2. H. P. Джяуръ. Отрывки турецкой повѣсти. Изъ сочиненій лорда Байрона. Въ стихахъ. Переводъ H. P. Москва. Переводъ (мѣстами сокращенный) въ достаточной степени тяжеловесенъ.
Вдали шумятъ валы пѣнисты океана
И разбиваются о каменный утесъ;
Изъ влажныхъ моря нѣдръ, какъ будто изъ тумана,
Катится въ высоту съ лазоревыхъ небесъ
Царь дня -- и памятникъ, отчизной вознесенный
Спасителя Аѳинъ, низвергшу Персовъ въ прахъ,
Хранимый временемъ, стоитъ уединенный.
Родится ль вновь Герой-спаситель, гордыхъ страхъ?
Спаситель Греціи! съ вершины Колонеи
Задумчивый вдали внимаю ропотъ водъ,--
И вижу Греціи дряхлѣющей трофеи.
Какъ свѣтелъ, ясенъ чистъ. небесный тихій сводъ
Надъ зыбкой бездной зрю тамъ острова щастливы
Гдѣ года времена обильною рукой
Дары плодовъ и жатвъ на тучны сыплютъ нивы;
Источники журчатъ, и чистою струей
Сады и тихія дубравы орошаютъ;
Зефиры на водахъ лазуревыхъ играютъ,
Благоуханіе на крыліяхъ несутъ,
И въ сердце тихое уныніе ліютъ,
Пещеры по брегамъ прохладны и укромны
Зовутъ любовниковъ подъ молчаливу сѣнь;
Для трепетной любви вездѣ пріюты скромны
Въ полдневные часы, манятъ къ себѣ подъ тѣнь. и т. д.
Отрывки изъ Гяура.
1. П. Шереметьевскій. Отрывокъ изъ повѣсти лорда Байрона "Гяуръ". "Зимцерла . 1829. отд. II, стр. 30--42. Строфы I, II, III, IV. V, VIII, IX, XV, XVI, XVII, XXI, XXIII, XXIV, ХХѴI, XXVII, XXIX и XXX.
Переводъ довольно гладкій. Приводимъ для образца строфу XXI.
Какъ красоту младой Леилы
Волшебной кистью описать?
Но ни съ кѣмъ нельзя сравнять:
Какой то томностью унылой;
Съ любовью страстной и живой,
Очаровательныя очи,
Какъ лучезарный весперъ ночи,
Сіяли гордой красотой.
Какъ блескъ Бенгальскаго алмаза,
Рубиномъ рѣдкимъ Шебираза
Сіяли свѣтлые они
Отрады въ счастливые дни.
Сквозь потупленныя рѣсницы,
Какъ свѣтъ родившейся денницы
Алѣетъ въ небѣ голубомъ,
Такъ на лицѣ ея живомъ
Румянецъ нѣжный разливался,
И блѣдной розой оттѣнялся
Въ красѣ лилейной бѣлизны --
Какъ утро майское весны.
2. Трилунный, Отрывокъ изъ поэмы лорда Байрона "Гяуръ", "Галатея", 1829, ч. IV, No 19, стр. 175--181. Это начало поэмы. Переводъ довольно гладкій. Приводимъ для образца описаніе Греціи:
Востока дивная страна!
Всегда цвѣтущая весна
Съ улыбкой дань тебѣ несетъ.
Когда несчастный грекъ, съ высотъ
Колонны, грустный взоръ простретъ,
На неподвижный хороводъ
Твоихъ прекрасныхъ острововъ,
На горы выше облаковъ,--
Въ мечтахъ волшебныхъ погруженъ
Онъ будетъ мыслью занесенъ...
Но тѣ вѣка съ лица земли
Ужъ невозвратно утекли.
III.
Здѣсь море синее вдали
Съ закатомъ неба голубымъ
Слилось; какая тишь надъ нимъ!
Оставя гротъ, самъ Океанъ,
Одѣтый въ утренній туманъ,
Любуется зерцаломъ водъ:
Нигдѣ волны не колыхнетъ!
Лишь отразился чорный боръ,
Съ вершиной бѣлоснѣжныхъ горъ;
Онѣ вѣнчаютъ острова.
