СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Комната во дворцѣ дожа.
Анджіолина и Маріанна.
АНДЖІОЛИНА.
Какой отвѣтъ былъ дожа?
MAPІAHHА.
Онъ сказалъ,
Что занятъ важнымъ дѣломъ. Но теперь
Совѣтъ ужъ конченъ; на моихъ глазахъ
Послѣдніе сенаторы садились
Въ гондолы, чтобъ уѣхать. Вонъ вдали
Они еще мелькаютъ по лагунѣ.
АНДЖІОЛИНА.
О, если бъ только онъ скорѣй вернулся!
Онъ такъ разстроенъ былъ послѣднимъ горемъ!
Преклонный возрастъ не сломилъ его --
И пылкій духъ попрежнему живетъ
Въ состарѣвшемся тѣлѣ! Онъ умѣетъ
Живыя силы черпать въ крѣпкомъ духѣ,
Сломившемъ бы давно иную плоть;
Но годы не имѣютъ, къ сожалѣнью,
Способности его заставить меньше
Почувствовать несчастье. Онъ ни въ чемъ
Не схожъ съ людьми подобнаго жъ закала.
Которые, внезапно разгорясь
Порывомъ бурной страсти, такъ-же скоро
Находятъ вновь покой. Въ немъ все, напротивъ,
Бушуетъ безъ конца. Его всѣ чувства,
Дурныя и хорошія, всѣ мысли ,
Ни мало не походятъ на порывы
Ослабленнаго жизнью старика.
Его чело въ морщинахъ, но вѣдь это
Морщины крѣпкой мысли, а отнюдь
Не старости! Она въ немъ воспитала
Лишь опытность, не тронувъ бодрость силъ,
И все же былъ онъ нынче раздраженъ,
Какъ никогда! О, если бы онъ только
Вернулся поскорѣе! я одна
Способна утишить его.
МAPIAHНА.
Вы правы.
Нашъ герцогъ былъ глубоко оскорбленъ
Поступкомъ гнуснымъ Стено, и, конечно,
Причина не мала. Но въ этотъ мигъ
Преступникъ, безъ сомнѣнія, наказанъ
За дерзкій свой поступокъ должной карой,
Которая заставитъ уважать
Его вашъ родъ и вашу добродѣтель.
АНДЖІОЛИНА.
Онъ тяжко оскорбилъ меня; но я
Взволнована не такъ его обидой
И гнусной клеветой, какъ безпокоюсь
О томъ глубокомъ, тяжкомъ впечатлѣньи,
Которое она произвела
На пылкій духъ Фальеро! Гордый, строгій
Ко всѣмъ -- лишь не ко мнѣ, что можетъ онъ
Подумать или сдѣлать!
МАРІАННА.
Ужъ, конечно,
Онъ васъ не заподозритъ.
АНДЖІОЛИНА.
О! объ этомъ
Я и не думаю! Самъ гнусный Стено
Не смѣлъ бы это сдѣлать, и когда
Писалъ онъ злую ложь свою украдкой
При блѣдномъ свѣтѣ трепетной луны,
Я вѣрю въ то, что и тогда дрожалъ онъ
Предъ совѣстью, что даже сами стѣны
Стыдилися презрѣнной клеветы
И хмурились подъ легкимъ переливомъ
По нимъ мелькавшихъ тѣней.
МАРІАННА.
Онъ, конечно,
Наказанъ будетъ строго.
АНДЖІОЛИНА.
Онъ позорно
Уже наказанъ тѣмъ, что уличенъ.
МАРІАННА.
Вы думаете, этого довольно?
АНДЖІОЛИНА.
Я не могу судьей быть въ дѣлѣ, лично
Касавшемся меня, и не берусь
Рѣшать, какого стоятъ наказанья
Подобные распутники, какъ Стено.
Но ежели рѣшавшіе вопросъ
Его вину моимъ оцѣнятъ взглядомъ,
То онъ навѣрно будетъ осужденъ
Быть отданнымъ лишь въ жертву своему же
Безстыдству и позору.
МАРІАННА.
Добродѣтель
Должна жъ быть возстановлена.
АНДЖІОЛИНА.
Какая?
Худа та добродѣтель, для которой
Нужны такія жертвы иль когда
Она способна пасть отъ пустословья.
Сказалъ же славный римлянинъ предъ смертью:
"То было лишь, вѣдь, именемъ!" И онъ
Былъ правъ вполнѣ, коль скоро это имя
Могло быть опозорено словами.
МAPIAHHA.
Однако, я увѣрена, что много
Въ Венеціи нашлось-бы знатныхъ дамъ
Не меньше безупречныхъ, для которыхъ
Не такъ легко бы было перенесть
Подобную обиду; а ужъ что
Касается до меньше неприступныхъ,
Какими полонъ городъ нашъ,-- то эти
Навѣрно расходились бы совсѣмъ,
Крича о правосудьи.
АНДЖІОЛИНА.
Это значитъ,
Что имя чести цѣнится у нихъ
Гораздо больше дѣла. Первымъ трудно
Поддерживать самимъ ее, коль скоро
Онѣ кричатъ при всякомъ нападеньи
На честь свою о помощи; вторыя жъ,
Утративъ разъ ее, хотятъ сыскать
Въ замѣну ей блестящую игрушку,
Какая бъ ни была она. Для нихъ
Чужое мнѣнье -- все, имъ надо только
Казаться съ виду честными, такъ точно,
Какъ кажутся онѣ подчасъ красивѣй,
Чѣмъ точно хороши.
МAPIAHHA.
Я удивляюсь,
Признаться, слушая такія рѣчи,
Отъ васъ, жены патриція.
АНДЖІОЛИНА.
Такъ думалъ
И мой отецъ; онъ мнѣ оставилъ взглядъ свой
Единственнымъ наслѣдствомъ.
MAPІAHHA.
Вамъ другого
Не надобно, супругѣ славной дожа,
Главы отечества.
АНДЖІОЛИНА.
Я не искала
Его, когда была бъ простой невѣстой
И бѣдняка. Но, впрочемъ, я сердечно
Обязана отцу за то, что онъ
Отдать позволилъ руку мнѣ такому
Вѣрнѣйшему и преданному другу,
Какимъ всегда былъ въ домѣ нашемъ графъ
Валь-ди-Марино, нынче дожъ и герцогъ!
МАРІАННА.
И сердце ваше отдалъ онъ съ рукою?
АНДЖІОЛИНА.
О, да! вполнѣ! рука моя иначе
И не могла быть отдана.
МАРІАННА.
А эта
Чрезчуръ большая разница въ лѣтахъ
И вмѣстѣ съ нею разница во взглядахъ?
Не могъ ли свѣтъ подумать, что такой
Неравный бракъ едва ль быть могъ счастливымъ?
АНДЖІОЛИНА.
Свѣтъ думаетъ, какъ шайка болтуновъ.
Что до меня -- мнѣ сердце подсказало,
Каковъ мой долгъ -- и этотъ долгъ отнюдь
Не труденъ для меня, хотя и важенъ.
