СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Комната во дворцѣ дожа.
Входятъ дожъ и сенаторъ.
СЕНАТОРЪ.
Угодно подписать вамъ будетъ актъ
Сегодня или завтра?
ДОЖЪ.
Хоть сейчасъ же!
Я прочиталъ его еще вчера --
Недостаетъ лишь подписи. Подайте
Чернила и перо.
(Дожъ подписываетъ).
Теперь готово.
СЕНАТОРЪ (взглянувъ на бумагу).
Синьоръ, вы ошибаетесь: бумага
Осталась неподписанной.
ДОЖЪ.
Ужели?
Вотъ какъ я слабъ глазами сталъ подъ старость:
Не разсмотрѣлъ, что не было чернилъ,
Когда писалъ.
СЕНАТОРЪ (обмакнувъ перо и подавъ его дожу).
У васъ дрожитъ рука --
Позвольте вамъ помочь... Вотъ такъ.
ДОЖЪ (подписавъ).
Готово!
Сердечно благодаренъ вамъ.
СЕНАТОРЪ.
Декретъ,
Подписанный Совѣтомъ Десяти
И вами, возвращаетъ снова миръ
Венеціи.
ДОЖЪ.
Давно ужъ не видала
Она его. Дай Богъ, чтобъ столько жъ лѣтъ
Ей не пришлось вновь браться за оружье.
СЕНАТОРЪ.
Да! слишкомъ тридцать лѣтъ тянулись войны
То съ турками, то съ прочими странами
Италіи. Ни разу государство
Такъ не нуждалось отдохнуть въ покоѣ.
ДОЖЪ.
Я дожемъ сталъ, когда оно владѣло
Лишь только океаномъ, а теперь
Венеція успѣла пріобрѣсть
Ломбардію. Я утѣшаюсь мыслью,
Что мнѣ на долю выпало украсить
Вѣнецъ ея брилльянтами Равенны
И Брешіи; Кремона и Бергамо
Равно принадлежатъ ей. Такъ успѣла
Она расширить власть свою на сушѣ
Въ мое правленіе, не потерявъ
Нимало тѣмъ могущества на морѣ.
СЕНАТОРЪ.
Вы правы совершенно, и отчизна
Должна была бъ достойно наградить
За это васъ.
ДОЖЪ.
Быть можетъ!
СЕНАТОРЪ.
Благодарность
Ея должна бы выразиться...
ДОЖЪ.
Развѣ
Я жалуюсь на это?
СЕНАТОРЪ.
Извините,
Синьоръ, меня.
ДОЖЪ.
За что?
СЕНАТОРЪ.
О, какъ скорблю
За васъ я всей душою!
ДОЖЪ.
За меня?
СЕНАТОРЪ.
Равно какъ и за вашего...
ДОЖЪ.
Ни слова
Объ этомъ! Т-съ!
СЕНАТОРЪ.
Нѣтъ, я скажу, синьоръ!
Я слишкомъ много въ прошломъ былъ обязанъ
И вамъ, и дому вашему, чтобъ быть
Теперь неблагодарнымъ и не плакать
О сынѣ вашемъ.
ДОЖЪ.
Это входитъ въ кругъ
Посольства вашего?
СЕНАТОРЪ.
Что, государь?
ДОЖЪ.
Да вотъ болтанье ваше о предметѣ,
Въ которомъ вы не смыслите ни слова.
Декретъ подписанъ мною -- отнесите
Его къ пославшимъ васъ.
СЕНАТОРЪ.
Я повинуюсь.
Совѣтомъ мнѣ поручено еще
Спросить, когда угодно вамъ назначить
Часы для засѣданья?
ДОЖЪ.
Пусть сберутся,
Когда угодно будетъ имъ -- хоть тотчасъ:
Вѣдь я слуга отечества.
СЕНАТОРЪ.
Они
Желали предоставить вамъ минуту
Для отдыха.
ДОЖЪ.
Я отдыха не знаю
Въ томъ случаѣ, коль скоро хоть на часъ
Отъ этого страдаетъ интересъ
Отечества. Пускай Совѣтъ сберется,
Когда и гдѣ захочетъ. Онъ найдетъ
Меня, гдѣ долженъ быть я и какимъ
Бывалъ всегда.
(Сенаторъ уходитъ, дожъ стоитъ въ молчаніи).
(Входитъ придворный).
ПРИДВОРНЫЙ.
Синьоръ!
ДОЖЪ.
Что надо?
ПРИДВОРНЫЙ.
Присланъ
Я доложить, что васъ желаетъ видѣть
Синьора Фоскари.
ДОЖЪ.
Пускай войдетъ.
О, бѣдная Марина!
(Придворный уходитъ; дожъ остается въ прежней задумчивости).
Входитъ МАРИНА.
МАРИНА.
Я просила
Позволить видѣть васъ, но, можетъ быть,
Вы заняты?
ДОЖЪ.
Для всѣхъ -- но видѣть радъ
Тебя всегда. Располагай, какъ хочешь,
Моимъ свободнымъ временемъ, коль скоро
Не занятъ я дѣлами государства.
