"Садилось солнце; все скручонъ
Лежу на трупѣ я. И съ страхомъ
Сталъ помышлять, что съ конскимъ прахомъ
И мой смѣшаться обречонъ.
И смерти требовали вѣжды.
Мой часъ ударилъ, нѣтъ надежды!
Я бросилъ взглядъ послѣдній свой
На небеса -- и тамъ въ туманѣ
Ужъ вился воронъ надо мной.
Онъ насъ терзать алкалъ заранѣ,
Чѣмъ возродится голодъ въ немъ;
Остынемъ оба мы съ конемъ...
То отлетитъ, то къ намъ онъ снова...
И къ трупу онъ, что поворотъ,
То ниже, ниже все... и вотъ
Съ широкихъ крылъ его гробовый
Ужъ вѣялъ холодъ мнѣ на ликъ,
Но мой глухой могильный вскрикъ,
Руки усильное движенье
Остановили нападенье...
И воронъ скрылся отъ очей...
Не помню болье. Моей
Мечтой послѣдней что-то было
О звѣздочкѣ... Въ пустынной тьмѣ
Она то гасла... то свѣтила,
И издалёка подходила,
Сверкая, ближе все ко мнѣ.
Я, мнилось, въ волны погружался;
Вдругъ цѣпенѣлъ и возвращался
Вновь къ ощущенью бытія.
Потомъ опять, какъ мертвый я,
И вновь перевожу дыханье...
Какой-то вдругъ недужный мразъ
Сдавилъ мнѣ сердце, и изъ глазъ
Исторглись искры... тошно... горько...
И вотъ вновь трепетъ, вздохъ -- и только.