МАРІАННА.
Вы любите его?
АНДЖІОЛИННА.
Да! какъ люблю
Все то, что есть хорошаго на свѣтѣ,
И стоитъ быть любимымъ. Такъ любимъ
Былъ мой отецъ, который научилъ
Меня распознавать все то, что должно
Любить въ другихъ, и подчинять стремленье
Порой и лучшихъ чувствъ, готовыхъ часто
Отдаться низкой страсти. Онъ рѣшилъ,
Что я должна женою быть Фальеро:
Онъ зналъ его прекрасный нравъ и храбрость.
Зналъ качества, какъ друга, гражданина
И воина -- я ихъ нашла такими жъ,
Какими описалъ ихъ мой отецъ.
Его ошибки даже таковы,
Какія могутъ жить лишь въ сердцѣ высшихъ
Людей, привыкшихъ къ власти. Правда, въ немъ
Кипитъ избытокъ гордости, бываютъ
Порывы ярой страсти -- недостатки,
Присущіе патриціямъ; но онъ
Провелъ всю жизнь среди житейскихъ бурь,
Войны и споровъ власти въ государствѣ.
Мнѣ страшно за него, когда я вижу
Въ немъ эту щекотливость, чуть коснутся
Его вопросы чести, что, конечно,
Прекрасно въ должной мѣрѣ, но иначе
Становится порокомъ. И при всемъ,
Что я о немъ сказала -- недостатки
Его горячей крови до того
Умѣрены высокимъ благородствомъ
Характера, что власти въ государствѣ
Давно уже привыкли поручать
Фальеро одному все то, что было
Труднѣе и почетнѣй, начиная
Со дня его прославившей побѣды
Вплоть до того, когда, покинувъ Римъ,
Гдѣ былъ посломъ, онъ ими выбранъ дожемъ.
МАРІАННА.
Но прежде чѣмъ вы вышли за него,
Скажите мнѣ, ужели сердце ваше
Не билося ни разу для другого --
Для юноши, который подходилъ
Годами бъ больше къ вамъ иль красотою?
Ужели никогда вамъ не случалось
Внезапно увидать кого-нибудь,
Кто бъ возбудилъ въ душѣ у васъ невольно
Такую мысль, что если бъ нынѣ ваша
Рука была свободна, то ему
Могла бъ принадлежать она скорѣе.
АНДЖІОЛИНА.
На первый твой вопросъ я отвѣчала,
Сказавъ, что замужъ вышла я.
МАРІАННА.
Второй же?
АНДЖІОЛИНА.
Не требуетъ отвѣта.
МАРІАННА.
Извините!
Вы, кажется, оскорблены?
АНДЖІОЛИНА.
Ни мало!
Но, признаюсь, мнѣ страннымъ показался
Такой вопросъ: не приходила мнѣ
Ни разу въ жизни мысль, что можемъ мы.
Разъ выйдя замужъ, разсуждать, не лучшель
Намъ было-бы остановить свой выборъ
На комъ-нибудь другомъ.
МАРІАННА.
Но первый выборъ
И заставляетъ часто думать насъ,
Что мы бы нынѣ выбрали умнѣе,
Когда бъ могли свой выборъ повторить.
АНДЖІОЛИНА.
Быть можетъ, но мнѣ чужды эти мысли.
МАРІАННА.
Вотъ вашъ супругъ: должна я удалиться.
AНДЖІОЛИНА.
Да, это будетъ лучше. Онъ о чемъ-то
Задумался. Какъ тихо онъ идетъ.
(Маріанна уходитъ).
Входятъ Дожъ и Пьетро.
ДОЖЪ (задумчиво).
Сказали мнѣ, что въ арсеналѣ служитъ
Филиппо Календаро, и что будто,
Стоя въ главѣ восьмидесяти слишкомъ
Испытанныхъ людей, онъ обладаетъ
Значительнымъ вліяніемъ на прочихъ
Товарищей. Онъ,какъ я слышалъ,храбръ,
Рѣшителенъ и смѣлъ, хотя при этомъ
Хранить умѣетъ тайну. Мы должны
Привлечь его къ себѣ, и я надѣюсь,
Что Израэль успѣлъ ужъ это сдѣлать.
Желалъ бы я...
ПЬЕТРО.
Простите мнѣ, синьоръ,
Что я прервать рѣшаюсь ваши мысли.
Сенаторъ и вашъ родственникъ Бертуччьо
Покорно проситъ васъ ему назначить,
Когда онъ можетъ видѣть васъ.
ДОЖЪ.
Съ закатомъ...
Нѣтъ, погоди!-- дай мнѣ подумать, лучше
Назначить будетъ ночью въ два часа.
(Пьетро уходить).
АНДЖІОЛИНА.
Синьоръ!
ДОЖЪ.
Ахъ,милый другъ! прости мнѣ... Чтоже
Ко мнѣ не подошла ты? Я тебя
И не видалъ!
АНДЖІОЛИНА.
Я видѣла, что вы
Такъ заняты. Тотъ, съ кѣмъ вы говорили,
Казалось мнѣ, пришелъ къ вамъ съ важной вѣстью
И прямо изъ сената.
ДОЖЪ.
Изъ сената?
АНДЖІОЛИНА.
Я не хотѣла помѣшать исполнить
Ему и всѣмъ сенаторамъ предъ вами
Свою обязанность.
ДОЖЪ.
Какая можетъ
Быть ихъ ко мнѣ обязанность? Напротивъ,
Мы всѣ сенату служимъ, какъ рабы.
АНДЖІОЛИНА.
Я думала, что герцогъ значитъ все
Въ Венеціи.
ДОЖЪ.
Да долженъ значить! Впрочемъ,
Оставимъ эти рѣчи. Будемъ думать
О чемъ-нибудь пріятнѣй. Какъ себя
Ты чувствуешь? Гуляла ль ты сегодня?
Погода, правда, пасмурна; но волны
Чуть катятся и манятъ погулять
На ихъ веселыхъ гребняхъ по лагунѣ.
Иль, можетъ быть, желаешь ты принять
Своихъ друзей, иль предпочтешь заняться
Въ уединеньи музыкой? Скажи мнѣ,
Желанья нѣтъ ли у тебя такого,
Которое исполнить могъ бы дожъ
При жалкой власти, что ему осталась?
Ты, можетъ быть, желаешь сдѣлать праздникъ,
Пріемъ иль пышный вечеръ, чтобъ разсѣять
Немножко хоть себя и наградить
За скучныя минуты, на какія
Судьба тебя невольно обрекла,
Отдавъ такому старому супругу.
Скажи -- все будетъ сдѣлано.
АНДЖІОЛИНА.
Вы такъ
Ко мнѣ добры, что право ничего
Я не прошу и не желаю кромѣ
Желанья видѣть васъ какъ можно чаще,
И болѣе спокойнымъ.
ДОЖЪ.
Какъ спокойнымъ?
АНДЖІОЛИНА.