МАРИНА.
Я съ вами говорить хочу о немъ.
ДОЖЪ.
О мужѣ?
МАРИНА.
Да, и вашемъ сынѣ.
ДОЖЪ.
Что же
Ты хочешь мнѣ сказать?
МАРИНА
Совѣтъ позволилъ
Остаться мнѣ на нѣсколько часовъ
Вдвоемъ съ моимъ супругомъ.
ДОЖЪ.
Это правда.
МАРИНА.
Мнѣ въ этомъ вновь отказано.
ДОЖЪ.
Какъ? Кѣмъ?
МАРИНА.
Совѣтомъ Десяти. Когда мы съ мужемъ
Достигли моста Вздоховъ, я хотѣла
Съ нимъ вмѣстѣ перейти его, но строгій
Темничный стражъ остановилъ меня
У самаго порога. Я немедля
Послала извѣстить о томъ Совѣтъ,
Но онъ ужъ разошелся, позабывъ
Дать письменно свое мнѣ дозволенье
О пропускѣ. Меня остановили --
И вотъ теперь я вновь разлучена
Тюрьмой съ моимъ Фоскари до поры,
Пока Совѣтъ не соберется снова.
ДОЖЪ.
Да, это правда: судьи позабыли --
Въ поспѣшности, съ какою разошлись,--
Исполнить эту форму, и теперь
Дѣйствительно едва ли ты получишь
Желанное, пока не соберутся
Они опять.
МАРИНА.
Пока не соберутся,
Чтобы начать опять его пытать.
Ужель любовь священная супруговъ
У насъ имѣетъ право на свиданье
Не иначе какъ подъ условьемъ пытки?
О, Господи! ты видишь ли все это!
ДОЖЪ.
Дитя мое! дитя мое родное!
МАРИНА.
Не называй меня своимъ дитятей:
Дѣтей не будетъ скоро у тебя.
Тотъ не достоинъ ихъ имѣть, кто можетъ.
Такъ равнодушно говорить о сынѣ,
Чьи бѣдствія исторгли бы навѣрно
Потоки слезъ кровавыхъ у спартанцевъ!
Хотя они не лили слезъ по дѣтямъ,
Погибшимъ честно въ битвѣ, но нигдѣ
Мы не читали, чтобъ они смотрѣли
На медленную смерть ихъ, не пытаясь
Имъ даже руку помощи подать.
ДОЖЪ.
Ты видишь, я не въ силахъ даже плакать;
А плакать я хочу. Повѣрь, что если бъ
Былъ юной жизнью каждый бѣлый волосъ
На головѣ моей, когда бъ была
Короной міра эта шапка дожа,
А перстень мой, которымъ обручился
Когда-то съ моремъ я, былъ талисманомъ,
Способнымъ укрощать его -- все это
Я отдалъ бы охотно, лишь бы только
Спасти его.
МАРИНА.
Для этого не нужно
Столь многаго.
ДОЖЪ.
Отвѣтъ твой обличаетъ
Лишь только то, что ты совсѣмъ не знаешь
Венеціи. Да, впрочемъ, гдѣ жъ тебѣ
И знать ее! Она сама не знаетъ
Себя съ своими тайнами! Узнай же,
Что ищущіе гибели Фоскари
Готовятъ смерть равно и для меня:
Отца погибель не спасла бы сына.
Враги семейства нашего идутъ
Различными путями къ общей цѣли --
И эта цѣль... Но имъ не удалось,
Пока еще достичь ея.
МАРИНА.
Они
Успѣли раздавить ужъ васъ обоихъ.
ДОЖЪ.
О, нѣтъ! Я живъ еще.
МАРИНА.
А долго ль будетъ
Въ живыхъ твой сынъ?
ДОЖЪ.
Онъ будетъ жить, надѣюсь,
Не менѣе, чѣмъ я, и проживетъ
Счастливѣе отца, предавъ забвенью
Что ужъ прошло!І Неосторожный мальчикъ
Испортилъ самъ судьбу свою: желая
Увидѣть родину, онъ съ нетерпѣньемъ,
Достойнымъ слабой женщины, отправилъ
Несчастное письмо. Поступокъ этотъ
Былъ тяжкимъ преступленьемъ. Я его
Не въ силахъ оправдать ни какъ правитель,
Ни какъ отецъ. Когда бъ онъ потерпѣлъ
Еще хотя немного и сносилъ
Спокойнѣй ссылку въ Кандіи, я могъ бы
Ему помочь; теперь же -- все погибло:
Онъ будетъ сосланъ вновь.
МАРИНА.
Какъ! снова?
ДОЖЪ.
Да!
МАРИНА
И мнѣ нельзя поѣхать будетъ съ нимъ?
ДОЖЪ.
Когда ты въ просьбѣ этой получила
Отказъ Совѣта дважды -- тѣмъ труднѣе
Предположить, что судьи согласятся
На это въ третій разъ, когда твой мужъ
Усилилъ самъ вину свою.и сдѣлалъ
Судей тѣмъ больше строгими.
МАРИНА.
Не строгость
Диктуетъ ихъ рѣшенья, а жестокость!
