англичанъ

При русскомъ войскѣ масса состояла;

Вы Томсоновъ могли бъ шестнадцать счесть

И девятнадцать Смитовъ въ списокъ внесть.

XIX.

Всѣ Томсоны, въ честь славнаго поэта,

Носили имя Джемми, чѣмъ судьба

Ихъ крайне обласкала; имя это

Казалось имъ почетнѣе герба.

Сюда стеклась со всѣмъ окраинъ свѣта

Почтенныхъ Смитовъ цѣлая гурьба.

Одинъ изъ нихъ былъ тотъ полковникъ бравый,

Что въ Галифаксѣ увѣнчался славой.

XX.

По именамъ всѣхъ Смитовъ перечесть

Я не берусь. Петры межъ ними были

(О трехъ изъ нихъ у насъ извѣстья есть);

Затѣмъ встрѣчались Джэки, Вили, Били.

Въ реляціяхъ вы можете прочесть

О Смитахъ, что отличья получили.

Славнѣйшаго изъ нихъ родной отецъ

Извѣстный въ Кумберлэндѣ былъ кузнецъ.

XXI.

Хоть къ Марсу отношуся я съ почтеньемъ,

Но не могу блестящій аттестатъ

Достаточнымъ признать вознагражденьемъ

За то увѣчье, что нанесъ снарядъ;

Шекспиръ вполнѣ съ моимъ согласенъ мнѣніемъ;

Изъ драмъ его цитаты -- сущій кладъ:

За нихъ -- такъ любимъ мы Шекспира драмы --

Патентъ на умъ готовы дать всегда мы.

XXII.

При арміи была французовъ рать,

Красивыхъ, остроумныхъ и веселыхъ.

Но смѣю ль я о нихъ упоминать?

Пожалуй, доживешь до дней тяжелыхъ!

Французовъ вѣдь привыкъ на части рвать

Джонъ-Буль; и разъ что за враговъ онъ счелъ ихъ,

Пусть миръ давно ужъ съ ними заключенъ,

Съ враждебностью на нихъ все смотритъ онъ.

XXIII.

Преслѣдовали русскіе двѣ цѣли:

На островѣ построивъ бастіонъ,

Они, во-первыхъ, Измаилъ хотѣли

Орудьями громить со всѣхъ сторонъ,

Ни зданій не щадя, ни цитадели.

Амфитеатромъ былъ построенъ онъ,

А потому легко до основанья

Они могли его разрушить зданья.

XXIV.

Еще у нихъ коварный былъ разсчетъ

Воспользоваться города пожаромъ,

Чтобъ въ щепки обратить турецкій флотъ.

На якорѣ, теряя время даромъ,

Безпечно онъ стоялъ близъ этихъ водъ,

Сраженный непредвидѣннымъ ударомъ;

При этомъ врагъ легко бы сдаться могъ,

Не будь онъ только бѣшенъ какъ бульдогъ.

XXV.

Не слѣдуетъ пренебрегать врагами.

За то погибли Чичисковъ и Смитъ,

Одинъ изъ тѣхъ, что ужъ воспѣты нами,

Чье имя дружно съ риѳмами на "итъ";

Вездѣ вы Смитовъ видите толпами,

И мысль меня совсѣмъ не удивитъ,--

Такъ много ихъ разбросано по свѣту,--

Что самъ Адамъ носилъ фамилью эту.

XXVI.

Неудалась постройка батарей,

Воздвигнутыхъ войсками недалеко

Отъ крѣпости. Старались поскорѣй

Устроить ихъ, а въ спѣшкѣ мало прока.

(Стихи, и тѣ врага встрѣчаютъ въ ней).

Пришлося приступъ отложить до срока;

Тяжелъ былъ для вождя такой ударъ:

Одна рѣзня приноситъ славу въ даръ.

XXVII.

