СЦЕНА I.

Площадка между каналомъ и церковью Санъ-Джіовании е Паоло. На сценѣ конная статуя. Въ нѣкоторомъ разстояніи на каналѣ привязана гондола.

Входитъ дожъ переодѣтый.

ДОЖЪ.

Явился я до срока. Грозный часъ,

Готовый прогремѣть во мракѣ ночи,

И потрясти въ основахъ мраморъ стѣнъ,

Еще не наступилъ. Жильцы палатъ

Лежатъ въ тревожномъ снѣ, какъ будто чуя,

Что ждетъ ихъ впереди. Пора очистить

Тебя, надменный городъ отъ потоковъ

Твоей нечистой крови, обратившей

Тебя въ притонъ тирановъ.-- Предназначенъ

Судьбой на это я! Самъ не пытался

Я сдѣлать это прежде и жестоко

За это былъ наказанъ: власть твоихъ

Патриціевъ, развившись, какъ чума,

Заставила внезапно содрогнуться

Меня въ моемъ покоѣ. Ядъ заразы

Присталъ ко мнѣ, и я обязанъ смыть

Его цѣлебной влагой.

(Обращаясь къ церкви).

Славный храмъ,

Гдѣ спятъ мои отцы, гдѣ изваянья

Ихъ доблестныхъ фигуръ кидаютъ тѣнь

На грудь земли, лежащей между нами

И мертвыми, гдѣ ихъ сердца, когда-то

Кипѣвшія горячей кровью, нынѣ

Не болѣе какъ горсть простой земли,

Оставшейся отъ тѣхъ людей, что были

Героями! Великій храмъ святыхъ,

Хранящихъ славный родъ нашъ! ты, въ стѣнахъ

Котораго схороненъ прахъ двухъ дожей,

Предшествовавшихъ мнѣ, отдавшихъ жизнь

Свою за благо родины: одинъ

Среди трудовъ на пользу ей, другой же

На полѣ бранной чести! храмъ, гдѣ спитъ

Такъ много мудрыхъ, доблестныхъ и храбрыхъ,

Оставившихъ мнѣ славное наслѣдство

Трудовъ своихъ и ранъ -- открой теперь

На мигъ твои гробницы! допусти,

Чтобъ мертвые, возставъ изъ нихъ, сошлися,

Вперивъ въ меня свой взоръ! Я ихъ зову

Въ свидѣтели, равно какъ и тебя,

Священный храмъ, что если я затѣялъ

Задуманное дѣло, то затѣмъ лишь,

Чтобъ отомстить позоръ ихъ славной крови,

Ихъ попранныхъ гербовъ и ихъ именъ

Такъ низко обезчещенныхъ не мною,

Хоть и во мнѣ, презрѣнной этой шайкой

Патриціевъ, въ чью пользу проливали

Мы кровь свою, и сдѣлали изъ равныхъ

Своими господами! Обращаюсь

Къ тебѣ я, Орделафо! Ты, погибшій

На томъ же полѣ Зары, гдѣ потомъ

Я одержалъ побѣду! Неужели

Принесъ я въ жертву мести кровь враговъ

Венеціи за смерть твою, чтобъ быть

Такъ дурно награжденнымъ! Ободрите

Меня улыбкой, тѣни! Мой успѣхъ

Равно вѣдь вашъ успѣхъ, когда вы только

Еще способны чувствовать земное.

Значенье ваше, слава, имя -- все

Поставлено на ставку здѣсь со мною

На зрѣлище потомкамъ! Если только

Удастся мнѣ -- я сдѣлаю отчизну

Свободной и безсмертной: нашъ же родъ

Поставлю такъ высоко, какъ ни разу

Онъ не стоялъ ни прежде ни теперь.

Входитъ Израэль Бертуччіо.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Эй, кто тутъ?

ДОЖЪ.

Другъ Венеціи!

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Онъ точно.

Я васъ узналъ по голосу, синьоръ.

Пришли вы раньше срока.

ДОЖЪ.

Я готовъ

Отправиться на мѣсто совѣщанья.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧЮ.

Сердечно радъ. Мнѣ лестно видѣть въ васъ

Подобную готовность. Значитъ, ваши

Сомнѣнія съ послѣдней нашей встрѣчи

Исчезли безъ слѣда?

ДОЖЪ.

Не въ этомъ дѣло!

Я радъ пустить въ игру остатокъ дней,

Сужденныхъ мнѣ прожить. Мой жребій былъ

Рѣшенъ уже тогда, когда склонилъ я

Мой слухъ къ рѣчамъ измѣны. Не пугайся!

Я назвалъ дѣло прямо. Мой языкъ

Не можетъ скрыть подъ мягкой болтовней

Гнуснѣйшаго изъ дѣлъ, хотя я самъ

Иду его свершить. Я сталъ виновнымъ

Въ тотъ самый мигъ, когда, услышавъ рѣчи,

Которыми пытался ты склонить

Меня на это дѣло, не отправилъ

Тебя сейчасъ въ тюрьму. Ты можешь сдѣлать

Теперь со мною то же, если хочешь.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Синьоръ, какія рѣчи! Чѣмъ я могъ

Ихъ заслужить? Я не бывалъ шпіономъ

И мы здѣсь не измѣнники.

ДОЖЪ.

Мы! Мы!

Но, впрочемъ, все равно: теперь ты вправѣ

Равнять съ собой меня! Скорѣй же къ дѣлу.

Когда оно удастся, и сыны

Венеціи, обрѣтшей вновь свободу,

Придутъ когда-нибудь почтить могилы

Спасителей отчизны, чтобъ осыпать

Рученками дѣтей гробницы наши

Дождемъ цвѣтовъ, тогда лишь только будетъ

Оправданъ нашъ поступокъ и страницы

Исторіи поставятъ наше имя

Въ ряду двухъ славныхъ Брутовъ; если жъ намъ,

Напротивъ, не удастся, то повѣрь,

Что рядъ кровавыхъ средствъ и тайныхъ кововъ,

Хотя при доброй цѣли, заклеймитъ

Насъ именемъ измѣнниковъ. Да, честный

И добрый Израэль! ты здѣсь измѣнникъ,

Равно какъ тотъ, кто прежде былъ твоимъ

Властителемъ, теперь же только твой

Собратъ по преступленью.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧЮ.

Намъ не время

Объ этомъ разсуждать -- иначе зналъ бы

Я, что сказать въ отвѣтъ. Пора итти --

И мы, оставшись дольше здѣсь, пожалуй

Дадимъ себя замѣтить.

ДОЖЪ.

Мы давно ужъ

Замѣчены! Насъ видятъ и теперь.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Замѣчены! Скажите -- кѣмъ? Кинжалъ мой

Всегда при мнѣ.

ДОЖЪ.

