I.
Увѣчья, грохотъ пушекъ, бой кровавый --
Слова не благозвучныя вполнѣ,
Но съ ними сплетены всѣ грезы славы,
Что проситъ жертвъ; и такъ какъ я войнѣ
Намѣренъ посвятить свои октавы,
Ихъ повторять придется часто мнѣ.
Но что слова! Назвавъ войну Беллоной,
Тѣмъ не спасете край, ей разоренный.
II.
Какъ вышедшій изъ логовища левъ,
Шла армія въ безмолвіи суровомъ.
Она ждала (до крѣпости успѣвъ
Добраться незамѣтно, подъ покровомъ
Глубокой тьмы),чтобъ пушекъ грозный ревъ
Ей подалъ знакъ къ атакѣ. Строемъ новымъ
Безстрашно замѣщая павшій строй,
Людская гидра вступитъ въ смертный бой.
III.
Когда сочтемъ тѣ страшныя затраты,
Что золотомъ и кровью дѣлалъ свѣтъ
На войны, какъ ничтожны результаты
Окажутся одержанныхъ побѣдъ!
Онѣ одною славою богаты,
Но сколько расплодили горькихъ бѣдъ!
Слезу страданья осушить съ любовью
Славнѣе, чѣмъ весь міръ забрызгать кровью.
IV.
Да, благодатны добрыя дѣла,
Тогда какъ слава тягостна народу;
Онъ -- въ нищетѣ, а жертвамъ нѣсть числа,
Что приносить онъ долженъ ей въ угоду.
Лишь честолюбцы въ ней не видятъ зла.
Война священна только за свободу,
Когда жъ она -- лишь честолюбья плодъ,
Кто бойнею ея не назоветъ?
V.
Борьба за волю только -- подвигъ громкій!
Зато и Леонидъ, и Вашингтонъ
Безсмертны, и позднѣйшіе потомки
Не позабудутъ славы ихъ именъ.
О нихъ гласятъ не жалкіе обломки
Разрушенныхъ міровъ, не плачъ и стонъ
Порабощенныхъ, но дары свободы,
Что черезъ нихъ пріобрѣли народы.
VI.
Зловѣщая царила тьма вокругъ.
Лишь пушки, искры грозныя бросая,
Свои огни сливали въ яркій кругъ,
Что отражался волнами Дуная,
Какъ адскимъ зеркаломъ. Тревожа слухъ,
Пальба не прерывалась роковая.
Огня небесъ страшнѣй огонь земной:
Одинъ -- щадитъ, безжалостенъ другой.
VII.
Едва успѣлъ, подъ сѣнью тьмы безмолвной,
До стѣнъ добраться посланный отрядъ,
Какъ мусульмане разомъ, злобы полны,
Стрѣляя мѣтко, вышли изъ засадъ.
Земля и воздухъ, крѣпость, горы, волны --
Все превратилось вмигъ въ кромѣшный адъ;
Вся мѣстность стала огненнымъ вулканомъ,
Какой-то Этной, взорванной титаномъ.
VIII.
Въ то время, словно громъ, раздался крикъ
"Аллахъ!" и, потрясая тучи дыма,
Шумъ битвы заглушилъ, свирѣпъ и дикъ.
Какъ вызовъ онъ звучалъ неумолимый,
Суля погибель,-- всюду онъ проникъ,
Какъ ураганъ, несясь неудержимо.
Чу!.. въ крѣпости, въ волнахъ, на берегу,
Вездѣ звучатъ: ,Аллахъ!" и "Алла-гу!"
IX.
Врасплохъ не захватили оборону,--
Давно ужъ крѣпость приступа ждала.
Огонь ужасный встрѣтилъ ту колонну,
Что отъ рѣки атаку повела.
Она подверглась тяжкому урону
И вся почти на мѣстѣ полегла.
Командовалъ безстрашно частью тою
Арсеньевъ -- вождь, прославленный молвою.
X.
Въ колѣно принцъ де-Линь былъ пораженъ.
У графа Шапо-Бра, въ началѣ дѣла,
Лишь началось движеніе колоннъ,
Межъ головой и шляпой пролетѣла
Шальная пуля, Чудомъ спасся онъ.
Аристократа ль пощадить хотѣла
Та пуля, или вѣдала о томъ,
Что лобъ свинцовый не пробить свинцомъ?
XI.
Марковъ хотѣлъ, во что бы то ни стало,
Чтобъ раненнаго принца унесли,
Хотя кругомъ простыхъ солдатъ не мало
Безпомощно валялось тутъ въ пыли.
Ихъ стоны не смущали генерала,--
Онъ думалъ лишь о принцѣ; но пошли
Ему не впрокъ заботы о вельможѣ:
Вертясь предъ нимъ, Марковъ былъ раненъ тоже,
XII.
Десятки тысячъ ружей, словно громъ,
Тремъ стамъ орудіямъ вторили, смятенье
Внося въ ряды. (Вѣрнѣй всего свинцомъ
Гдѣ нужно, возбуждать кровотеченье!)
О, люди, вы знакомы съ тяжкимъ зломъ
Что причиняютъ голодъ, моръ, лишенья,
Но какъ значенье слабо бѣдъ такихъ,
Коль съ полемъ битвы вы сравните ихъ!
XIII.
Тамъ налицо ужаснѣйшія муки.
Онѣ вездѣ, куда ни бросишь взглядъ:
Здѣсь раненый, крича, ломаетъ руки;
Другіе, закативъ глаза, лежатъ
И видны лишь бѣлки ихъ; скорби звуки
И стоны къ небу жалобно летятъ.
Инымъ лишь смерть отъ ранъ приноситъ слава;
Другимъ, быть можетъ, дастъ на крестикъ право.
XIV.
Но все жъ меня волнуютъ славы сны:
Не сладко ли, убравшись сѣдинами,
Безбѣдно проживать на счетъ казны?
Кто не стремится къ пенсіямъ мечтами?
Герои для того еще нужны,
Чтобъ ихъ дѣянья воспѣвать стихами.
Итакъ, чтобъ въ пѣснь попасть, схвативши кушъ,
Нерѣдко въ бой стремится храбрый мужъ.
XV.
Межъ тѣмъ впередъ пустились гренадеры,
Чтобъ брустверъ взять(онъ ихъ одолѣвалъ),
И въ прокъ пошли ихъ храбрости примѣры:
Другой отрядъ за ними не отсталъ.
Какъ дѣти рвутся къ матери, такъ съ вѣрой
Въ успѣхъ всползли они на скользкій валъ
И, не волнуясь, словно на парадѣ,
Мгновенно очутились въ палисадѣ.
XVI.
Невѣроятенъ подвигъ былъ такой!
Вулканъ нанесъ бы меньше злыхъ увѣчій,
Бросая лаву огненной струей,
Чѣмъ встрѣтившій героевъ градъ картечи.
Треть офицеровъ пала подъ грозой;
Ужъ о побѣдѣ не было и рѣчи:
Когда охотникъ падаетъ, никакъ
Въ порядокъ привести нельзя собакъ.
XVII.
Здѣсь перейду я къ своему герою,
Другихъ бойцовъ оставивъ въ сторонѣ;
Я подвиговъ его отъ васъ не скрою,
Но каждаго бойца возможно ль мнѣ
Привѣтствовать хвалебною строфою,
Хотя бъ ее онъ заслужилъ вполнѣ?
Героевъ списокъ сдѣлался бъ длиннѣе,
Но и поэма тоже, что грустнѣе.
XVIII.
Газета вамъ подробно перечтетъ
Всѣ подвиги героевъ жаркихъ схватокъ,
При этомъ и убитыхъ назоветъ,
И перечень такой не будетъ кратокъ,
Какъ ясно вамъ. О, трижды счастливъ тотъ,
Чье имя попадетъ безъ опечатокъ
Въ реляцію! Такъ Гросъ, что въ битвѣ палъ,
Въ побѣдномъ бюллетенѣ Гровомъ сталъ.