Толпа какихъ-то демоновъ, похожихъ
Лишь съ виду на людей, готовыхъ лечь
Отъ дряхлости въ могилу, старыхъ, лысыхъ,
Изъ чьихъ померкшихъ глазъ могла извлечь
Слезу одна лишь дряхлость, чьи сердца
Тверды, какъ кость ихъ череповъ; чьи руки
Дрожатъ отъ старости,-- вотъ нашъ совѣтъ
И эта шайка демоновъ рѣшаетъ
Судьбу людей, какъ будто жизнь другихъ
Ничтожна точно такъ же, какъ и чувство,
Угасшее давно въ ихъ обреченной
Проклятію душѣ.
ДОЖЪ.
Ты знать не можешь...
МАРИНА.
Нѣтъ, знаю, знаю!-- знаю, какъ и ты,
Что это шайка демоновъ! Иначе,
Кто бъ могъ предположить, чтобъ существа,
Рожденныя отъ женщинъ, чьи уста
Питались въ дѣтствѣ материнской грудью,
Любили иль твердили о любви,
Клялися въ ней, качали на колѣняхъ
Своихъ дѣтей, рѣзвились вмѣстѣ съ ними,
Чьи слезы проливались при болѣзни
Иль смерти ихъ -- возможно ль, повторяю,
Чтобъ эти существа, хотя наружно.
Имѣя видъ людей, такъ поступали
Съ тобою и со всѣмъ твоимъ семействомъ?
А ты ихъ защищаешь!
ДОЖЪ.
Я прощаю
Тебѣ твои укоры: ты не помнишь,
Что говоришь.
МАРИНА.
Ты понимаешь все,
Но лишь не чувствуешь.
ДОЖЪ.
Я такъ ужъ много
Перетерпѣлъ, что на меня слова
Вліянья не имѣютъ.
МАРИНА.
O, конечно!
Смотрѣлъ на кровь измученнаго сына
Спокойно ты -- что жъ значатъ для тебя
Слова несчастной женщины?-- не больше,
Чѣмъ рѣки слезъ, пролитыхъ ею.
ДОЖЪ.
Вѣрь,
Что скорбь твоя, какъ громко бъ ты ее
При мнѣ ни выражала, не сравнится
Съ той горестью, какою... Впрочемъ, я
Тебя жалѣю искренно, моя
Несчастная Марина.
МАРИНА.
Пожалѣй
Ты сына лучше! я же не нуждаюсь
Въ участіи. О сынѣ пожалѣй:
Ему твое участіе нужнѣе.
Но если слово "жалость" вовсе чуждо
Душѣ твоей, то какъ оно могло
Слетѣть съ твоихъ поблекшихъ устъ, родитель?
ДОЖЪ.
Дочь, ты права -- обязанъ молча я
Сносить упреки эти, какъ ни мало
Ихъ заслужилъ! Когда бы ты могла
Лишь прочитать...
МАРИНА.
Скажи мнѣ -- въ чемъ? Въ глазахъ,
Въ лицѣ твоемъ и сердцѣ я не вижу
Ни тѣни сожалѣнья. Научи же,
Гдѣ можно отыскать его мнѣ?
ДОЖЪ (показывая рукою на землю).
Здѣсь!
МАРИНА.
Въ землѣ?
ДОЖЪ.
Да, въ той землѣ, куда я скоро
Сойду навѣкъ. Когда она покроетъ
Меня своею тяжестью, далеко
Не столь тяжелой -- даже съ гробовою
Плитой ея, чѣмъ тяжела печаль,
Томящая меня, тогда узнаешь
Меня ты лучше.
МАРИНА.
Значитъ, ты считаешь
Себя достойнымъ жалости?
ДОЖЪ.
О, нѣтъ!
Я не позволю, чтобъ такое слово
Коснулося меня! Людская жалость
Лишь служитъ покрываломъ для презрѣнья,
Которымъ въ насъ бросаютъ тѣ, кому
Судьба послала счастье. Пусть навѣки
Нетронутымъ мое оставятъ имя,
Какимъ я получилъ его.
МАРИНА.
Ты былъ бы
Послѣднимъ изъ носившихъ это имя,
Не будь дѣтей того, кого не можешь
Спасти ты, иль не хочешь.
ДОЖЪ.
Лучше бъ было
Обоимъ намъ, когда бъ онъ не рождался
Совсѣмъ на свѣтъ! Тесіерь же слава дома
Фоскари обезчещена.
МАРИНА.
Ты лжешь!
Ни въ комъ и никогда не билось сердце
Честнѣй и благороднѣе, никто
Не могъ любить, какъ онъ! Я не смѣнила бъ
Больного, обезчещеннаго мужа,
Измученнаго пыткой и при этомъ
Невиннаго -- будь живъ онъ или мертвъ,
Ни на какого сказочнаго принца,
Хотя бы онъ сулилъ отдать за это
Мнѣ цѣлый міръ!... Фоскари обезчещенъ!
