СЦЕНА I.
Готическая зала въ замкѣ Зигендорфъ, близъ Праги.
Входятъ Э рихъ и Генрихъ, слуги графа.
ЭРИХЪ.
Ну, наконецъ, настали времена
Счастливыя: и новые владѣльцы
Для старыхъ стѣнъ, и новые пиры,--
Все то, чего мы долго дожидались!
ГЕНРИХЪ.
Что до владѣльцевъ,-- обновленью ихъ,
Конечно, радъ, кто новое все любитъ,
Хоть для того, чтобъ ихъ сюда ввести,
Нужна была и новая могила;
Что жъ до пировъ,-- графъ старый Зигендорфъ
Былъ, кажется, всегда гостепріименъ
Не менѣе любого принца въ нашей
Имперіи.
ЭРИХЪ.
Ну, да: вино и столъ
Мы у него имѣли въ изобильи,
Но развлеченій разныхъ и потѣхъ,
Которыя однѣ приправить могутъ,
Какъ слѣдуетъ, ѣду,-- при немъ, признаться,
Совсѣмъ ужъ мало было.
ГЕНРИХЪ.
Старый графъ
Былъ, правда, не любитель шумныхъ оргій,
Но любитъ ли ихъ новый,-- какъ намъ знать?
ЭРИХЪ.
Что жъ, до сихъ поръ онъ былъ всегда привѣтливъ
И щедръ, и всѣми онъ любимъ.
ГЕНРИХЪ.
Но онъ
Едва лишь годъ владѣетъ этимъ замкомъ;
Еще не справилъ онъ медовый мѣсяцъ,
Который длится цѣлый первый годъ
Владѣнья. Лишь позднѣе мы узнаемъ
Весь нравъ его.
ЭРИХЪ.
Дай Богъ, чтобъ онъ остался
Такимъ, какъ есть! а сынъ его, графъ Ульрихъ,--
Вотъ рыцарь то! Какъ жаль, что нѣтъ войны!
ГЕНРИХЪ.
Жаль? Почему?
ЭРИХЪ.
Ты на него взгляни-ка
И самъ отвѣть.
ГЕНРИХЪ.
Онъ, правда, очень молодъ
И крѣпокъ и красивъ, какъ юный тигръ.
ЭРИХЪ.
Ну, это для вассала не совсѣмъ то
Приличное сравненье.
ГЕНРИХЪ.
Но зато
Оно, быть можетъ, вѣрно.
ЭРИХЪ.
Жаль, сказалъ я,
Что нѣтъ войны. Кто здѣсь себя ведетъ
Съ достоинствомъ такимъ, какъ нашъ графъ Ульрихъ?
Кто уваженье можетъ такъ внушить,
Не обижая никого? а въ полѣ,
Съ копьемъ въ рукѣ, кто превзойдетъ его,
Когда свирѣпый вепрь, клыки оскаливъ,
Направо и налѣво рветъ собакъ
И сквозь ихъ вой несется прямо въ чащу?
Кто такъ конемъ владѣетъ, носитъ мечъ
Иль сокола такъ держитъ граціозно?
На комъ пышнѣй колеблется плюмажъ?
ГЕНРИХЪ.
Онъ никому, конечно, не уступитъ,
Но ты не бойся: если ждать войны
Придется долго,-- онъ такого сорта,
Что самъ войну устроитъ, если только
Ея ужъ не устроилъ.
ЭРИХЪ.
Что ты хочешь
Сказать?
ГЕНРИХЪ.
Вѣдь ты не станешь отрицать,
Что изъ числа его обширной свиты
(А въ ней почти вассаловъ нашихъ нѣтъ)
Такіе есть молодчики...
ЭРИХЪ.
Какіе?
ГЕНРИХЪ.
Какихъ война, столь милая тебѣ,
Живыми оставляетъ. Такъ нерѣдко
Родители нѣжнѣйшую любовь
Какъ разъ питаютъ къ дѣтямъ самымъ худшимъ.
ЭРИХЪ.
Вздоръ! Бравые все это молодцы,
Какихъ любилъ когда то старый Тилли.
ГЕНРИХЪ.
А кѣмъ любимъ былъ Тилли? Ты спроси
Хоть въ Магдебургѣ. Также Валленштейна
Любилъ ли кто? Они теперь ушли...
ЭРИХЪ.
Всѣ на покой. И что тамъ съ ними будетъ,--
О томъ не наше дѣло разсуждать.
ГЕНРИХЪ.
Недурно было бъ, если бъ удѣлили
Они покоя своего хоть часть
И намъ: страна теперь какъ будто въ мирѣ,
А между тѣмъ безчинства въ ней творятъ
Богъ знаетъ кто; чуть ночь,-- они сейчасъ же
Ужъ тутъ, какъ тутъ; чуть день -- ихъ снова нѣтъ;
И столько бѣдъ творятъ они повсюду,
Что этотъ миръ похуже, чѣмъ война.
ЭРИХЪ.
Но графъ то Ульрихъ тутъ при чемъ?
ГЕНРИХЪ.
Графъ Ульрихъ?
Онъ могъ бы это все предотвратить.
Ты говоришь, что онъ войну такъ любитъ;
Такъ отчего ему бы не пойти
Войною на грабителей?
ЭРИХЪ.
Объ этомъ
Его спросить ты можешь самого.
ГЕНРИХЪ.
Съ такою же охотой я спросилъ бы
У льва, зачѣмъ не пьетъ онъ молока.
ЭРИXЪ.
Но вотъ онъ самъ.
ГЕНРИХЪ.
Ахъ, чортъ возьми! Ты будешь
Держать языкъ на привязи?
ЭРИХЪ.
Ты что жъ
Такъ поблѣднѣлъ?
ГЕНРИХЪ.
Такъ, ничего; но только
Прошу молчать.
ЭРИХЪ.
О томъ, что ты сказалъ,
Готовъ молчать я.
ГЕНРИХЪ.
Честью увѣряю,
Что ничего сказать я не хотѣлъ
Серьезнаго; такъ, словъ игра, не больше.