XIX.
Жуанъ и Джонсонъ, удержу не зная,
Съ своимъ отрядомъ смѣло шли впередъ,
Работая штыкомъ или стрѣляя;
Ихъ кровь кипѣла; съ лицъ струился потъ;
Они неслись, преграды разрушая,
Не вѣдая, куда ихъ приведетъ
Опасный путь, и отличились оба;
Къ наградамъ ихъ представили особо.
XX.
Они то подвигалися съ трудомъ
Къ углу редута, цѣли всѣхъ усилій,
То, страшнымъ остановлены огнемъ,
Скользя по лужамъ крови, отходили;
Все обливая огненнымъ дождемъ,
Казалось, силы ада замѣнили
Собою небо. Гдѣ колонна шла,
Въ крови лежали грудами тѣла.
XXI.
Хотя Жуанъ былъ новичокъ неловкій,
Но велъ себя какъ истинный герой,
Попавъ на штурмъ безъ всякой подготовки.
Отвагу пробуждаетъ въ насъ порой
Торжественность блестящей обстановки;
Но, стоя подъ ружьемъ, средь мглы сырой,
Подъ гнетомъ тяжкихъ думъ, Жуанъ смутился,
И хоть струхнулъ немного, все жъ не скрылся.
XXII.
Онъ, убѣжавъ, не удивилъ бы насъ;
Порой герою воля непокорна;
Великій Фридрихъ, выстрѣловъ боясь,
Подъ Мольвицемъ одинъ бѣжалъ позорно;
Но это съ нимъ всего случилось разъ.
Конь, соколъ, дѣва борются упорно
Предъ тѣмъ, чтобы вступить на новый путь,
Затѣмъ съ него ужъ не хотятъ свернуть.
XXIII.
На языкѣ пуническомъ картинно
Скажу, что Донъ Жуанъ былъ "духомъ живъ".
(Ирландіи богатъ языкъ старинный,
Но онъ для насъ загадоченъ, какъ миѳъ.
Откуда онъ? Ученыхъ споры длинны
На этотъ счетъ. Иные, изучивъ
Всѣ тонкости его, такого мнѣнья,
Что Африка дала ему рожденье.
XXIV.
Быть можетъ, справедливъ подобный взглядъ,
Хотя и оскорбляетъ патріота).
Жуанъ, огнемъ поэзіи объятъ,
Не понималъ холоднаго разсчета;
Влеченью чувствъ онъ былъ поддаться радъ,
Тяжелыхъ думъ не ощущая гнета,
И въ обществѣ веселыхъ удальцовъ
Онъ съ радостью подраться былъ готовъ.
XXV.
Жуанъ душой былъ чуждъ всего дурного;
Въ любви, какъ на войнѣ, его вели
Чистѣйшія намѣренья. Вотъ слово,
Что люди, какъ оплотъ, изобрѣли.
Всегда съ нимъ оправданіе готово;
Герой, дѣлецъ, блудница -- на мели
Не остаются съ нимъ; но вспомнить надо,
Что такъ мостилась мостовая ада.
XXVI.
Намѣреньямъ чистѣйшимъ хоть не вѣрь!
Ея дѣла, однакожъ, идутъ вяло;
Мнѣ думается даже, что теперь
Та мостовая сильно пострадала;
Попрежнему геенны настежь дверь,
Но ужъ благихъ намѣреній такъ мало,
Что нечѣмъ и чинить ее. Она
Съ Поль-Моль навѣрно сдѣлалась сходна.
XXVII.
Въ то время, какъ Жуанъ шаги направилъ
Къ турецкой батареѣ, вдругъ одинъ
Остался онъ; отрядъ его оставилъ.
(Такъ, годъ спустя по свадьбѣ, безъ причинъ,
Жена иная, самыхъ честныхъ правилъ,
Развода на себя беретъ починъ).
Жуанъ, когда отрядъ безслѣдно скрылся,
Одинъ средь поля битвы очутился.
XXVIII.
Я затрудняюсь это объяснить:
Должно быть, большинство убито было,
А прочіе рѣшились отступить,
Когда имъ сила воли измѣнила.
Бѣгущихъ не легко остановить:
Разъ бѣгство римлянъ Цезаря смутило;
Схвативши щитъ, къ врагамъ помчался онъ
И тѣмъ вернулъ бѣжавшій легіонъ.
XXIX.
Жуанъ, что не былъ Цезарь безъ сомнѣнья,
Да и щита нигдѣ бы не нашелъ,
Смущенъ, остановился на мгновенье,
Затѣмъ впередъ рванулся, какъ оселъ.
(Читатель, не волнуйся: то сравненье
Гомеръ пригоднымъ для Аякса счелъ;
Жуанъ, въ сравненьи не нуждаясь новомъ,
Воспользоваться можетъ и готовымъ).
XXX.
Итакъ, впередъ онъ бросился къ огнямъ,
Что ярче солнца освѣщали мѣстность.
Отважно онъ направился къ холмамъ,
Не бросивъ даже взгляда на окрестность,
Надѣясь свой отрядъ увидѣть тамъ.
Конечно, онъ не могъ привесть въ извѣстность
Его потерь, а также знать не могъ,
Что весь отрядъ почти на мѣстѣ легъ.
XXXI.
Не видя ни начальства, ни отряда,
Котораго исчезъ и самый слѣдъ,
Жуанъ впередъ помчался. (Мнѣ не надо
Вамъ объяснять, какъ, въ цвѣтѣ силъ и лѣтъ,
Жуанъ, что о бояхъ мечталъ съ отрадой,
Любовью къ славѣ движимъ и согрѣтъ,
Могъ забѣжать впередъ, заботясь мало
О томъ, что войско отъ него отстало).
XXXII.
Какъ юноша-наслѣдникъ, что свою
Еще дорогу ищетъ, чуждъ разсчета;
Какъ путникъ, что блудящему огню
Ввѣряется, чтобъ выйти изъ болота;
Какъ выброшенный на берегъ къ жилью
Стремится,-- такъ, лишившися оплота,
Жуанъ пошелъ туда, гдѣ жарче бой,
Влекомъ любовью къ славѣ и судьбой.
XXXIII.
Онъ шелъ, своимъ лишь довѣряясь силамъ,
Пальбою безпрерывной потрясенъ.
Въ немъ молніей струилась кровь по жиламъ,
Онъ шелъ любовью къ славѣ вдохновленъ;
Охваченный неудержимымъ пыломъ,
Дыша съ трудомъ, къ мѣстамъ стремился онъ,
Гдѣ Бэкона излюбленное чадо
Окрестность превращало въ нѣдра ада.
XXXIV.
И вотъ наткнулся на отрядъ лихой,
Колонны Ласси жалкіе остатки.
Ее такъ уменьшилъ кровавый бой,
Что героизма славные осадки
Она могла лишь представлять собой.
(Изъ толстыхъ книгъ экстракты -- лишь тетрадки).
Жуанъ примкнулъ съ достоинствомъ къ бойцамъ,
Что, храбрости полны, неслись къ врагамъ.
XXXV.
Тутъ Джонсонъ, "совершившій отступленье",
Къ нимъ подошелъ. (Желая бѣгство скрыть,
Употребляемъ это выраженье).
Онъ зналъ, гдѣ силъ не слѣдуетъ щадить,
И вмѣстѣ съ тѣмъ не упускалъ мгновенья,
Когда свою умѣрить можно прыть"
Такъ всѣ его пріемы были ловки,
Что бѣгству видъ онъ придавалъ уловки.