Отсрочка боя -- грустное событье;

Ошибся ли въ разсчетахъ инженеръ,

Хотѣлъ ли уменьшить кровопролитье

Подрядчикъ непринятьемъ нужныхъ мѣръ,

Спасая этимъ душу,-- объяснить я

Вамъ не берусь, но батарей размѣръ

Мѣшалъ громить враговъ, стѣнами скрытыхъ,

И съ каждымъ днемъ росло число убитыхъ.

XXVIII.

Флотъ тоже мало пользы приносилъ;

Стрѣлялъ онъ неудачно, хоть и рьяно;

Два брандера погибли въ цвѣтѣ силъ;

Ихъ фитили сгорѣли слишкомъ рано,

И взрывъ среди рѣки не причинилъ,

Конечно, ни малѣйшаго изъяна

Противникамъ. Съ зарей раздался взрывъ,

Отъ сна, однакожъ, ихъ не пробудивъ.

XXIX.

Лишь въ семь часовъ, въ минуту пробужденья,

Замѣтили они плывущій флотъ,

Что продолжалъ отважное движенье

Въ виду всѣхъ вражьихъ силъ. Несясь впередъ,

Онъ къ девяти часамъ безъ затрудненья

На якорь сталъ близъ крѣпости, и вотъ

Бомбардировку начала эскадра

И ей въ отвѣтъ посыпалися ядра.

XXX.

Полдня ее громилъ турецкій станъ,

Но и она отстрѣливалась ловко

И, мѣтко поражая мусульманъ,

Давила ихъ геройскою сноровкой;

Однако отступить приказъ былъ данъ,--

Нельзя взять верхъ одной бомбардировкой;

Къ тому же непріятель захватилъ

Одинъ корабль, другой же взорванъ былъ.

XXXI.

И мусульмане также -- вскользъ замѣчу --

Здѣсь понесли значительный уронъ;

Но, видя, что враги бросаютъ сѣчу,

Накинулись на нихъ со всѣхъ сторонъ;

Тутъ графъ Дамасъ понесся къ нимъ на встрѣчу

И столькихъ потопилъ въ Дунаѣ онъ,

Что описаньемъ жаркой схватки этой

Наполнить можно бъ цѣлый листъ газеты.

XXXII.

"Я исписалъ бы нѣсколько томовъ,

Передавая подвиги флотильи",--

Гласитъ историкъ. "Русскихъ удальцовъ

Успѣхомъ увѣнчалися усилья".

О русскихъ онъ не тратитъ много словъ,

За то приводитъ громкія фамильи

Тѣхъ иностранцевъ, что сражались тамъ,

И называетъ Ланжерона намъ

XXXIII.

Съ Дамасомъ и де-Линемъ. Безпристрастья

Примѣръ историкъ долженъ подавать;

Имъ очень помогло его участье,

А то объ нихъ могли бъ вы не слыхать.

Какъ видно, и для славы нужно счастье.

Но, впрочемъ, принцъ де-Линь пустилъ въ печать

Записки, что полны самохваленья,

Чѣмъ, можетъ быть, онъ спасся отъ забвенья.

XXXIV.

Героевъ много видѣлъ этотъ день;

Но многихъ ли въ вѣнкахъ, изъ лавровъ свитыхъ,

Укрыла отъ забвенья славы сѣнь?

Не счесть именъ, напрасно позабытыхъ;

Забвенія на всѣхъ ложится тѣнь.

И много ль ихъ согражданъ именитыхъ,

Героевъ современныхъ эпопей,

Что слѣдъ оставятъ въ памяти людей?

XXXV.

Не привела блестящая атака

Къ желанной цѣли; крѣпость не сдалась;

Чтобъ врагъ не видѣлъ въ томъ безсилья знака,

Взять приступомъ ее старикъ Рибасъ

Совѣтовалъ. Съ нимъ многіе, однако,

Заспорили, на штурмъ не согласясь,

Произнесли рѣчей при этомъ кучу,

Но повтореньемъ ихъ вамъ не наскучу.

XXXVI.

Тогда жилъ мужъ, по силѣ Геркулесъ,

За это безпримѣрно отличенный;

Какъ метеоръ блеснулъ онъ и исчезъ.