Притомъ же онъ вступаетъ скоро въ бракъ
Съ прекрасной, доброй баронессой Идой
Фонъ Штраленгеймъ, наслѣдницей барона
Покойнаго; она смягчитъ, навѣрно,
Суровость нрава, свойственную всѣмъ,
Кого застало это злое время
Междоусобныхъ войнъ, а больше всѣхъ,
Конечно, тѣмъ, кто Божій свѣтъ увидѣлъ
Въ такіе дни, возросъ на страшномъ лонѣ
Смертоубійства, кровью окропленъ
Былъ при своемъ рожденьи. Но, прошу я,
Молчи объ этомъ!
(Входятъ Ульрихъ и Рудольфъ).
Съ добрымъ утромъ, графъ!
УЛЬРИХЪ.
Любезный Генрихъ, здравствуйте. Что жъ, Эрихъ:
Готово ль для охоты все?
ЭРИХЪ.
Собаки
Въ лѣсъ посланы, вассалы ужъ пошли
Дичь загонять, и день вамъ обѣщаетъ
Успѣхъ во всемъ. Прикажете созвать
Всю свиту вашей свѣтлости? Какого
Коня угодно будетъ осѣдлать?
УЛЬРИХЪ.
Гнѣдого приготовьте мнѣ, Вальштейна.
ЭРИХЪ.
Боюсь, что онъ едва ли отдохнулъ
Отъ гонки понедѣльничной. Вотъ чудо
Была тогда охота! Четырехъ
Вы собственной рукою закололи.
УЛЬРИХЪ.
Ты правъ, любезный Эрихъ; я забылъ.
Такъ сѣраго тогда подайте, Жижку.
Онъ двѣ недѣли не былъ подъ сѣдломъ.
ЭРИХЪ.
Его сейчасъ же осѣдлаютъ. Сколько
Изъ вашихъ слугъ сопровождать васъ будутъ?
УЛЬРИХЪ.
Объ этомъ Вельбургъ все тебѣ разскажетъ,
Конюшій мой (Эрихъ уходитъ).
Рудольфъ!
РУДОЛЬФЪ.
Къ услугамъ, графъ.
УЛЬРИХЪ.
Я получилъ нерадостныя вѣсти
Отъ... (Рудолъфг указываетъ на Генриха).
Генрихъ, ты что здѣсь торчишь?
ГЕНРИХЪ.
Я жду,
Графъ, вашихъ приказаній.
УЛЬРИХЪ.
Отправляйся
Сейчасъ отсюда къ моему отцу,
Ему поклонъ мой передай, а также
Спроси, не нужно ль отъ меня чего,
Пока я не уѣхалъ (Генрихъ уходитъ). Непріятность
Произошла съ друзьями на границахъ
Франконіи, а также слышалъ я,
Что тотъ отрядъ, который противъ нашихъ
Былъ высланъ, будетъ скоро подкрѣпленъ.
Мнѣ надо ѣхать къ нимъ.
РУДОЛЬФЪ.
Не лучше ль выждать
Вѣстей дальнѣйшихъ, болѣе надежныхъ?
УЛЬРИХЪ.
Я полагаю такъ и самъ... Притомъ
Все это, точно мнѣ назло, случилось
Въ моментъ, какъ разъ невыгодный весьма
Для всѣхъ моихъ предположеній.
РУДОЛЬФЪ.
Трудно
Вамъ будетъ графу, вашему отцу,
Отъѣздъ свой объяснить.
УЛЬРИХЪ.
Да, это правда.
Но кой-какіе безпорядки въ нашихъ
Владѣніяхъ силезскихъ мнѣ дадутъ
Достаточный предлогъ для объясненья.
Когда охотой всѣ займемся мы,
Ты, отдѣлясь, отправишься съ отрядомъ
Десятковъ въ восемь человѣкъ,-- съ тѣмъ самымъ,
Которымъ Вольфъ командуетъ. Держись
Лѣсной дороги; ты ее, вѣдь, знаешь?
Какъ зналъ ее въ ту ночь, когда...
РУДОЛЬФЪ.
Какъ зналъ ее въ ту ночь, когда....
УЛЬРИХЪ (прерывая его).
Теперь
О томъ не будемъ говорить: пусть прежде
Подобный вновь одержимъ мы успѣхъ.
Прибывъ туда, отдашь ты Розенбергу
Письмо вотъ это (отдаетъ письмо) и скажи ему,
Что посылаю я съ тобой и Вольфомъ
Подмогу небольшую къ нашимъ силамъ,
Чтобъ возвѣстить имъ скорый мой пріѣздъ;
Хотя, признаться, я желалъ бы очень,
Чтобъ съ ними не случилася бѣда
Какъ разъ теперь, когда отецъ мой хочетъ,
Чтобъ слуги всѣ здѣсь были при дворѣ,
Пока весь этотъ праздникъ будетъ длиться,
Вся эта свадьба, пиршества,-- пока
Не отзвонимъ мы чепуху всю эту.
РУДОЛЬФЪ.
Я думалъ, фрейлейнъ Ида вамъ мила.
УЛЬРИХЪ.
Еще бы! Я люблю ее, конечно;
Но изъ того не слѣдуетъ, чтобъ я
Связалъ навѣки поясомъ дѣвицы,--
Будь то сама Венера,-- годы славы
И юности, столь краткой и столь пылкой.
Ее люблю я, какъ любить должны
Мы женщину: люблю одну и крѣпко.
РУДОЛЬФЪ.
И постоянно?
УЛЬРИХЪ.
Думаю, что такъ;
Я не люблю другихъ, по крайней мѣрѣ.
Но некогда теперь распространяться
Объ этихъ всѣхъ любовныхъ пустякахъ:
Великое должны свершить мы вскорѣ.
Спѣши, спѣши, любезный мой Рудольфъ!
РУДОЛЬФЪ.
По возвращеньи баронессу Иду
Найду я ужъ графиней Зигендорфъ?
УЛЬРИХЪ.
Весьма возможно; такъ отецъ мой хочетъ.
Пожалуй, этотъ планъ его не плохъ;
Два отпрыска послѣдніе фамилій,
Враждебныхъ прежде, онъ соединитъ
Въ грядущемъ и прошедшее загладитъ.