Не горячись! здѣсь нѣтъ

Людскихъ очей.

(Указывая на статую).

Но погляди туда!

Скажи, что видишь тамъ ты?

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Въ лунномъ свѣтѣ

Мелькаетъ предо мной громадный всадникъ

На гордомъ скакунѣ.

ДОЖЪ.

Тотъ всадникъ предокъ

Моихъ отцовъ. Его изображенье

Воздвигла здѣсь Венеція на память

Того, что онъ ее двукратно спасъ

Своей рукой. Такъ можешь ли ты думать,

Что онъ на насъ не смотритъ?

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Пустяки!

Обманъ воображенья! Гдѣ жъ глаза

У мрамора?

ДОЖЪ.

Но есть глаза y смерти!

Вѣрь мнѣ иль нѣтъ, но въ этомъ изваяньи

Сокрыта жизнь безъ тѣла, взоръ безъ глазъ

И мысль безъ выраженья! Если есть

На свѣтѣ что.нибудь, чѣмъ можетъ мертвый

Быть вызванъ изъ могилы -- то всего

Скорѣй подобнымъ дѣломъ, на какое

Теперь съ тобой иду я! Неужели

Ты думаешь, что души славныхъ предковъ

Такой семьи, въ какой родился я, -

Останутся въ покоѣ, видя, какъ

Послѣдній ихъ потомокъ затѣваетъ

На чистыхъ ихъ гробницахъ заговоръ,

Братаясь съ низкой чернью?

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Это все

Вамъ надо бы обдумать было раньше,

Чѣмъ вы рѣшились твердо приступить

Къ великому союзу. Или вы

Ужъ въ этомъ стали каяться?

ДОЖЪ.

О, нѣтъ!

Я только это чувствую и буду

Навѣрно долго чувствовать! Возможно ль

Такъ скоро отрѣшиться отъ всего,

Что было благороднѣйшаго въ прежней

Моей протекшей жизни? Такъ унизить

Себя предъ тѣмъ, чѣмъ былъ! Губить людей

Украдкой, хладнокровно!.. Впрочемъ, будь

На этотъ счетъ спокоенъ! Мысль о томъ,

Что вызвало меня на это дѣло,

Вамъ можетъ быть надежнѣйшей порукой,

Что я останусь вѣренъ. Въ цѣлой вашей

Толпѣ рабочей черни не найдется

Ни одного, кто былъ бы оскорбленъ

Сильнѣй меня и не желалъ такъ жадно

Отмстить врагамъ. Чѣмъ больше ненавижу

Я средство, на какое принужденъ

Теперь пойти для этого, тѣмъ больше

Во мнѣ вскипаетъ злоба на тирановъ,

Меня къ тому приведшихъ, и тѣмъ больше

Я жажду имъ отмстить.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Пора! Идемте!

Вотъ бьютъ часы!

ДОЖЪ.

Впередъ! впередъ! они

Бьютъ смерть иль намъ, иль прежней гнусной жизни

Венеціи!

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Не лучше ли сказать,

Что этотъ звонъ зоветъ ее къ свободѣ

И торжеству. Впередъ! Путь не великъ.

(Уходятъ.).

СЦЕНА II.

Домъ, гдѣ собираются заговорщики.

Даголино, Доро, Бертрамъ, Феделе, Тревизано, Календаро, Антоніо Делле-Бенде, и другіе.

КАЛЕНДАРО (входя).

Всѣ здѣсь?

ДАГОЛИНО.

Съ тобою всѣ, за исключеньемъ

Троихъ, стоящихъ на постахъ, a также

Главы всего -- Бертуччіо. Впрочемъ, онъ

Придетъ навѣрно скоро.

КАЛЕНДАРО.

Гдѣ Бертрамъ?

БЕРТРАМЪ.

Я здѣсь.

КАЛЕНДАРО.

Скажи, успѣлъ ли ты пополнить

Людей, недостававшихъ y тебя?

БЕРТРАМЪ.

Успѣлъ найти двухъ-трехъ, но не рѣшился

Открыть имъ нашу тайну, не увѣрясь

Въ ихъ полной преданности.

КАЛЕНДАРО.

Намъ нѣтъ нужды

Ввѣрять имъ что нибудь: никто не знаетъ

Конечной нашей цѣли, кромѣ кучки

Испытанныхъ друзей. Всѣ остальные

Въ полнѣйшемъ убѣжденьи, что все дѣло

Затѣяно самой же Синьоріей,

Чтобъ только наказать пять-шесть кутилъ

Изъ ихъ числа, поднявшихъ слишкомъ дерзко

Свой носъ противъ закона. Но коль скоро

Успѣемъ мы заставить ихъ возстать

И ихъ мечи попробуютъ, что значитъ

Кровь двухъ иль трехъ сенаторовъ, то дѣло

Пойдетъ само и дальше, особливо

Когда вожди съумѣютъ дать примѣръ

Что должно дѣлать имъ. Что до меня,

Я поручусь имъ дать такой, что сами

Они не захотятъ отстать изъ чувства

Простого молодечества и будутъ

Рубить съ плеча, пока всѣ не погибнутъ.

БЕРТРАМЪ.

Ужель ты хочешь всѣхъ?

КАЛЕНДАРО.

Кого жъ намѣренъ

Ты пощадить?

БЕРТРАМЪ.

Я -- пощадить? мнѣ права

На это не дано. Я лишь хотѣлъ

Спросить тебя, ужель среди всей этой

Толпы людей, хотя вполнѣ преступныхъ,

Не сыщется одинъ, чей возрастъ, сердце

Иль качества давали бы ему

Надежду на пощаду?

КАЛЕНДАРО.

Да! какъ мы

Щадимъ куски изрубленной ехидны,

Когда они вертятся на пескѣ

Въ послѣднемъ содраганьи! Вотъ какую

Я радъ имъ дать пощаду! Я скорѣй

Готовъ сберечь змѣѣ одинъ изъ страшныхъ

Ея зубовъ, чѣмъ дать изъ нихъ пощаду

Хоть одному! Они, какъ есть, вѣдь звенья

Одной и той же цѣпи: тѣло, жизнь

Дыханье, горе, радости y нихъ

Одни y всѣхъ. Они тѣснятъ насъ, рѣжутъ

И лгутъ всѣ заодно. Такъ пусть же разомъ

И сгибнутъ какъ одинъ!

ДАГОЛИНО.

Оставивъ жизнь

Хоть одному, мы будемъ трепетать

И передъ нимъ, какъ передъ всѣми. Страшно

Въ нихъ не число, какъ ихъ бы ни считали --

Десятками иль сотнями -- бѣда

Въ ихъ чванствѣ и породѣ; вотъ, что надо

Исторгнуть съ корнемъ вонъ. Когда оставишь

У дерева хоть отпрыскъ, онъ пускаетъ

Побѣги вновь и съ зеленью приноситъ

Свой прежній горькій плодъ. Будь потому

Рѣшительнѣй. Бертрамъ!