Да, добрый повелитель мой, зачѣмъ
Вы ищете всегда уединенья?
Зачѣмъ вы такъ задумчивы? Какою
Заботой ваше хмурится чело?
Старанье ваше скрыть ее -- напрасно:
Она открыта всякому.
ДОЖЪ.
Открыта!
Но что жъ въ лицѣ моемъ ты видишь?
АНДЖІОЛИНА.
Сердце,
Глубоко уязвленное печалью.
ДОЖЪ.
О, полно, будь спокойна! Въ государствѣ --
Сама ты знаешь -- не проходитъ дня,
Который бы не несъ съ собой заботы
Тѣмъ, кто стоитъ въ главѣ правленья. Наши
Невзгоды -- въ ссорѣ съ Генуей, и много
Другихъ заботъ внутри; вотъ гдѣ причина
Того, что я невольно безпокоюсь
Гораздо больше прежняго.
АНДЖІОЛИНА.
Но эти
Причины существуютъ ужъ давно.
А между тѣмъ мнѣ не случалось видѣть
Ни разу васъ такимъ. Простите мнѣ,
Но я убѣждена, что въ вашемъ сердцѣ
Скрывается какая-то печаль
Важнѣй простыхъ заботъ о государствѣ!
Привычка ваша къ нимъ и свѣтлый умъ
Ихъ сдѣлали вамъ легкими и даже
Почти необходимыми, чтобъ духъ вашъ
Не сталъ томиться праздностью. Нѣтъ, нѣтъ!
Не думы и заботы о правленьи
Васъ могутъ такъ разстроить -- васъ, кому
Достался такъ легко высокій постъ вашъ.
Тотъ, кто его достигъ, не оступившись
Ни разу на дорогѣ, можетъ смѣло
Стоять на немъ -- и видѣть съ высоты
Зіяющую глубь, не ощущая
Круженья головы. Когда бы врагъ нашъ
Грозилъ ворваться въ портъ иль площадь Марка
Кипѣла возмутившейся толпой,
Вы не были бъ задумчивы! Напротивъ,
Вы грозно бы возстали съ смѣлымъ взглядомъ,
Какъ это было прежде. Нѣтъ! печаль
Теперь томитъ иная васъ: она
Задѣла вашу гордость, а не ваши
Заботы о правленьи.
ДОЖЪ.
Гордость! Нѣтъ!
Она во мнѣ прошла, Анджіолина.
АНДЖІОЛИНА.
Да! гордость, тотъ же грѣхъ, который свергнулъ
Съ небесъ безгрѣшныхъ ангеловъ, а въ людяхъ
Всего скорѣе портитъ души тѣхъ,
Которые по духу схожи съ ними!
Духъ высшій гордъ, а низшій лишь тщеславенъ.
ДОЖЪ.
И я былъ гордъ твоею честью -- гордъ
Всей силою души!.. Но перемѣнимъ
Объ этомъ рѣчь.
АНДЖІОЛИНА.
О нѣтъ! Коль скоро ты
Дѣлилъ со мной всегда минуты счастья,
То я хочу съ тобою раздѣлить
И горести. Я никогда бъ не стала
Стараться ихъ узнать, когда бъ онѣ
Касались дѣлъ правленья; но печаль
Твоя иного рода! Успокоить
Тебя должна въ ней я. Ты съ той поры,
Какъ глупый Стено дерзко такъ нарушилъ
Покой и миръ души твоей, вѣдь сталъ
Совсѣмъ инымъ, и я должна утѣшить
Тебя, во что бъ ни стало сдѣлавъ прежнимъ.
ДОЖЪ.
Мнѣ прежнимъ быть! Ты слышала ль къ чему
Его приговорили?
АНДЖІОЛИНА.
Нѣтъ.
ДОЖЪ.
Къ темницѣ,
На мѣсяцъ срокомъ.
АНДЖІОЛИНА.
Развѣ не довольно?
ДОЖЪ.
Довольно ли? О да, конечно, если бъ
Вопросъ касался пьянаго раба,
Посмѣвшаго ворчать на господина
Подъ палками; но не довольно, если
Виновенъ негодяй, двуличный, дерзкій,
Позволившій коснуться доброй славы
Жены его властителя -- и это
Публично, передъ трономъ.
АНДЖІОЛИНА.
Все же я
Считаю эту кару слишкомъ строгой
Патрицію, когда ему она
Присуждена въ возмездье за его
Безчестные поступки. Все другое
Ничто передъ уликою въ безчестьи!
ДОЖЪ.
Въ подобныхъ людяхъ чести нѣтъ: y нихъ
Есть жизнь презрѣнная. Зачѣмъ она
Ему оставлена?
АНДЖІОЛИНА.
Ужели точно
Хотите вы, чтобъ онъ отвѣтилъ жизнью
За это оскорбленье?
ДОЖЪ.
О, напротивъ!
Теперь ужъ не хочу! Пусть онъ живетъ,
Пока живу я самъ. Онъ искупилъ
Свою вину, взваливъ ее на плечи
Своимъ судьямъ. Они теперь виновны
Въ проступкѣ, а не онъ.
АНДЖІОЛИНА.
О, если бъ этотъ
Распутный, глупый мальчикъ поплатился
За свой поступокъ жизнью, то, клянусь,
Я не нашла минуты бы покоя
Во весь остатокъ жизни и ни разу
Не знала бъ сна иль радости!
ДОЖЪ.
Но развѣ
Законъ небесъ не назначаетъ карой
За кровь такую жъ кровь? и развѣ тотъ,
Кто тяжко запятналъ насъ -- не убійца?
Мы терпимъ въ этомъ случаѣ не меньше
Страданья и стыда, чѣмъ при ударѣ,
Нанесшемъ смерть! Людской законъ казнитъ
За меньшее, чѣмъ честь,-- за кражу денегъ.
Не смертью ли карается измѣна?
Ужель ничто не значитъ влить отраву
Въ чужую кровь, здоровую дотолѣ?
Ужель ничто не значитъ запятнать
Позорной клеветою наше имя,
Столь всѣми уважаемое? Какъ
Назвать попытку сдѣлать честь владыки
Посмѣшищемъ для подданныхъ? Презрѣть
Вошедшее въ обычай уваженье
Въ мужчинѣ -- къ зрѣлой старости и къ нѣжнымъ
Годамъ -- въ прекрасной женщинѣ? Попрать
Такъ дерзко честь твою и уваженье,
Заслуженное мной? Пускай объ этомъ
Подумали бъ простившіе его!
АНДЖІОЛИНА.
Намъ Богъ велѣлъ прощать врагамъ.
ДОЖЪ.
А развѣ
Прощаетъ Онъ своимъ? Иль развѣ дьяволъ
Спасенъ отъ мукъ?
АНДЖІОЛИНА.
Не говори такъ страшно!
Господь проститъ тебѣ, равно какъ всѣмъ
Твоимъ врагамъ.
ДОЖЪ.
О, да! прости имъ, Боже!
АНДЖІОЛИНА.