РУДОЛЬФЪ.
Прощайте жъ.
УЛЬРИХЪ.
Нѣтъ, постой: останься съ нами,
Пока у насъ охота не начнется,
И отдѣлись тогда, какъ я сказалъ.
РУДОЛЬФЪ.
Охотно. Такъ вернемся къ разговору.
Вѣдь поступилъ прекрасно и любезно.
Отецъ вашъ, графъ, пославши въ Кенигсбергъ
За сиротой прекрасною барона
И пріютивъ ее, какъ дочь свою.
УЛЬРИХЪ.
Да, это удивительно любезно,
Тѣмъ болѣе, что не былъ друженъ онъ
Съ барономъ.
РУДОЛЬФЪ.
А баронъ отъ лихорадки
Скончался?
УЛЬРИХЪ.
Какъ могу я это знать?
РУДОЛЬФЪ.
Какіе то есть слухи, что то шепчутъ
О томъ, что какъ то странно умеръ онъ,
И даже мѣсто смерти неизвѣстно.
УЛЬРИХЪ.
Какая то деревня на границѣ
Саксонской иль силезской.
РУДОЛЬФЪ.
И ни слова
Онъ не оставилъ? Завѣщанья нѣтъ?
УЛЬРИХЪ.
Мнѣ знать о томъ нельзя: я не священникъ
И не нотаріусъ.
РУДОЛЬФЪ.
Вотъ фрейлейнъ Ида,
(Входитъ Ида Штраленгеймъ).
УЛЬРИХЪ.
Ты рано встала, милая кузина!
ИДА.
Не слишкомъ рано, если, Ульрихъ мой,
Тебѣ я не мѣшаю. Но зачѣмъ же
Кузиной ты зовешь меня?
УЛЬРИХЪ (съ улыбкой).
А развѣ
Ты не кузина мнѣ?
ИДА.
Кузина, да;
Но имя это какъ то не люблю я;
Оно звучитъ такъ холодно, какъ будто
Ты думаешь лишь о родствѣ, о томъ,
Что мы одной съ тобою крови.
УЛЬРИХЪ (вздрогнувъ).
Крови!
ИДА.
Что жъ кровь твоя отъ щекъ вдругъ оттекла?
УЛЬРИХЪ.
Да? Правда?
ИДА.
Правда! Впрочемъ, нѣтъ: вотъ быстрымъ
Потокомъ вновь она взвилась ко лбу.
УЛЬРИХЪ (овладѣвая собою).
А если вдругъ ей вздумалось бѣжать,
То это значитъ, что пустилась къ сердцу
Она, тебя увидѣвъ: это сердце
Вѣдь для тебя одной, кузина, бьется!
ИДА.
Опять "кузина"!
УЛЬРИХЪ.
Ну, скажу "сестра".
ИДА.
Ахъ, это мнѣ еще гораздо хуже!
О, если бы мы были не въ родствѣ!
УЛЬРИХЪ (мрачно).
Да, было бъ лучше!
ИДА.
Боже мой! Ты можешь
Желать, чтобъ это было такъ?
УЛЬРИХЪ.
Другъ, Ида!
Я повторилъ желанье лишь твое.
ИДА.
Да, Ульрихъ, но совсѣмъ не въ этомъ смыслѣ
Сказала я, да и едва ль сама
Я сознавала то, что говорила.
Пусть буду я тебѣ сестрой, кузиной,--
Лишь для тебя была бъ я чѣмъ нибудь.
УЛЬРИХЪ.
Ты будешь все мнѣ, все...
ИДА.
А ты теперь ужъ
Все для меня... Но я могу и ждать.
УЛЬРИХЪ.
Мой ангелъ, Ида!
ИДА.
Идою, да, Идой,
Своею Идой ты меня зови!
И не хочу я больше быть ничьего!
Да и кому жъ принадлежала бъ я,
Съ тѣхъ поръ, какъ бѣдный мой отецъ...
УЛЬРИХЪ.
Имѣешь
Ты моего отца, и самъ я твой.
ИДА.
О милый Ульрихъ, какъ бы я желала,
Чтобъ мой отецъ мое увидѣлъ счастье!
Для полноты его недостаетъ
Лишь этого!
УЛЬРИХЪ.
Да? Право?
ИДА.
Вы другъ друга
Любили бы: всегда вѣдь храбрецы
Другъ друга любятъ. Онъ казался людямъ
Холоднымъ, а душою онъ былъ гордъ,
Какъ это лицамъ знатнаго рожденья
Столь свойственно; подъ внѣшностью надменной
Таилъ, однако, онъ... О, еслибъ вы
Другъ друга знали! Если бы въ дорогѣ
Сопутствовалъ ему такой, какъ ты,
То, вѣрно, онъ не умеръ бы безъ друга,
Который бы смягчилъ ему минуты
Послѣднія,-- не умеръ бы одинъ!
УЛЬРИХЪ.
Какъ знаешь ты?
ИДА.
Что?
УЛЬРИХЪ,
Что одинъ онъ умеръ?
ИДА.
Всѣ говорятъ объ этомъ такъ. Притомъ
Куда то слуги всѣ его исчезли,--
Не возвратился ни одинъ изъ нихъ.
Страшна была, должно быть, лихорадка,
Которая ихъ погубила всѣхъ.
УЛЬРИХЪ.
Ну, если слуги были съ нимъ, то, вѣрно,
Онъ не одинъ, не безъ ухода умеръ.
ИДА.
Увы, что значатъ слуги въ тотъ моментъ,
Когда, въ борьбѣ со смертью, ищутъ очи
Напрасно тѣхъ, кто сердцу милъ! Онъ умеръ,
Какъ говорятъ, отъ лихорадки злой.
УЛЬРИХЪ.
"Какъ говорятъ"! Но это такъ и было!
ИДА.
Порой иное вижу я во снѣ,
УЛЬРИХЪ.
Всѣ лживы сны!
ИДА.
Его я вижу ясно,
Какъ вижу я тебя теперь.
УЛЬРИХЪ.
Гдѣ? Какъ?