Лишь иногда кристалъ едва
Пестритъ завѣтный вѣтерокъ;
Но онъ отдѣлитъ ли цвѣтокъ,
И въ тотъ-же мигъ на крыльяхъ самъ,
По нѣжно бархатнымъ лугамъ,
Его разноситъ ароматъ и т. д.
3. В. Трубниковъ. (Изъ Ряжска, какъ подписано подъ переводомъ). Небольшой отрывокъ изъ "Гяура" поэмы лорда Байрона) "Литерат. Прибавл. къ Русскому Инвалиду", 1832, No 52, стр. 415 и 416.
Утесъ огромный надъ водою
Унылый, мрачный кажетъ видъ;
И надъ поверхностью морскою
Далеко тѣнь его лежитъ.
Ладьей опаснаго Майнота.
Онъ представляется въ дали;
И рыбака отъ сей земли
Влечетъ пугливая забота.
Довольный ловлей и собою
На брегъ Леонскій онъ плыветъ
И пѣсню счастія поетъ:
Любуясь полною луною
Ночей восточныхъ красотою и т. д.
4. Иванъ Козловъ. "Литературн. Прибавленія къ "Русскому Инвалиду", 1838, No 24, стр. 466.
Изъ Джіяура.
(Подражательный переводъ).
Блестя на пурпурныхъ крылахъ,
Въ зеленыхъ Индіи поляхъ,
Дыша восточною весной,
Царевной воздуха живой,
Подруга мотылька летитъ,
Младенца за собой манитъ,
Предъ нимъ порхаетъ на цвѣтахъ
И, вдругъ теряясь въ облакахъ,
Мелькая вьется; утомленъ,
Почти въ слезахъ вздыхаетъ онъ.
Такъ юношу краса манитъ,
И такъ легка и такъ блеститъ;
Надежду въ немъ тревожитъ страхъ,
Безумье кончитъ онъ въ слезахъ.
Удастся-ль,-- горе и тоска
Ждутъ и красу, и мотылька:
Покоя, счастья лишены,
Они бѣдамъ обречены:
Одинъ -- младенческой игрой,
A та -- любовью роковой.
Едва желанное сбылось,
И рьяной волѣ удалось
Достать плѣнительный предметъ, --
Ужъ въ немъ очарованья нѣтъ:
Прикосновеньемъ каждымъ онъ
Сіянья прежняго лишенъ,
И цвѣтъ и прелесть потерялъ,
Забытъ и брошенъ -- и увялъ.
Безъ крыльевъ и томясь тоской,
Двумъ жертвамъ гдѣ найти покой?
Ахъ, мотылекъ ужъ не блеститъ,
Съ тюльпана къ розѣ не летитъ!
Красѣ, которой нѣжный цвѣтъ
Увянетъ вмигъ,-- блаженства нѣтъ.
Гдѣ мотылекъ полу-живой?
Не вьется ихъ веселый рой;
И тѣ, кто ихъ милѣй,-- и тѣ
Безъ чувствъ къ виновной красотѣ;
И, всякой тронуты бѣдой,--
Подругѣ не простятъ одной.
5. В. Буренинъ. "Вѣстникъ Европы", 1871, т. I, No 2, отд. I, стр. 622--626. Превосходный переводъ начала поэмы:
Греція.
Чуть вѣетъ вѣтеръ... Чередой
Волна катится за волной
Вокругъ скалы, гдѣ спитъ вѣка
Герой Аѳинъ, издалека
Его бѣлѣется курганъ,
И парусамъ, изъ чуждыхъ странъ
Бѣгущимъ къ берегу, поклонъ
Привѣтный посылаетъ онъ...
Волшебный край! Тамъ круглый годъ
Свою улыбку солнце шлетъ
Цвѣтущимъ пышно островамъ,
И голубое море тамъ
Простерло свѣтлыхъ волнъ кристалъ
Къ подножью разноцвѣтныхъ скалъ,
И дремлютъ сонныя онѣ,
Глядясь въ лазурной глубинѣ.
Тамъ перелетный вѣтерокъ,
Чуть сморщивъ водъ прозрачный токъ,
Въ долины мчится съ высоты
И будитъ сонные цвѣты,
И, преклонясь, они дрожатъ
Отъ ласкъ его и ароматъ
Въ нагрѣтомъ воздухѣ струятъ.