Такъ знай же, дожъ: безчестье это ляжетъ
Не на него, а только на твою
Венецію! Коль скоро что-нибудь
Способно запятнать ее позоромъ --
Такъ это тѣ страданія, которымъ
Подверженъ былъ Фоскари, а отнюдь
Не то, что сдѣлалъ онъ! Не онъ, а вы
Измѣнники! да! да! вы всѣ тираны!
Когда бъ любили вы свою отчизну,
Какъ любитъ этотъ мученикъ, готовый
Скорѣй окончить жизнь, переходя
Отъ пытки къ заточенью, лишь бы только
Не жить вдали отъ родины, вы всѣ бы
Склонились передъ нимъ, прося прощенья
За всѣ злодѣйства ваши передъ нимъ!
ДОЖЪ.
Онъ точно былъ такимъ, какимъ его
Сейчасъ ты описала. Легче было
Мнѣ перенесть кончину старшихъ двухъ
Моихъ дѣтей, отнятыхъ Богомъ, чѣмъ
Безчестіе Джакопо.
МАРИНА.
Это слово!..
Опять его сказалъ ты!
ДОЖЪ.
Развѣ онъ
Не признанъ виноватымъ?
МАРИНА.
Будто всякій
Наказанный виновенъ?
ДОЖЪ.
Честь его
Возстановить поможетъ время -- такъ
Надѣюсь я! Онъ былъ моей надеждой
И гордостью! Но, впрочемъ, что твердить
О томъ теперь! Я рѣдко плакалъ въ жизни,
Но, помню, слезы радости смочили
Глаза мои, когда родился онъ.
Кто бъ думать могъ, что этотъ плачъ мнѣ будетъ
Зловѣщимъ предвѣщаньемъ.
МАРИНА.
Онъ невиненъ!
Да если бъ даже былъ онъ виноватъ,
То неужели мы должны отречься
Отъ кровнаго родства въ минуты горя?
ДОЖЪ.
Я не отрекся отъ него; но долгъ
Правителя забыть повелѣваетъ,
Что я отецъ. Два раза я хотѣлъ
Сложить мой санъ; мнѣ въ этомъ отказали --
И вотъ теперь исполнить принужденъ
Я тяжкій долгъ.
Входитъ ПРИДВОРНЫЙ.
ПРИДВОРНЫЙ.
Синьоръ, васъ ожидаетъ
Посолъ отъ Десяти.
ДОЖЪ.
Кто?
ПРИДВОРНЫЙ.
Благородный
Сенаторъ Лоредано.
ДОЖЪ.
Онъ опять!..
Пускай войдетъ.
(Придворный уходитъ).
МАРИНА.
Скажи, должна уйти я?
ДОЖЪ.
Быть можетъ, въ этомъ нѣтъ нужды, коль скоро
Вопросъ тутъ о Фоскари; если жъ нѣтъ...
(Входитъ ЛОРЕДАНО).
Синьоръ, что вамъ угодно?
ЛОРЕДАНО.
Я являюсь
Посломъ Совѣта Десяти.
ДОЖЪ.
Ихъ выборъ
Не могъ быть сдѣланъ лучше.
ЛОРЕДАНО.
Выборъ сдѣланъ
И сдѣланъ онъ Совѣтомъ!
ДОЖЪ.
Ихъ любезность
Замѣтна въ немъ не менѣе, чѣмъ мудрость.
Но, впрочемъ, продолжайте.
ЛОРЕДАНО.
Мы рѣшили...
ДОЖЪ.
Кто мы?..
ЛОРЕДАНО.
Совѣтъ въ собраньи.
ДОЖЪ.
Какъ же могъ
Собраться вновь Совѣтъ, не сообщая
Объ этомъ мнѣ?
ЛОРЕДАНО.
Онъ пощадить хотѣлъ
Преклонность лѣтъ и ваше сердце.
ДОЖЪ.
Вотъ какъ!
Чего же прежде онъ ихъ не щадилъ?
Но, впрочемъ, все равно -- скажи, что я
Его благодарю всѣмъ сердцемъ.
ЛОРЕДАНО.
Вамъ
Извѣстно, безъ сомнѣнья, что Совѣтъ
Равно имѣетъ право собираться
Въ отсутствіи ли дожа. иль при немъ.
ДОЖЪ.
Законъ извѣстенъ этотъ мнѣ давно --
Гораздо раньше, чѣмъ я сталъ, иль думалъ
Быть герцогомъ. Вамъ нечего учить
Меня, синьоръ. Я былъ въ Совѣтѣ членомъ,
Когда вы были только молодымъ
Патриціемъ.
ЛОРЕДАНО.
Я знаю; это было
При жизни моего отца и дяди.
Они не разъ разсказывали мнѣ
Объ этомъ всемъ. Я думаю, что ваше
Высочество ихъ помните. Они
Скончались такъ внезапно.
ДОЖЪ.
Смерть пріятнѣй,
Чѣмъ долгая и горестная жизнь.
ЛОРЕДАНО.
Конечно, такъ, но людямъ почему-то
Пріятнѣе пожить, пока живется.
ДОЖЪ.
А развѣ это имъ не удалось?
ЛОРЕДАНО.