Внезапною болѣзнью пораженный,

Одинъ въ степи, подъ куполомъ небесъ,

Онъ кончилъ вѣкъ въ странѣ, имъ разоренной.

Такъ гибнетъ саранча среди полей,

Безжалостно опустошенныхъ ей.

XXXVII.

То былъ Потемкинъ. Въ этотъ вѣкъ отличья

Стяжались чрезъ убійство и развратъ;

Когда чины даютъ въ удѣлъ величье,

Онъ былъ великъ и славою богатъ.

Хоть попиралъ онъ совѣсть и приличья,

А всякій былъ предъ нимъ склоняться радъ.

Своей царицы былъ онъ вѣрнымъ другомъ,

Она жъ людей цѣнила по заслугамъ.

XXXVIII.

Пока совѣтъ рѣшалъ, какъ поступить,

Рибасъ послалъ къ Потемкину курьера

И князя онъ съумѣлъ уговорить

Одобрить имъ предложенныя мѣры.

Не знаю я, чѣмъ это объяснить.

Межъ тѣмъ, подъ грохотъ пушекъ, инженеры

Воздвигли, чтобы крѣпость взять вѣрнѣй,

На берегу рядъ новыхъ батарей.

XXXIX.

Отвѣтъ пришелъ почти чрезъ двѣ недѣли,

Когда ужъ съ частью войска флотъ отплылъ

И отступить отъ крѣпости хотѣли.

Полученный указъ воспламенилъ

Бойцовъ, что отличиться не успѣли:

Назначенъ былъ вождемъ всѣхъ русскихъ силъ

Любимецъ битвъ и врагъ интригъ и споровъ --

Фельдмаршалъ, знаменитый князь Суворовъ.

XL.

Ему письмо Потемкинъ написалъ,

Достойное спартанца. Долгъ тяжелый

Когда бы то письмо продиктовалъ

Въ защиту воли, родины, престола,--

Оно бы удостоилось похвалъ.

Но срамъ ему, какъ чаду произвола!

"Во что бы то ни стало,"-- такъ гласилъ

Потемкина указъ,-- "взять Измаилъ!*

XLI.

Богъ рекъ: "Да будетъ свѣтъ" -- и съ тьмою въ спорѣ

Свѣтъ озарилъ весь міръ. "Чтобъ кровь лилась!" --

Рекъ смертный -- и ея пролилось море.

Сынъ ночи молвилъ: "Fiat" -- и стряслась

Нежданная бѣда, рождая горе

И сѣя зло. Какъ буря проносясь,

Все вкругъ себя война нещадно губитъ

И не одни сучки, но корни рубитъ.

XLII.

Увидѣвъ уходящія войска,

Обрадовались турки непомѣрно.

Но какъ была ихъ радость коротка!

Побѣду надъ врагомъ считая вѣрной,

Мы на него взираемъ свысока,

И часто результатъ выходитъ скверный.

Не долго ликовалъ турецкій станъ,

Принявшій за дѣйствительность обманъ.

XLIII.

Разъ увидали мчавшихся дорогой

Двухъ всадниковъ вдали. Наружность ихъ

Величія являла такъ немного,

Что ихъ сочли за казаковъ простыхъ.

Въ поту, въ пыли, снаряжены убого,

Они неслися на коняхъ лихихъ,

Безъ багажа, въ нарядѣ небогатомъ:

То ѣхалъ самъ Суворовъ съ провожатымъ.

XLIV.

Джонъ Буля, друга всякихъ крѣпкихъ винъ,

Иллюминацій радуетъ сіянье;

Глядя на нихъ, онъ забываетъ сплинъ;

Любя душой народныя гулянья,

Владать въ печаль не видитъ онъ причинъ

И радъ лишиться денегъ и сознанья

И даже вѣчной глупости своей,

Чтобъ блескъ увидѣть праздничныхъ огней.

XLV.

