Лагерь подъ стѣнами Рима.
Арнольдъ и Цезарь.
ЦЕЗАРЬ.
Ты во-время явился.
АРНОЛЬДЪ.
На пути
Я встрѣтилъ горы труповъ -- и забрызганъ
Я кровью съ ногъ до головы.
ЦЕЗАРЬ.
Отри же
Свои глаза и оглядись вокругъ.
Ты сталъ завоевателемъ и братомъ
По храбрости великаго Бурбона,
Того, что былъ доселѣ конетаблемъ --
Теперь же скоро будетъ властелиномъ
Столицы міра, города, который
Владѣлъ при императорахъ вселенной,
а нынѣ измѣнилъ свой прежній полъ,
Точь-въ-точь гермафродитъ -- и старый міръ
Его своей владычицей призналъ.
АРНОЛЬДЪ.
Какъ -- "старый міръ"? Да развѣ есть еще
Иной -- новѣйшій міръ?
ЦЕЗАРЬ.
О, да -- для васъ;
И вы его узнаете, когда
Онъ явится съ новинками богатствъ
И новыми болѣзнями. Всѣ люди
Его звать будутъ новымъ. Вѣдь для васъ
Достаточно сомнительныхъ свидѣтельствъ
Людскихъ ушей и глазъ.
АРНОЛЬДЪ.
Я имъ хочу
И буду вѣрять.
ЦЕЗАРЬ.
Вѣрь, когда желаешь.
Они, вѣдь, надуваютъ васъ пріятно,
а это лучше, чѣмъ узнать дурную
И горестную истину.
АРНОЛЬДЪ.
Собака!
ЦЕЗАРЬ.
Что, человѣкъ?
АРНОЛЬДЪ.
Проклятый дьяволъ!
ЦЕЗАРЬ.
Твой
Покорнѣйшій и преданный слуга.
АРНОЛЬДЪ.
Скорѣй мой господинъ. Твоею властью
Я приведенъ сюда сквозь цѣпь убійствъ
И низкаго разврата.
ЦЕЗАРЬ.
Гдѣ же ты
Желалъ бы лучше быть?
АРНОЛЬДЪ.
Тамъ, гдѣ царитъ
Покой и миръ.
ЦЕЗАРЬ.
А гдѣ такое мѣсто
Ты сыщешь во вселенной? Все на свѣтѣ
Кипитъ въ движеньи вѣчномъ, начиная
Съ планетъ небесныхъ и кончая жалкимъ,
Послѣднимъ червякомъ. Движенье въ жизни
Граничитъ съ смертью. Звѣзды въ небесахъ
Вращаются, пока не превратятся
Въ бродячія кометы, разрушая
Всѣ прочія небесныя тѣла,
Какія встрѣтятъ на пути. Послѣдній
Червякъ--и тотъ старается поймать
Себѣ добычу на землѣ--и въ этомъ
Онъ правъ вполнѣ: онъ долженъ жить, какъ всѣ
Земныя твари, слѣпо повинуясь
Закону жизни, давшему ему
Земную жизнь невѣдомо зачѣмъ.
Ты долженъ точно такъ же подчиниться
Всеобщему закону, не пытаясь
Ему противиться ужъ потому,
Что всякая попытка безполезна.
АРНОЛЬДЪ.
А если бы попытка удалась?
ЦЕЗАРЬ.
Тогда ее не стали бъ называть
Сопротивленіемъ.
АРНОЛЬДЪ.
Удастся ль нынче --
Что мы хотимъ?
ЦЕЗАРЬ.
Бурбонъ велѣлъ готовить
На утро приступъ. Намъ довольно будетъ
Съ тобой работы.
АРНОЛЬДЪ.