Могила знаетъ лучше эту тайну:
Вѣдь смерть, какъ я сказалъ уже, постигла
Обоихъ ихъ внезапно.
ДОЖЪ.
Неужели
Подобныя случайности такъ рѣдки?
И для чего стараетесь вы дать
Особое значенье ихъ кончинѣ?
ЛОРЕДАНО.
О, я далекъ отъ мысли называть
Подобный случай рѣдкимъ; смерть обоихъ,
Напротивъ, мнѣ казалася всегда
Естественной. А вы? какого мнѣнья
Вы держитесь объ этомъ?
ДОЖЪ.
Что могу я
Сказать о смертныхъ людяхъ?
ЛОРЕДАНО.
То, что смертнымъ
Нерѣдко суждено встрѣчать смертельныхъ
Враговъ въ теченье жизни.
ДОЖЪ.
Ваша правда;
Вашъ дядя и отецъ всегда считались
Врагами мнѣ, а вы во всемъ имъ стали
Наслѣдникомъ.
ЛОРЕДАНО.
Вамъ ближе всѣхъ извѣстно,
Насколько правъ я въ этомъ.
ДОЖЪ.
Ваши предки
Дѣйствительно считались мнѣ врагами,
И я слыхалъ немало глупыхъ сплетенъ
О смерти ихъ; молва не разъ твердила,
Что будто бы они отравлены.
Намекъ на это даже помѣщенъ
Въ ихъ эпитафіяхъ, но это все
Однѣ вѣдь только выдумки.
ЛОРЕДАНО.
Кто смѣетъ
Такъ говорить?
ДОЖЪ.
Такъ утверждаю я!
Отецъ вашъ былъ врагомъ моимъ, -- не спорю;
Его вражда во всемъ равнялась вашей
Враждѣ ко мнѣ. Я ненавидѣлъ васъ
Не менѣе, чѣмъ вы меня, но все же
Моя вражда была враждой открытой;
Ни разу не позволилъ я себѣ
Вредить вамъ наговоромъ иль интригой,
Тѣмъ болѣе не сталъ бы замышлять
Я противъ жизни вашей тайно ядомъ
Иль сталью, и тому порукой служитъ,
Что вы еще въ живыхъ.
ЛОРЕДАНО.
Я не боюсь
Нимало васъ.
ДОЖЪ.
Меня бояться вамъ
Причины нѣтъ: я буду тѣмъ, чѣмъ былъ.
Иначе будь я тѣмъ, чѣмъ вы хотите
Меня изобразить, вы потеряли бъ
Давно возможность самую бояться.
Вредите жъ мнѣ! терзайте! буду я,
Какъ прежде, равнодушенъ ко всему.
ЛОРЕДАНО.
Впервые, признаюсь, пришлось отъ васъ
Услышать мнѣ, чтобъ недовольство дожа
Венеціи могло быть страшно жизни
Патриція!-- конечно, если дожъ
Не дѣйствуетъ подпольными путями.
ДОЖЪ.
Я болѣе чѣмъ дожъ,-- по крайней мѣрѣ,
Былъ большимъ прежде! Родъ мой, кровь, богатство
Докажутъ это всякому. Не даромъ
Мои враги, которымъ это было
Извѣстно хорошо, старались тщетно
Препятствовать избранью моему
Въ санъ герцога, а послѣ ухищрялись
Всѣмъ, чѣмъ могли, чтобъ вновь меня низвергнуть.
Поэтому узнайте, что когда бъ я
Немного придалъ болѣе цѣны
Желанью моему отправить васъ
Въ изгнаніе, тогда нашлись бы люди,
Которые съумѣли бы стереть
Васъ прочь съ лица земли. Но я всегда
Старался поступать въ предѣлахъ власти,
Дарованной закономъ, и при этомъ
Смотрѣлъ я на законъ не такъ, какъ вы,
Привыкшіе со всѣмъ Совѣтомъ вашимъ
Растягивать его и толковать
По своему, чему бы могъ я также
Послѣдовать, воспользовавшись властью,
Дарованною мнѣ, когда бы только
Пришло мнѣ это въ мысль. Законъ, напротивъ,
Казался мнѣ святынею, какою
Священникъ почитаетъ свой алтарь.
Я подчинилъ, во имя этой мысли,
Для блага государства, мой покой,
Здоровье, жизнь, имущество -- все, кромѣ
Одной лишь только чести, тѣмъ декретамъ,
Которые, прикрывшись, какъ щитомъ,
Закономъ, издавали вы. Довольно!
Прошу теперь сказать, чего хотите
Вы отъ меня?
ЛОРЕДАНО.
Совѣтъ, не находя
Полезнымъ продолжать допросъ и пытку,
Которые усиливаютъ только
Упорство обвиненнаго, рѣшилъ
На этотъ разъ (въ изъятье отъ закона,
Гласящаго, что пытку продолжаютъ
До полнаго признанья) кончить дѣло,
Въ виду того, что Фоскари, признавши
Отправленное имъ письмо въ Миланъ,
Сознался этимъ самымъ въ преступленьи,
Свершенномъ имъ; а потому декретомъ
Верховнаго суда онъ присужденъ
Вернуться въ ссылку вновь, куда и будетъ
Немедленно отправленъ на галерѣ,
Доставившей его сюда.