И ты простишь имъ также?
ДОЖЪ.
Да! когда
Уйдутъ они на небо.
АНДЖІОЛИНА.
Какъ! не прежде?
ДОЖЪ.
Что значитъ имъ мое прощенье -- старца,
Согбеннаго, осмѣяннаго всѣми?
Не больше, чѣмъ злопамятность! Дурного
Не причинитъ ни то имъ, ни другое!
Нѣтъ! вижу я, что слишкомъ долго жилъ..
Что, впрочемъ, толковать объ этомъ! Другъ мой,
Обиженный мой другъ, дочь Лоредано,
Честнѣйшаго изъ смертныхъ! Могъ ли думать
Отецъ твой, отдавая мнѣ тебя,
Что отдалъ онъ тебя на поруганье,
На стыдъ. Тебя! невинную! Будь мужъ твой
Не я, а кто-нибудь другой -- ну кто бъ
Тамъ ни былъ, лишь бы только не властитель
Венеціи -- не смѣла бы коснуться
Тебя такая злая клевета!
Теперь же ты -- невинная, святая --
Должна терпѣть безъ мысли объ отмщеньи.
АНДЖЮЛИНА.
Я чувствую себя вполнѣ отмщенной
Ужъ тѣмъ однимъ, что ты ко мнѣ привязанъ
Попрежнему, что такъ-же вѣришь мнѣ
И также уважаешь. Люди знаютъ,
Что я чиста, а ты правдивъ -- что жъ больше
Могу я ждать иль ты желать?
ДОЖЪ.
Ну, полно;
Будь такъ или иначе, я прошу,
Храни о мнѣ хорошую лишь память,
Что бъ ни было со мной.
АНДЖІОЛИНА.
Зачѣмъ мнѣ это
Ты говоришь?
ДОЖЪ.
Зачѣмъ бы ни сказалъ,
Но мнѣ сердечно хочется, чтобъ ты
Равно меня цѣнила, какъ при жизни,
Такъ и въ гробу, чтобъ свѣтъ ни говорилъ.
АНДЖІОЛИНА.
Къ чему сомнѣнья эти? Развѣ я
Давала поводъ имъ?
ДОЖЪ.
Поди сюда,
Мое дитя -- и выслушай! Мнѣ надо
Съ тобой поговорить. Отецъ твой былъ
Мой лучшій другъ. Случайность привела
Къ тому, что сдѣлался онъ мнѣ обязанъ
За помощь, мной оказанную. Это
Насъ сблизило тѣснѣй еще, и вскорѣ,
Въ послѣднюю болѣзнь, задумалъ онъ
Сковать насъ цѣпью брака. Не подумай,
Прошу тебя, что это было знакомъ
Одной лишь благодарности -- онъ въ этомъ
Давно со мной расчелся тѣсной дружбой
И честностью. О, нѣтъ! Онъ думалъ только
Упрочить жребій твой и защитить
Невинность красоты твоей отъ тѣхъ
Опасностей, которыми коварно
Усѣянъ былъ бы жребій одинокой
И бѣдной сироты въ вертепѣ этомъ
Змѣинаго разврата. Я согласенъ
Съ нимъ въ этомъ хоть и не былъ, не желалъ
Разубѣждать въ предсмертную минуту.
АНДЖІОЛИНА.
Вѣрь, я не позабуду благородства,
Съ которымъ ты просилъ меня сказать
Открыто: не живетъ ли въ этомъ сердцѣ
Иной мечты о комъ-нибудь другомъ,
Съ кѣмъ я была бъ счастливѣй, не забуду
Я также обѣщанья одарить
Меня приданымъ, равнымъ съ самой первой
Невѣстою въ Венеціи, забывши
Все то, на что тебѣ давали право
Слова отца
ДОЖЪ.
Ты, значитъ, понимаешь,
Что это не былъ взбалмошный капризъ
Влюбившагося старца, чье желанье
Влекло его безумно насладиться
Во что бъ ни стало юной красотой:
Я даже въ ранней юности умѣлъ
Обуздывать подобныя желанья --
И потому не могъ мой зрѣлый возрастъ
Быть зараженъ порочнымъ помышленьемъ,
Какимъ порой исполнена бываетъ
Жизнь старыхъ сластолюбцевъ, что готовы
Насиловать природу до послѣдней
Минуты издыханья, лишь бы выпить
Подонки грязной страсти, замѣнившей
Былое счастье юности. Какъ часто
Такіе видимъ браки мы, гдѣ юность
Приноситъ жертву старости, въ безсильи
Открыто предпочесть честнѣйшій путь,
И этимъ признаетъ себя сама
Ничтожествомъ! Но наши узы были
Завязаны не такъ: ты выбирала
Супруга безъ стѣсненья и рѣшила
Послѣдовать желанію отца.
АНДЖІОЛИНА.
И это мною сдѣлано свободно
Предъ небомъ и землей. Ни разу я
Не вздумала раскаяться въ рѣшеньи,
А если иногда въ судьбинѣ нашей
Кого-нибудь жалѣла, то тебя лишь,
Хотя бы такъ, какъ нынче, видя горе,
Которымъ ты постигнутъ.
ДОЖЪ.
Я увѣренъ,
Что никогда не обойдусь съ тобой
Съ суровостью и знаю точно также,
Что дни мои, сочтенные давно,
Недолго протомятъ тебя. А послѣ,
Дочь лучшаго изъ всѣхъ моихъ друзей,
Ты сдѣлаешь свободно новый выборъ,
Въ прекраснѣйшей порѣ расцвѣтшихъ лѣтъ
И опыта, съ задаткомъ выбрать лучше,
Пройдя чрезъ эти годы испытанья,
Которые должна была провесть
Со старикомъ; наслѣдуешь мой титулъ
И все мое имущество безъ страха
Законныхъ тяжбъ, которыми могла бы
Преслѣдовать тебя твоя родня
Изъ зависти. Дочь друга моего
Найдетъ себѣ тогда супруга ближе
Къ своимъ годамъ, но любящаго столько жъ
Ее, какъ я.
АНДЖІОЛИНА,
Напрасно! выборъ мой
Основанъ мною былъ на точномъ смыслѣ
Послѣднихъ словъ отца,-- и я рѣшилась
Исполнить честно долгъ мой въ отношеньи
Того, кому была обручена.
Ни разу честолюбье не смущало
Мои мечты и если бы пришелъ
Тотъ часъ, который назвалъ ты -- я дѣломъ
Умѣла бъ доказать мои слова.
ДОЖЪ.