ИДА.
Во снѣ... Лежитъ онъ предо мною, блѣдный
И весь въ крови, а возлѣ, ножъ поднявъ,
Стоитъ другой...
УЛЬРИХЪ,
Лица его не видишь?
ИДА.
Нѣтъ, Боже мой! Ты видишь?
УЛЬРИХЪ.
Отчего
Спросила ты объ этомъ?
ИДА.
Ты такъ смотришь,
Какъ будто ты убійцу видишь.
УЛЬРИХЪ (взволнованный).
Ида!
Ребячество все это! Я стыжусь,
Что заразился слабостью твоею!
Но, такъ какъ я привыкъ съ тобой дѣлить
Всѣ чувства, то разстроился невольно.
Дитя, оставимъ этотъ разговоръ.
ИДА.
"Дитя"! Еще бы! Мнѣ пятнадцать лѣтъ!
(За сценою раздается звукъ охотничьяго рога).
РУДОЛЬФЪ.
Графъ, слышите? Трубятъ!
ИДА (съ досадою).
А вамъ ужъ нужно
Напоминать о томъ, какъ будто самъ
Не слышитъ онъ?
РУДОЛЬФЪ.
Простите, баронесса!
ИДА.
Нѣтъ, не прощу: сперва свою ошибку
Исправить вы должны и мнѣ помочь
Добиться, чтобъ графъ Ульрихъ отъ охоты
Сегодня отказался.
РУДОЛЬФЪ,
Баронесса,
Не надобно вамъ помощи моей,
УЛЬРИХЪ.
Я отказаться не могу.
ИДА.
Ты долженъ!
УЛЬРИХЪ.
Я долженъ?
ИДА.
Да, иль ты не рыцарь мой!
Ну, милый Ульрихъ, уступи мнѣ въ этомъ,
На этотъ разъ, на этотъ день! Погода
Такъ пасмурна, а ты такъ поблѣднѣлъ
И нездоровымъ кажешься.
УЛЬРИХЪ.
Ты шутишь?
ИДА.
Нѣтъ, право нѣтъ; спроси Рудольфа.
РУДОЛЬФЪ.
Правда;
Вы, графъ, за эти нѣсколько минутъ
Такъ измѣнились, какъ не измѣнялись
За цѣлые года.
УЛЬРИХЪ.
Вотъ пустяки!
Да если бы и такъ, то свѣжій воздухъ
Мои всѣ силы мигомъ возвратитъ.
Я--какъ хамелеонъ,-- лишь атмосферой
Живу; всѣ ваши праздники, пиры
Въ дворцовыхъ залахъ -- душу мнѣ стѣсняютъ
Люблю лѣса, люблю я крутизну
Высокихъ горъ; люблю я все, что любитъ
На свѣтѣ вольный, царственный орелъ!
ИДА.
Надѣюсь, только не его добычу.
УЛЬРИХЪ.
Другъ Ида, пожелай же мнѣ удачи--
И шесть головъ кабаньихъ я сложу
Къ твоимъ ногамъ прекраснымъ, какъ трофеи.
ИДА.
Такъ ты не хочешь здѣсь остаться? Нѣтъ,
Ты не уйдешь! Пойдемъ, тебѣ спою я.
УЛЬРИХЪ.
Ты, Ида, право, не годишься быть
Женой солдата.
ИДА.
Я и не желаю.
Надѣюсь я, что кончена война,
И мирно будешь жить въ своемъ ты замкѣ.
(Входить старый графъ Зигендорфъ -- бывшій Вернеръ).
УЛЬРИХЪ.
Привѣтъ мой вамъ, отецъ! Мнѣ очень жаль,
Что долженъ съ вами я сейчасъ разстаться.
Вы слышали нашъ рогъ: вассалы ждутъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Пусть ждутъ себѣ. Мой другъ, ты забываешь,
Что завтра въ Прагѣ праздникъ предстоитъ
Возстановленья мира. Ты способенъ
Охотою увлечься до того,
Что не вернешься, можетъ быть, и къ ночи,
Иль будешь къ утру слишкомъ утомленъ,
Чтобъ стать въ ряды первѣйшей нашей знати.
УЛЬРИХЪ.
Отецъ, могли бъ вы, право, быть за двухъ:
Я не любитель этихъ церемоній.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нѣтъ, Ульрихъ, такъ совсѣмъ не хорошо;
Нельзя, чтобъ ты изъ знатной молодежи
Отсутствовалъ одинъ.
ИДА.
И самый знатный,
По рыцарской осанкѣ благородной!
ЗИГЕНДОРФЪ.
И это правда, милое дитя,
Хотя, пожалуй, слишкомъ откровенно
Для молодой дѣвицы. Вспомни, Ульрихъ,
Какъ мы недавно свой высокій санъ
Возстановили. Въ каждой изъ фамилій,--
А въ нашей больше всѣхъ, -- замѣтно было бъ
Отсутствіе кого либо изъ членовъ
На видномъ мѣстѣ и въ столь важный часъ.
Притомъ же Небо, давшее намъ снова
Владѣнья наши въ самый тотъ моментъ,
Когда свой миръ Оно распространило
Надъ всѣми, можетъ требовать вдвойнѣ,
Чтобъ принесли Ему мы благодарность,
Во первыхъ, за страну, а во-вторыхъ,
За то, что мы его благодѣянья
Здѣсь раздѣляемъ.
УЛЬРИХЪ (въ сторону).
Вотъ какой святоша!
(Громко) Извольте, графъ, я повинуюсь вамъ.
(Слугѣ Людвигу).
Иди и свиту распусти немедля. (Людвигъ уходитъ).
ИДА.
Вотъ, какъ ты скоро уступилъ отцу:
А я часами тщетно бы молила!
ЗИГЕНДОРФЪ (улыбаясь).
Прелестная мятежница! Ко мнѣ,
Надѣюсь, ты его не приревнуешь?
Хотѣла бъ ты, чтобъ былъ онъ непослушенъ
Кому угодно, только не тебѣ?
Не бойся: скоро будешь ты и твердо,
И сладостно ему повелѣвать!
ИДА.