Неужели долженъ
Погибнуть Римъ? Отсюда вижу я
Гигантскій куполъ истиннаго Бога
И вѣрнаго слуги его, Петра
Апостола. Онъ поднимаетъ къ небу
Свою вершину со святымъ крестомъ,
Какъ бы стремясь туда, куда Христосъ
Вознесся послѣ крестнаго мученья,
Оставивъ крестъ, омоченный Его
Святою кровью, намъ, въ залогъ блаженства,
Тотъ крестъ, который былъ орудьемъ пытки
Для Сына Божія и вмѣстѣ Бога,
Единаго прибѣжища для всѣхъ.
ЦЕЗАРЬ.
Они тамъ были и остались...
АРНОЛЬДЪ.
Что?
ЦЕЗАРЬ.
Кресты вверху на куполѣ я вижу,
Внизу же въ храмѣ алтари святые,
А, сверхъ того, повсюду кулеврины,
Пищали, топоры -- ну, словомъ, все,
Что надобно, чтобъ убивать людей.
Считать же тѣхъ, кто будетъ убивать,
Равно какъ и убитыхъ,-- я не буду.
АРНОЛЬДЪ.
Вотъ арки вѣчной прочности! Съ трудомъ
Повѣрить можно, что людскія руки
Ихъ создали! Вотъ Колизей, въ которомъ
Властители и ихъ рабы -- такіе жъ
Римляне, какъ они -- смотрѣли гордо
На бой звѣрей, царей лѣсовъ. Здѣсь львы
И дикіе слоны, до той поры
Никѣмъ не покоренные, послушно
Сражались на аренѣ. Римг, казалось,
Потребовалъ, смиривши міръ, чтобъ гвѣри
Ему несли такую жъ дань, сражаясь
Ему въ забаву. Воины-дакійцы
Здѣсь веселили сонмища гражданъ
Своею смертью! Палъ одинъ--толпа
Уже кричала: "подавай другого!"
Ужель остатки эти будутъ также
Разрушены?
ЦЕЗАРЬ.
Что -- Колизей иль городъ,
Соборъ Петра или другія церкви?
Ты, кажется, смѣшалъ въ твоихъ понятьяхъ
Все, что передъ тобой, съ меня начавши.
АРНОЛЬДЪ.
Сигналъ на приступъ будетъ поданъ завтра,
Чуть крикнутъ пѣтухи.
ЦЕЗАРЬ.
И врядъ ли онъ
Окончится съ вечернею зарею,
Когда засвищутъ соловьи; иначе
Исторія большихъ осадъ и войнъ
Совсѣмъ измѣнится. Войска должны
Воспользоваться правомъ на добычу
За долгіе труды.
АРНОЛЬДЪ.
Какъ ясно солнце
Склонилось къ западу! Едва ли былъ
Хорошъ такъ день, когда впервые Ромулъ
Перешагнулъ чрезъ первый римскій ровъ.
ЦЕЗАРЬ.
Я это видѣлъ.
АРНОЛЬДЪ.
Ты?
ЦЕЗАРЬ.
Да, милый мой!
Иль ты забылъ, что я былъ духъ, покуда
Не принялъ, вмѣстѣ съ маскою твоей,
Гораздо худшее прозванье: Цезарь --
И вмѣстѣ съ тѣмъ горбунъ! Что жъ, говорятъ,
Что будто Цезарь былъ плѣшивымъ;
Исторія жъ при этомъ прибавляетъ,
Что онъ гораздо больше придавалъ
Значенія лавровому вѣнку
Какъ парику, чѣмъ знаку славы. Вотъ
Каковъ нашъ міръ, что, впрочемъ, не мѣшаетъ
Намъ быть веселыми. Я видѣлъ самъ,
Какъ Ромулъ вашъ зарѣзалъ брата Рема
За то, что тотъ перескочилъ чрезъ ровъ,
А оба были рождены межъ тѣмъ
Одною матерью. Великій Римъ
Въ то время не былъ окруженъ стѣнами:
Чтобъ ихъ сложить, была цементомъ первымъ
Кровь брата, пролитая братомъ. Если
Кровь жителей его прольется завтра
Широкою рѣкою до того,
Что воды Тибра покраснѣютъ такъ же,
Какъ были ранѣе онѣ желты,
И выступятъ изъ береговъ--все жъ это
Ничтожно будетъ, если посравнить
Рѣзню такую съ тѣмъ, что натворило
Потомство первыхъ кровожадныхъ братьевъ,
Облившее пурпурною рѣкой
И земли, и моря, гдѣ совершали
Они въ теченье множества столѣтій
Ихъ подвиги.