Тамъ пѣснью чудною своей
Звенитъ любовникъ -- соловей
Невѣстѣ юной -- розѣ горъ;
Одѣта въ свадебный уборъ,
Полна стыдливой красотой,
Она внимаетъ пѣснѣ той;
Надъ ней не вѣютъ никогда
Зимы суровой холода,
И солнца вѣчно-ясный свѣтъ
Ее цѣлуетъ и привѣтъ
Ей шепчетъ вѣтерка полетъ,
И смотритъ въ синій неба сводъ
Она съ улыбкою и шлетъ,
За красоту свою въ возвратъ,
На небо вздоховъ ароматъ...
Тамъ дернъ блеститъ какъ изумрудъ,
Тамъ сѣнь деревъ любви пріютъ,
Тамъ гроты къ отдыху зовутъ,
Но лишь пиратъ береговой
Къ нимъ челнъ причаливаетъ свой
И сторожитъ, таясь, когда
Взойдетъ вечерняя звѣзда
И бѣлый парусъ на волнѣ
Мелькнетъ и въ сонной тишинѣ
Гитары разнесется вновь;
Тогда весломъ беззвучнымъ онъ
Направитъ челнъ изъ-подъ скалы
Къ добычѣ вѣрной: среди мглы
Къ пловцу прокрадется -- и въ мигъ
Пѣснь превратится въ смертный крикъ.
Но странно-ль -- этотъ дивный край,
Гдѣ боги создали свой рай,
Гдѣ прелести природы всѣ
Блестятъ въ невиданной красѣ,--
Взялъ человѣкъ себѣ, чтобъ въ немъ
Жить разрушеніемъ и зломъ,
Чтобъ превратить эдемъ земли
Въ пустыню. Пышно разцвѣли
Предъ нимъ цвѣты; его рука
Не украшала ихъ вѣнка;
Но тщетно взоръ его очей
Они влекутъ красой своей:
Какъ дикій звѣрь, ожесточенъ,
Безжалостно ихъ топчетъ онъ...
Не странно-ль -- гдѣ въ тиши нѣмой
Цвѣтетъ природа, тамъ грозой
Бушуютъ страсти, тамъ развратъ
И преступленье жизнь мрачатъ;
Тамъ надъ обломками руинъ
Тиранство -- мрачный властелинъ --
Воздвигло свой высокій тронъ,
Чтобъ возмущать ихъ вѣчный сонъ;
Какъ демонъ, ада мрачный царь,
Похитившій небесъ алтарь,
Оно простерло власть свою
Въ странѣ любви; въ земномъ раю,
И мрачно налегло на всемъ
Проклятья роковымъ клеймомъ!
Видали-ль вы черты лица
У мертвой въ первый день конца,
Въ послѣдній день земныхъ тревогъ,
Когда стереть еще не могъ
Перстъ разрушенья роковой
Блескъ красоты ея земной?
Восторгъ таинственный проникъ
Недвижно-помертвѣлый ликъ.
На блѣдность матовую щекъ,
Какъ будто чудный отблескъ легъ.
Сомкнуты вѣки впалыхъ глазъ;
Увы, въ нихъ жизни свѣтъ погасъ,
И въ часъ веселья, скорби часъ
Въ нихъ не блеснетъ слеза свѣтло!
Какъ мраморъ холодно чело
И, мнится, замерла на немъ
Мысль о покоѣ гробовомъ;
Его недвижно-блѣдный видъ
Взоръ привлекаетъ и страшитъ:
Какъ будто тайнъ могильныхъ тьму
Раскрыть готова смерть ему..
И еслибъ не былъ такъ уму
Ужасенъ призракъ роковой
Оцѣпенѣлости нѣмой,
То въ мертвой жизнь признать, порой,
Могла бы тайная мечта:
Столь чуднымъ блескомъ облита
Ея нѣмая красота,
Столь безмятежна и ясна
Лежитъ въ гробу своемъ она.
Такъ эта дивная страна,
Такъ эта Греція мертва,
Лежитъ вѣка и такова
Она въ могильномъ снѣ: блѣдна,
Тиха, прекрасна, холодна!
Невольной скорбію томитъ
Ея печальной смерти видъ;
Въ ней свѣтъ и трепетъ жизни стихъ,
Но отблескъ прелестей былыхъ
Въ чертахъ усопшей не угасъ.