Увы, Джонъ Буль, совсѣмъ лишившись зрѣнья,

Ужъ проклинать своихъ не можетъ глазъ:

Въ долгахъ онъ видѣть сталъ обогащенье;

Въ налогахъ всевозможныхъ -- счастье массъ;

Ничѣмъ не истощить его терпѣнья.

Пусть голодъ въ дверь стучится: не страшась

Тѣхъ бѣдъ, что грозный гость прольетъ безъ мѣры,

Джонъ Буль твердитъ, что голодъ -- сынъ Цереры.

XLVI.

Но вновь къ разсказу! Лагерь ликовалъ;

Перомъ не описать такой картины!

Суворовъ славы вѣстникомъ предсталъ.

Какъ метеоръ, что свѣтитъ надъ трясиной

И манитъ въ топь, фельдмаршалъ засіялъ

Предъ войскомъ и восторговъ былъ причиной:

Всѣ вѣрили, что онъ непобѣдимъ,

И были рады слѣдовать за нимъ.

XLVII.

Лишь появился вождь, одушевленье

Неудержимо охватило всѣхъ;

Все измѣнило видъ; воскресло рвенье;

Войскамъ предсталъ давно желанный брегъ.

Къ атакѣ начались приготовленья,

Съ надеждою на славу и успѣхъ;

Все привели немедленно въ порядокъ;

Тяжелый трудъ порой бываетъ сладокъ.

XLVIII.

Великій человѣкъ толпу ведетъ

И безконтрольно управляетъ ею.

Такъ стадо за быкомъ всегда идетъ;

Такъ за собачкой маленькой своею

Ползетъ слѣпецъ; такъ вѣтру лоно водъ

Послушно, съ нимъ въ борьбу вступить не смѣя;

Такъ, потрясая Колокольчикъ свой,

Баранъ ведетъ овецъ на водопой.

XLIX.

Воскресшій лагерь, въ радостномъ порывѣ,

Казалось, свадьбу весело справлялъ,

(Метафоры нельзя найти счастливѣй;

Мнѣ кажется, въ ошибку я не впалъ,--

Гдѣ свадьба, тамъ и ссора въ перспективѣ).

Геройскій духъ все войско обуялъ.

Переворота кто же былъ виною?--

Старикъ, умѣвшій управлять толпою.

L.

Весь лагерь былъ въ работу погруженъ,

Приготовляясь къ штурму. Бредя славой,

Отрядъ передовой, изъ трехъ колоннъ,

Лишь знака ждалъ, чтобъ въ бой вступить кровавый.

Вторымъ отрядомъ былъ поддержанъ онъ

Такого же значенья и состава;

Затѣмъ отряда третьяго полки

Готовились атаку весть съ рѣки.

LI.

По возведеньи новыхъ укрѣпленій,

Совѣтъ военный тотчасъ созванъ былъ;

На этотъ разъ, безъ личностей и преній*

Онъ все единогласно утвердилъ.

(Плодитъ единогласіе рѣшеній

Лишь крайность). Все Суворовъ обсудилъ,

Все взвѣсилъ и, готовясь къ битвѣ славной,

Училъ солдатъ штыкомъ владѣть исправно.

LII.

Училъ онъ рекрутъ, какъ простой капралъ,

Нигдѣ минуты не теряя;

Водилъ ихъ черезъ рвы и пріучалъ

Къ огню, ихъ въ саламандры превращая;

По лѣстницамъ ихъ лазить заставлялъ,

Готовясь къ штурму. (Лѣстница такая --

Сказать ли надо?-- не сходна вполнѣ

Съ той, что Іаковъ увидалъ во снѣ).

LIII.

Убравъ рядъ фашинъ алыми чалмами,

Приказывалъ солдатамъ онъ своимъ

Тѣ чучела атаковать штыками,

Вступая въ бой, какъ бы съ врагомъ самимъ.

Онъ шелъ къ побѣдѣ разными путями.

Иные мудрецы, труня надъ нимъ,

Усматривали въ этомъ лишь нелѣпость.