АРНОЛЬДЪ.
Но въ чемъ же виноваты
Теперешніе жители? Они
Живутъ въ полнѣйшемъ мирѣ, наслаждаясь
Спокойно яснымъ солнцемъ, въ тишинѣ
И добродѣтели.
ЦЕЗАРЬ.
А чѣмъ виновны
Народы тѣ, которыхъ раздавилъ
Могучій Римъ? Тсъ! слушай!
АРНОЛЬДЪ.
Это пѣсня
Веселая солдатъ. Они поютъ,
Быть можетъ, наканунѣ близкой смерти
Для каждаго.
ЦЕЗАРЬ.
Они должны бы пѣть
Пѣснь лебедей. Хотя впрочемъ, если имъ
Прилично имя лебедей--то черныхъ.
АРНОЛЬДЪ.
Ты, вижу я, ученый.
ЦЕЗАРЬ.
Я силенъ
Дѣйствительно въ грамматикѣ. Вѣдь я
Себя готовилъ къ званію монаха
И, помнится, когда-то изучалъ
Настойчиво этрусскія сказанья.
Я могъ бы объяснить ихъ іероглифы
Съ такой же легкостью, какъ ваши книги.
АРНОЛЬДЪ.
Что жъ не займешься этимъ ты?
ЦЕЗАРЬ.
Я лучше
Готовъ заняться тѣмъ, чтобъ обращать
Теперешнія книги въ іероглифы,
Вѣдь это настоящее занятье
Всѣхъ вашихъ докторовъ, поповъ, ученыхъ,
Законниковъ, философовъ и прочихъ
Подобныхъ имъ. Весь этотъ родъ навѣрно
Успѣлъ гораздо больше натворить
Сумятицы въ понятьяхъ, чѣмъ толпа
Трудившихся надъ вавилонской башней:
Тѣ мирно разошлись, когда задача,
Затѣянная ими, не могла
Осуществиться. И когда посмотришь,
Изъ-за чего всѣ разошлись: одинъ
Не могъ понять другого. Нынче люди
Стакнулись лучше межъ собою въ жизни:
Невѣжество и глулость имъ не служитъ
Причиной разойтись; наоборотъ:
Такія качества лежатъ въ основѣ
Общественныхъ условій. Это людямъ
Коранъ, Талмудъ и Шибболетъ; они
На нихъ созиждутъ все!
АРНОЛЬДЪ.
Довольно лаять
Тебѣ на все, насмѣшникъ. Какъ пріятно
Звучитъ и пѣсня грубая солдатъ
На свѣжемъ, чистомъ воздухѣ. Точь-въ-точь
Спокойный гимнъ. Послушаемъ.
ЦЕЗАРЬ.
Бывало,
Я слышалъ пѣсни ангеловъ.
АРНОЛЬДЪ.
А также
Вой демоноръ?
ЦЕЗАРЬ.
Да -- и людей въ придачу.
Послушаемъ: мнѣ музыка по сердцу.
ХОРЪ СОЛДАТЪ (доносится издали).
Чрезъ Альпы и тучи
Вожди насъ вели;
Съ Бурбономъ могучимъ
Мы По перешли:
Враговъ мы прогнали;
Король нами взятъ;
Мы страха не знали,--
Пусть пѣсни гремятъ!
Бурбонъ -- наша слава;
Пока онъ вождемъ,
Съ врагомъ на расправу
Мы бодро пойдемъ.
Лишь утро займется,
Отрядъ нашъ -- впередъ;
Въ ворота ворвется
И стѣны возьметъ.
Какъ будемъ въ разбитый
Мы городъ вступать,
Лишь можетъ убитый
При этомъ молчать.