Тебѣ вполнѣ я вѣрю. Вѣдь, любви
Горячей и порывистой, какую
Считалъ всегда мечтой я даже въ лѣта,
Когда еще былъ молодъ, и ни разу
Не видывалъ примѣровъ, чтобъ она
Была прочна, несчастна жъ очень часто --
Такой любви я даже не желаю
И даже бы не принялъ, если бъ мнѣ
Ее и предложила! Но любить
Со скромностью, предупреждать твои
Священныя желанья, наслаждаться
Твоею добродѣтелью, смотрѣть
Сквозь пальцы на невинныя утѣхи,
Къ которымъ склонна молодость, умѣя
Остановить излишекъ ихъ не съ сердцемъ,
Но съ кротостью, чтобъ ты могла подумать,
Что будто образумилась сама;
Не столько наслаждаться обладаньемъ
Твоею красотой -- какъ честнымъ сердцемъ;
Любить тебя и вѣрить, какъ отецъ,
Не какъ любовникъ пылкій; быть тебѣ
Достойнымъ, вѣрнымъ другомъ -- вотъ чего
Всегда я добивался и ласкалъ
Надеждой получить.
АНДЖІОЛИНА.
Тобою это
Достигнуто вполнѣ.
ДОЖЪ.
Я вѣрю твердо.
Ты знала, выбирая разстоянье,
Какое раздѣляло насъ въ годахъ --
И все же избрала меня. Я вѣрилъ
Не въ то, что ты могла увлечься видомъ
Моимъ иль рядомъ качествъ: въ нихъ не вѣрилъ
Я даже въ ранней юности; но мнѣ
Была порукой кровь! та кровь, какая
Текла въ тебѣ -- кровь друга Лоредано!
Я довѣрялъ душѣ твоей и правдѣ,
Въ которой воспиталъ тебя отецъ!
Въ твою я вѣрилъ набожность и въ свойство
Прекраснаго характера, въ твои
Понятія о правдѣ и о чести!
АНДЖІОЛИНА.
И ты былъ правъ! Я вѣчно благодарна
Тебѣ за эту вѣру и всегда мнѣ
Ты будешь тѣмъ дороже.
ДОЖЪ.
Тамъ, гдѣ вѣра
Спокойна и тверда -- союзъ супруговъ
Останется незыблемой скалою;
Гдѣ жъ нѣтъ ея, гдѣ мысли суеты
Прельщаютъ сердце блескомъ удовольствій
Иль чувственныхъ желаній -- тамъ, повѣрь,
Напрасны будутъ поиски за счастьемъ
Иль честностью: ея слѣда не сыщешь
Въ испорченной крови, хотя бы даже
Союзъ былъ заключенъ нашъ съ тѣмъ, кого
Мы любимъ всей душой, и будь онъ даже
Не хуже красотой, чѣмъ богъ поэтовъ,
Съ его антично-мраморнымъ величьемъ,
Иль самъ Алкидъ -- чья доблесть превзошла
Все, что дано достигнуть человѣку
Здѣсь, на землѣ. Навѣкъ тамъ счастья нѣтъ,
Гдѣ нѣту добродѣтелей: его
Поддерживаетъ только постоянство.
Порокъ всегда измѣнчивъ; добродѣтель,
Напротивъ, постояна. Разъ упавъ,
Вамъ, женщинамъ, нельзя уже подняться:
Пороку надобно разнообразье.
Добро одно сіяетъ ровнымъ свѣтомъ,
Какъ солнце въ небесахъ, и все кругомъ
Въ его лучахъ находитъ свѣтъ и счастье!
АНДЖІОЛИНА.
Такъ почему жъ, когда тебѣ такъ ясны
Людскіе нравъ и сердце, позволяешь
Себѣ ты увлекаться самому
Порывомъ ярой страсти, безпокоя
Себя ничтожной личностью какъ этотъ
Презрѣнный Стено?
ДОЖЪ.
Ты ошиблась! Стено
Не могъ бы разсердить меня такъ сильно.
А если бъ это было такъ, то онъ
Навѣрно бы... Но, впрочемъ, что объ этомъ
Намъ говорить!
АНДЖІОЛИНА.
Что жъ сердитъ такъ глубоко
Тебя теперь?
ДОЖЪ.
Величье государства,
Униженное въ личности его
Главы и герцога.
АНДЖІОЛИНА.
Но почему же хочешь
Ты такъ смотрѣть на это?
ДОЖЪ.
Эта мысль
Преслѣдуетъ меня! Вернемся, впрочемъ,
Къ предмету прежней рѣчи. Взвѣсивъ все,
Что я сказалъ, рѣшился заключить я
Съ тобою узы брака. Свѣтъ одобрилъ
Поступокъ мой вполнѣ; мой образъ дѣйствій
Всѣмъ доказалъ, что я былъ правъ; твои же
Достоинства превысили всѣ мѣры
Похвалъ и уваженья. Ты владѣла
Вполнѣ моимъ довѣрьемъ и любовью
Моихъ всѣхъ близкихъ; предоставилъ я
Во всемъ тебѣ свободу. Дочь семьи,
Немало давшей герцоговъ отчизнѣ
И свергнувшей съ престоловъ многихъ принцевъ
Чужихъ земель, ты заняла достойный,
Высокій постъ среди всѣхъ прочихъ женщинъ
Венеціи.
АНДЖІОЛИНА.
Къ чему ведешь ты рѣчь?
ДОЖЪ.
Къ тому, что все исчезло это прахомъ
Предъ гнуснымъ,дерзкимъ словомъ наглеца.
Тотъ негодяй, котораго я долженъ
Былъ выгнать со стыдомъ изъ залы пира,
Чтобъ научить, какъ слѣдуетъ вести
Себя въ покояхъ герцога, оставилъ
Зловредный ядъ, излившійся изъ сердца,
Наполненнаго желчью -- и зараза
Его проникла всюду! Добродѣтель
Невинной, чистой женщины и честь
Ей преданнаго мужа отдаются
Въ насмѣшку всѣмъ, a дерзкій оскорбитель
(Уже виновный разъ въ такомъ же гнусномъ,
Безстыдномъ дѣлѣ.тѣмъ, что оскорбилъ
Публично дамъ изъ свиты герцогини)
Отмстить теперь за то,что онъ былъ выгнанъ,
Злословьемъ на супругу государя,
И будетъ вновь оправданъ гнусной шайкой
Своихъ товарищей.
АНДЖІОЛИНА.
Но онъ, вѣдь, будетъ
Наказанъ заключеньемъ.
ДОЖЪ.
Заключенье
Такимъ, какъ онъ -- ничто! онъ проведетъ
Смѣшной арестъ свой во дворцѣ. Но, впрочемъ,
О немъ довольно! Я хочу заняться
Теперь тобой.
АНДЖІОЛИНА.
Мной?
ДОЖЪ.
Да, Анджіолина!
И ты не удивляйся. Я хотѣлъ,
Насколько могъ, отсрочить объясненье,
Но чувствую, что жизнь моя не можетъ
Продлиться очень долго, между тѣмъ,
Мнѣ надо посвятить тебя въ рѣшенье,
Которое касается тебя.
Возьми бумагу эту и прочти
Ее потомъ. Не бойся! Все, что въ ней
Написано -- ведетъ къ твоей лишь пользѣ.
АНДЖІОЛИНА.
Я буду уважать тебя равно
При жизни и по смерти, но молю
Создателя, чтобъ онъ тебѣ послалъ
Въ грядущемъ дни счастливѣй настоящихъ.