КАЛЕНДАРО.

Я за тобой

Начну теперь присматривать.

БЕРТРАМЪ.

Кто смѣетъ

Меня подозрѣвать?

КАЛЕНДАРО.

Не я! Когда бы

Тебя подозрѣвалъ я -- ты бы не былъ

Теперь средь насъ и не болталъ напрасно

О вѣрности. Ты слишкомъ мягокъ сердцемъ --

Вотъ въ чемъ твой недостатокъ; въ прямодушье жъ

Твое я вѣрю твердо.

БЕРТРАМЪ.

Всѣ вы здѣсь

Давно, надѣюсь, знаете, кто я

И чѣмъ способенъ быть. Я вмѣстѣ съ вами

Возсталъ на тираннію, если жъ сердце

Во мнѣ, какъ это знаете вы также,

Иной разъ склонно къ добротѣ, то я

Надѣюсь доказать, что вмѣстѣ съ тѣмъ

Я храбръ и смѣлъ. Ты можешь, Календаро,

Мнѣ въ этомъ быть свидѣтелемъ; когда же

Еще ты усомнишься -- я готовъ

На дѣлѣ надъ тобою доказать

То, что сказалъ.

КАЛЕНДАРО.

Не надо лучше! Дай лишь

Окончить прежде дѣло: личной ссорой

Ему нельзя мѣшать.

БЕРТРАМЪ.

Я не люблю

Напрасныхъ ссоръ; но если надо встать

Съ врагомъ лицомъ къ лицу, тогда съумѣю

Исполнить это такъ же, какъ и всякій

Изъ тѣхъ, что здѣсь собрались. Какъ иначе

Могли бъ меня назначить быть однимъ

Изъ первыхъ между вами? Но, однако,

Я сознаюсь охотно, что природа

Дала мнѣ мягкій нравъ. Я не могу

Безъ ужаса подумать о всеобщемъ

Убійствѣ безъ разбора. Мысль о крови.

Пролитой на почтенныя сѣдины

Безпомощныхъ людей, не вызываетъ

Во мнѣ понятья доблести. Разить

Людей изъ-за угла не можетъ быть

Въ моихъ глазахъ тріумфомъ. Хорошо

Извѣстно мнѣ, что намъ придется сдѣлать

Все это непремѣнно, чтобъ отмстить

Злодѣямъ, чьи дѣла успѣли вызвать

Подобное отмщенье; но когда бы

Нашлось изъ нихъ хоть нѣсколько достойныхъ,

Которыхъ мы могли бы пощадить,

Я радъ бы это сдѣлать въ интересѣ

Самихъ себя, чтобъ не сквернить совсѣмъ

Прекрасной нашей цѣли. Вотъ, что я

Хотѣлъ сказать и, признаюсь, не вижу

Причинъ подозрѣвать меня.

ДАГОЛИНО.

Не бойся,

Любезный другъ Бертрамъ! Подозрѣвать

Тебя никто не думаетъ, но только

Будь твердъ и смѣлъ. Не мы, a наше дѣло

Принудили прибѣгнуть къ этимъ средствамъ;

Но мы, свершивши все, омоемъ кровь

Въ источникѣ свободы.

Входятъ Израэль Бертуччіо и дожъ переодѣтый.

ДАГОЛИНО.

Здравствуй, другъ

Бертуччьо!

ЗАГОВОРЩИКИ.

Здравствуй, здравствуй! Ты явился

Сегодня позже срока. Кто съ тобой?

КАЛЕНДАРО.

Пора ему назваться. Я сказалъ

Товарищамъ, что ты съ собой сегодня

Приводишь новобранца, и они

Готовы всѣ принять его: такъ твердо

Мы вѣримъ въ то, что избранный тобой

Намъ будетъ всѣмъ по сердцу. Пусть же онъ

Откроется.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Приблизься, новый братъ.

(Дожъ откидываетъ плащь).

ЗАГОВОРЩИКИ.

Измѣна! Дожъ! Насъ обманули! Смерть

Обоимъ имъ -- и подлому Бертуччьо,

И гнусному тирану!

КАЛЕНДАРО (обнажая мечъ).

Стойте всѣ!

Кто тронетъ ихъ -- простится тотчасъ съ жизнью.

Я вамъ сказалъ: ни съ мѣста! Или васъ

Такъ испугалъ безпомощный старикъ,

Пришедшій къ намъ одинъ и безъ оружья?

Разсказывай, Бертуччьо, что за тайна

Здѣсь кроется?

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Зачѣмъ ты имъ мѣшаешь?

Пускай они убьютъ самихъ себя,

Убивши насъ! Ихъ счастье и надежда

Вѣдь слиты съ нашей жизнью!

ДОЖЪ.

Пусть разятъ!

Я доказалъ своимъ сюда приходомъ,

Что не страшна мнѣ смерть ужаснѣй вдвое

Чѣмъ та, какой задумали пугать

Они меня. О, доблесть безъ примѣра!

Дитя родное трусости! Смотрите,

Вотъ шайка храбрецовъ, готовыхъ смѣло

Зарѣзать старика! И эти люди,

Готовые низвергнуть государство,

Дрожатъ, какъ листъ, завидѣвъ одного

Патриція! Чего жъ вы ждете? Рѣжьте

Меня, когда хотите! Я не стану

Препятствовать вамъ въ этомъ. Это ль люди

Съ великими сердцами, о которыхъ

Разсказывалъ Бертуччьо? Стоитъ имъ

Взглянуть въ лицо!

КАЛЕНДАРО.

Клянусь душой, онъ правъ!

Старикъ насъ пристыдилъ. Такая ль вѣра

Была y насъ въ Бертуччьо, чтобъ въ одну

Минуту увлеченья быть готовымъ

Убить его и гостя, что привелъ

Онъ въ нашъ кружокъ. Оставьте ваши шпаги,

И выслушаемъ ихъ.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Я не хочу

Теперь и говорить. Должны бъ вы были,

Какъ кажется, меня получше знать,

Чтобъ допустить такое подозрѣнье

Въ измѣнѣ вамъ. Не вы ли сами дали

Мнѣ въ руки власть пріискивать всѣ мѣры

Къ успѣху нашей цѣли; гдѣ жъ примѣръ.

Чтобъ я ошибся въ средствахъ? Вы должны бы

Понять, что если я рѣшился ввесть

Кого-нибудь въ нашъ кругъ, то новобранецъ

Придетъ по доброй волѣ, чтобы быть

Намъ братомъ или жертвой.

ДОЖЪ.