Послѣднихъ думъ, въ послѣдній часъ
Въ душѣ мелькавшихъ, тайный слѣдъ
Легъ на лицѣ и, будто свѣтъ
Небесный, вкругъ чела обвелъ
Позолоченный ореолъ.
Увы, тотъ пламень неземной
Блеститъ, но прежней теплотой
Его лучи ужъ не зажгутъ
Земли покинутый пріютъ,
Который долго такъ они
Лелѣяли въ былые дни!..
Земля героевъ, чьи дѣла
Безсмертны! Каждая скала,
Долина каждая была
Здѣсь храмомъ вольности святой,
Могилой славы вѣковой!
И что-жъ, ужели тамъ, гдѣ встарь
Стоялъ могущества алтарь,
Теперь остался прахъ одинъ
Печальныхъ и нѣмыхъ руинъ?
-- О рабъ трусливый! Подойди:
Не Ѳермопилы-ль здѣсь? Гляди,
Какое море льется тамъ
Волной лазурной къ берегамъ?
Вкругъ Саламинскихъ гордыхъ скалъ
Простерся этихъ водъ кристалъ!
Свободы выродокъ! слыхалъ
Ты что-нибудь о славѣ ихъ?
Возстань за вольность дней былыхъ!
Изъ пепла славнаго гробовъ
Твоихъ схороненныхъ отцовъ
Добудь священный пламень тотъ,
Что ихъ живилъ, и рабства гнетъ
Отбрось, или пади въ борьбѣ
Съ тиранствомъ! Намять о тебѣ
Къ твоимъ потомкамъ перейдетъ
И гордый сынъ скорѣй умретъ,
Но славу честную отца
Не постыдитъ онъ до конца!
Когда любовь къ свободѣ разъ
Въ сердцахъ проснувшихся зажглась --
Ея огонь неугасимъ.
О Греція! будь вѣковымъ
Свидѣтелемъ, что тьма временъ
Не можетъ омрачить именъ,
Которыхъ славой озаренъ
Здѣсь каждый холмъ. Давно забытъ
Блескъ власти тѣхъ, чей прахъ зарытъ
Подъ грудой гордыхъ пирамидъ,
Воздвигнутыхъ рукой рабовъ,
Затѣмъ, чтобъ въ памяти вѣковъ
О ихъ властителяхъ молва
Была нетлѣнна и жива;
Но тутъ, хоть памятниковъ рядъ
Разрушенъ временемъ, храпятъ
Преданья подвиговъ былыхъ
Высоты скалъ береговыхъ --
Нерукотворный мавзолей
Безсмертной славы прежнихъ дней!
Передъ могилами людей,
Чья память вѣчно будетъ жить,
Напрасно было бъ говорить
О томъ, какъ главная страна
Унизилась, какъ шла она
Къ погибели за шагомъ шагъ:
Оружьемъ чужеземный врагъ
Не могъ убить ея, но духъ
Святой свободы въ ней потухъ
И рабъ-народъ отдался самъ
Во власть тиранству и цѣпямъ!..
Теперь, несчастная страна,
Безмолвьемъ смерти ты полна!
Нѣтъ для тебя легендъ былыхъ,
Нѣтъ славныхъ дѣлъ, чтобъ муза ихъ
Воспѣть такъ пламенно могла,
Какъ въ оны дни, когда жила
Ты славой! Гдѣ твои сыны,
Чьи души были зажжены
Огнемъ свободы, чьи сердца
Къ своей отчизнѣ до конца
Хранили жаркую любовь?
Увы, имъ не воскреснуть вновь!
A ихъ потомковъ жалкій родъ
Лежитъ во прахѣ и несетъ
Покорно тяжкій гнетъ оковъ;
Рабы -- нѣтъ, узники рабовъ --
Они въ бездушіи нѣмомъ
Влачатъ позоръ свой день за днемъ
И въ преступленіи одномъ
Находятъ жизнь; на нихъ порокъ
Клеймомъ неизгладимымъ легъ;
Они безсмысленнѣй звѣрей,
И даже доблесть дикарей
Въ ихъ низкихъ душахъ и сердцахъ
Не можетъ жить! лишь гнусный страхъ
Да хитрость древнюю они
Являютъ міру въ наши дни...