XXXVI.
Когда былъ перебитъ его отрядъ,
Чтобы собрать предъ схваткой роковою
Тѣхъ, что страшилъ "долины смерти хладъ",
Онъ отступилъ. Жуанъ, хранимъ судьбою,
Все лѣзъ въ огонь и съ нимъ идти назадъ
Не согласился бъ. Юному герою
Опасность и не снилась. Такъ въ борьбѣ
Невинность вѣритъ лишь одной себѣ.
XXXVII.
Съ бойницъ и казематовъ цитадели,
Съ засадъ, валовъ, редутовъ, батарей
Безъ перерывовъ выстрѣлы летѣли;
Всѣ зданья стали рядомъ крѣпостей,
Гдѣ турки, полны ярости, засѣли.
Отъ. выстрѣловъ спасаясь, егерей,
Разстроенныхъ кровавою борьбою,
Вдругъ Джонсонъ увидалъ передъ собою.
XXXVIII.
Онъ кликнулъ ихъ, и всѣ на зовъ пришли
Немедленно, не такъ какъ духи ада,
Что Готспуръ вызывалъ изъ нѣдръ земли,
Но чьи отвѣты ждать съ терпѣньемъ надо.
Боясь, чтобъ ихъ за трусовъ не сочли,
Явились тотчасъ егеря. Какъ стадо,
Послушно люди идутъ за вождемъ
Въ вопросахъ вѣры иль въ борьбѣ съ врагомъ.
XXXIX.
Клянуся, Джонсонъ не былъ лицемѣромъ
И, видитъ Зевсъ, онъ могъ бы быть сравненъ
Съ героями, воспѣтыми Гомеромъ.
Рубя враговъ, не волновался онъ
И постоянства могъ служить примѣромъ;
Какъ безпрерывно дующій муссонъ,
Не зная суетливости напрасной,
Онъ шелъ съ покойнымъ духомъ въ бой опасный.
XL.
Планъ бѣгства зрѣло былъ обдуманъ имъ.
Онъ зналъ, что, отойдя лишь недалеко,
Немедленно примкнетъ къ частямъ такимъ,
Что временно разстроилъ бой жестокій.
Не всѣ герои слѣпы, хоть инымъ
Смежить глаза приходится до срока.
Когда имъ смерть грозитъ, они уйти
Порой спѣшатъ, чтобъ духъ перевести.
XLI.
Но Джонсонъ скрылся только на мгновенье;
Энергіей своей онъ далъ толчокъ
Отряду, что ужъ началъ отступленье
Въ порывѣ страха. (Такъ магнитный токъ
Заставить можетъ трупъ придти въ движенье).
Своимъ примѣромъ онъ солдатъ увлекъ
И смѣло ихъ повелъ дорогой тою,
Что Гамлетъ называетъ .роковою*.
XLII.
Они въ огонь полѣзли, не смутясь,
Хоть встрѣтили пріемъ, вполнѣ похожій
На тотъ, что ихъ заставилъ въ первый разъ
Покинуть бой и жизнь признать дороже
Всѣхъ обольщеній славы, что подчасъ
Войска ведетъ. (И жалованье тоже --
Хорошій стимулъ!) Въ настоящій адъ
Попалъ пришедшій съ Джонсономъ отрядъ,
XLIII.
Въ безформенную массу превращая
Войска, снаряды сыпались дождемъ,
Все предъ собой губя и разрушая.
Какъ спѣлые колосья подъ серпомъ,
Какъ подъ грозою жатва золотая,
Какъ подъ косой трава,-- такъ подъ огнемъ
Убійственнымъ безчисленныхъ орудій,
Купаяся въ крови, валились люди.
XLIV.
Какъ пѣну съ волнъ уноситъ ураганъ,
Такъ цѣлыя шеренги вырывали
Изъ строя пули ярыхъ мусульманъ
(Ихъ крѣпостныя стѣны укрывали);
Но рокъ, что не щадитъ и цѣлыхъ странъ,
Пришелъ на помощь къ Джонсону; едва ли
Не первымъ, сквозь густой и смрадный дымъ,
До вала онъ добрался невредимъ.
XLV.
Сначала двое къ валу подскочило,
Затѣмъ толпа отважныхъ все росла;
Подмога съ каждымъ мигомъ подходила.
Огонь, какъ подожженная смола,
Со всѣхъ сторонъ лился съ такою силой
И причинялъ врагамъ такъ много зла,
Что смерть отставшимъ такъ же угрожала,
Какъ тѣмъ, что ужъ вскарабкались до вала.
XLV.
Но случай спасъ ворвавшійся отрядъ,
Ученый грекъ, на удивленье свѣта,
Устроилъ рядъ ненужныхъ палисадъ
Какъ разъ по серединѣ парапета.
Хоть очевиденъ вредъ такихъ преградъ,
Но русскимъ впрокъ пошла ошибка эта.
Конечно, иностранный инженеръ
Не принялъ бы такихъ зловредныхъ мѣръ.
XLVII.
Широкій парапетъ, какъ оказалось,
Тѣмъ палисадомъ ровно пополамъ
Разрѣзанъ былъ, и мѣста оставалось
Довольно, чтобъ могла сомкнуться тамъ
Та кучка храбрыхъ, что на валъ взобралась
Предъ тѣмъ, чтобъ снова кинуться къ врагамъ.
Такъ были слабы эти укрѣпленья,
Что ихъ войска снесли безъ затрудненья.
XLVIII.
Кто первымъ влѣзъ, о томъ напрасенъ споръ,--
О первенствѣ вопросы щекотливы;
Они плодятъ не мало жгучихъ ссоръ
И даже между странами разрывы;
Какой моліеносный броситъ взоръ
На васъ Джонъ-Буль, пристрастно-терпѣливый,
Коль скажете ему, что Веллингтонъ
Въ бою при Ватерло былъ побѣжденъ!
XLIX.
А пруссаки отстаиваютъ мнѣнье,
Что если бъ Блюхеръ, Бюловъ, Гнейзено
Не подошли тогда въ сопровожденьи
Богъ знаетъ сколькихъ лицъ на овъ и но,
То было бы проиграно сраженье,
И Веллингтонъ, которому оно
Такъ много принесло отличій разныхъ,
Не получалъ бы пенсій безобразныхъ.
L.
Но всежъ и короля, и королей
Храни, Господь! Имъ въ тягостные годы
Не сдобровать безъ помощи Твоей!
Мнѣ чуется, что верхъ возьмутъ народы;
Брыкается и кляча, если ей
Невмоготу. Народъ, ища свободы,
Устанетъ наконецъ, забитъ и сѣръ,
Брать съ Іова въ терпѣніи примѣръ.
LII.
Но будемъ продолжать: какъ я сказалъ,
Не первымъ, но однимъ изъ перыхъ, ловко
Нашъ юный другъ Жуанъ вскочилъ на валъ;
Держался онъ съ искусною сноровкой
Героя, что не разъ въ бояхъ бывалъ,
И новой не смущался обстановкой.
Какъ женщина красивъ и чистъ душой,
Онъ, бредя только славой, несся въ бой.
LIII.
Какъ эта обстановка сходства мало
Имѣла съ той, къ которой онъ привыкъ!
Его досель одна любовь плѣняла;
Онъ съ дѣтства понималъ ея языкъ;
Его душа отъ счастья трепетала,
Когда надъ нимъ склонялся милый ликъ;
Не могъ онъ, какъ Руссо, въ измѣны вѣрить
И слишкомъ честенъ былъ, чтобъ лицемѣрить.
LIV.