Кѣмъ же мнѣ

Придется быть? Пріемъ вашъ заставляетъ

Меня невольно думать, что свободы

На выборъ мнѣ не будетъ.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Вѣрьте мнѣ,

Достойнѣйшій синьоръ, что если бъ гибель

Постигла васъ, то мы погибли бъ оба

Отъ рукъ безумцевъ этихъ. Но они,

Какъ видите, придя въ себя, стыдятся

Минуты увлеченья и склоняютъ

Ужъ головы. Повѣрьте, что они

Дѣйствительно такіе, какъ я вамъ

Ихъ описалъ. Скажите имъ теперь,

Что слѣдуетъ.

КАЛЕНДАРО.

Да, да! готовы жадно

Мы слушать васъ.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО (заговорщикамъ).

Вы здѣсь теперь не только

Въ полнѣйшей безопасности, но ближе

Къ побѣдѣ, чѣмъ когда-нибудь. Клянусь,

Слова мои правдивы!

ДОЖЪ.

Вы во мнѣ

Здѣсь видите безпомощнаго старца,

Какъ правильно сказалъ одинъ изъ васъ;

Вчера же я во всемъ величьи блеска

Сидѣлъ на гордомъ тронѣ, съ виду точно

Похожій на царя прекрасныхъ нашихъ

Ста острововъ, одѣтый въ пышный пурпуръ,

Обязанный блюсти законы власти

Не вашей иль моей, но нашей гордой

Владыки -- Синьоріи! Вамъ извѣстно,

Чѣмъ былъ я тамъ, иль должно быть извѣстно;

Но для чего явился я сюда --

Вамъ лучше объяснитъ одинъ изъ вашихъ

Униженныхъ всѣхъ болѣе друзей.

Тотъ, кто понесъ такое оскорбленье,

Что даже усумниться могъ -- червякъ онъ

Иль человѣкъ? -- пусть спроситъ онъ въ своемъ

Разбитомъ горемъ сердцѣ, по какой

Причинѣ самъ пришелъ сюда! Мое

Несчастье вамъ извѣстно всѣмъ. 0 немъ

Кричали много всѣ; но голосъ этихъ

Непризванныхъ людей рѣшилъ вопросъ

Иначе, чѣмъ его рѣшили судьи

Законные, чей приговоръ прибавилъ

Къ обидѣ старой новую. Увольте

Меня отъ повторенья! Оскорбленье

Живетъ во мнѣ -- и потому разсказъ

О немъ, съ прибавкой разныхъ новыхъ жалобъ,

Пожалуй, васъ заставитъ заподозрить

Меня въ излишней слабости души,

A я сюда пришелъ, чтобъ возбудить

И въ самыхъ твердыхъ мужество, заставить

Ихъ встать за наше дѣло, бросивъ слезы

И жалобы, какъ средство слабыхъ женщинъ.

Но васъ, надѣюсь я, не надо будетъ

Мнѣ даже возбуждать. Обиды наши

Возникли изъ всеобщаго несчастья

Того, чему едва ли можно дать

Названье государства! Какъ мы можемъ

Дѣйствительно назвать такой союзъ,

Гдѣ нѣтъ главы и, вмѣстѣ, нѣтъ народа?

У насъ всѣ недостатки древней Спарты,

Но нѣтъ спартанскихъ качествъ: воздержанья

И мужества. Вожди лакедемонянъ

Извѣстны были храбростью, a наши

Погрязли въ сибаритствѣ. Мы имъ служимъ,

Какъ жалкіе рабы, и всѣхъ презрѣннѣй

Рабовъ тѣхъ -- я! Хоть рядятъ насъ они

Въ пурпурныя одежды: этотъ пурпуръ

Похожъ на то, какъ греки заставляли

Невольниковъ нарочно напиваться

Въ потѣху дѣтямъ. Вы собрались здѣсь,

Чтобъ свергнуть иго этой злобной гидры,

Насмѣшки этой дерзкой надъ названьемъ

Правительства; низвергнутьэтотъ призракъ,

Способный быть заклятымъ только кровью;

A тамъ -- когда удастся намъ -- съумѣемъ

Возстановить мы попранное право

Отечества; воздвигнемъ государство,

Гдѣ будутъ всѣ равны передъ закономъ,

Безъ глупыхъ притязаній на равенство

Въ анархіи. Подобная свобода

Похожа на построенный въ изящномъ,

Прекрасномъ стилѣ портикъ, гдѣ колонны

Взаимно заставляютъ видѣть силу

Одна другой, a вмѣстѣ -- все такъ стройно,

Такъ хорошо, что невозможно тронуть

Ничтожной, мелкой части, не нарушивъ

Гармоніи всего. Я къ вамъ являюсь

Просить въ великомъ дѣлѣ вашемъ доли

Участья для меня, когда вы только

Мнѣ вѣрите; когда же нѣтъ, то жизнь

Моя y васъ въ рукахъ: разите смѣло!

Я больше радъ погибнуть отъ свободныхъ

И смѣлыхъ рукъ, чѣмъ властвовать тираномъ

Въ рукахъ другихъ тирановъ! Никогда

Не дѣйствовалъ я такъ и никогда

Такимъ впередъ не буду! Прочитайте

Исторію отцовъ моихъ; спросите

У тѣхъ людей, въ чьихъ городахъ я былъ

Правителемъ -- всѣ скажутъ вамъ навѣрно,

Что я тираномъ не былъ, a -- напротивъ --

Сочувствовалъ всегда бѣдамъ и горю

Униженныхъ. Когда бъ я согласился

Быть тѣмъ, чего искалъ себѣ сенатъ,--

Бездушнымъ автоматомъ, облеченнымъ

Въ богатое тряпье, сидѣть на тронѣ

Подобьемъ государя, утверждать

Лишь только приговоры, быть бичемъ

Несчастному народу, льстить Сенату

И Сорока, преслѣдовать, что можетъ

Не нравиться Совѣту Десяти,

Быть сплетникомъ, глупцомъ, надутой куклой,--

Тогда, увѣренъ я, не оправдали бъ

Они того, кто дерзко мнѣ нанесъ

Такое оскорбленье. Если я

Страдаю такъ, то въ этомъ виновата

Моя любовь къ народу. Это знаютъ

Ужъ многіе, и будетъ день, когда

Узнаютъ всѣ; a до того -- клянусь я

Отдать на службу дѣлу весь остатокъ

Моихъ послѣднихъ дней, всю власть -- не дожа,

A просто человѣка, что свершилъ

Не мало славныхъ дѣлъ, покуда не былъ

Униженъ званьемъ дожа, и способенъ

Пока еще работать и умомъ,

И силами! На эту ставку я

Готовъ поставить славу (я прославленъ

Былъ истинно), остатокъ жизни (чѣмъ

Рискую меньше всѣхъ, затѣмъ что мнѣ

Уже не долго жить), надежды, душу,

Всѣ радости. Такимъ я предлагаю

Себя къ услугамъ вашимъ и согласенъ

Быть вамъ вождемъ! Рѣшайте же, согласны ль

Имѣть своимъ вы герцога, который

Свой бросилъ тронъ и сдѣлался ничѣмъ,

Желая быть со всѣми вами равнымъ?