Но управлять имъ я теперь хотѣла бъ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Поди, своею арфой управляй:
Она тебя ждетъ въ комнатѣ графини.
Графиня недовольна, что лѣниво
Ты заниматься музыкою стала.
Иди, тебя тамъ ждутъ.
ИДА.
Такъ до свиданья,
Любезные родные! Ульрихъ, ты
Придешь меня послушать?
УЛЬРИХЪ.
Да, сейчасъ же,
ИДА.
Та музыка получше, чѣмъ твой рогъ!
Такъ приходи жъ, и точенъ будь, какъ ноты.
Я короля Густава маршъ сыграю.
УЛЬРИХЪ.
А почему жъ не Тилли старика?
ИДА.
Маршъ этого чудовища? Нѣтъ, струны
Не музыкой, а плачемъ зазвучали бъ;
Нѣтъ, знать его моя не хочетъ арфа!
Скорѣе приходи; вѣдь мать твоя
Тебя, я знаю, очень хочетъ видѣть. (Уходитъ).
ЗИГЕНДОРФЪ.
Съ тобой мнѣ, Ульрихъ, нужно глазъ на глазъ
Поговорить.
УЛЬРИХЪ.
Въ распоряженьи вашемъ
Мое все время. (Тихо Рудольфу). Ну, Ру дольфъ, спѣши!
Все сдѣлай, какъ сказалъ я; постарайся
Отъ Розенберга принести отвѣтъ.
РУДОЛЬФЪ.
Графъ Зигендорфъ, быть можетъ, порученья
Изволите вы дать мнѣ? За границу
Я ѣду.
ЗИГЕНДОРФЪ (вздрогнувъ).
За границу? За какую?
РУДОЛЬФЪ.
Силезскую. Я путь направлю свой... (тихо Ульриху)
Куда сказать мнѣ?
УЛЬРИХЪ (тихо Рудольфу).
Въ Гамбургъ. (Про себя).
Это слово,
Надѣюсь, всѣ разспросы оборветъ.
РУДОЛЬФЪ.
Направлюсь въ Гамбургъ.
ЗИГЕНДОРФЪ (въ волненіи).
Въ Гамбургъ! Нѣтъ, не нужно
Мнѣ ничего тамъ. Связей не имѣю
Я съ Гамбургомъ. Прощайте жъ, добрый путь!...
РУДОЛЬФЪ.
Прощайте, графъ! (Уходитъ).
ЗИГЕНДОРФЪ.
Послушай, другъ мой, Ульрихъ!
Вотъ этотъ господинъ -- одинъ изъ тѣхъ,
Въ чьемъ обществѣ тебя мнѣ видѣть странно.
УЛЬРИХЪ.
Графъ, по рожденью благороденъ онъ;
Фамилія его -- одна изъ лучшихъ
Въ Саксоніи.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Не о происхожденьи
Я говорю,-- о томъ, каковъ онъ самъ.
О немъ весьма дурные ходятъ слухи.
УЛЬРИХЪ.
Бранятъ, вѣдь, многихъ. Даже самъ монархъ
Не огражденъ отъ клеветы придворныхъ,
Отъ сплетенъ злыхъ послѣдняго слуги,
Котораго возвысилъ онъ и сдѣлалъ
Чрезъ то неблагодарнымъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Откровенно
Скажу тебѣ: о немъ не только ходятъ
Невыгодные слухи; говорятъ,
Что къ чернымъ бандамъ, грабящимъ границу,
Принадлежитъ онъ.
УЛЬРИХЪ.
И могли повѣрить
Вы слухамъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Въ этомъ случаѣ я вѣрю.
УЛЬРИХЪ.
По мнѣ,-- во всякомъ случаѣ понять
Могли бы вы, что между обвиненьемъ
И осужденьемъ -- надо различать.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Мой сынъ, я понялъ твой намекъ. Что дѣлать!
Судьба моя сплела вокругъ меня
Такую паутину, что всю жизнь
Я бьюсь, какъ муха бѣдная, не въ силахъ
Порвать ее. Но, Ульрихъ, берегись!
На мнѣ ты видѣть могъ, куда страстями
Я завлеченъ былъ; двадцать долгихъ лѣтъ,
Голодныхъ и несчастныхъ, искупленья
Не принесли и двадцать тысячъ лѣтъ
(Вѣдь циферблатъ отчаянья считаетъ
Минуты за года) не принесли бы
Забвенья и прощенья за грѣхи
Безумнаго, безчестнаго мгновенья!
Сынъ, пусть тебя остережетъ отецъ!
Меня, увы, не остерегъ отецъ мой,--
И видишь, чѣмъ я сталъ!
УЛЬРИХЪ.
Что жъ, вижу я
Счастливаго вельможу Зигендорфа,
Царящаго, какъ принцъ, среди любви,
Почтеннаго среди почтенной знати.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ахъ, какъ меня счастливымъ ты зовешь,
Когда боюсь я за тебя,-- любимымъ,
Когда меня не любишь ты! Что пользы,
Когда любимъ я тысячью сердецъ,
А сердце сына -- холодно!
УЛЬРИХЪ.
Кто смѣетъ
Сказать, что къ вамъ я холоденъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Никто,
Какъ я! Больнѣе, чѣмъ твой врагъ, который
Дерзнулъ бы такъ сказать, я ощущаю
Твой мечъ въ моей груди; и съ этой раной
Живетъ мое измученное сердце!
УЛЬРИХЪ.
Ошиблись вы: я, правда, не могу
По внѣшности быть нѣжнымъ; но что жъ дѣлать,
Когда съ отцомъ и матерью я былъ
Двѣнадцать лѣтъ въ разлукѣ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Развѣ такъ же
И я двѣнадцать лѣтъ, среди терзаній,
Съ тобой въ разлукѣ не провелъ? Но нѣтъ,
Излишне убѣждать тебя: природу
Не могутъ увѣщанья измѣнить.