Жуанъ лишь подъ давленіемъ судьбы
Могъ измѣнить горячему участью;
Теперь же былъ онъ тамъ, гдѣ, какъ рабы,
Склонялись люди въ прахъ предъ грозной властью
Желѣза и огня. Въ пылу борьбы
Впередъ онъ несся съ бѣшеною страстью;
Такъ, чуя шпоры, чистокровный конь
Бросается и въ воду, и въ огонь.
LV.
Какъ спортсмэнъ, что, опасность забывая.
Несется черезъ рвы мечты быстрѣй,
Такъ, на пути препятствія встрѣчая,
Жуанъ, волнуясь, къ цѣли шелъ своей;
Борьба, дурныя страсти разжигая,
Безжалостными дѣлаетъ людей;
Но на него вліянья не имѣла:
Его душа въ бою не очерствѣла.
LVI.
Нежданною подмогой подкрѣпленъ,
Вздохнулъ свободнѣй Ласси, что -борьбою
Разстроенъ былъ; его со всѣхъ сторонъ
Враги тѣснили грозною толпою.
Жуана, что стоялъ съ нимъ рядомъ, онъ
За помощь сталъ благодарить. Не скрою,
Что дворянинъ изъ прибалтійскихъ странъ
Не лучше былъ бы встрѣченъ, чѣмъ Жуанъ.
LVII.
Съ нимъ по-нѣмецки, самымъ мягкимъ тономъ,
Заговорилъ почтенный генералъ;
На эту рѣчь безмолвнымъ лишь поклономъ
Жуанъ ему учтиво отвѣчалъ.
Съ нѣмецкимъ, какъ съ санскритскимъ, лексикономъ
Онъ мало былъ знакомъ, но понималъ,
Регальи созерцая генерала,
Что онъ имѣлъ значенія не мало.
LVIII.
Ихъ разговоръ лишь длился мигъ одинъ.
Но могутъ ли слова имѣть значенье
Средь душу раздирающихъ картинъ,
Что представляетъ смерть и разрушенье,--
Когда среди дымящихся руинъ
Проклятья, вопли, стоны и моленья
Уныло раздаются, какъ набатъ,
Но слухъ тревожа, жалобно звучатъ?
LIX.
Всѣ звуки битвы въ ревъ сливались дикій;
Казалось, адъ всѣ силы въ бой стянулъ;
Такъ были общій шумъ и трескъ велики,
Что даже громъ безслѣдно бъ потонулъ
Средь шума битвы. Стоны, вопли, крики,
Сливаясь, пушекъ затмевали гулъ.
Но вотъ минута страшная настала:
Ударъ судьбы свершился -- крѣпость пала.
LX.
"Богъ создалъ свѣтъ, а смертный -- города",
Такъ Куперъ говоритъ; но какъ ихъ много
Съ теченьемъ лѣтъ исчезло безъ слѣда!
Гдѣ Тиръ и Ниневія? Гдѣ дорога,
Что въ Вавилонъ ведетъ? Прошли года
И смыли слѣдъ столицы и чертога.
Развалины повсюду; можетъ быть,
Въ лѣсахъ придется снова людямъ жить.
LXI.
Изъ всѣхъ людей, прославленныхъ молвою,
Счастливѣйшимъ считаю Буна я
(За исключеньемъ Суллы, что судьбою
До смерти былъ хранимъ). Въ глуши живя,
Охотой занимался онъ одною,
Людей рѣзней напрасно не дивя,
И, духомъ бодръ, въ лѣсахъ страны далекой
Достигъ безъ горя старости глубокой.
LXII.
Душою чистъ, онъ прожилъ долгій вѣкъ.
Уединенью только грезы милы;
И жизнь его до срока не пресѣкъ
Недугъ,-- лишь трудъ поддерживаетъ силы;
Живя въ столицахъ душныхъ человѣкъ
Доказываетъ тѣмъ, что сѣнь могилы
Ему милѣе жизни. Вѣкъ трудясь,
Съ улыбкой встрѣтилъ Бунъ кончины часъ,
LXIII.
И что жъ? Почтенный мужъ себя прославилъ,
Хоть массами не убивалъ людей,
И всюду память добрую оставилъ;
Завидна слава лишь въ союзѣ съ ней!
И злость, и зависть онъ молчать заставилъ,
Не прибѣгая къ помощи цѣпей.
Отшельникъ Россы и дитя природы,
Онъ прожилъ вѣкъ поборникомъ свободы.
LXIV.
Согражданъ Бунъ чуждался и отъ нихъ
Онъ уходилъ туда, гдѣ воздухъ чище;
Любя просторъ и тишь лѣсовъ густыхъ,
Къ нимъ рвался онъ. (Гдѣ скучены жилища,
Себя стѣсняя, мы тѣснимъ другихъ).
Бунъ не былъ мизантропомъ: если нищій
Ему порой встрѣчался на пути,
Къ нему на помощь онъ спѣшилъ придти.
LXV.
Но жилъ онъ не одинъ: дѣтей природы
Вкругъ Буна племя цѣлое росло;
Душевныхъ бурь тяжелыя невзгоды
Невѣдомы имъ были; ихъ чело
Морщинъ не знало; свѣтлый духъ свободы
Ихъ оживлялъ; имъ чуждо было зло.
Свободно взросшій лѣсъ, что ихъ взлелѣялъ,
Одну любовь къ добру въ ихъ души сѣялъ.
LXVI.
Заботъ не зная, стройны и сильны,
Они въ странѣ привольной процвѣтали;
Какъ городовъ тщедушные сыны
Предъ ними жалки! Тяжкій гнетъ печали
Не отравлялъ ихъ сладостные сны;
Ихъ моды въ обезьянъ не превращали;
Просты, хотя не дики,-- изъ-за ссоръ
Они борьбу считали за позоръ.
LXVII.
Веселость ихъ всегда сопровождала;
Поденный трудъ ихъ не томилъ ничуть;
Среда развратъ въ ихъ души не вливала;
Въ тѣни лѣсовъ свободно дышитъ грудь.
Гнетъ роскоши, распутства злое жало
Не направляли ихъ на ложный путь:
Подъ свѣтлой сѣнью дѣвственнаго лѣса
Нужда и горе не имѣютъ вѣса.
LXVIII.
Довольно о природѣ. Мы должны
Опять вернуться къ благамъ просвѣщенья:
Къ пожарамъ и чумѣ, плодамъ войны,
Къ картинамъ смерти, бѣдъ и разрушенья,
Что жаждою побѣдъ порождены.
Чтобы себѣ доставить развлеченье,
Пролить хоть море крови деспотъ радъ:
Взять Измаилъ велѣли, и -- онъ взятъ.
LXIX.
Палъ Измаилъ. Одинъ отрядъ сначала
Въ немъ проложилъ кровавый путь. За нимъ
Другой ворвался слѣдомъ. Смерть зіяла,
И острый штыкъ, какъ рокъ неумолимъ,
Въ толпу врѣзался. Все кругомъ стонало;
Какъ облако, носился сѣрный дымъ,
Тяжелымъ смрадомъ воздухъ отравляя.
А турки все дрались, не отступая.
LXX.
Кутузовъ, что при помощи снѣговъ
Впослѣдствіи отпоръ далъ Бонапарту,
Съ солдатами попалъ въ глубокій ровъ,
Благодаря излишнему азарту.
Предъ другомъ и врагомъ онъ былъ готовъ
Всегда шутить и, ставя жизнь на карту,
Острилъ надъ всѣмъ, веселый тѣша нравъ:
Но тутъ онъ пріунылъ, въ бѣду попавъ.
LXXI.
Безумною отвагою согрѣтый
И храбрости желая дать примѣръ,
Онъ бросился къ подножью парапета;
Но турки смяли храбрыхъ гренадеръ,
Что съ нимъ пошли въ атаку. Въ схваткѣ этой
Въ числѣ убитыхъ былъ и Рибопьеръ,
Что палъ, оплаканъ всѣми въ русскомъ станѣ.