Какъ Рима палаты
Бурбонъ нашъ возьметъ,
Добычей богатой
Никто не сочтетъ.
Впередъ, дѣти лилій!
Долой ключъ Петра!
Плодъ нашихъ усилій
Дастъ много добра.
Пусть Тибръ обагрится
Отъ крови враговъ!
Пусть храмъ огласится
Подъ звономъ шаговъ!
"Бурбонъ!" вотъ военный
Всегдашній нашъ крикъ.
Онъ весть неизмѣнно
Впередъ насъ привыкъ.
Съ когортой испанцевъ
Въ главѣ мы идемъ,
Литавры германцевъ
За ними несемъ.
Италіи племя
Возстало на мать,
А намъ пришло время
На братьевъ возстать.
Проникнутъ отвагой
Бурбонъ нашъ! За нимъ
Бездомной ватагой
Идемъ мы на Римъ!
ЦЕЗАРЬ.
Пріятною не будетъ эта пѣсня
Для осажденныхъ!
АРНОЛЬДЪ.
Да! но, вѣдь, они
Прислушались къ припѣву; но смотри:
Сюда идетъ начальникъ нашъ и съ нимъ
Его сподвижники. Признаться должно,
Что съ виду онъ достойный бунтовщикъ.
(Отходятъ въ глубину сцены).
Входятъ Коннетабль бурбонъ, Филибертъ и свита.
ФИЛИБЕРТЪ.
Что съ вами, благородный герцогъ? Вы
Не веселы?
БУРБОНЪ.
Изъ-за чего же мнѣ
Веселымъ быть?
ФИЛИБЕРТЪ.
Но всякій былъ бы веселъ,
Напротивъ, наканунѣ славной битвы
И доблестной побѣды.
БУРБОНЪ.
Если бъ я
Увѣренъ былъ въ побѣдѣ!
ФИЛИБЕРТЪ,
Въ нашемъ войскѣ
Сомнѣнья нѣтъ. Когда бы стѣны были
Изъ чистаго алмаза -- и тогда
Солдаты наши взяли бъ ихъ. Нѣтъ силы
Ужаснѣй голода.
БУРБОНЪ.
Они не дрогнутъ, точно --
Я въ томъ увѣренъ; да и какъ могли бы
Они, имѣя во главѣ Бурбона,
а также будучи истомлены
Мученьемъ голода, подумать только
Объ отступленіи? Будь эти стѣны
Высокими горами, тѣ же люди,
Что защищаютъ ихъ -- богами древнихъ,
Я и тогда бъ увѣренъ былъ вполнѣ
Въ моихъ титанахъ. Все жъ, однако...
ФИЛИВЕРТЪ.
Мы
Имѣемъ дѣло вѣдь съ людьми--не больше.
БУРБОНЪ.
Я это знаю; но твердыни эти
Пережили вѣка великой славы
И видѣли героевъ. Вѣкъ минувшій
Могучихъ римлянъ полонъ весь тѣнями
Героевъ этихъ. Тѣни ихъ живутъ
И нынче средь потомковъ. На стѣнахъ
Мнѣ чудятся они, и, призывая
Меня окровавленными руками,
Велятъ оставить городъ.
ФИЛИБЕРТЪ.
Пусть велятъ!
Ужель бояться будете вы мертвыхъ?
БУРБОНЪ.
Они меня не думаютъ пугать;
Да я и самъ не струсилъ бы навѣрно,
Когда бъ грозилъ мнѣ даже самый Сулла.
Но тѣни эти, складывая руки,
Напротивъ, обращаются ко мнѣ
Съ покорною мольбой. Ихъ жалкій взглядъ
И блѣдныя, истерзанныя лица
Меня лишаютъ силъ. Смотри! смотри!
ФИЛИБЕРТЪ.
Я вижу только крѣпостныя стѣны.
БУРБОНЪ.
А тамъ -- съ той стороны?
ФИЛИБЕРТЪ.