Богъ дастъ, ты успокоишься и будешь
Опять здоровъ и веселъ, какъ бывало.
ДОЖЪ.
Я буду, чѣмъ я долженъ быть: иначе
Не стоитъ быть ничѣмъ! Но никогда,
Нѣтъ, никогда не обрѣтетъ Фальеро
Въ теченіе ничтожнаго остатка
Своихъ преклонныхъ лѣтъ довольства мира!
Святая тѣнь покоя и забвенья
Не осѣнитъ послѣднихъ тихихъ дней
Когда-то славной жизни и не сгладитъ
Отхода къ вѣчной ночи! Мнѣ не много
Осталось ужъ надеждъ. Все, что хочу я
И требую -- лишь сводится къ желанью,
Чтобъ мнѣ не отказали въ уваженьи
Къ моимъ трудамъ и крови, пролитой
За родину. Я былъ ея слуга --
Слуга, хотя и герцогъ -- и желаю
Теперь лишь отойти къ моимъ отцамъ
Съ такимъ же чистымъ именемъ, какое
Они носили всѣ. Но въ этомъ мнѣ
Отказано. О! для чего не умеръ
Я подъ стѣнами Зары!
АНДЖІОЛИНА.
Ты спасалъ
Тогда свою отчизну -- такъ живи же
На славу ей и нынче. День, подобный
Тому, который вспомнилъ ты, отмститъ
Всего славнѣй врагамъ твоимъ.
ДОЖЪ.
Подобный
Великій день бываетъ въ жизни разъ --
Не болѣе, a жизнь моя подходитъ
Уже къ концу. Я благодаренъ року
Ужъ и за то, что онъ послалъ мнѣ счастье,
Котораго пытаются напрасно
Достичь немало гражданъ, одаренныхъ
Немалымъ благомъ въ прочемъ. Но теперь
Не стоитъ толковать о томъ! Отчизна
Забыла этотъ день -- такъ для чего же
Я стану вспоминать о немъ? Прощай,
Мой добрый другъ! Я долженъ удалиться
Теперь къ себѣ. Часы бѣгутъ, a мнѣ
Немало предстоитъ еще работы.
АНДЖІОЛИНА.
Не забывай, чѣмъ былъ ты въ славномъ прошломъ.
ДОЖЪ.
A для чего? Воспоминанье счастья
Утѣхи не даетъ, a память горя
Терзаетъ насъ и послѣ.
АНДЖІОЛИНА.
Отдохни же,
Прошу тебя, хоть нѣсколько. Оставь
Обычныя занятья! Сонъ твой былъ
Такъ страненъ и тревоженъ въ это время,
Что я не разъ сбиралась разбудить
Тебя отъ смутныхъ грезъ, и лишь надежда
На то, что мать-природа, наконецъ,
Осилитъ рой тревогъ твоихъ -- мѣшала
Исполнить мнѣ намѣренье. Покой
На часъ иль два придастъ тебѣ опять
И бодрости и силъ.
ДОЖЪ.
Я не могу
Теперь забыться сномъ, да и не долженъ,
Когда бы могъ. Ни разу въ цѣлой жизни
Мнѣ не были такъ нужны осторожность
И бдительность. Но протекутъ еще
Пять-шесть дурныхъ ночей -- и я засну
Спокойнымъ сномъ: какимъ -- не знаю! Впрочемъ,
Что будетъ -- будь! Прощай, Анджіолина!
АНДЖІОЛИНА.
Позволь пробыть съ тобой мнѣ хоть минуту!
Одну всего! Я не могу оставить
Тебя въ такой тревогѣ.
ДОЖЪ.
Подойди же
Ко мнѣ, мое дитя! Прости мнѣ!-- ты
Могла бы ждать счастливѣйшаго жребья,
Чѣмъ тотъ, который данъ тебѣ объ руку
Со.мной, чья жизнь ужъ близится къ концу,
Къ долинѣ той, гдѣ царствуетъ въ своемъ
Покровѣ мрачномъ смерть. Когда меня
Не будетъ въ этомъ мірѣ... A погибнуть
Могу я даже раньше, чѣмъ того
Потребуютъ года мои, когда лишь
Мы примемъ во вниманье то волненье,
Которое господствуетъ теперь
Въ Венеціи и можетъ населить
Быстрѣй ея кладбища, чѣмъ бы это
Исполнили моръ или мечъ. Итакъ --
Я повторю -- когда отъ человѣка,
Какимъ я прежде былъ, не будетъ больше
Въ остаткѣ ничего, то я хотѣлъ бы,
Чтобъ съ нѣжныхъ устъ твоихъ тогда срывалось
Порой воспоминаніе о томъ,
Кто жаждетъ отъ тебя не слезъ печали,
Но только доброй памяти. Однако,
Пора, мой другъ! Идемъ, дѣла не ждутъ.
(Уходитъ).
ВТОРАЯ СЦЕНА.
Уединенное мѣсто близъ арсенала.
Входятъ Израэль Бертуччіо и Филиппо Календаро.
КАЛЕНДАРО.
Ну, что жъ, добился ты рѣшенья дѣла?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
О, да! вполнѣ!
КАЛЕНДАРО.
Возможно ль? Твой обидчикъ
Потерпитъ наказанье?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Да.
КАЛЕНДАРО.
Какое?
Тюрьму иль пеню?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Смерть.
КАЛЕНДАРО.
Да ты рехнулся!
Иль, можетъ быть, рѣшился отомстить
Ему своей рукой, какъ это я
Совѣтовалъ тебѣ и прежде?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
То-есть
Продать за мигъ одинъ ничтожной мести
Давно уже затѣянную мысль --
Отомстить за всю Венецію? Смѣнить
Надежду на изгнанье? Раздавить
Пятою скорпіона, что ужалилъ
Меня лишь одного, оставивъ сотню
Другихъ, не меньше вредныхъ? Жалить братьевъ
И преданныхъ друзей? Нѣтъ, Календаро!
Та кровь, что пролилъ братъ мой, будетъ точно
Искуплена такой же кровью, только
Не онъ одинъ прольетъ ее! Убить
Кого-нибудь изъ личной мести можно
Въ припадкѣ ярой злости; но не такъ
Приступитъ къ дѣлу тотъ, кто далъ обѣтъ
Возстать на тираннію!
КАЛЕНДАРО.
Ты, однако,
Я вижу терпѣливѣе, чѣмъ я.
Будь я съ тобой, какъ онъ тебя ударилъ,
Я просто бы убилъ его иль умеръ
На мѣстѣ-самъ въ безсиліи сорвать
На немъ мой гнѣвъ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Ну, значитъ, слава Богу,
Что ты при этомъ не былъ. Гнѣвъ твой только
Испортилъ бы все дѣло, a теперь
Оно еще недурно.
КАЛЕНДАРО.
Говорилъ ты
Объ этомъ дѣлѣ съ дожемъ? Что сказалъ онъ
Тебѣ въ отвѣтъ?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Что людямъ, какъ Барбаро,
Нѣтъ кары, ихъ достойной.