Загнали въ ровъ обратно мусульмане
LXXII.
На парапетъ взобравшихся солдатъ;
Но ихъ спасла нежданная подмога:
Какой-то заблудившійся отрядъ,
Что проплуталъ невѣдомой дорогой,
Пришелъ на помощь къ нимъ, а то наврядъ
Подъ градомъ пуль ихъ уцѣлѣло бъ много,
И храбрый весельчакъ Кутузовъ -- самъ
Съ колонною своей погибъ бы тамъ.
LXXIII.
Отрядъ прибывшій, послѣ жаркой схватки,
Оплотомъ овладѣлъ турецкихъ силъ.
Когда бѣжали турки въ безпорядкѣ,
Провелъ онъ за собою въ Измаилъ
Килійскими воротами остатки
Отряда, что Кутузовъ погубилъ.
Во рву, среди кроваваго болота,
Пріютъ нашла разбитая пѣхота.
LXXIV.
Каз а ки иль, пожалуй, казак и
(На правильность и точность удареній
Мнѣ обращать вниманье не съ руки,
Лишь избѣгаю фактовъ искаженій)
Всѣ полегли, изрублены въ куски.
Незнатоки по части укрѣпленій,
Привыкшіе сражаться лишь верхомъ,
Не въ силахъ были справиться съ врагомъ.
LXXV.
Хоть ихъ огонь преслѣдовалъ жестоко,
Толпой они вскарабкались на валъ
И думали, покорны волѣ рока,
Что грабежа отрадный мигъ насталъ;
Но зубъ порой нейметъ, хоть видитъ око:
Предъ ними непріятель отступалъ
Лишь для того, чтобъ ихъ собравши вмѣстѣ,
Всѣхъ окружить и положить на мѣстѣ.
LXXVI.
Когда разсвѣтъ, алѣя, заблестѣлъ,
Никто изъ нихъ въ живыхъ не оставался;
Но слава имъ досталася въ удѣлъ:
Погибли всѣ, но ни одинъ не сдался.
По грудѣ ихъ окоченѣвшихъ тѣлъ
Есуцкій, какъ по лѣстницѣ, взобрался
И въ крѣпость ворвался такимъ путемъ
Съ неустрашимымъ полоцкимъ полкомъ.
LXXVII.
Отважный вождь налѣво и направо
Рубилъ враговъ, но скоро палъ отъ ранъ.
Хоть стѣны были взяты, бой кровавый
Все длился, не разстроивъ мусульманъ.
Кого побѣда увѣнчаетъ славой,
Никто бъ сказать не могъ. Со станомъ станъ
Боролся на смерть; храбро янычары
Ударами платили за удары,
LXXVIII.
Не меньше пострадалъ отрядъ другой
Подъ выстрѣлами турокъ. Здѣсь замѣчу,
Что лишнее имѣть запасъ большой
Патроновъ тамъ, гдѣ, направляясь въ сѣчу,
Въ виду имѣютъ рукопашный бой.
Солдатъ, боясь къ врагу идти на встрѣчу,
Стрѣляетъ второпяхъ, издалека,
Не прибѣгая къ помощи штыка.
LXXIX.
Отрядъ Мехнова (что въ бою сначала
Отъ выстрѣловъ не мало потерпѣлъ
И своего лишился генерала)
На выручку удачно подоспѣлъ
Къ тѣмъ храбрецамъ, что добрались до вала,
И взялъ редутъ, гдѣ сераскиръ засѣлъ
И защищался съ бѣшеной отвагой,
Не устрашенъ нагрянувшей ватагой.
LXXX.
Когда онъ былъ врагами окруженъ,
Ему была предложена пощада,
Но сераскиръ былъ этимъ возмущенъ:
Вождю-герою милости не надо;
Какъ мученикъ, погибъ безстрашно онъ,
Отчизны скорбь была его награда.
Морякъ, что взять его хотѣлъ живымъ,
Былъ наповалъ убитъ мгновенно имъ.
LXXXI.
На предложенье сдаться пистолетомъ
Отвѣтилъ онъ; тогда приказъ былъ данъ:
Всѣхъ турокъ перерѣзать; въ дѣлѣ этомъ
Три тысячи погибло мусульманъ;
Рѣзня была немедленнымъ отвѣтомъ
На выстрѣлъ сераскира, что отъ ранъ
Окончилъ вѣкъ. Онъ палъ передъ войсками,
Пронизанный шестнадцатью штыками.
LXXXII.
Сдавался шагъ за шагомъ Измаилъ
И превращался въ мрачное кладбище;
Дралися турки изъ послѣднихъ силъ,
Отстаивая каждое жилище.
Лучъ солнца, согрѣвая нильскій илъ,
Чудовищамъ даетъ и жизнь, и пищу:
Такъ породилъ зловѣщій битвы адъ
Безжалостныхъ дѣяній цѣлый рядъ.
LXXXIII.
Какой-то офицеръ, что,наступая
На груды тѣлъ, впередъ отважно шелъ,
За пятку схваченъ былъ. Изнемогая
Отъ боли, тщетно онъ борьбу завелъ
Съ зубами, что, его не выпуская,
Въ него впились. Плодя не мало золъ,
Такъ держитъ насъ змѣя, чье вѣроломство
Сгубило Еву и ея потомство.
LXXXIV.
Сраженный турокъ, попранный ногой
Врага, зубами крѣпко ухватился
За часть, что Ахиллесовой пятой
Мы въ шутку такъ зовемъ. Въ нее онъ впился,
Дыша непримиримою враждой,
И стиснулъ зубы. Слухъ распространился"
Что голову, отрубленную съ плечъ,
Не могъ разъединить съ ногою мечъ.
LXXXV.
Она, держась за пятку. все висѣла,
Въ борьбѣ нѣмой сцѣпившися съ врагомъ;
Не знаю вѣрно я, какъ было дѣло,
Но русскій офицеръ остался хромъ.
Тотъ врачъ, что за лѣченье неумѣло
Взялся, конечно, виноватъ кругомъ;
А турка осуждать нельзя за мщенье,
Что породилъ порывъ остервенѣнья.
LXXXVI.
Но фактъ -- все фактъ, и истинный поэтъ
Остерегаться выдумокъ обязанъ;
Въ стихахъ, какъ въ прозѣ, лгать заслуги нѣтъ;
Поэтъ, что долженъ быть лишь правдой связанъ,
Грѣшитъ, красою фразъ мороча свѣтъ.
Поэту срамъ, когда во лжи погрязъ онъ:
Неправду сатана пускаетъ въ ходъ,
Какъ бы приманку, чтобъ губить народъ.
LXXXVII.
Нѣтъ, не сдались твердыни Измаила,
А пали подъ грозою. Тамъ ручьемъ,
Алѣя, кровь свои струи катила;
Безъ страха передъ смертью и врагомъ
Валились турки. Верхъ брала лишь сила.
Хоть все, пылая, рушилось кругомъ,
Они не прекращали обороны,
Побѣды крики превращая въ стоны.
LXXXVIII.
Штыки вонзались, длился смертный бой;
И здѣсь, и тамъ людей валились кучи.
Такъ осенью, уборъ теряя свой,
Въ объятьяхъ бури стонетъ лѣсъ дремучій.
Руины представляя лишь собой,
Палъ Измаилъ;онъ палъ, какъ дубъ могучій,
Взлелѣянный вѣками великанъ,
Что вырвалъ съ корнемъ грозный ураганъ.
LXXXIX.
Описывать лишь ужасы -- въ систему
Я вовсе не намѣренъ возвести;
Хоть выбралъ благодарную я тему,
Къ другимъ картинамъ надо перейти.