Такъ перемѣнимъ разговоръ. Подумать
Прошу тебя о томъ, что эти люди,
Хоть знатные по громкимъ именамъ,
Но темные по темнымъ ихъ поступкамъ
(Да, чрезвычайно темнымъ, если правда
Все то, что имъ приписано молвой),--
Что эти люди, съ кѣмъ ты водишь дружбу,
Тебя невольно приведутъ...
УЛЬРИХЪ (нетерпѣливо).
Меня
Никто водить не будетъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я надѣюсь,--
Такихъ людей не поведешь и ты.
Чтобъ избѣжать опасностей, къ которымъ
Твой гордый духъ и вѣтренная юность
Тебя невольно могутъ привести,--
Я и надумалъ, чтобы ты женился
На фрейлейнъ Идѣ; кажется, она
И нравится тебѣ.
УЛЬРИХЪ.
Я обѣщалъ ужъ
Повиноваться вашимъ приказаньямъ...
Будь то сама Геката,-- я готовъ
На ней жениться. Что сказать вамъ можетъ
Сынъ большаго?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да и того, что ты
Сейчасъ сказалъ, пожалуй, слишкомъ много.
Не свойственно ни возрасту, ни крови,
Ни даже нраву твоему -- судить
Такъ холодно, такъ мыслить беззаботно
О томъ, что счастья нашего иль цвѣтъ,
Иль гибель (ибо и подушка Славы
Даетъ лишь безпокойство, если къ ней
Любовь свои ланиты не склоняетъ).
Какое-то могучее стремленье
Влечетъ тебя; какой-то духъ враждебный
Тебѣ коварно служитъ, чтобъ увлечь
Несчастнаго, который хочетъ видѣть
Въ немъ лишь слугу, а между тѣмъ ему
Свои невольно думы подчиняетъ;
Иначе ты бы просто мнѣ сказалъ:
"Мнѣ фрейлейнъ Ида нравится, и радъ я
На ней жениться", или: "мнѣ она
Не нравится; нѣтъ силъ такихъ ни въ небѣ,
Ни на землѣ, чтобъ побудить меня
Въ нее влюбиться". Такъ бы я отвѣтилъ.
УЛЬРИХЪ.
Отецъ, вѣдь вы женились по любви.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, и любовь служила мнѣ въ несчастьяхъ
Единственнымъ прибѣжищемъ.
УЛЬРИХЪ.
Несчастій
Не знали бъ вы, когда бъ не увлеклись
Любовью этой.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Вотъ опять ты судишь
Ни съ возрастомъ, ни съ чувствомъ не согласно!
Кто такъ судилъ бы прежде въ двадцать лѣтъ?
УЛЬРИХЪ.
Не сами ль вы примѣръ свой приводили,
Меня желая тѣмъ предостеречь?
ЗИГЕНДОРФЪ,
Что за софизмъ ребяческій! Ну, словомъ:
Ты фрейлейнъ Иду любишь, или нѣтъ?
УЛЬРИХЪ.
Что вамъ за дѣло, если я согласенъ
На ней жениться, какъ велите вы?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Для чувствъ твоихъ -- мнѣ все равно, конечно,
Но для нея,-- вѣдь въ этомъ ей вся жизнь!
Твоя невѣста молода, прекрасна,
Притомъ она тебя боготворитъ,
Одарена достоинствами всѣми,
Чтобъ счастье дать, чтобъ жизнь твою всю сдѣлать
Волшебнымъ сномъ, какого описать
Не въ силахъ всѣ поэты; дать блаженство,
Какое философія сама
Охотно бы взяла въ обмѣнъ за мудрость,
Когда бы къ добродѣтели любовь
Не составляла истинную мудрость.
Давая столько радостей, она
Взаимности твоей, конечно, стоитъ.
Я не хотѣлъ бы сердце ей разбить
Для человѣка черстваго, который
Разбить не можетъ сердца своего,
Затѣмъ, что сердца вовсе не имѣетъ;
Я не хотѣлъ бы, чтобъ она увяла,
Какъ блѣдная покинутая роза
Въ восточной сказкѣ, если улетитъ
Та птичка, что она въ невинныхъ грезахъ
За соловья считала. Вѣдь она...
УЛЬРИХЪ (перебивая).
Дочь мертваго врага, дочь Штраленгейма;
И все-таки на Идѣ я женюсь,
Хотя, сказать по правдѣ, это время
Какъ разъ не таково, чтобъ я въ восторгъ
Пришелъ отъ этой связи.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ида любитъ
Тебя!
УЛЬРИХЪ.
Ну, что жъ: и я ее люблю,
А потому подумать долженъ дважды.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ахъ, прежде такъ не думала любовь!
УЛЬРИХЪ.
Такъ ей пора начать немножко думать;
Пускай она повязку сниметъ съ глазъ
И раньше, чѣмъ ей прыгать, пусть посмотритъ,
А то она все прыгала во тьмѣ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но ты согласенъ?
УЛЬРИХЪ.
Да, какъ былъ и раньше.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Назначь же день.
УЛЬРИХЪ.
Обычай намъ велитъ --
И вѣжливость къ тому же побуждаетъ --
Невѣстѣ выборъ срока предложить.
ЗИГЕНДОРФЪ.
За Иду я ручаюсь.
УЛЬРИХЪ.
Я жъ не склоненъ
Ни за какую женщину ручаться.
Что я рѣшу, то видѣть я хочу
Незыблемымъ, пускай она отвѣтитъ,--
Тогда и я отвѣтъ свой сообщу.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но все жъ ты самъ посвататься къ ней долженъ.
УЛЬРИХЪ.
Графъ, этотъ бракъ вѣдь дѣло вашихъ рукъ,
Такъ я прошу васъ -- сами будьте сватомъ,
Но, чтобы сдѣлать угожденье вамъ,
Сейчасъ пойду я выразить почтенье
Сыновнее графинѣ; у нея,
Какъ знаете, сидитъ и фрейлейнъ Ида.
Чего жъ еще желать вамъ отъ меня?