Суворовъ прервалъ споры, взявши крѣпость.

LIV.

Насталъ канунъ атаки. Лагерь стихъ.

Не слышалось ни возгласовъ, ни шума;

Когда борьбы тяжелый близокъ мигъ,

Предчувствуя успѣхъ, молчатъ угрюмо

Тѣ, что хотятъ цѣной всѣхъ силъ своихъ

Побѣду одержать; за думой дума

Къ нимъ крадется. Былые вспомнивъ дни,

О милыхъ сердцу думаютъ они.

LV.

Молясь, остря, весь преданный причудамъ,

То ловкій шутъ, то демонъ, то герой,

Суворовъ былъ необъяснимымъ чудомъ.

За всѣмъ слѣдя, онъ планъ готовилъ свой

И ничего не оставлялъ подъ спудомъ.

Какъ арлекинъ, носясь передъ толпой,

Онъ міръ дивилъ то шуткой, то погромомъ,

И былъ сегодня Марсомъ, завтра -- Момомъ.

LVI.

Недалеко отъ русскихъ батарей,

Разъ казаки наткнулися дорогой

На кучку подозрительныхъ людей.

То было наканунѣ штурма. Строго

Къ нимъ отнесясь, схватили ихъ скорѣй.

Одинъ изъ плѣнныхъ говорилъ немного

По-русски и кой-какъ имъ объяснилъ,

Что въ арміи когда-то онъ служилъ.

LVII.

Немедленно съ товарищами вмѣстѣ

Его препроводили въ русскій станъ.

(Чинить допросъ удобнѣе на мѣстѣ).

Хотя въ одеждѣ истыхъ мусульманъ

Они явились, все жъ, скажу безъ лести,

Легко признать въ нихъ было христіанъ.

Обманчива бываетъ часто внѣшность,

Судя по ней, не трудно впасть въ по грѣшность.

LVIII.

Суворовъ въ это время, горячась,

Въ одномъ бѣльѣ производилъ ученье.

Уча рѣзнѣ, надъ трусами глумясь,

Онъ расточалъ и брань, и наставленья,

Смотря на плоть людскую, какъ на грязь,

Съ горячностью отстаивалъ онъ мнѣнье,

Что смерть, когда причиной ей война,

Отставкѣ съ полной пенсіей равна.

LIX.

Суворовъ, не спуская съ плѣнныхъ взгляда,

Когда они предстали передъ нимъ,

Спросилъ: "Откуда вы?" -- "Мы изъ Царь-града,--

Одинъ изъ нихъ отвѣтилъ,-- и бѣжимъ

Отъ турокъ" -- "Кто же вы?" -- "Объ этомъ надо

Насъ разспросить точнѣе вамъ самимъ".

Должно быть зналъ прибывшій, что Суворовъ

Не терпитъ фразъ и долгихъ разговоровъ.

LX.

"Какъ васъ зовутъ?" -- "Я Джонсонъ, а со мной

Жуанъ, что мнѣ товарищъ. Съ нами тоже

Двѣ женщины и евнухъ". -- "За собой

Таскать балластъ излишній непригоже",--

Замѣтилъ вождь.-- Но вы мнѣ не чужой:

Васъ помню, а того, что помоложе,

Я вижу въ первый разъ. Да вы никакъ

Служили въ гренадерахъ?"-- "Точно такъ".

LXI.

-- "Вы были подъ Виддиномъ?" -- "Былъ",-- "Ходили

На приступъ?" -- "Да" -- "Что жъ дѣлали потомъ?"

-- "Не знаю, право, самъ". -- "Въ Виддинъ не вы ли

Вступили первымъ?" -- "Шелъ я на-проломъ,

Не отставая отъ другихъ". -- "Гдѣ были

Затѣмъ?" -- "Я въ плѣнъ захваченъ былъ врагомъ,

Когда отъ раны впалъ въ изнеможенье".

-- "Отмстимъ за васъ, и страшно будетъ мщенье.

LXII.