КАЛЕНДАРО.
Я объ этомъ
Твердилъ тебѣ и прежде. Не отъ нихъ
Ждать можно правосудья.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Я успѣлъ,
Принесши эту жалобу, отвлечь
По крайней мѣрѣ общее вниманье,
Которое навлекъ бы на себя,
Снеся обиду молча. Каждый сбиръ
Сталъ слѣдовать за мной бы по пятамъ,
Задавшись тою мыслью, что, конечно,
Я мстить хочу въ тиши навѣрняка.
КАЛЕНДАРО.
Зачѣмъ не обратился ты къ Совѣту?
Вѣдь, дожъ пустая кукла. Онъ не могъ
Добиться правды даже для себя,--
Такъ что и говорить съ нимъ?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Я скажу
Тебѣ объ этомъ послѣ.
КАЛЕНДАРО.
По какой же
Причинѣ не теперь?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Помедли только
До полночи. Теперь же собери
Своихъ друзей и дай имъ знать, чтобъ были
Готовыми. Урочный часъ пробьетъ,
Быть можетъ, очень скоро. Долго ждали
Мы радостной минуты -- и она,
Какъ кажется, должна прійти съ разсвѣтомъ."
Откладывать рѣшенье дольше -- было бъ
Опасно намъ вдвойнѣ. Смотри, чтобъ всѣ
Сошлись на сборномъ мѣстѣ и съ оружьемъ.
Шестнадцать пусть останутся при войскѣ
И ждутъ сигнала.
КАЛЕНДАРО.
Вотъ слова, что могутъ
Влить снова въ душу жизнь! A то ужъ мнѣ
Наскучили всѣ эти проволочки
И глупыя сомнѣнья. День за днемъ
Бѣжитъ давно напрасно, и при каждомъ
Куемъ себѣ мы новое кольцо
Для цѣпи бѣдствій нашихъ, подвергая
Несчастьямъ нашихъ братьевъ и давая
Своимъ врагамъ сознанье новой силы.
Пора сцѣпиться съ ними, что бъ ни вышло
Изъ этого! Будь смерть то иль свобода --
Я все равно обѣимъ буду радъ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧЮ.
Мы будемъ одинаково свободны
И въ жизни, и въ могилѣ: въ гробѣ нѣтъ
Цѣпей и узъ. Готова ль y тебя
Записка съ именами и дошло ли
Число друзей шестнадцати отрядовъ
До полнаго комплекта въ шестьдесятъ?
КАЛЕНДАРО.
Оно неполно только въ двухъ, гдѣ меньше
На двадцать пять товарищей.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Ну, это
Бездѣлица; мы можемъ обойтись
Легко безъ нихъ. A чьи это отряды?
КАЛЕНДАРО.
Бертрама и Соранцо. Оба мнѣ
Они, признаться, кажутся далеко
Не такъ глубоко преданными дѣлу,
Какъ вы и я.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧIО.
Горячій нравъ твой склоненъ
Всегда считать холодными людей,
Умѣющихъ удерживать порывы
Своихъ намѣреній. Но знай, что часто
Таится въ людяхъ, замкнутыхъ по виду,
Гораздо больше смѣлости, чѣмъ въ самыхъ
Горячихъ крикунахъ; a потому
Не бойся понапрасну.
КАЛЕНДАРО.
За Соранцо
Я не боюсь; онъ старъ и смѣлъ;Бертрамъ же
Нерѣдко обнаруживалъ задатки
Чувствительности сердца, что всего
Опаснѣй для подобныхъ предпріятій.
Онъ -- видѣлъ я -- нерѣдко горько плакалъ
Надъ бѣдствіемъ другихъ, точь въ точь ребенокъ,
Не думая о томъ, что въ то же время
Былъ самъ несчастнѣй вдвое. Разъ, при дракѣ,
Гдѣ былъ побитъ какой-то негодяй,
Ему, при видѣ крови, стало дурно.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧЮ.
Кто храбръ и смѣлъ, бываетъ часто мягокъ
И съ горестью рѣшается исполнить,
Что требуетъ обязанность. Бертрамъ
Извѣстенъ мнѣ давно, и я не знаю
Кого-либо честнѣй и чище сердцемъ.
КАЛЕНДАРО.
Быть можетъ, это такъ. Да, вѣдь, и я
Боюсь не столько въ немъ прямой измѣны,
Какъ этой лишней слабости. Онъ, впрочемъ,
Мы знаемъ, не женатъ; любовницъ тоже,
Какъ кажется, не любитъ -- значитъ, трудно
Сказать, кто бъ могъ подѣйствовать на мягкость
Его души; и потому онъ, вѣрно,
Исполнитъ долгъ свой съ твердостью. Недурно
И то еще при этомъ, что Бертрамъ
Совсѣмъ бобыль; ему на свѣтѣ близки
Лишь ты да я. A вотъ когда бъ онъ вздумалъ
Завесть семью, тогда жена и дѣти
Навѣрное бы сдѣлали его
Ничтожнѣе рѣшимостью, чѣмъ сами.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Такія узы вредны для людей,
Назначенныхъ для высшихъ предпріятій,
Какъ, напримѣръ, очистить государство,
Прогнившее до корня. Мы должны
Забыть на свѣтѣ все, за исключеньемъ
Одной завѣтной мысли: отогнать
Всѣ радости и страсти, кромѣ нашей
Рѣшимости; не думать ни о чемъ,
Какъ только объ отчизнѣ. Смерть должна
Казаться намъ блаженствомъ, если кровь,
Которую прольемъ мы, ниспадетъ
На родину желанною свободой.
КАЛЕНДАРО.
A если не удастся?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Неудача
Немыслима въ дѣлахъ, когда за нихъ
Пролита кровь. Пусть оросится плаха,
Пусть солнца зной изсушитъ наши трупы,
Пускай прибиты будутъ наши члены
Къ воротамъ и стѣнамъ,-- нашъ духъ при этомъ
Останется въ живыхъ! Пройдутъ года,
Другія жертвы лягутъ вслѣдъ за нами,
Но каждая изъ нихъ намѣтитъ глубже
Своею смертью радостную вѣсть
О томъ, что свѣтъ когда-нибудь достигнетъ
Желаемой свободы -- вѣсть, которой
Нельзя противостать. Чѣмъ были бъ мы,
Когда бы не жилъ Брутъ? Своею смертью
Онъ далъ свободу Риму и оставилъ
Безсмертный намъ урокъ! Такое имя
Само ужъ добродѣтель! Духъ подобныхъ
Людей, какъ онъ, умножится по смерти
И вновь воспрянетъ тамъ, гдѣ сонмъ тирановъ
Гнететъ людей, a государство гибнетъ
Въ цѣпяхъ тяжелыхъ рабства. Брутъ съ его
Достойнымъ, вѣрнымъ другомъ получили
Названіе послѣднихъ славныхъ римлянъ:
Такъ пусть же насъ почтятъ названьемъ первыхъ
Венеціанъ, потомковъ римскихъ предковъ!