Тамъ не видать
Ни часового. Стража ихъ разумно
Разставлена внутри, чтобъ избѣжать
Внезапныхъ выстрѣловъ, когда бы наши
Стрѣлки задумали себѣ въ забаву
Пустить десятокъ пуль подъ темной мглой
Наставшихъ сумерекъ.
БУРБОНЪ.
Ты слѣпъ.
ФИЛИБЕРТЪ.
Пожалуй,
Когда назвать возможно слѣпотой --
Не видѣть то, чего не существуетъ.
БУРБОНЪ.
Здѣсь жило поколѣніе героевъ
Въ теченье двадцати вѣковъ Катонъ,
Зарѣзавшій себя затѣмъ, чтобъ только
Не пережить скончавшейся свободы
Отечества, которое хочу я
Завоевать -- мнѣ чудится стоящимъ
На этихъ укрѣпленьяхъ. Цезарь самъ,
Съ блестящей свитой выигранныхъ имъ
Побѣдъ, проходитъ медленно по стѣнамъ...
ФИЛИБЕРТЪ.
Такъ завоюйте жъ городъ, за который
Сражался онъ: вы сдѣлаете этимъ
Себя славнѣе Цезаря.
БУРБОНЪ.
Я это
Исполню иль погибну.
ФИЛИБЕРТЪ.
Умереть
Въ подобномъ предпріятіи не значитъ
Погибнуть безъ слѣда. Такая смерть,
Напротивъ, зажигаетъ намъ зарю
Для жизни безконечной.
Графъ Арнольдъ и Цезарь подходятъ.
ЦЕЗАРЬ.
Тѣ же, кто
Простые только люди -- неужели
Должны они потѣть подъ лучезарнымъ
Огнемъ подобной славы?
БУРБОНЪ.
А! нашъ славный
Красавецъ изъ красавцевъ и храбрѣйшій
Изъ воиновъ, а съ нимъ и злоязычный
Его горбунъ! Съ разсвѣтомъ мы найдемъ
Работу вамъ обоимъ.
ЦЕЗАРЬ.
Трудъ найдется
И вамъ навѣрно, герцогъ.
БУРБОНЪ.
Да, горбунъ,
Пришелъ бы только часъ -- я докажу,
Что буду не послѣднимъ изъ рабочихъ.
ЦЕЗАРЬ.
Вы вправѣ называть меня горбатымъ:
Вы видѣли мой горбъ, когда въ сраженьи
Вы, въ качествѣ начальника, держались
За войскомъ, я жъ сражался впереди;
Но этого враги сказать не могутъ.
БУРБОНЪ.
Отвѣтъ хорошъ, и мнѣ онъ подѣломъ
За то, что мною вызванъ. Но, однако,
Я возражу, что грудь Бурбона также
Всегда готова встрѣтиться въ бою
Съ опасностью -- и въ этомъ я поспорю
Съ тобой, будь ты хоть дьяволъ!
ЦЕЗАРЬ.
Будь я имъ,
Мнѣ было бъ незачѣмъ сюда являться.
БУРБОНЪ.
Но почему жъ?
ЦЕЗАРЬ.
Затѣмъ, что половина
Солдатъ достойныхъ :вашихъ доброй волей
Достанется ему, а остальную
Отправите вы къ дьяволу еще
Скорѣе и вѣрнѣе.
БУРБОНЪ.
Графъ Арнольдъ,
Горбатый вашъ пріятель на словахъ
Не менѣе змѣя, чѣмъ и на дѣлѣ.
ЦЕЗАРЬ.
Вы, принцъ, неправы: первый змѣй былъ льстецъ,
А я не льщу; что жъ до моихъ занятій,
То я кусаюсь лишь -- когда бываю
Укушенъ кѣмъ-нибудь.
БУРБОНЪ.
Ты храбръ -- мнѣ больше
Не надо ничего; ты не полѣзешь
Въ карманъ за словомъ, чтобъ отвѣтить -- это
Не меньшее достоинство. Я самъ
Не только что солдатъ, но и товарищъ
Моихъ солдатъ.