Гдѣ жъ вы теперь намѣрены служить?"

-- "Мнѣ все равно".--,Я знаю, что вы рады

Врагамъ за оскорбленья отплатить

И будете громить ихъ безъ пощады.

Но какъ же съ этимъ юношей намъ быть?"

-- "Объ немъ вамъ безпокоиться не надо:

Коль будетъ онъ въ бою имѣть успѣхъ

Такой же, какъ въ любви, затмитъ насъ всѣхъ".

LXIII.

"Такъ пусть же въ штурмѣ приметъ онъ участье!"

Жуанъ поклономъ выразилъ привѣтъ.

Суворовъ продолжалъ: "На ваше счастье,

Вашъ полкъ въ атаку бросится чѣмъ свѣтъ;

На крѣпость до зари хочу напасть я

И произнесъ торжественный обѣтъ,

Что Измаила ужъ не будетъ болѣ:

Его твердыни превращу я въ поле!

LXIV.

Увѣренъ я, васъ много ждетъ наградъ!"

Затѣмъ Суворовъ, крѣпкими словцами

Приправивъ рѣчь, сталъ вновь учить солдатъ

И, зная, какъ овладѣвать сердцами,

Достигъ того, что каждый былъ объятъ

Желаньемъ въ грозный бой вступить съ врагами,

Чтобъ ихъ зато нещадно разгромить,

Какъ смѣли въ споръ съ царицею вступить.

LXV.

Къ Суворову, что продолжалъ ученье,

Рѣшился Джонсонъ снова подойти,

Замѣтивъ, что его расположенье

Съумѣлъ снискать и у него въ чести.

-- "Насъ радуетъ,-- сказалъ онъ, позволенье

Пасть первыми; но гдѣ жъ намъ путь найти?

Пристроивъ насъ къ мѣстамъ, и мнѣ, и другу

Вы этимъ оказали бы услугу".

LXVI.

-- "Вы правы; я совсѣмъ забылъ о томъ.

Вернитесь къ прежней службѣ. Путь счастливый!

Васъ подвезутъ къ полку, что подъ ружьемъ,

Чтобъ постъ занять немедленно могли вы;

А вы въ распоряженіи моемъ

Должны остаться, юноша красивый.

Здѣсь женщинамъ, конечно, мѣста нѣтъ.

Ихъ отвести въ обозъ иль лазаретъ!*

LXVII

Но женщины сопротивляться стали,

Хотя гаремъ ихъ пріучить бы могъ

Къ повиновенью. Тамъ онѣ едва ли

Нашли бъ для ослушанія предлогъ.

Съ слезами на глазахъ онѣ возстали,

Подъ тяжкимъ гнетомъ горестныхъ тревогъ;

Такъ курица свои вздымаетъ крылья,

Когда цыплятъ спасаетъ отъ насилья.

LXVIII.

Онѣ защиты ждали отъ друзей,

Которыхъ удостоилъ разговоромъ

Славнѣйшій изъ громившихъ міръ вождей.

О, люди, люди! долго ль вашимъ взорамъ

Все будетъ любъ свѣтъ призрачныхъ лучей,

Что слава льетъ, носяся метеоромъ,

И долго ль моремъ будетъ литься кровь,

Чтобъ къ мнимой славѣ чувствовать любовь?

LXIX.

Суворовъ видѣлъ слезъ и крови море

И былъ привыченъ къ горестямъ людскимъ,

Однако жъ съ сожалѣніемъ во взорѣ

Взглянулъ на женъ, рыдавшихъ передъ нимъ.

Не трогаетъ вождя народовъ горе,

Онъ можетъ быть къ толпѣ неумолимъ;

Но случай единичнаго мученья

Порой въ немъ пробуждаетъ сожалѣнье.

LXX.

Бывалъ, внѣ боя, и Суворовъ слабъ.

Онъ ласково сказалъ: "Эхъ, Джонсонъ, право,

На кой вы.чортъ пригнали этихъ бабъ?

Возиться съ ними вовсе не забава...