КАЛЕНДАРО.

Да здравствуетъ Фальеро! Онъ свободу

Намъ дастъ, друзья!

ЗАГОВОРЩИКИ.

Да здравствуетъ Фальеро!

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Ну что, товарищи! удачно ль я

Ввелъ къ вамъ его? Не правда ль, что такой

Сообщникъ долженъ стоить цѣлой рати?

ДОЖЪ.

Довольно! перестаньте! Намъ не время

Теперь хвалить другъ друга! Отвѣчайте:

Вашъ я иль нѣтъ?

КАЛЕНДАРО.

Не только нашъ ты нынѣ,

Но первый между нами, какъ доселѣ

Былъ первымъ въ государствѣ. Будь же нашимъ

Вождемъ и полководцемъ!

ДОЖЪ.

Полководцемъ

Я былъ на славномь полѣ Зарской битвы;

Титуломъ же вождя меня почтили

Родосъ и Кипръ, пока не сталъ я дожемъ

Венеціи -- такъ неприлично мнѣ,

Казалось бы, спуститься до того,

Чтобъ сдѣлаться теперь вождемъ толпы,

Хотя и патріотовъ. Пусть ужъ лучше,

Коль скоро я рѣшился разъ отречься

Отъ званія, въ которомъ былъ рожденъ,

Останусь равенъ прочимъ, безъ претензій

На новые титулы. Но, однако,

Пора вернуться къ дѣлу. Израэль

Мнѣ .сообщилъ подробно ваши планы.

Они довольно смѣлы, но возможны,

Когда я вмѣстѣ съ вами. Исполненья жъ

Не надо отлагать.

КАЛЕНДАРО.

Лишь прикажите --

Готовы мы хоть тотчасъ же. Я отдалъ

Всѣ приказанья, нужныя къ возстанью

Въ назначенное время -- хоть теперь же

Когда жъ ударитъ часъ?

ДОЖЪ.

Съ восходомъ солнца.

БЕРТРАМЪ.

Такъ рано?

ДОЖЪ.

Рано? Поздно! Каждый мигъ

Отсрочки можетъ только увеличить

Грозящую опасность, и тѣмъ больше

Теперь, когда я съ вами. Или вамъ

Невѣдомы всѣ происки Сената,

Совѣта Десяти, всѣхъ ихъ шпіоновъ,

И зоркихъ глазъ, которыми слѣдятъ

Они за ихъ рабами, особливо-жъ

Ихъ герцогомъ, котораго избрали

Своимъ согласьемъ сами? Нѣтъ: коль скоро

Разить -- разите тотчасъ, чтобы гидра,

Ужаленная въ сердце, потеряла

Свои съ нимъ вмѣстѣ головы.

КАЛЕНДАРО.

Готовъ я

И сердцемъ и мечемъ! Отряды наши

Разставлены въ указанныхъ мѣстахъ

Стараньемъ Израэля; шестьдесятъ

Друзей съ оружьемъ въ каждомъ. Всѣ они

Готовы встать по первому сигналу.

Мы сами разойдемся точно также

Къ своимъ постамъ. Скажите лишь, когда

Условный знакъ?

ДОЖЪ.

Когда раздастся звонъ

Большихъ колоколовъ святого Марка

(Вы знаете, что это можетъ быть

Исполнено лишь по приказу дожа,

Которому оставлена Сенатомъ

Лишь эта привилегія), сбирайтесь

Немедленно на площадь.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

A потомъ?

ДОЖЪ.

Пускай туда различными путями

Направятся отряды, разглашая

Вездѣ на перекресткахъ, что съ разсвѣтомъ

Замѣченъ ими генуэзскій флотъ,

Идущій прямо къ городу. Дворецъ

Вамъ будетъ сборнымъ пунктомъ. Дворъ займетъ

Племянникъ мой съ отрядомъ и съ другими

Служителями дома. Звонъ на башнѣ

Послужитъ вамъ сигналомъ, чтобъ кричать:

"Спаси насъ, Маркъ! враги идутъ на городъ!"

КАЛЕНДАРО.

Я понялъ все, но -- дальше! продолжайте!

ДОЖЪ.

Патриціи сбѣгутся впопыхахъ

Въ собраніе Совѣта (поступить

Иначе имъ нельзя, въ виду грозящей

Опасности, провозглашенной громко

Съ высокой башни Марка, ихъ патрона);

A разъ они сберутся, намъ легко

Тогда скосить ихъ будетъ, какъ колосья,

Мечемъ, взамѣнъ серповъ. Пусть пять иль шесть

Изъ нихъ и запоздаютъ -- съ тѣми намъ

Не трудно будетъ справиться, когда лишь

Мы кончимъ съ большинствомъ.

КАЛЕНДАРО.

О, если бъ только

Скорѣй ударилъ часъ! A тамъ, повѣрьте,

Мы станемъ ихъ рубить, a не царапать!

БЕРТРАМЪ.

Я попрошу лишь сдѣлать вамъ вопросъ,

Который предлагалъ еще до срока,

Когда Бертуччьо ввелъ въ нашъ кругъ того

Достойнаго сообщника, который

Усилилъ такъ увѣренность въ успѣхѣ

И нашей безопасности. Ужели

Вы не хотите даже и теперь

Проникнуться немного состраданьемъ

И пощадить изъ осужденныхъ жертвъ

Хоть нѣсколькихъ? Ужель погибнутъ всѣ?

КАЛЕНДАРО.

Я поручусь, что встрѣтившіе въ битвѣ

Меня или моихъ найдутъ себѣ

Такое жъ состраданье, на какое

Привыкли мы разсчитывать, когда

Имѣли дѣло съ ними.

ЗАГОВОРЩИКИ.

Смерть имъ всѣмъ!

Теперь ли говорить о состраданьи?

Оказывалъ ли кто-нибудь изъ нихъ

Хоть тѣнь участья къ намъ?

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Бертрамъ! ты съ этимъ

Несчастнымъ состраданьемъ говоришь

Нелѣпости! А, сверхъ того, оно

Обидно для друзей твоихъ и, вмѣстѣ,

Для ихъ святого дѣла. Неужели

Не видишь ты, что если мы допустимъ

Спастись изъ нихъ хоть нѣсколькимъ, они

Останутся въ живыхъ лишь для того,

Чтобъ мстить за остальныхъ? A также я

Тебя спрошу, какимъ ты хочешь средствомъ

Узнать, кто правъ и кто изъ нихъ виновенъ?