Разнообразить долженъ я поэму:
Чего-то нѣтъ на жизненномъ пути!
А потому представлю, міръ рисуя,
Его и безобразья, и красу я.
ХС.
Нашъ фарисей, любитель звонкихъ фразъ
И вычурно слащавыхъ выраженій,
Навѣрно бы сказалъ: "чаруетъ насъ
Отрадный фактъ средь массы преступленій".
Я о такомъ хочу повесть разсказъ.
Мой стихъ, что опаленъ въ пылу сраженій
(Всегда вѣдь эпосъ битвами богатъ),
Я освѣжить такимъ разсказомъ радъ.
XCI.
Валялась въ взятомъ шанцѣ, взоръ пугая,
Убитыхъ женщинъ куча; перейти
Онѣ сюда спѣшили, убѣгая
Отъ смерти и надѣясь тутъ найти
Убѣжище. Свѣтла, какъ утра мая,
Малютка, лѣтъ не больше десяти,
Живою межъ тѣлами оказалась
И скрыться возлѣ нихъ, дрожа, старалась.
ХСІІ.
Два казака, свирѣпѣе медвѣдей,
Накинулись на дѣвочку; ихъ лики
Вселяли страхъ жестокостью своей;
Не менѣе страшны ихъ были крики...
Что можетъ порождать такихъ звѣрей?
Кто этому виной? Ихъ нравъ ли дикій,
Иль тѣ, что, получивъ отъ Бога власть,
Въ сердцахъ людей лишь къ злу вселяютъ страсть?
XCIII.
Надъ маленькой головкой засверкало
Оружье ихъ. Дрожавшее дитя
Лицо свое межъ трупами скрывало"
(Оно перепугалось не шутя).
Жуана это зрѣлище взорвало.
Что онъ сказалъ, волненью дань платя,
Не повторю -- приличьями я связанъ,--
Но что онъ сдѣлалъ, я сказать обязанъ.
ХСІѴ.
Онъ налетѣлъ на нихъ, свирѣпъ и рьянъ,
И, съ ними не вступая въ разговоры,
Имъ нѣсколько нанесъ тяжелыхъ ранъ;
Затѣмъ, карая звѣрство, безъ призора
Оставилъ ихъ. Тоской объятъ, Жуанъ
На груды тѣлъ кровавыхъ бросилъ взоры
И дѣвочку, что только чудомъ рокъ
Помогъ спасти, изъ ихъ среды извлекъ.
ХСѴ.
Какъ трупы тѣ былъ блѣденъ ликъ унылый
Малютки. Мечъ, что мать ея убилъ,
Скользнулъ по ней; о близости могилы
Зловѣщій шрамъ невольно говорилъ.
Со всѣми, что ей въ жизни были милы,
Тотъ крови слѣдъ послѣдней связью былъ;
Но не была опасна эта рана.
Дитя, дрожа, взглянуло на Жуана.
ХСѴІ.
Они другъ съ друга не спускали глазъ.
Читались въ немъ надежда, сожалѣнье,
Восторгъ, что онъ дитя отъ смерти спасъ,
За бѣдную малютку опасенье;
Она жъ въ него глазенками впилась,
И радость выражая, и смятенье,
Притомъ была прозрачна и блѣдна,
Какъ ваза, что внутри освѣщена.
XCVII.
Въ то время подошелъ къ нимъ Джонслнъ. (Право,
Я Джекомъ не могу его назвать:
Въ такой моментъ торжественный октава
Должна приличья строго соблюдать).
За нимъ неслася цѣлая орава
Солдатъ. "Я счастливъ друга увидать,--
Сказалъ Жуану онъ.-- Скорѣй за дѣло!
Разсчитывать на крестъ мы можемъ смѣло.
ХСѴІІІ.
Намъ надо брать послѣдній бастіонъ;
Онъ держится еще, хоть это чудо.
Паша, что не сдается, окруженъ
И помощи не ждетъ ужъ ни откуда.
Сидя въ дыму, спокойно куритъ онъ,
Хоть вкругъ него кровавыхъ труповъ груда;
Все жъ онъ картечь еще пускаетъ въ ходъ:
Такъ старая лоза роняетъ плодъ.
ХСІХ.
Итакъ, мой другъ Жуанъ, впередъ за мною!"
-- "Я спасъ дитя,-- сказалъ Жуанъ въ отвѣтъ.--
Нельзя малютку бросить здѣсь одною.
Какъ уберечь ее, дай мнѣ совѣтъ,
И всюду я помчуся за тобою!"
-- "Ты правъ, конечно,-- жалостью согрѣтъ,
Отвѣтилъ Джонсонъ,-- бросить безразсудно
Дитя, но какъ тутъ быть,придумать трудно!"
С.
-- "Я не уйду,-- сказалъ Жуанъ,-- пока
Дитя не будетъ въ безопасномъ мѣстѣ".
-- "Но вѣдь вездѣ опасность велика".
Товарищъ возразилъ ему.-- "Такъ вмѣстѣ
Пускай раздавитъ насъ судьбы рука,
Но я останусь вѣренъ долгу чести.
Робенокъ этотъ ввѣренъ мнѣ судьбой;
Онъ сирота, а потому онъ мой!"
CI.
-- "Жуанъ!-- воскликнулъ Джонсонъ: ни мгновенья
Терять нельзя. Ребенокъ очень милъ,
Но славѣ долженъ дать ты предпочтенье
Предъ чувствомъ. Коль разграбятъ Измаилъ,
Всѣ оправданья будутъ безъ значенья.
Мнѣ ждать нельзя: атаки часъ пробилъ.
Ты слышишь крики? Каждый мигъ намъ дорогъ,
А время мы теряемъ въ разговорахъ*.
CII.
Жуанъ былъ непреклоненъ. Чтобъ скорѣй
Уладить дѣло, Джонсонъ постарался
Двухъ провожатыхъ выбрать повѣрнѣй
И ввѣрилъ имъ малютку. Онъ поклялся,
Что если что-нибудь случится съ ней,
То разстрѣляетъ ихъ, но обѣщался
Не пожалѣть значительныхъ наградъ,
Когда они ребенка сохранятъ.
СІІІ.
За Джонсономъ тогда, сквозь тучи дыма
И выстрѣловъ неумолкавшій громъ,
Пошелъ Жуанъ. Хоть смерть неутомимо
Людей косила, царствуя кругомъ,
Войска впередъ неслись неустрашимо.
Герой добычи проситъ и, влекомъ
Любовью къ ней, всегда дерется съ жаромъ.
Гдѣ тотъ герой, что будетъ драться даромъ?
СІѴ.
Увы, какъ много есть людей такихъ,
Чьи ужасаютъ гнусныя дѣянья!
Зачѣмъ людьми мы называемъ ихъ?
И надо бы другое дать названье,
Тѣмъ отличая праведныхъ отъ злыхъ.
Но снова перейду къ повѣствованью.
Въ редутѣ атакованномъ засѣвъ,
Одинъ татарскій ханъ дрался, какъ левъ.
CV.
Старикъ съ пятью своими сыновьями
(Гаремъ всегда плодитъ бойцовъ толпой!),
Не вѣря въ то, что городъ взятъ врагами,
Отчаянно дрался за край родной.
Титана ли хочу воспѣть стихами?
Ахиллъ иль Марсъ стоятъ ли предо мной?
О, нѣтъ! Лишь старца я воспѣть намѣренъ
Который палъ съ дѣтьми, отчизнѣ вѣренъ.
СѴІ.
Когда герой въ бѣдѣ, ему помочь
Толпа отважныхъ витязей готова;
Но иногда имъ гнѣвъ сдержать не въ мочь;
Ихъ души -- смѣсь и добраго, и злого;
Они въ борьбѣ то жалость гонятъ прочь,
То ихъ сердца она смягчаетъ снова
И властвуетъ надъ черствою душой;
Такъ вѣтерокъ колеблетъ дубъ порой.