Мужскихъ забавъ искать я собирался
Внѣ этихъ стѣнъ,-- вы запретили мнѣ,
И я повиновался; вы хотите
Теперь, чтобъ сталъ угодникомъ я дамскимъ,
Чтобъ вѣера, перчатки или спицы
Вязальныя я дамамъ поднималъ,
Чтобъ слушалъ я ихъ музыку и пѣнье,
Ловилъ улыбки, милой болтовнѣ,
Смѣясь, внималъ бы, имъ въ глаза глядѣлъ бы,
Какъ будто это звѣзды, слишкомъ рано
Готовыя, какъ пожелаемъ мы,
Зайти поспѣшно на зарѣ побѣды
Надъ міромъ! Что же можетъ сдѣлать сынъ
Иль мужъ вамъ больше? ( Уходитъ).
ЗИГЕНДОРФЪ.
Это слишкомъ много!
Да, много чувства долга, а любви--
Чрезмѣрно мало! Онъ мнѣ платитъ щедро,
Не тою лишь монетой, какъ мнѣ нужно.
Да, такова жестокая судьба:
Я долгъ отца не въ силахъ былъ исполнить
До этихъ поръ; но все жъ обязанъ онъ
Любить меня: о немъ всегда я думалъ,
Мечталъ я со слезами, что увижу
Вновь сына! Вотъ -- увидѣлъ я его,
Но какъ! Увы,-- послушнымъ, но холоднымъ;
При мнѣ всегда почтительнымъ по виду,
Но вовсе не внимательнымъ ко мнѣ.
Какой-то тайной окруженъ, разсѣянъ,
Онъ отъ меня все держится вдали;
Частенько онъ отсутствуетъ подолгу,
И гдѣ -- никто не знаетъ; онъ дружитъ
Съ первѣйшими по буйству и разврату
Повѣсами изъ знатной молодежи;
Хоть справедливость требуетъ признать,
Что онъ до ихъ вульгарныхъ удовольствій
Не унижался никогда, но есть
Межъ ними связь, которой я не въ силахъ
Разрушить. Эти люди на него
Глядятъ послушно, съ нимъ совѣты держатъ,
Толпятся вкругъ него, какъ вкругъ вождя;
Я жъ отъ него довѣрія не вижу!
Ахъ, какъ мнѣ ждать довѣрія, когда...
Увы, ужель отцовское проклятье
Простерлось и на сына моего?
Ужъ не придетъ ли вновь сюда венгерецъ,
Чтобъ снова кровь пролить, иль, можетъ быть
(О, если это такъ!), духъ Штраленгейма,
Ты бродишь здѣсь среди знакомыхъ стѣнъ,
Слѣдя за нимъ и за его родными?
Хотя тебя не убивали мы,
Но все жъ я дверь открылъ къ твоей кончинѣ!
Однако смерть твоя -- вина не наша,
Нѣтъ, грѣхъ не нашъ: хотя ты былъ мнѣ врагъ,
Я пощадилъ тебя, себѣ на гибель,
Которая спала, когда ты спалъ,
И вновь съ твоимъ проснулась пробужденьемъ;
Я только взять рѣшился у тебя...
О, золото проклятое, отравой
Въ рукахъ моихъ лежишь ты; я не смѣю
Тебя истратить, не могу съ тобой
Разстаться я; ты въ руки мнѣ попало
Такимъ ужаснымъ способомъ, что можешь
Ты запятнать всѣ руки, какъ мои!
Чтобъ искупить тебя, позорный свертокъ,
И смерть владѣльца твоего, хоть онъ
Не мной убитъ, не ближними моими,--
Я сдѣлалъ то, что сдѣлалъ бы, когда бъ
Онъ былъ мнѣ братъ: осиротѣлой Идѣ
Пріютъ я далъ, ее я обласкалъ,
Ее я принялъ, какъ дитя родное!
(Входитъ слуга).
СЛУГА.
Священникъ, за которымъ ваша свѣтлость
Изволили послать, пришелъ: онъ здѣсь.
(Уходитъ).
(Входитъ пріоръ Альбертъ).
ПРІОРЪ.
Миръ этому жилищу и всѣмъ людямъ,
Живущимъ въ немъ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Привѣтъ, привѣтъ мой вамъ,
Святой отецъ, и пусть молитву вашу
Услышитъ Небо! Каждый человѣкъ
Нуждается въ святыхъ молитвахъ, я же...
ПРІОРЪ.
Принадлежатъ вамъ первыя права
На то, чтобъ наша община молилась
О васъ: обитель нашу ваши предки
Построили, а дѣти ихъ всегда
Заботились о ней.
ЗИГЕНДОРФЪ.
О, да, отецъ мой!
Молитесь же, какъ прежде, каждый день
За насъ въ сей вѣкъ невѣрія и злобы,
Хотя Густавъ, враждебный шведъ-схизматикъ,
Ужъ не грозитъ намъ.
ПРІОРЪ.
Онъ ушелъ туда
Гдѣ вѣчныя невѣрующихъ муки
Терзаютъ, вѣчный плачъ и скорбь царятъ,
Кровавыя имъ слезы исторгая,--
Въ тьму, гдѣ скрежещутъ грѣшники зубами,
Гдѣ огнь неугасимый ихъ сжигаетъ
И червь неумирающій грызетъ!
Такъ, мой отецъ; и чтобы эти муки
Отъ одного изъ вѣрныхъ отвратить,
Который, хоть къ святѣйшей нашей церкви
Принадлежалъ, но умеръ безъ ея
Послѣдняго напутствія святого,
Которое проводитъ наши души
Скорѣе сквозь чистилище,-- осмѣлюсь
Я предложить смиренный этотъ даръ,
Для поминальныхъ за него обѣденъ.
(Отдаетъ золото, взятое имъ у Штраленгейма).
ПРІОРЪ.
Графъ, если эти деньги я беру,
То потому лишь, вѣрьте, что я знаю,
Что мой отказъ обидѣть могъ бы васъ.
Всю эту сумму раздадимъ мы нищимъ,
Обѣдни жъ даромъ будемъ мы служить.
Нужды обитель наша не имѣетъ
Въ подобныхъ приношеньяхъ: безъ того
Одарена она довольно щедро
Отъ васъ и вашихъ, графъ; но мы должны
Во всемъ пристойномъ вамъ повиноваться.
Но за кого же мы должны обѣдни
Служить?