ЦЕЗАРЬ.
Подобное знакомство
Едва ли имъ понравится: оно,
Пожалуй, даже хуже, чѣмъ съ врагами,
Затѣмъ, что длится долѣе.
ФИЛИБЕРТЪ.
Эге!
Пріятель, ты однако жъ позволяешь
Себѣ ужъ слишкомъ много для шута.
ЦЕЗАРЬ.
Вы, значитъ, недовольны тѣмъ, что я
Правдивъ и откровененъ? Что жъ, пожалуй,
Я буду лгать: мнѣ въ этомъ нѣтъ труда.
Вы не осудите меня, конечно,
Коль скоро я васъ буду называть
Героемъ.
БУРБОНЪ.
Филибертъ, оставь его:
Онъ мужественъ. Мы видѣли всегда
Его горбатую фигуру въ битвѣ
Въ главѣ солдать; что жъ до умѣнья твердо
Сносить лишенья -- онъ намъ доказалъ
Способность и на это. На войнѣ
И въ лагерѣ дозволю я охотно
Порою развязать языкъ. Мнѣ даже
Пріятнѣй слушать дерзкія слова
Лихого, хоть и грубаго рубаки,
Чѣмъ хныканье трусливаго лѣнтяя,
Который спитъ и видитъ, чтобъ поѣсть
Да выспаться лишь только заведется
Въ его карманѣ пять иль шесть грошей.
ЦЕЗАРЬ.
Какъ хорошо, когда бъ подобной долей
Довольствовались также короли!
БУРБОНЪ.
Молчи!
ЦЕЗАРЬ,
Молчать я буду, но за то
Бездѣльничать не стану. Вамъ въ словахъ
И книги въ руки, хоть болтать, признаться,
Придется вамъ не долго.
ФИЛИБЕРТЪ.
Но чего же
Ты хочешь, грубіянъ?
ЦЕЗАРЬ.
Болтать, какъ всѣ
Пророки на землѣ.
БУРБОНЪ.
Оставь его;
У насъ дѣла найдутся посерьезнѣй.
Я самъ хочу принять начальство завтра
Надъ войскомъ, графъ Арнольдъ.
АРНОЛЬДЪ.
Я это слышалъ,
Достойный принцъ.
БУРБОНЪ.
Вы будете, конечно,
При мнѣ въ сраженьи?
АРНОЛЬДЪ.
Если только вы
Мнѣ не позволите ударить первымъ
На непріятеля.
БУРБОНЪ.
Чтобъ поддержать
Въ солдатахъ бодрость, я считаю нужнымъ,
Чтобъ ихъ начальникъ первымъ сталъ взбираться
По лѣстницѣ на приступъ, и притомъ --
Въ труднѣйшемъ мѣстѣ.
ЦЕЗАРЬ.
И, конечно, самомъ
Высокомъ изо всѣхъ. Онъ этимъ будетъ
Поставленъ на приличную ступень
Своимъ достоинствамъ и сану.
БУРБОНЪ.
Завтра,
Надѣюсь я, столица міра будетъ
У насъ въ рукахъ. Великій вѣчный городъ
Умѣлъ сберечь главенство надъ людьми
Во всѣ вѣка. Аларихъ занялъ въ немъ
Тронъ Цезаря и уступилъ его
Намѣстникамъ Петра; но кто бы ни былъ
Въ немъ властелиномъ -- римляне иль готы,
Или попы, великій Римъ всегда
Умѣлъ остаться властелиномъ міра.
Центръ варварства, религіи иль древней
Цивилизаціи,-- онъ оставался центромъ
Имперіи. Чередъ его прошедшихъ
Владыкъ минулъ -- и наступаетъ нашъ.
Надѣюсь, мы сражаться будемъ такъ же
Отважно, какъ они, а управлять
Съумѣемъ лучше.
ЦЕЗАРЬ.