КАЛЕНДАРО.
Коль скоро предки наши отступили
Предъ полчищемъ Атиллы, удалясь
На эти острова, гдѣ рядъ дворцовъ
Возникъ изъ волнъ, отторгнутыхъ y моря,
То это не затѣмъ, чтобы смѣнить
Власть одного на тираннію многихъ.
По моему, ужъ лучше было прямо
Признать царемъ татарина, чѣмъ этихъ
Кичливыхъ шелковичныхъ червяковъ!
Тотъ былъ хоть человѣкъ и сдѣлалъ скиптромъ
Свой грозный мечъ, тогда какъ эти бабы
Успѣли, точно помощью какихъ то
Проклятыхъ чаръ, забрать и насъ и наши
Мечи себѣ во власть, повелѣвая
Надъ всѣми нами словомъ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Эта власть
Окончится -- и скоро! Ты сказалъ,
Что все уже готово. Нынче я
Не могъ ходить, какъ принято, дозоромъ --
Ты знаешь почему, но долгъ мой былъ
Тобой исполненъ лучше. Приказанье
Совѣта Сорока начать немедля
Оснастку всѣхъ галеръ намъ послужило
Отличнѣйшимъ предлогомъ, чтобъ ввести
Своихъ друзей въ ворота арсенала,
Одѣвъ ихъ въ платья плотниковъ, матросовъ
И прочихъ лицъ, потребныхъ для работы.
Снабдили ль ихъ оружьемъ?
КАЛЕНДАРО.
Только тѣхъ,
Которые надежнѣй. Между ними
Немало есть такихъ, которыхъ лучше
Держать пока въ невѣдѣньи и дать
Оружье имъ въ минуту самой схватки:
Тогда они не станутъ разсуждать --
И волею-неволею пристанутъ
Къ толпѣ другихъ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Придумано недурно.
Ты знаешь всѣхъ такихъ?
КАЛЕНДАРО.
Я записалъ
Извѣстныхъ мнѣ, за остальными жъ строго
Велѣлъ слѣдить начальникамъ, съ приказомъ
Держать въ такомъ невѣдѣньи и ихъ.
Насколько могъ судить я, мы имѣемъ
Всѣ данныя успѣха, если даже
Начать возстанье завтра; но за-то
До той поры не можемъ мы провесть
Спокойно ни минуты.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Пусть шестнадцать
Начальниковъ придутъ въ извѣстный часъ
Въ назначенное мѣсто. Николетто,
Соранцо и Джіуда сохранятъ
Посты при арсеналѣ, чтобы быть
Въ готовности по первому сигналу.
КАЛЕНДАРО.
Исполнимъ все, какъ должно.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Остальные жъ
Пускай придутъ, какъ сказано, сюда:
Я имъ хочу представить новобранца.
КАЛЕНДАРО.
Сказалъ ты: новобранца! Значитъ тайна
Ему уже извѣстна?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Да!
КАЛЕНДАРО.
И ты
Рѣшился такъ подвергнуть всѣхъ друзей
Опасности, довѣривъ незнакомцу .
Завѣтный нашъ секретъ?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Я подвергалъ
Опасности при этомъ лишь себя!
Будь въ этомъ убѣжденъ! Мой новобранецъ
Изъ тѣхъ людей, чья помощь можетъ сдѣлать
Успѣхъ вѣрнѣйшимъ вдвое. Если жъ онъ
Откажется, то будетъ въ нашей власти,
И мы его не выпустимъ. Къ тому же
Онъ явится одинъ. Да, впрочемъ, я
Увѣренъ въ немъ вполнѣ.
КАЛЕНДАРО.
Я не могу
Судить о немъ, не видѣвши. Скажи мнѣ,
Онъ нашего сословья?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Да, по духу, ,
Хотя породой знатенъ. Онъ изъ тѣхъ,
Которые способны овладѣть
Престоломъ иль разбить его. Онъ много
Свершилъ великихъ дѣлъ и много видѣлъ
Превратностей на свѣтѣ. Не тиранъ,
Хотя и могъ имъ стать по воспитанью
Храбръ на войнѣ и мудръ въ дѣлахъ совѣта; і
Высокъ душой, хотя и гордъ; поспѣшенъ
Во всѣхъ дѣлахъ, но также остороженъ.
Онъ страстенъ въ увлеченьяхъ, и когда
Задѣтъ въ своихъ нѣжнѣйшихъ упованьяхъ,
Какъ это было нынче, то едва ли
Отыщется такой примѣръ во всей
Исторіи Эллады, чтобы злоба
И жажда мстить впились кому-нибудь
Такъ жадно въ грудь калеными когтями,
Покуда месть, затѣянная имъ,
Не будетъ свершена. Прибавь къ тому,
Что онъ свободомыслящъ, плачетъ горько
Надъ бѣдствіемъ народа и страдаетъ
Его страданьемъ самъ. Онъ, словомъ, всѣмъ
Сподрученъ намъ, какъ мы сподручны сами
Во всемъ ему.
КАЛЕНДАРО.
Какую жъ хочешь ты
Ему назначить должность въ нашемъ дѣлѣ?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Быть можетъ, постъ вождя.
КАЛЕНДАРО.
Какъ! устранивъ
Себя отъ этой чести?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Безъ сомнѣнья!
Я жажду лишь успѣшнаго конца
Затѣянному дѣлу и далекъ
Отъ мысли властолюбья. Ваша воля
И кой-какая опытность въ дѣлахъ
Заставили меня принять покамѣстъ
Начальство въ предпріятьи; но коль скоро
Явился вождь достойнѣйшій -- я долженъ
Сдать постъ ему. Ужели могъ ты думать,
Что если я дѣйствительно сыскалъ
Достойнаго -- въ чемъ, твердо вѣрю я,
Сознаетесь вы сами,-- то позволю
Себѣ поколебаться хоть минуту
Пожертвовать всеобщимъ благомъ, ради
Своихъ минутныхъ выгодъ, отказавшись
Признать главой его? Нѣтъ, Календаро,
Я лучше, чѣмъ ты думаешь! Вы, впрочемъ,
Рѣшите это сами! A теперь
Пора итти, чтобъ встрѣтиться опять
Въ урочный часъ. Будь только остороженъ,
И все пойдетъ, увидишь, хорошо.
КАЛЕНДАРО.
О, честный нашъ Бертуччіо! Я зналъ
Тебя всегда исполненнымъ достоинствъ
И мужества. Все то, что ты ни скажешь,
Я радъ исполнить свято, но, повѣрь,
Что самъ бы не желалъ себѣ иного
Вождя, чѣмъ ты. Пускай рѣшаютъ, впрочемъ,
Другіе это дѣло. Я жъ всегда
Тебѣ останусь преданнымъ во всемъ,
Что бъ ты ни вздумалъ сдѣлать. До свиданья,
И будемъ ждать рѣшенной встрѣчи въ ночь.