МАРИНА.
Хвала
Небесному Творцу! По крайней мѣрѣ,
Они его не будутъ больше мучить
Своей ужасной пыткой. О, когда бы
Онъ измѣнилъ теперь, подобно мнѣ,
Былыя убѣжденья: я давно ужъ,
Какъ многіе изъ здѣсь живущихъ, твердо
Убѣждена, что счастье можно встрѣтить,
Лишь бросивъ эту страшную страну.
ДОЖЪ.
Вотъ слово, недостойное гражданки
Венеціи.
МАРИНА.
Вы правы: въ немъ сквозитъ
Туманная сердечность. Можно ль будетъ
Послѣдовать мнѣ въ ссылку за Фоскари?
ЛОРЕДАНО.
Объ этомъ рѣчи не было въ Совѣтѣ.
МАРИНА.
Я такъ и думала: тутъ былъ бы виденъ
Оттѣнокъ доброты. По крайней мѣрѣ,
Они не запретили это прямо?
ЛОРЕДАНО.
Равно не говорили и объ этомъ.
МАРИНА.
Но ты, отецъ, позволишь мнѣ, конечно,
Послѣдовать за нимъ?
(Къ Лоредано).
А вы, синьоръ,
Не станете препятствовать въ Совѣтѣ
Желанью моему?
ДОЖЪ.
Я постараюсь.
МАРИНА (къ Лоредано).
А вы, синьоръ?
ЛОРЕДАНО.
Я не могу рѣшать
Того, на что отвѣтить можетъ только
Совѣтъ по доброй волѣ.
МАРИНА.
"Доброй волѣ!"
Прекрасное словцо для выраженья
Такихъ рѣшеній...
ДОЖЪ.
Знаешь-ли предъ кѣмъ
Ты это говоришь?
МАРИНА.
Передъ монархомъ
И подданнымъ.
ЛОРЕДАНО.
Я подданный?..
МАРИНА.
Ого!
Какъ вамъ обидно это слово! Впрочемъ,
Пусть будете равны вы съ нимъ, коль скоро
Угодно такъ вамъ думать, хоть, по-правдѣ,
Вамъ не сравниться съ нимъ, хотя бы онъ
Простымъ былъ мужикомъ. Но если даже
Равны вы точно съ принцемъ,-- что же я
По вашему?
ЛОРЕДАНО.
Вы отпрыскъ благородной,
Извѣстной и значительной семьи.
МАРИНА.
Семьи, соединенной, сверхъ того,
Родствомъ съ другой, не меньше благородной.
Позвольте же поэтому спросить,
Кто можетъ мнѣ препятствовать свободно
Сказать, что я хочу?
ЛОРЕДАНО.
Почтенье къ судьямъ
Супруга вашего.
ДОЖЪ.
И ко всему,
Что рѣшено стоящими въ главѣ
Венеціи.
МАРИНА.
Оставьте думать такъ
Толпѣ клевретовъ вашихъ, вашихъ глупыхъ
Льстецовъ, гражданъ, наемниковъ,шпіоновъ,
Торговцевъ, сбировъ, греческихъ рабовъ,
Фальшивыхъ вашихъ нобилей и прочихъ
Подобныхъ имъ существъ, давно привыкшихъ
Васъ почитать какими то людьми
Иного ужасающаго міра,
При помощи обрядовъ глупыхъ вашихъ,
Съ какими вы встрѣчаетесь въ подвалахъ
Дворцовъ и тюремъ вашихъ. Пусть они
Одни благоговѣютъ передъ вашимъ
Ужаснымъ Мостомъ Вздоховъ, этой страшной
Тюрьмой, въ которой душите людей вы,
И прочимъ всѣмъ; что жъ до меня, то я
Васъ больше не боюсь: я испытала
Все то, что вы способны были сдѣлать
Гнуснѣйшаго, во время адской пытки,
Которую былъ долженъ перенесть
Несчастный мужъ мой. Можете, пожалуй,
Заставить испытать всѣ эти муки
Теперь меня: вѣдь я ужъ испытала
Ихъ вмѣстѣ съ нимъ. Поэтому мнѣ васъ
Бояться нѣтъ причинъ, когда бъ я даже
Была изъ робкихъ; въ этомъ же меня
Никто не упрекнетъ.
ДОЖЪ (къ Лоредано).
Ея слова --
Слова безумной.
МАРИНА.
Рѣчь моя, быть можетъ,
Опасна для меня, но не безумна.
ЛОРЕДАНО.
Синьора, успокойтесь: все, что я
Услышалъ здѣсь, не перейдетъ со мной
Порога этой комнаты. Я долженъ
Отдать отчетъ лишь въ разговорѣ съ дожемъ
Касательно вопросовъ государства.
(Обращаясь къ дожу).
Что жъ будетъ вамъ угодно мнѣ сказать?
ДОЖЪ.
Я вамъ отвѣчу вмѣстѣ и за дожа,
И за отца.