Чтобъ имъ грозить опасность не могла бъ,

Ихъ удалю отъ мѣстъ борьбы кровавой.

Солдатъ съ женой въ бою -- плохой солдатъ,

Коль года нѣтъ еще, что онъ женатъ!"

LXXI.

-- "Не наши, а чужія это жены,--

Суворову тутъ Джонсонъ возразилъ,

-- Не допускаютъ строгіе законы,

Чтобъ на войнѣ съ женою воинъ былъ.

И мнѣ ль переступать черезъ препоны,

Что съ мудростью законъ установилъ?

Когда жена, какъ шмель, жужжитъ надъ ухомъ,

Храбрѣйшій воинъ можетъ падать духомъ.

LXXII.

Тѣ женщины -- турчанки. Не боясь

Опасности для жизни и гоненій,

Онѣ съ слугой спасли отъ смерти насъ

И слѣдуютъ за нами. Рядъ лишеній

Случалось мнѣ испытывать не разъ,

А имъ не перенесть такихъ мученій.

Чтобъ съ добрымъ духомъ драться мы могли,

Мы просимъ, чтобъ вы ихъ поберегли".

LXXIII.

Въ унынье впали дочери гарема,

Утративъ вѣру въ власть своихъ друзей.

Для нихъ былъ непонятною проблемой

Старикъ, пугавшій внѣшностью своей,

Который простоту избравъ системой,

Чуждался всякихъ пышностей, затѣй,

А между тѣмъ вселялъ не меньше страха,

Чѣмъ гнѣвный взоръ любого падишаха.

LXXIV.

Вполнѣ имъ было ясно, что онъ могъ

Распоряжаться полнымъ властелиномъ,

А въ ихъ глазахъ былъ жалокъ и убогъ.

Султанъ ихъ пріучилъ къ инымъ картинамъ:

Весь въ золотѣ, держась какъ нѣкій богъ,

Являлся онъ сіяющимъ павлиномъ.

Дивило ихъ не мало, что попасть

Въ такую обстановку можетъ власть.

LXXV.

Не понимавшій нѣжностей Востока,

Ихъ вздумалъ Джонсонъ утѣшать сперва;

Жуанъ же поклялся мечомъ пророка,

Что къ нимъ съ зарей придетъ; свои права

Онъ отстоитъ иль разгромитъ жестоко

Всю армію. И что жъ? Его слова

Мгновенно принесли имъ утѣшенье --

Такъ женщины склонны на увлеченье.

LXXVI.

Съ слезами и со вздохами простясь,

Онѣ ушли. Начаться скоро бою!

(Ту силу, что рѣшаетъ участь массъ,

Назвать ли Провидѣніемъ, судьбою

Иль случаемъ? Неразрѣшимъ для насъ

Вопросъ, что міру не даетъ покою).

Занять мѣста друзьямъ лора пришла,

Чтобъ городъ сжечь, не сдѣлавшій имъ зла.

LXXVII.

Суворовъ, чтобы выиграть сраженье,

Не пожалѣлъ бы арміи своей;

Онъ частностямъ не придавалъ значенья,

Была бъ лишь цѣль достигнута вѣрнѣй,'

И, смерть неся, смотрѣлъ безъ сожалѣнья

На гибель странъ и бѣдствія людей.

Такъ Іова страданье столь же мало

Его жену и близкихъ огорчало.

LXXVIII.

Онъ за ничто двухъ женщинъ скорбь считалъ.

Межъ тѣмъ подготовлялась канонада.

Гомеръ бы намъ такую жъ описалъ,

И скрасилась бы ею Иліада.

Когда бы о мортирахъ онъ слыхалъ,

Но не о Троѣ говорить мнѣ надо:

О пушкахъ, бомбахъ, ядрахъ и штыкахъ,

На музу нагоняя этимъ страхъ,

LXXIX.