Все, что они ни дѣлали, всегда

Лишь было выраженьемъ общей воли

Всей шайки ихъ, направленной къ тому,

Чтобъ насъ давить и мучить. Я согласенъ

Ужъ ежели хотите вы, оставить

Живыми ихъ дѣтей, но соглашаюсь

Съ сомнѣньемъ и на это. Если ловчій

Беретъ живьемъ въ логовищѣ тигренка,

То вѣрно не придетъ ему охота

Спасать отца иль мать его, когда

Не хочетъ онъ погибнуть. Впрочемъ, я,

За тѣмъ, чтобъ разрѣшить мое сомнѣнье,

Готовъ исполнить то, что скажетъ намъ

По этому вопросу дожъ Фальеро,

Къ которому теперь и обращусь,

Прося его совѣта.

ДОЖЪ.

Не смущайте,

Прошу, меня. Рѣшите это сами!

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Вамъ лучше насъ извѣстно, кто изъ нихъ

Порядочнѣе прочихъ. Мы, вѣдь, знаемъ

Лишь только ихъ публичные пороки,

Которыми они успѣли стать

Равно намъ ненавистны. Если вы

Желаете, быть можетъ, пощадить

Кого-нибудь -- рѣшайте: мы исполнимъ.

ДОЖЪ.

Отецъ Дольфино былъ мнѣ вѣрнымъ другомъ,

Съ Ландо мы бились вмѣстѣ, Маркъ Корнаро

Служилъ при мнѣ, во время моего

Посольства въ Генуѣ. Веньеро спасъ я

Однажды жизнь -- обязанъ-ли спасать

Ему ее я дважды? О, когда бы

Я, сдѣлавъ это, вмѣстѣ могъ спасти

Венецію! Они иль ихъ отцы

Всѣ были мнѣ друзьями до поры,

Пока не сталъ я дожемъ, и отпали

Прочь отъ меня, какъ отпадаютъ листья,

Оторванные вѣтромъ отъ цвѣтка,--

И вотъ теперь стою я, какъ изсохшій,

Тернистый старый стебель, не имѣя

Возможности кого-нибудь прикрыть.

Когда я такъ оставленъ былъ, такъ пусть же

Погибнутъ и они до одного!

КАЛЕНДАРО.

Имъ жить нельзя совмѣстно со свободой

Венеціи.

ДОЖЪ.

Вы, зная хорошо

Несчастія и бѣдствія отчизны,

Не можете, однако, знать вполнѣ,

Какой ужасный ядъ, вредящій всякой

Живой иль честной мысли, всякимъ узамъ,

Скрѣпляющимъ людей, всему, что только

Найти возможно лучшаго на свѣтѣ,

Разлитъ во всѣхъ несчастныхъ учрежденьяхъ

Венеціи. Судите сами: всѣ

Мной названные люди почитались

Когда-то мнѣ друзьями; я любилъ ихъ

Отъ всей души; они платили мнѣ

За это тѣмъ же самымъ; вмѣстѣ мы

Трудились и сражались; зло и радость

Дѣлили пополамъ; союзъ родства

Связалъ меня со многими; всю жизнь

Душой мы жили въ душу, пожиная

Плоды трудовъ и почестей съ годами.

Но вотъ пришелъ несчастный день, когда

Желанья ихъ, a вовсе не моя

Настойчивость, устроили, что я

Былъ выбранъ ими герцогомъ -- и съ этимъ

Исчезло все: союзъ родства и дружбы,

Исчезла память прошлаго, единство

Въ поступкахъ и мышленіи, утраченъ

Тотъ свѣтлый духъ, съ которымъ постоянно

Встрѣчаются товарищи, чьей дружбѣ

Исполнились уже десятки лѣтъ,

Чьи подвиги ужъ въ прошломъ, чье вниманье

Невольно привлекается картиной

Минувшаго, при мысли о друзьяхъ,

Когда-то молодыхъ, давно сошедшихъ

Теперь уже въ могилу, изъ которыхъ

Осталось много два иль три отжившихъ,

Печальныхъ старика, взамѣнъ толпы

Веселой, беззаботной молодежи,

Трудившейся когда-то заодно,

И чьи дѣла, безъ теплой рѣчи этихъ,

Оставшихся въ живыхъ, передавались

Вѣкамъ однимъ бы мраморомъ. О, горе

Ужель я долженъ это совершить.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Синьоръ, вы смущены! Теперь не время

Объ этомъ говорить.

ДОЖЪ.

Не безпокойся!

Мое рѣшенье принято! Я кончу

Въ двухъ-трехъ словахъ. Мнѣ хочется лишь вамъ

Воочью показать всѣ недостатки

Такого государства. Съ той поры,

Какъ сдѣлался я дожемъ, иль -- вѣрнѣй --

Былъ ими сдѣланъ дожемъ, улетѣла

Навѣки память прошлаго. Я умеръ

Для нихъ для всѣхъ, иль, лучше говоря,

Они всѣ для меня: исчезла нѣжность

И жизнь въ кругу друзей; я сталъ чужимъ

Для каждаго; со мною перестали

Намѣренно сближаться, изъ боязни

Быть заподозрѣннымъ; любить никто

Меня уже не могъ -- законъ былъ противъ

Подобныхъ чувствъ; со мною враждовали,

Какъ требуетъ политика; смѣялись

Надменно надо мной, считая это

За признакъ чувствъ патриція, и даже

Нарочно оскорбляли, въ интересѣ

Отечества, судъ справедливый въ дѣлѣ

Касавшемся меня, почелся бъ знакомъ

Опаснаго пристрастья. Герцогъ сталъ

Невольникомъ y подданныхъ, врагомъ

Для собственныхъ друзей. Шпіоны стали

Съ тѣхъ поръ моею стражей; внѣшній блескъ

Смѣнилъ мою свободу; платье дожа

Одно осталось знакомъ скудной власти;

Тюремщики присвоили себѣ

Титулъ моихъ совѣтниковъ; друзьями жъ

Мнѣ стали инквизиторы. Не адъ ли

Такая жизнь? Одно осталось мнѣ:

Покой въ семейной жизни; но и онъ

Отравленъ злобой ихъ. Мои пенаты

Разбиты на домашнемъ очагѣ,

Гдѣ царствуетъ теперь одно презрѣнье

И дерзкая насмѣшка.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Оскорбленье,

Не спорю, велико; но месть недолго

Себя заставитъ ждать: промчится ночь --

И вы за все отплатите.

ДОЖЪ.