ЛОРЕДАНО.
Я присланъ только къ дожу.
ДОЖЪ.
Скажите жъ имъ, что дожъ пришлетъ посла
По собственному выбору съ отвѣтомъ.
Что жъ до отца...
ЛОРЕДАНО.
Я помню лишь свое!
Прошу принять васъ мой привѣтъ! Цѣлую
Почтительно, синьора, вашу руку,
А дожу мой почтительный поклонъ!
(Уходитъ).
МАРИНА.
Ну что жъ -- довольны вы?
ДОЖЪ.
Остался я
Чѣмъ былъ всегда.
МАРИНА.
Невѣдомою тайной?
По волѣ рока только то, что онъ же
Послалъ намъ въ даръ. Мы сами по себѣ
Способны только вѣчно добиваться,
Желать, искать, терзаться честолюбьемъ --
Вотъ все наслѣдье наше, и оно
Еще не такъ развито въ низшихъ классахъ,
Гдѣ голодъ сводитъ прочія стремленья
Къ простѣйшей и единственной заботѣ,
Завѣщанной природой -- къ страху смерти
Отъ голода, и къ убѣжденью въ томъ,
Что людямъ суждено трудиться въ потѣ
Лица,чтобъ жить. Все пусто въ насъ и низко.
Кѣмъ ни были бы люди, все жъ они
Одинъ и тотъ же прахъ. Такъ урна принца,
Изъ той же самой слѣпленная глины,
Какъ и сосудъ горшечника, подобна
Ему во всемъ. Людская слава просто
Лишь болтовня въ устахъ людей, во всемъ
Подобныхъ намъ, а наша жизнь ничтожнѣй,
Чѣмъ даже эта слава. Долговѣчность
Основана на дняхъ, чей счетъ ведется
Немногими годами; весь же міръ
Зависитъ отъ чего-то, что, однако,
Никакъ не мы. Такимъ путемъ всѣ люди,
Отъ высшаго до низшаго, не больше,
Какъ жалкіе рабы. Свобода наша
Подчинена настолько же пустой
Соломинкѣ, насколько и удару
Дѣйствительной грозы. Ничтожность наша
Всего виднѣе именно въ минуты,
Когда воображаемъ мы себѣ,
Что властвуемъ; въ концѣ жъ концовъ насъ ждетъ
Всегда лишь смерть, и мы равно не можемъ
Препятствовать ея приходу, такъ же
Какъ не дано опредѣлить намъ мигъ
Рожденья нашего. Не рѣдко мнѣ
Приходитъ мысль, что вѣрно согрѣшили
Когда-нибудь мы тяжко гдѣ-нибудь,
Въ иномъ далекомъ мірѣ: міръ же здѣшній
Лишь только адъ, намъ посланный за грѣхъ.
Хвала Творцу, что этотъ адъ не будетъ
По крайней мѣрѣ вѣчнымъ.
МАРИНА.
Въ здѣшнемъ мірѣ
Намъ не дано постигнуть этихъ тайнъ.
ДОЖЪ.
И какъ мы можемъ думать быть судьями
Другихъ людей -- мы, слѣпленные также
Изъ глины, какъ они? Могу ли я
Судить проступокъ собственнаго сына?
Я честно управлялъ моей страной,
Я велъ ее къ побѣдамъ: это можетъ
Увидѣть всякій, кто лишь броситъ взглядъ
На карту государства. Я удвоилъ
Почти его предѣлы -- и теперь,
ДОЖЪ.
Все тайна для людей. Кто разгадаетъ
Ее помимо Бога? Тѣ, кому
Данъ умъ довольно смѣлый; тѣ, что долго
Съ умѣніемъ пытливо изучали
Проклятую ту книгу, что зовемъ
Мы въ мірѣ человѣкомъ, и успѣли,
Прочтя ея кровавыя страницы,
Развѣдать суть его душевныхъ тайнъ,--
Едва ль пріобрѣли познаньемъ этимъ
Себѣ большую выгоду. Грѣхи,
Которые мы видимъ въ нашихъ ближнихъ,
Присущи намъ самимъ; а наше счастье
Лишь даръ слѣпого случая. Богатство,
Здоровье, родъ, успѣхи, красота --
Все это лишь случайности; и если
Мы ропщемъ на судьбу, то намъ при этомъ
Полезно вспоминать, что мы теряемъ
Въ награду за труды мои отчизнѣ,
Она, подъ старость лѣтъ моихъ, рѣшила
Меня оставить сирымъ.
МАРИНА.
А Фоскари?
Пока я съ нимъ, мнѣ не придетъ и въ мысли
Такъ разсуждать.
ДОЖЪ.
Ты будешь съ нимъ. Они
Не могутъ отказать въ твоемъ желаньи.
МАРИНА.
А ежели откажутъ, я спасусь
Съ нимъ вмѣстѣ бѣгствомъ.
ДОЖЪ.
Этого нельзя;
Да и куда отправитесь вы вмѣстѣ?
МАРИНА.