Гомеръ! прошли безчисленные годы,

А міръ все полонъ славою твоей,

Ты описалъ, воспѣвъ царей походы,

Оружье, поражавшее людей;

Въ нашъ вѣкъ надъ нимъ трунятъ враги свободы

И порохомъ хотятъ ея друзей

Повергнуть въ прахъ. Пускай, ей яму роя,

Осадой ей грозятъ: она не Троя.

LXXX.

Гомеръ безсмертный! греческій листокъ,

Откуда черпалъ ты свои - извѣстья,

Такихъ ужасныхъ дѣлъ и знать не могъ,

Какія собираюсь перечесть я.

Увы, я предъ тобою, что потокъ

Предъ океаномъ! Все жъ, въ нашъ вѣкъ нечестья,

Хоть древнимъ уступаемъ мы вполнѣ

Въ поэзіи, мы ихъ сильнѣй въ рѣзнѣ.

LXXXI.

Все дѣло въ фактахъ. Истина святая

Лишь въ фактахъ проявляетъ образъ свой,

Но бѣдной музѣ, ихъ передавая,

Иные скрыть приходится порой.

Близка, однакожъ, схватка роковая!

Съумѣю ли воспѣть я грозный бой?

Героевъ тѣни ждутъ побѣдныхъ пѣсенъ,

Чтобъ славу ихъ вѣковъ не скрыла плѣсень.

LXXXII.

Къ тебѣ взываю я, кумиръ молвы,

Наполеона призракъ величавый!

Къ вамъ, греки, что сражалися, какъ львы,

Когда васъ Леонидъ велъ въ бой кровавый!

Къ вамъ, "Комментарьи" Цезаря,чтобъ вы

Своею увядающею славой

И краснорѣчьемъ пламенныхъ рѣчей

На помощь къ бѣдной музѣ шли моей!

LXXXIII.

Да, увядаетъ славное былое!

Такъ выразиться право я имѣлъ:

У насъ, что годъ, то новые герои;

Ихъ всѣхъ не счесть, а слава -- ихъ удѣлъ;

Какіе жъ благодатные устои

Наслѣдьемъ намъ отъ этихъ громкихъ дѣлъ?

Увы! они безплодны, да и сами

Герои наши сходны съ мясниками.

LXXXIV.

Отличья всевозможныя должны

Нестись къ героямъ длинной вереницей;

Сроднились съ ними ленты и чины,

Какъ пурпуръ съ вавилонскою блудницей.

Награды честолюбцамъ такъ нужны,

Какъ юношѣ мундиръ, какъ вѣеръ львицѣ.

Но что жъ такое слава? Право, нѣтъ

Возможности на это дать отвѣтъ.

LXXXV.

Сравнивъ ее съ свиньей, что рыщетъ въ полѣ,

Я вамъ бы, можетъ быть, не угодилъ,

Такъ съ шхуною, что носится на волѣ,

Не лучше ли, чтобъ я ее сравнилъ

Иль съ бригомъ? Но сравненій нужно ль болѣ?

Здѣсь кончу, чтобъ не выбиться изъ силъ.

Когда опять займусь своей поэмой,

Кровавый штурмъ моею будетъ темой

LXXXVI.

Вы слышите? Какой-то шумъ глухой

Тревожитъ ночи грозное молчанье:

То крадутся войска и, скрыты мглой,

Къ стѣнамъ подходятъ, затаивъ дыханье;

Едва замѣтно, сквозь туманъ ночной,

Проглядываетъ тусклыхъ звѣздъ мерцанье;

Но скоро ихъ затмитъ зловѣщій дымъ,

Все застилая облакомъ густымъ.

LXXXVII.

Не долго ждать -- и громъ орудій грянетъ.

Сигналъ дадутъ, и грозная пора

Борьбы на жизнь и смерть для войскъ настанетъ.

Они сплотятся, какъ съ горой гора.

Сольется вмѣстѣ, лишь разсвѣтъ проглянетъ,

Съ Аллахомъ турокъ русское ура!

И павшихъ стоны, вопли и молитвы

Безъ отзвука потонутъ въ шумѣ битвы.