Большая и великолѣпная готическая зала въ замкѣ Зигендорфъ, украшенная трофеями, знаменами и оружіемъ этой фамиліи.
Входятъ Арнгеймъ и Мейстеръ, слуги графа Зигендорфа.
АРНГЕЙМЪ.
Поторопись! Вернется скоро графъ,
А дамы ужъ у самаго подъѣзда.
Послалъ ли ты людей, чтобъ разыскать,
Кого велѣлъ намъ графъ найти?
МЕЙСТЕРЪ.
Повсюду
По Прагѣ мной разосланы гонцы;
Они снуютъ, ища, насколько можно
Узнать его по платью и лицу.
Чтобъ чортъ побралъ всѣ помпы и парады!
Все, что въ нихъ есть пріятнаго (а что
Въ нихъ можетъ быть пріятно?), достается
Лишь зрителямъ на долю, а изъ насъ
Никто не радъ имъ: въ этомъ я увѣренъ!
АРНГЕЙМЪ.
Ну, ладно! Вотъ графиня ужъ идетъ.
МЕЙСТЕРЪ.
Я предпочту день цѣлый на охотѣ
Трястись на скверной клячѣ, чѣмъ торчать
На этихъ глупыхъ празднествахъ и свиту
Вельможъ надутыхъ составлять!
АРНГБЙМЪ.
Пошелъ!
Иди къ себѣ и тамъ ругайся вволю! (Уходятъ).
Входятъ графиня Жозефина Зиген дорфъ и Ида Штраленгеймъ.
ЖОЗЕФИНА.
Ну, кончился спектакль -- и слава Богу!
ИДА.
Какъ можете вы это говорить!
Мнѣ красота такая и не снилась!
Цвѣты, гирлянды, гордыя знамена,
Знать, рыцари, брильянты, платья, перья,
Веселость лицъ, прекраснѣйшіе кони,
Дымъ ѳиміама, солнца яркій свѣтъ,
Струившійся въ цвѣтныя стекла оконъ,
И тишина спокойная гробницъ,
И дивные, торжественные гимны,
Которые, казалось мнѣ, не столько
Стремились къ небу, сколько къ намъ сходили
Съ небесъ; органа рокотъ величавый,
Раскатами гремѣвшій въ вышинѣ,
Какъ гармоничный громъ; и бѣлизна
Одеждъ священныхъ, и толпы всей взоры,
Стремившіеся къ небу; миръ всеобщій,
Миръ каждаго и всѣхъ,... О, мать моя...
(Обнимаетъ Жозефину).
ЖОЗЕФИНА.
Любимое дитя мое! Надѣюсь,
Что скоро буду матерью тебѣ!
ИДА.
О, я ужъ ваша дочь! Какъ бьется сердце!
Послушайте!
ЖОЗЕФИНА.
Я чувствую, мой другъ!
Дай Богъ ему всегда лишь счастьемъ биться,
Не зная горя!
ИДА.
Горя? Никогда!
Что можетъ опечалить насъ, родная?
Какъ горевать мы можемъ, если любимъ
Другъ друга такъ всецѣло, Вы, графъ, Ульрихъ
И я, дочь ваша!
ЖОЗЕФИНА.
Бѣдный мой ребенокъ!
ИДА.
Какъ, вы меня жалѣете?
ЖОЗЕФИНА.
Нѣтъ, другъ мой,
Тебѣ я лишь завидую, но съ грустью,
Не въ смыслѣ грѣшной зависти,-- порока
Всеобщаго людского, если только
Одинъ порокъ назвать всеобщимъ можно
Въ сравненіи съ другими въ этомъ мірѣ.
ИДА.
Я не хочу, чтобъ вы бранили міръ,
Гдѣ вы и Ульрихъ мой живете. Развѣ
Вы видѣли подобнаго ему?
Какъ гордо онъ межъ всѣми возвышался,
Какъ всѣ глаза смотрѣли на него!
Изъ всѣхъ окошекъ пышный дождь цвѣточный
Какъ сыпался къ ногамъ его,-- обильнѣй,
Чѣмъ на другихъ! Вездѣ, гдѣ онъ ступалъ,
Цвѣты, казалось, сами вырастали,
И я готова клясться, что они
Растутъ еще и не увянутъ вѣчно!
ЖОЗЕФИНА.
Льстецъ маленькій! Ты Ульриха испортишь
Такими похвалами, если онъ
Услышитъ ихъ.
ИДА.
Нѣтъ, ихъ онъ не услышитъ!
Ему не смѣю столько я сказать;
Вѣдь я его боюсь.
ЖОЗЕФИНА.
Зачѣмъ же? Ульрихъ
Тебя такъ любитъ.
ИДА.
Да, но не могу
Въ бесѣдѣ съ нимъ я выразить словами
Всего того, что думаю о немъ.
Притомъ порой онъ трепетъ мнѣ внушаетъ.
ЖОЗЕФИНА.
Но почему жъ?
ИДА.
Какой то мрачной тучей
Взоръ голубыхъ очей его порой
Внезапно покрывается. При этомъ
Угрюмо онъ молчитъ.
ЖОЗЕФИНА.
У всѣхъ мужчинъ
Въ такое время смутное, какъ наше,
Есть много думъ.
ИДА.