СѴІІ.
Хотѣли завладѣть упрямцемъ старымъ,
Щадя его; но не сдавался ханъ;
Ударъ имъ наносился за ударомъ;
Старикъ рубилъ нещадно христіанъ,
И сыновья его дралися съ жаромъ,
Не мало нанося тяжелыхъ ранъ.
Сочувствіе къ нимъ русскихъ охладѣло;.
Ему, какъ и терпѣнью, есть предѣлы.
CVIII.
Жуанъ и Джонсонъ тщетно въ разговоръ
Вступали съ старикомъ. Забрызганъ кровью,
Онъ не хотѣлъ умѣрить свой задоръ;
Неумолимъ, какъ докторъ богословья,
Соскептикомъ вступившій въ жаркій споръ,
Онъ съ гордостью всѣ отвергалъ условья
И расправлялся такъ съ толпой друзей,
Какъ гнѣвный мальчикъ съ нянькою своей.
СІХ.
Онъ страхъ внушалъ своимъ суровымъ ликомъ;
Имъ раненъ былъ британецъ и Жуанъ;
Тогда Жуанъ со вздохомъ, Джонсонъ съ крикомъ
Напали на него. Упрямый ханъ,
Съ дѣтьми, сражался въ изступленьи дикомъ.
На нихъ грозой обрушился весь станъ;
Но не страшны пескамъ пустыни тучи:
И подъ грозою сухъ песокъ сыпучій.
СХ.
Но, наконецъ, погибли всѣ они:
Сраженный пулей, сынъ второй палъ мертвый;
Изрубленъ саблей, третій кончилъ дни;
Пронизанный штыкомъ, погибъ четвертый,
Отца любимецъ и кумиръ семьи;
А пятый, нелюбимый и затертый,
Гречанки сынъ, что былъ отцомъ гонимъ,
Его спасти желая, палъ предъ нимъ.
СХІ.
Глубоко цазареевъ презирая,
Былъ истымъ туркомъ хана старшій сынъ;
Онъ видѣлъ предъ собою кущи рая,
Гдѣ воинъ, павшій въ битвѣ, властелинъ,
И гурій передъ нимъ толпа густая
Носилась. Кто взглянулъ хоть разъ одинъ
На райскихъ дѣвъ, тотъ къ нимъ пылаетъ страстью,
Склоняясь ницъ предъ ихъ волшебной властью.
СХІІ.
Какъ отнеслися гуріи къ нему,
Не знаю и не въ силахъ отгадать я;
Но, право, ясно сердцу и уму,
Что имъ милѣе юноши объятья,
Чѣмъ стараго героя; потому
За истину тотъ взглядъ готовъ признать я,
Что старцы рѣдко падаютъ въ огнѣ,
А юноши все гибнутъ на войнѣ.
СХІІІ.
Тѣ гуріи увлечь всегда готовы
Недавно обвѣнчавшихся мужей,
Когда въ разгарѣ мѣсяцъ ихъ медовый;
Когда о жизни холостой своей
Они еще не тужатъ, съ жизнью новой
Мирясь и даже наслаждаясь ей.
Какъ видно, райскимъ дѣвамъ лишь отрада
Срывать цвѣты; плодовъ же имъ не надо.
СХІѴ.
Забывъ и женъ, и собственный гаремъ,
Красивый ханъ стремился къ волнамъ свѣта,
Скрывающимъ и гурій, и Эдемъ.
Надеждою увидѣть ихъ согрѣтый,
Пророка сынъ не дорожитъ ничѣмъ,
Какъ будто только въ небѣ Магомета
Возможно свѣтлый миръ душѣ обрѣсть.
Межъ тѣмъ небесъ, какъ слышно, семь иль шесть.
CXV.
Игрою увлеченъ воображенья,
Почувствовавъ въ груди конецъ копья,
Онъ прошепталъ. "Аллахъ!" -- и въ то жъ мгновенье
Предъ нимъ сверкнула вѣчности заря,
И рай предъ нимъ, какъ свѣтлое видѣнье,
Предсталъ, огнями яркими горя.
Пророки, дѣвы, ангелы, святые
Ему явились, свѣтомъ облитые.
CXVI.
И умеръ онъ съ сіяющимъ лицомъ.
Тутъ старый ханъ, что на дѣтей молился,
Лишь о потомствѣ думая своемъ,
Когда послѣдній сынъ его свалился,
Какъ мощный дубъ, сраженный топоромъ,
Борьбу прервалъ на мигъ и наклонился
Надъ первенцемъ. Лишившись разомъ силъ,
Онъ тусклый взоръ на блѣдный трупъ вперилъ
CXVII.
Прервали бой немедленно солдаты,
Надѣясь, что онъ сдастся; но старикъ,
Тоскою безысходною объятый,
О нихъ забылъ. Его былъ мертвенъ ликъ;
Надломленный тяжелою утратой,
Герой, не знавшій страха, какъ тростникъ
Вдругъ задрожалъ: одинъ, исполненъ горя,
Остался онъ средь жизненнаго моря.
CXVIII.
Но дрожь лишь длилась мигъ. Однимъ прыжкомъ
Онъ бросился на штыкъ окровавленный.
Такъ мотылекъ, плѣняемый огнемъ,
Въ немъ погибаетъ, пламенемъ спаленный.
Попавъ на штыкъ, старикъ повисъ на немъ,
Чтобъ умереть скорѣй; насквозь пронзенный,
Онъ бросилъ на дѣтей прощальный взглядъ
И кончилъ жизнь, отчаяньемъ объятъ.
СХІХ.
Когда же смерть глаза на вѣкъ смежила
Отважнаго и гордаго бойца,
Въ солдатахъ, хоть война ихъ пріучила
Къ кровавымъ схваткамъ, дрогнули сердца.
Пускай слеза, скатившись, не смочила
Ни одного суроваго лица,--
Всѣхъ тронулъ этотъ старецъ величавый,
Погибшій, презирая жизнь, со славой.
CXX.
Хотя на уцѣлѣвшій бастіонъ
Всѣхъ русскихъ силъ обрушилась громада,
Паша все не сдавался, окруженъ,
И длилася, какъ прежде, канонада;
Но, наконецъ, спросить рѣшился онъ,
Успѣшно ль подвигается осада,
И, получивъ въ отвѣтъ, что городъ взятъ,
Сдался, спасая этимъ свой отрядъ.
СХХІ.
Спокойно онъ сидѣлъ во время боя,
Куря кальянъ, невозмутимъ и строгъ
(Такихъ бойцовъ не видѣла и Троя!),
Все защищаясь, хоть почти полегъ
Его отрядъ. Глядя на ликъ героя,
Подумать бы, конечно, всякій могъ,
Что разрѣшилъ онъ трудную задачу --
Къ тремъ бунчукамъ три жизни взять въ придачу!
СХХІІ.
Въ крови купаясь, рухнулъ Измаилъ...
И рогъ луны, утратившій значенье,
Пурпурный крестъ собою замѣнилъ;
Но не была символомъ искупленья
Та кровь, которой бой его покрылъ.
Въ волнахъ луны сіяетъ отраженье:
Такъ кровью, что стеклась со всѣхъ сторонъ,
Пожара блескъ былъ грозно отраженъ.
СХХІІІ.
Все то, что умъ придумать можетъ злого,
Что плоть дурного можетъ совершить,
Все зло, что поражать людей готово,
Всѣ бѣдствія, что можетъ адъ излить,
Все то, что описать безсильно слово,
Всѣ ужасы, что можетъ породить
Въ союзѣ съ властью давящая сила,--
Все это здѣсь, свирѣпствуя, царило.