О, конечно! Лагерь
Всегда считался лучшей школой всѣхъ
Гражданскихъ доблестей. Но что же вы
Хотите сдѣлать съ Римомъ?
БУРБОНЪ.
То, чѣмъ былъ
Онъ прежде.
ЦЕЗАРЬ
Не во время ль Алариха?
БУРБОНЪ.
Нѣтъ, рабъ, -- но тѣмъ, чѣмъ былъ во времена
Онъ Цезаря, чье имя носишь ты,
Какъ многія собаки!
ЦЕЗАРЬ.
Точно такъ же,
Какъ короли. Прекрасное названье
Для кровожадныхъ псовъ!
БУРБОНЪ.
Вотъ у кого
Языкъ змѣи! Неужли ты не можешь
Хоть слово вымолвить серьезно?
ЦЕЗАРЬ.
Нѣтъ!
Особенно предъ битвой! Это было бъ
Не по-солдатски: разсуждать прилично
Начальникамъ, а мы, пустая сволочь,
Должны смѣяться. Изъ чего же намъ
Заботиться? Начальство разсуждаетъ
За насъ за всѣхъ. Извѣстно, что солдату
Всего опаснѣй думать: вздумай войско
Заняться этимъ, вамъ итти пришлось бы
Однимъ на приступъ города.
БУРБОНЪ.
Ты можешь
Острить и злоязычничать въ награду
За то, что ты по счастью храбръ и смѣлъ.
ЦЕЗАРЬ.
Благодарю за лестную свободу!
Въ ней все, что я покуда получилъ
У васъ на службѣ.
БУРБОНЪ.
Завтра ты заплатишь
Себѣ за службу самъ. Награда ваша
За этимъ валомъ. Филибертъ, намъ надо
Однако же отправиться въ совѣтъ.
Вы съ нами, графъ Арнольдъ?
АРНОЛЬДЪ.
Въ совѣтѣ ль, въ битвѣ ль
Вы можете располагать вполнѣ
Мной какъ хотите, принцъ
БУРБОНЪ.
Повѣрьте, я цѣню
Глубоко вашу преданность и завтра
Поставлю васъ на очень важный постъ.
ЦЕЗАРЬ.
А я что долженъ дѣлать?
БУРБОНЪ.
Точно также
Итти впередъ со славой за Бурбономъ.
Прощайте!
АРНОЛЬДЪ (Цезарю).
Приготовь оружье къ битвѣ
И жди меня въ палаткѣ.
(Бурбонъ, Арнольдъ, Филибертъ и свита уходятъ).
ЦЕЗАРЬ.
Ждать въ палаткѣ?
Иль думаешь ты точно, что тебя
Я выпущу такъ просто и свободно
Изъ рукъ моихъ? Ты, кажется, не хочешь
Понять того, что если я взвалилъ
Себѣ на плечи плоть твою, то это
Единственно какъ маску. Вотъ такъ люди!
Вотъ каковы всѣ эти храбрецы,
Адамовы ублюдки! Вотъ что значитъ
Дать искру мысли плоти! Дрянь и персть,
Она всегда вращается въ хаосѣ
Лишь глупостей и выдаетъ свою
Природу каждый мигъ. Ну что жъ: я буду
Дурачиться съ толпою этихъ куколъ.
Для духа позволительно заняться .
Въ свободный часъ такими пустяками;
Когда жъ наскучитъ это, мнѣ найдется
Довольно дѣла между звѣздъ, чей свѣтъ,
По мнѣнью жалкихъ смертныхъ, созданъ только
Въ утѣху имъ. Вѣдь стоило бы мнѣ
Лишь захотѣть, чтобъ тотчасъ же обрушить
Одну изъ звѣздъ на нихъ, спаливши разомъ
Ихъ муравейникъ. Поглядѣть тогда бы,
Какъ всѣ они забѣгали бъ кругомъ,
Точь-въ-точь какъ муравьи, забывъ свои
И ссоры, и заботы! Ха! ха! ха!
(Уходитъ).