ЗИГЕНДОРФЪ (заикаясь).
За... за усопшаго.
ПРІОРЪ.
А имя
Его?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Хотѣлъ я душу, а не имя
Отъ гибели спасти.
ПРІОРЪ.
Я не желалъ
Проникнуть въ вашу тайну. Мы готовы
Молиться за безвѣстнаго не меньше,
Чѣмъ за вельможу.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Тайна! Тайны нѣтъ,
Но, можетъ быть, имѣлъ ее покойный
И завѣщалъ... Нѣтъ, онъ не завѣщалъ:
Я жертвую вамъ эту сумму ради
Благочестивыхъ цѣлей.
ПРІОРЪ.
Это дѣло
Прекрасное для памяти друзей
Скончавшихся!
ЗИГБНДОРФЪ.
Нѣтъ, онъ былъ не другомъ,--
Смертельнымъ былъ, отъявленнымъ врагомъ!
ПРІОРЪ.
Еще того прекраснѣй! Наши деньги
Пожертвовать дабы душѣ врага
Доставить рай и вѣчное блаженство,--
Достойно тѣхъ, кто могъ врагу прощать,
Пока онъ жилъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нѣтъ, не простилъ его я!
Его я ненавидѣлъ до послѣдней
Минуты, такъ же, какъ и онъ меня!
Я и теперь любить его не въ силахъ,
Но...
ПРІОРЪ.
Лучше быть не можетъ ничего!
Вотъ чистая религія! Хотите
Вы душу ненавистную спасти
Отъ ада,-- и на собственныя деньги!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Отецъ мой, эти деньги -- не мои.
ПРІОРЪ.
Такъ чьи жъ онѣ? Вѣдь вы сказали сами,
Что не были завѣщаны онѣ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Вамъ все равно, чьи это деньги; знайте
Одно: что тотъ, кто ими обладалъ,
Нужды въ нихъ больше не имѣетъ, кромѣ
Той пользы, что могли бъ онѣ принесть
На вашихъ алтаряхъ. Онѣ отнынѣ
Принадлежатъ иль вамъ, иль алтарямъ.
ПРІОРЪ.
Но крови нѣтъ на нихъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нѣтъ, хуже крови:
Стыдъ вѣчный!
ПРІОРЪ.
Вашъ въ постели умеръ врагъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Увы, въ постели!
ПРІОРЪ.
Сынъ мой! Сожалѣя
О томъ, что онъ безкровной умеръ смертью,
Вы снова впали въ чувство мести.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нѣтъ!
Онъ встрѣтилъ смерть въ бездонномъ морѣ крови!
ПРІОРЪ.
Въ постели жъ вѣдь онъ умеръ, не въ бою?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Онъ умеръ... Какъ,-- я самъ не знаю точно...
Я вамъ открою... Ночью умеръ онъ...
Ударъ ножа сразилъ его въ постели.
Да, да! Смотрите на меня! Не я
Его убійца! Я могу спокойно
Въ глаза глядѣть вамъ такъ, какъ въ очи Бога
Глядѣть на Страшномъ буду я Судѣ!
ПРІОРЪ.
Не по желанью вашему, не вашимъ
Орудіемъ, не вашими людьми
Убитъ покойный?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нѣтъ, клянусь вамъ въ этомъ
Творцомъ, Который видитъ и казнитъ!
ПРІОРЪ.
Убійца неизвѣстенъ вамъ?
ЗИГЕНДОРФЪ,
Я только
Подозрѣвать могу лишь одного.
Онъ мнѣ чужой, я съ нимъ ничѣмъ не связанъ,
Не поручалъ ему я ничего,
Узналъ его лишь въ день передъ убійствомъ,
А ранѣе не видѣлъ никогда.
ПРІОРЪ.
Такъ вы свободны отъ грѣха.
ЗИГЕНДОРФЪ (горячо).
О! правда?
ПРІОРЪ.
Вы сами такъ сказали; это знать--
Кому же лучше, какъ не вамъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Отецъ мой!
Я правду, только правду вамъ сказалъ,
Хотя не всю, быть можетъ; но скажите,
Что я невиненъ! Эта кровь на мнѣ
Лежитъ тяжелымъ бременемъ, какъ будто
Ея я пролилъ самъ, хотя, клянусь
Той Силой, что убійство запрещаетъ;--
Ея не только я не проливалъ,
Но даже пощадилъ врага однажды,
Когда я могъ, и можетъ быть, былъ долженъ
Убить его, насколько извинить
Самозащиту можно, отражая
Опаснаго и сильнаго врага.
Прошу, усердно за него молитесь
И за меня, какъ и за весь мой домъ;
Хотя, какъ я сказалъ вамъ, я невиненъ,
Но все-таки, не знаю, почему,
Мою невольно душу мучитъ совѣсть,
Какъ будто палъ онъ отъ меня иль близкихъ
Моихъ. Отецъ, молитесь за меня!
Мои молитвы были тщетны.
ПРІОРЪ.
Буду
За васъ молиться. Не тревожьтесь, графъ:
Невинны вы,-- такъ будьте же спокойны,
Какъ свойственно невинности.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Увы!
Нѣтъ, не всегда невинности присуще
Спокойствіе,-- я чувствую, что нѣтъ!
ПРІОРЪ.
Но такъ должно быть, если, обсуждая
Свои поступки, ясно видимъ мы
Ихъ истинную сущность. Не забудьте,
Какой великій праздникъ будетъ завтра;
Вы будете присутствовать на немъ
Среди знатнѣйшихъ всѣхъ особъ, и съ вами
Вашъ храбрый сынъ; примите жъ бодрый видъ
И посреди всеобщаго моленья
Къ Творцу за то, что благостью Своей
Онъ положилъ конецъ кровопролитью,--
Пусть эта кровь, которая не вами
Исторгнута, не отягчаетъ васъ,
Не омрачаетъ вашихъ думъ, какъ туча.
Иначе думать--значитъ быть чрезмѣрно
Чувствительнымъ. Забудьте этотъ страхъ:
Пусть угрызеньемъ мучится виновный.
(Уходитъ).