Я долго

Терпѣлъ и ждалъ -- терпѣлъ, страдая тяжко;

Но чаша, наконецъ, была не въ силахъ

Сдержать наплыва горечи. Обида,

Которую осмѣлились они-

Не только что оставить безъ возмездья,

Но даже оправдать -- рѣшила все!

Я самъ отбросилъ прежнюю пріязнь,

Въ которой отказали мнѣ давно ужъ

До этого они, когда клялись передо мной

Въ своей фальшивой вѣрности, создавъ

Въ замѣну прежней дружбы -- государя,

Похожаго на дѣтскую игрушку,

Которую не значитъ ничего

Разбить, когда захочется. Съ тѣхъ поръ

Я окруженъ надменною толпой

Сенаторовъ, готовыхъ поминутно

Подсматривать за дожемъ, чтобы онъ

У нихъ не отнялъ власти, самъ же дожъ,

Бояться долженъ подлой этой шайки

Озлобленныхъ тирановъ. Потому

Я больше не имѣю никакой

Сердечной связи съ ними -- и они

Ее не могутъ требовать. Она

Разрушена ихъ собственнымъ стараньемъ,

И я въ лицѣ ихъ вижу лишь тирановъ,

Отвѣтственныхъ за бездну преступленій.

Такъ пусть же месть свершится надо всѣми!

КАЛЕНДАРО.

Къ оружію, друзья! Идемте бодро

Къ своимъ постамъ! Сегодняшняя ночь

Послѣдняя, Богъ дастъ, для разговоровъ!

Намъ надобны дѣла! Тотъ звонъ, что грянетъ

Поутру съ башни Марка -- клятву дамъ --

Меня не встрѣтитъ соннымъ!

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Расходитесь

Теперь къ мѣстамъ; спокойствіе и бодрость --

Вотъ лозунгъ нашъ! Не забывайте бѣдъ,

Какія терпимъ мы, и правъ, которыхъ

Добиться дали слово! Въ эту ночь,

Богъ дастъ, все будетъ кончено. Дождитесь

Условленнаго знака и затѣмъ --

Впередъ безъ замедленья! Я иду

Сейчасъ къ отряду самъ. Исполнить долгъ

Обязанъ честно каждый. Герцогъ также

Вернется во дворецъ, чтобъ приготовить

Все нужное къ рѣшительной минутѣ.

Прощайте же теперь и пожелаемъ

Вновь встрѣтиться свободными людьми!

КАЛЕНДАРО.

Нашъ славный дожъ, даю вамъ обѣщанье,

Что, встрѣтясь съ вами ночью, преклоню

Предъ вами мечъ, съ насаженной на немъ

Кровавой головой Микэля Стено!

ДОЖЪ.

О нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ: оставь его къ концу!

Не стоитъ отвлекать себя отъ дѣла

Для этакой добычи: есть враги

Почетнѣе его. Обида Стено

Была лишь только частнымъ выраженьемъ

Той низости и гнуснаго разврата,

Въ какихъ погрязла нынче вся толпа

Патриціевъ. Въ былыя времена

Не смѣлъ бы и подумать онъ рѣшиться

На что-нибудь подобное. Къ тому же

Я слово далъ забыть о личной мести

Въ виду величья дѣла, на какое

Рѣшились мы! Когда насъ оскорбляетъ

Ничтожный рабъ -- мы требуемъ возмездья

Съ хозяина, и если онъ откажетъ

Въ томъ, что просили мы, тогда обида

Становится важнѣй, и мы должны

Ужъ мстить ему

КАЛЕНДАРО.

Конечно, такъ; но Стено

Былъ первою и главною причиной

Союза съ вами, чѣмъ все дѣло наше

Пріобрѣло надежнѣйшій залогъ

Успѣха въ будущемъ, a потому

Мнѣ хочется достойно наградить

Его за то. Могу ль я это сдѣлать?

ДОЖЪ.

Ты хочешь отрубить врагамъ лишь руки,

Я -- головы. Ты бьешь ученика,

A я его учителя. Ты ищешь

Отомстить лишь только Стено, я -- Сенату.

Нельзя себя позволить увлекать

Вопросомъ частной мести передъ дѣломъ,

Касающимся всѣхъ. Возмездье наше

Должно упасть на головы враговъ,

Какъ огненный потокъ, ниспавшій съ неба

И всѣхъ ихъ истребить, подобно волнамъ,

Когда-то поглотившимъ даже пепелъ

Сожженныхъ городовъ.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Къ постамъ, друзья!

Что до меня, я провожу лишь дожа

До мѣста нашей встрѣчи. Мы должны

Увѣриться, что не было шпіона,

Слѣдившаго за нами, a затѣмъ

Я тотчасъ же бѣгу къ своимъ отрядамъ,

Готовымъ ко всему.

КАЛЕНДАРО.

Прощай! до утра!

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Успѣха всѣмъ!

ЗАГОВОРЩИКИ.

Себя не осрамимъ!

Прощайте, славный дожъ! Друзья, идемте!

(Заговорщики, простясь съ дожемъ и Бертуччіо, уходятъ подъ предводительствомъ Календаро).

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Погибнутъ всѣ! Въ успѣхѣ нѣтъ сомнѣнья!

Теперь, синьоръ, вы сдѣлаться должны

Монархомъ въ точномъ смыслѣ. Имя ваше

Прославится славнѣй, чѣмъ имена

Славнѣйшихъ изъ героевъ! Мы видали

Не разъ царей, сраженныхъ подъ кинжаломъ

Свободнаго народа. Цезарь палъ.

Патриціи не разъ свергали иго

Диктаторовъ; a чернь свергала ихъ,

Но видѣлъ ли хоть кто нибудь на свѣтѣ

Властителя который вздумалъ самъ

Расторгнуть цѣпь несчастнаго народа?

Замыслилъ бы свободу дать народу?

Они всегда стараются, напротивъ,

Стѣснить народъ, сковать его цѣпями,

A ежели когда-нибудь даютъ

Минутную свободу, то затѣмъ лишь,

Чтобъ дать ему оружье въ руки противъ

Другихъ свободныхъ націй для войны,

Чтобъ рабство породило также рабство!

И въ мірѣ нѣтъ достаточной добычи,

Которая могла бъ насытить алчность

Такихъ левіаѳановъ. Но пора

Приняться и за дѣло! Чѣмъ труднѣе

Свершить его, тѣмъ радостнѣй награда.

О чемъ же вы задумались? Минуту

Тому назадъ вы, кажется пылали

Однимъ лишь нетерпѣньемъ?

ДОЖЪ.

Неужели

Возврата нѣтъ -- и всѣ должны погибнуть?

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧЮ.

О комъ вы говорите?

ДОЖЪ.

О друзьяхъ,

Сенаторахъ, мнѣ родственныхъ по плоти,

И по дѣламъ.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧЮ.