СХХІѴ.
Хоть доброта сердечная порой
Себя дѣяньемъ добрымъ проявляла,
Но смыслъ она теперь теряла свой,
Когда война все кровью затопляла
И разрушала все передъ собой.
О, вы, Парижа модные нахалы
И Лондона зѣваки, вы должны
Подумать о послѣдствіяхъ войны!
СХХѴ.
Подумайте, цѣною сколькихъ жизней
Дается людямъ чтеніе газетъ!
Подъ тяжестью долговъ легко ль отчизнѣ!
Какъ много крови стоитъ громъ побѣдъ!
Придется помянуть намъ скоро въ тризнѣ
Ирландію,-- предъ нею чаша бѣдъ.
Голодный край сдержать не можетъ стона;
Насытится ль онъ славой Веллингтона?
CXXVI.
Все жъ люди бредятъ славой и войной.
Такъ воспѣвай ихъ, муза! Смертный холодъ
Пусть не смущаетъ гимнъ побѣдный твой!
Пускай нужда дробитъ народъ, какъ молотъ,
И разоренье жадной саранчей
Летитъ къ нему,-- не доберется голодъ
До трона. Если голоденъ Эринъ,
Худѣть Георгу все же нѣтъ причинъ!
CXXVII.
Но кончить тороплюсь я; крѣпость сдалась,
И зарево пылающихъ домовъ
Въ Дунаѣ, полномъ крови, отражалось.
Гремѣлъ побѣдный крикъ, но пушекъ ревъ
Среди развалинъ смолкъ. Въ живыхъ осталась
Лишь горсть людей, а тысячи бойцовъ
Въ кровавомъ снѣ лежали распростерты,
Съ лица земли рукою смерти стерты.
СХХѴІІІ.
Теперь коснуся я, читатель мой,
Сюжета щекотливаго. Старанья
Я приложу, чтобъ вкусъ изящный твой
Не оскорбить, цѣня твое вниманье.
Усталость ли была тому виной,
Зима, иль недостаточность питанья,--
Не вѣдаю; но русскимъ честь отдамъ:
Насилій приключилось мало тамъ.
CXXIX.
Лишь къ грабежу наклонность обнаружа,
Щадить прекрасный полъ былъ воинъ радъ.
Французы поступили бъ вѣрно хуже,
Но ихъ кумиръ, какъ знаютъ всѣ,-- развратъ.
Отчасти я приписываю стужѣ
Примѣрную воздержанность солдатъ.
Хоть были исключенья (ихъ всегда мы
Встрѣчаемъ),-- мало пострадали дамы.
СХХХ.
Во мракѣ потерпѣть пришлось такимъ,
Что храбреца бы обратили въ труса
При блескѣ дня. Винить за это ль дымъ,
Что ѣлъ глаза? Отсутствіе ли вкуса,
Иль свѣта, что всегда необходимъ,
Поспѣшность ли?-- рѣшить я не беруся.
Отъ гренадеръ такъ натерпѣлись бѣдъ
Шесть одалискъ семидесяти лѣтъ.
CXXXL
Иныхъ почтенныхъ дѣвъ -- того не скрою --
Холодность опечалила солдатъ.
Готовыя пожертвовать собою
(Одинъ бы рокъ остался виноватъ!),
Надѣялись онѣ, мирясь съ судьбою,
Союзы заключить безъ всякихъ тратъ,
Какъ римляне съ сабинками. Легко ли
Все въ дѣвствѣ обрѣтаться противъ воли!
СХХХІІ.
Смущалися и вдовы зрѣлыхъ лѣтъ;
Бросая вопросительные взгляды,
Онѣ кричали: что жъ насилій нѣтъ?
И не могли скрывать своей досады;
Съ отвагою несясь навстрѣчу бѣдъ,
Онѣ просить не стали бы пощады;
Но принесла ль погоня за врагомъ
Желанный плодъ -- нѣтъ свѣдѣній о томъ.
СХХХІІІ.
Суворовъ побѣдилъ, затмивъ собой
Тимура. Лишь пальбы умолкли громы,
Онъ написалъ кровавою рукой,
Въ виду домовъ, горѣвшихъ, какъ солома,
Императрицѣ первый рапортъ свой,
Ей сообщая результатъ погрома:
" Благодаренье Богу, слава Вамъ",
Писалъ онъ: " крѣпостъ взята, и я тамъ."
СХХХІѴ.
Ужасныя слова! Лишь изреченье,
Что прочиталъ на пирѣ Даніилъ,
Съ словами тѣми выдержитъ сравненье;
Хоть смыслъ его иной, конечно, былъ:
Пророкъ, читая Божье откровенье,
Надъ бѣдствіемъ народа не трунилъ,
Тогда какъ русскій вождь, съ Нерономъ пара,
Острилъ въ стихахъ при заревѣ пожара.
CXXXV.
Подъ звуки стоновъ гимнъ побѣды громкій
Онъ написалъ. Тѣхъ ужасовъ забыть
Не можетъ міръ. Кровавые обломки
И камни я заставлю говорить
О гнетѣ зла, чтобъ вѣдали потомки,
Что власть не всѣхъ могла поработить;
Что мы стояли за права народа,
Хоть намъ была невѣдома свобода.
СХХХѴІ.
Ея мы не дождемся; но они,
Узнавъ ея волшебное сіянье,
Пусть проклинаютъ тягостные дни,
Плодившіе подобныя дѣянья
Не лучше ли оставить ихъ въ тѣни,
Чтобъ сгинуло о нихъ воспоминанье!
Героя не сравню я съ дикаремъ:
Расписанъ онъ, но крови нѣтъ на немъ.
CXXXVII.
Читая съ страхомъ лѣтопись разврата,
О, внуки! на героевъ прежнихъ лѣтъ
Смотрите, изумленіемъ объяты.
Какъ смотримъ мы на мамонта скелетъ,
Дивясь тому, что могъ онъ жить когда-то;
Какъ созерцаетъ пирамиды свѣтъ,
Желаніемъ объятъ -- хотя бъ случайно
Понять ихъ смыслъ и разгадать ихъ тайны.
СХХХѴIIІ.
Читатели, сознаться вы должны,
Что я свои исполнилъ обѣщанья.
Любовныхъ сценъ и бури, и войны
Подробныя я сдѣлалъ описанья;
Къ эпическимъ должны быть причтены
Моей мечты правдивыя созданья;
Пою я безыскусственно вполнѣ,
Но Фебъ порою помогаетъ мнѣ.
СХХХІХ.
Съ такой опорой твердою, украдкой
Могу я забавляться и шутить,
Но здѣсь съ моей поэмою-загадкой
Разстанусь и прерву разсказа нить;
Я утомленъ войной, и отдыхъ сладкій
Хочу себѣ на время разрѣшить;
Съ моимъ героемъ встрѣчусь я въ столицѣ
Куда курьеромъ посланъ онъ къ царицѣ. ,
CXL.
За храбрость и за подвигъ громкій свой
Такой онъ удостоился награды;
Насытившись и кровью и рѣзней,
Хвалить поступокъ добрый люди рады,
Желая скрыть жестокость добротой.
Жуану данъ былъ орденъ; но отрады
Ему дарила больше во сто разъ
Та мысль, что онъ дитя отъ смерти спасъ.
CXLI.
Дитя осталось съ нимъ. Его лишила
Война родныхъ и крова. Цѣлый свѣтъ
Сталъ для него пустынею. Уныло
Молчалъ среди развалинъ минаретъ.
Глядя на блѣдный призракъ Измаила,
Жуанъ былъ потрясенъ и далъ обѣтъ
Не покидать невиннаго созданья,
И данное сдержалъ онъ обѣщанье.