Не знаю и не думаю впередъ --
Въ Египетъ, къ туркамъ, въ Сирію -- вездѣ
Гдѣ можно жить, не чувствуя себя
Окованнымъ и не страшась шпіоновъ,
Покорныхъ инквизиторамъ и пыткамъ.
ДОЖЪ.
Ужели ты захочешь быть женой
Отступника? Потребуешь отъ мужа
Измѣны государству?
МАРИНА.
Онъ не будетъ
Измѣнникомъ! Въ измѣнѣ здѣсь виновна
Венеція, изгнавшая позорно
Честнѣйшаго и лучшаго изъ всѣхъ
Дѣтей своихъ. Тираны вдвое хуже
Измѣнниковъ. Бунтовщиками могутъ
Назваться и властители, когда
Они пренебрегаютъ исполненьемъ
Своей священной должности! Разбойникъ
Тогда бываетъ лучше ихъ!
ДОЖЪ.
Себя
Я не могу винить въ такихъ проступкахъ.
МАРИНА.
Но ты стоишь на стражѣ при законахъ,
Предъ коими и самъ Драконовъ кодексъ
Считаться можетъ чудомъ доброты.
ДОЖЪ.
Законъ былъ изданъ прежде. Я не властенъ
Мѣнять его. Когда бъ судьба рѣшила
Мнѣ быть лишь только подданнымъ, тогда
Я могъ бы хлопотать объ измѣненьи
Законовъ государства, но теперь,
Какъ дожъ и герцогъ, не могу возстать
Я въ интересахъ собственнаго дома
На хартію, завѣщанную намъ
Отцами нашими.
МАРИНА.
Они имѣли
Въ виду, конечно, смерть твоихъ дѣтей.
ДОЖЪ.
Отечество обязано своимъ
Величьемъ тѣмъ законамъ. Все, что намъ
Разсказано исторіей о славѣ,
Богатствѣ, блескѣ, почестяхъ и счастьи
Римлянъ и карѳагенянъ -- это все
Воскресло и въ Венеціи. Мы также
Считаемъ средь себя не мало славныхъ
И доблестныхъ гражданъ, во всемъ подобныхъ
Героямъ древнихъ римлянъ въ дни, когда
Тамъ властвовалъ народъ черезъ посредство
Сенаторовъ.
МАРИНА.
Скажи вѣрнѣй, что онъ
Стоналъ подъ тяжкимъ игомъ олигарховъ.
ДОЖЪ.
Быть можетъ, ты права, но все же Римъ
Главою сталъ вселенной. Въ государствѣ
Отдѣльный гражданинъ -- будь онъ богатъ,
Способенъ, знатенъ, славенъ иль, напротивъ,
Ничтоженъ, какъ послѣдній жалкій нищій --
Равно не будетъ значить ничего,
Когда зайдетъ вопросъ о поддержаньи
Политики, ведущей неизмѣнно
Къ одной великой цѣли.
МАРИНА.
Это значитъ
Лишь только то, что ты гораздо больше
Правитель, чѣмъ отецъ.
ДОЖЪ.
Нѣтъ, это значитъ,
Что я гораздо больше гражданинъ,
Чѣмъ что-либо другое. Если бъ мы
Въ теченіе столѣтій не имѣли
Подобныхъ гражданъ сотнями, иль если бъ
Внезапно перестали ихъ имѣть,
Чего, надѣюсь, впрочемъ, не случится,
Венеціи бы не было на свѣтѣ.
МАРИНА.
Будь проклято правительство, когда
Его законы душатъ голосъ крови.
ДОЖЪ.
Когда бъ число дѣтей моихъ равнялось
Количеству прожитыхъ мною лѣтъ,
Я отдалъ ихъ бы всѣхъ, хотя, конечно,
Съ сердечною тоской, въ распоряженье
Отечества, послалъ бы за него
Ихъ въ воду и огонь, и даже -- если бъ,
Понадобилось это,-- согласился бъ,
Чтобъ всѣ они перетерпѣли также
Темницу, ссылку, смерть -- все словомъ, что
Угодно будетъ родинѣ.
МАРИНА.
И это
Зовутъ патріотизмомъ? Для меня
Подобный взглядъ, напротивъ, служитъ знакомъ
Лишь варварства! Позволь, однако, мнѣ
Теперь увидѣть мужа. Я надѣюсь,
Что доблестные "десять", несмотря
На всю ихъ осторожность, не откажутъ
Позволить слабой женщинѣ увидѣть
Его въ тюрьмѣ.
ДОЖЪ.
Я на себя беру
Тебѣ позволить это, и немедля
Отдамъ приказъ о пропускѣ въ тюрьму.
МАРИНА.
Что хочешь ты, чтобъ я передала
Фоскари отъ отца?
ДОЖЪ.
Приказъ, чтобъ онъ
Послушенъ былъ законамъ.
МАРИНА.
Какъ! не больше?
По крайней мѣрѣ ты его увидишь
Предъ ссылкою; быть можетъ, это будетъ
Въ послѣдній разъ.
ДОЖЪ.
Въ послѣдній разъ придется
Увидѣть мнѣ послѣднее дитя!
О сынъ мой, сынъ! Скажи ему; я буду.
( Уходятъ).