Вы сами приговоръ

Скрѣпили. Что жъ?-- синьоръ, онъ справедливъ!

ДОЖЪ.

Да, для тебя онъ можетъ показаться,

Не спорю, справедливымъ; ты плебей,

Ты Гракхъ толпы, трибунъ ея, ораторъ

Бунтовщиковъ! Я не виню тебя:

Ты дѣйствуешь по кровному призванью!

Они тебя тѣснили, оскорбляли,

Точь въ точь какъ и меня; но никогда

Не ѣлъ ты съ ними хлѣба, не дѣлилъ

На пирѣ братской чаши, не скорбѣлъ

Ихъ горестью, не радовался счастью.

Улыбка ихъ въ тебѣ не возбуждала

Такихъ же сладкихъ чувствъ иль ихъ обмѣна.

Я помню дни, когда на головахъ

На нашихъ юныхъ волосы чернѣли,

Какъ крылья ворона и дружно мы

Веселою толпою устремлялись

На группы острововъ Архипелага,

Отторгнутыхъ y злобныхъ мусульманъ...

Могу ли обагрить теперь я руки

Въ крови всѣхъ этихъ близкихъ мнѣ людей,

Не сдѣлавшись почти самоубійцей?

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

О, дожъ! Ребенку даже неприлична

Такая нерѣшительность! Коль скоро

Себя вы не считаете достигшимъ

Уже второго дѣтства -- призовите

Всю крѣпость вашихъ нервовъ, не заставьте

Меня краснѣть за васъ! Клянусь, я радъ

Скорѣе отказаться отъ успѣха

Въ задуманномъ, чѣмъ видѣть васъ -- кого я

Привыкъ всегда глубоко уважать --

Внезапно впавшимъ, вопреки сознанью

Высокихъ дѣлъ, въ такую бабью слабость.

Вы лили въ битвахъ кровь свою и вражью,

Такъ вамъ ли побояться источить

Какой-нибудь десятокъ лишнихъ капель

Изъ жилъ вампировъ этихъ -- палачей,

Которые при этомъ отдадутъ

Лишь то, что ими высосано было

У тысячей несчастныхъ?

ДОЖЪ.

Будь ко мнѣ

Немного снисходительнѣй! Я твердо

Пойду за вами вслѣдъ и не отстану

Отъ васъ въ разгарѣ битвы. Колебанья

Во мнѣ ты не увидишь. Нѣтъ! Напротивъ,

Ta именно увѣренность, съ которой

Рѣшился я на все, и заставляетъ

Меня такъ содрогаться. Но оставимъ

Объ этомъ разговоръ. Пускай ему

Останутся свидѣтелями только

Ночь темная, да ты; вы оба, знаю,

Доносамъ непричастны. Грянетъ часъ --

И колоколъ на башнѣ прогудитъ

Предсмертный часъ для многихъ изъ живущихъ

Въ палатахъ пышныхъ этихъ; много будетъ

Подсѣчено сегодня на корню

Древнѣйшихъ родословныхъ, и безплодно

Развѣются кровавые останки

Ихъ отпрысковъ. Я такъ хочу -- и долженъ

Исполнить, что сказалъ! Ничто не можетъ

Меня остановить! Но неужели

Не вправѣ содрогнуться я при мысли

О томъ, чѣмъ былъ когда-то я и чѣмъ

Сбираюсь быть? Такъ не судите жъ строго

Меня и вы.

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

Мужайтесь! Будьте тверды!

Я, признаюсь, никакъ не понимаю,

Чѣмъ вы себя такъ мучите. Я самъ

Нимало не смущенъ. Вы поступали

По вашей доброй волѣ -- и свободны

На выборъ и теперь.

ДОЖЪ.

О, безъ сомнѣнья,

Ты съ прочими не можешь быть смущенъ!

И я покончилъ съ совѣстью -- иначе

Я тотчасъ бы пронзилъ тебя, не сдѣлавъ

При этомъ преступленья, такъ какъ этимъ

Спасъ тысячи бы жизней, Ты не можешь

Терзаться гнетомъ совѣсти! Тебѣ

Рѣзня вся эта кажется охотой,

A каждый изъ патриціевъ -- мишенью

Для выстрѣла. Ты, кончивъ все, омоешь

Спокойно кровь отъ рукъ твоихъ и будешь

Доволенъ и счастливъ, тогда какъ я,

Далеко превзойдя въ убійствѣ этомъ

Тебя и всѣхъ товарищей -- что долженъ

Потомъ я буду чувствовать? О, Боже!

Мнѣ говорятъ, что я здѣсь поступилъ

Вполнѣ по доброй волѣ. Если это

Отчасти даже правда, все же ты

Ошибся въ заключеньи: ты найдешь

Во мнѣ себѣ союзника въ убійствѣ

(За это я ручаюсь) и притомъ

Надежнаго; но вѣрь, что въ этомъ дѣлѣ

Моей нѣтъ доброй воли! Всѣ желанья

Влекутъ, наоборотъ, меня назадъ;

Я обуянъ какой то адской силой,

И, точно злобный демонъ, совершаю

Преступное по долгу, зная твердо,

Что мой поступокъ дуренъ! Къ дѣлу! къ дѣлу!

Идемъ впередъ! Сбирай своихъ друзей!

Я также поспѣшу созвать отряды

Моихъ сообщниковъ. Будь убѣжденъ,

Что звонъ святого Марка этой ночью

Пробудитъ всю Венецію, оставивъ

Спать вѣчнымъ сномъ Сенатъ! Задолго прежде,

Чѣмъ освѣтитъ Адріатику солнце,

Поднимется предсмертный вопль, въ которомъ

Заглохнетъ ропотъ волнъ ея, подъ крикомъ

Нещаднаго убійства. Я рѣшился.

Идемъ! Идемъ!

ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧЮ.

Отъ всей души -- лишь будьте

Рѣшительнѣй! Не дайте овладѣть

Собой порыву этого сомнѣнья!

Припомните, какъ тяжко оскорбляли

Они всѣ насъ. Та жертва, что сегодня

Приносимъ мы, окупится годами

Довольства и свободы для спасенной

Венеціи. Вы не тиранъ. Тираны,

Спокойно обезлюдивъ цѣлый край,

Нимало не смущаются свершеннымъ,

Тогда какъ васъ страшитъ необходимость

Предать достойной карѣ двухъ иль трехъ

Измѣнниковъ. Повѣрьте мнѣ, что это

Излишнее участье недостойнѣй,

Чѣмъ самый приговоръ, которымъ былъ

Оправданъ врагъ вашъ Стено!

ДОЖЪ.

Вотъ слова,

Которыя способны повернуть

Всю душу мнѣ. Идемъ! Пора за дѣло!

(Уходитъ).