А я имѣть не въ силахъ
Иныя думы, кромѣ думъ о немъ.
ЖОЗЕФИНА.
Есть много и другихъ, по мнѣнью свѣта,
Ничуть не хуже Ульриха, мой другъ.
Вотъ, напримѣръ, хоть молодой графъ Вальдорфъ.
Съ тебя онъ глазъ все время не спускалъ.
ИДА.
А я и не замѣтила: я только
На Ульриха смотрѣла. На него
Взглянули ль вы въ тотъ мигъ, когда колѣна
Всѣ преклонили? Прослезилась я,
Но, хоть глаза мнѣ слезы застилали,
Казалось мнѣ, что на меня съ улыбкой
Смотрѣлъ онъ.
ЖОЗЕФИНА.
Нѣтъ, я видѣла лишь небо,
Къ которому глаза я подняла,
Со всѣмъ народомъ вмѣстѣ.
ИДА.
Я на небѣ
Сама была душою, но смотрѣла
На Ульриха.
ЖОЗЕФИНА.
Пойдемъ теперь къ себѣ;
Сюда придутъ мужчины ждать обѣда,
а мы пока освободимся тамъ
Отъ пышныхъ перьевъ и отъ длинныхъ шлейфовъ.
ИДА.
Да и отъ драгоцѣнностей тяжелыхъ,
Давящихъ мнѣ и голову и грудь,
Сверкая въ діадемѣ и въ корсажѣ.
Иду я съ вами, дорогая мать.
(Входятъ графъ Зигендорфъ, возвращающійся съ торжества, въ полномъ парадномъ костюмѣ, и Людвигъ).
ЗИГЕНДОРФЪ.
Что жъ, онъ еще не найденъ?
ЛЮДВИГЪ.
Ищутъ всюду
Старательно, и если въ Прагѣ онъ,
Его найдутъ навѣрное.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Гдѣ Ульрихъ?
ЛЮДВИГЪ.
Онъ кружною дорогою поѣхалъ
Съ толпою знатныхъ юношей, но ихъ
Оставилъ вскорѣ. Кажется, минуту
Тому назадъ графъ молодой проѣхалъ
Со свитою черезъ подъемный мостъ.
(Входить Ульрихъ великолѣпно одѣтый).
ЗИГЕНДОРФЪ (Людвигу).
Идите же, ищите неустанно
Того, о комъ я говорилъ (Людвигъ уходитъ).
Ахъ, Ульрихъ!
Какъ страстно видѣть я тебя желалъ!
УЛЬРИХЪ.
Исполнилось теперь желанье ваше;
Вотъ я: смотрите!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я убійцу видѣлъ!
УЛЬРИХЪ.
Какого? Гдѣ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Венгерца видѣлъ я,
Убійцу Штраленгейма!
УЛЬРИХЪ.
Не во снѣ ли?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нѣтъ, на яву! Его я видѣлъ, слышалъ,
И онъ меня отважился назвать
По имени!
УЛЬРИХЪ.
По имени? Какъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Вернеръ!
Такое имя прежде я носилъ.
УЛЬРИХЪ.
Его ужъ нѣтъ,-- забыть его должны вы.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нѣтъ, никогда; о, никогда! Сплелось
Съ моей судьбою тѣсно это имя:
Его не будетъ на надгробномъ камнѣ
Моемъ, но въ гробъ сведетъ меня оно!
УЛЬРИХЪ.
Но къ дѣлу! Что жъ венгерецъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Слушай, слушай!
Кишѣлъ народомъ храмъ; запѣли гимнъ
Te Deum, и казалось, въ общемъ кликѣ
"Хвалите Бога" голосъ всѣхъ народовъ,
Не только хоръ одинъ, гремѣлъ, какъ громъ,
Благодаря за день единый мира,
Наставшій послѣ тридцати годовъ,
Изъ коихъ каждый былъ кровопролитнѣй
Всѣхъ предыдущихъ. Какъ и всѣ вельможи,
Я всталъ и съ нашей пышной галлереи,
Среди гербовъ роскошныхъ и знаменъ,
Глядѣлъ я внизъ на поднятыя лица
Молящихся,-- и вдругъ былъ пораженъ
Какъ будто вспышкой молніи (минуту,--
Не болѣе, продлился этотъ взглядъ):
Увидѣлъ я--и потерялъ способность
Все видѣть кромѣ этого,-- лицо
Венгерца! Мнѣ невольно стало дурно.
Когда же я очнулся отъ тумана,
Сковавшаго мнѣ чувства, и опять
Внизъ посмотрѣлъ, -- ужъ онъ куда то скрылся.
Окончился молебенъ, и пошла
Процессія обратно.
УЛЬРИХЪ.
Продолжайте.
ЗИГЕНДОРФЪ.
И вотъ на мостъ Молдавскій мы вошли.
На немъ толпа веселая шумѣла,
Безчисленныя лодки на рѣкѣ,
Полны народа въ праздничныхъ нарядахъ,
По весело сверкающимъ волнамъ
Неслись; убранствомъ улицы блистали,
Солдатъ шагали длинные ряды
И музыка торжественно гремѣла,
И доносился пушекъ дальній громъ,
Прощавшихся какъ будто всенародно
Съ великими дѣлами долгихъ войнъ.
И все жъ ничто,-- ни гордыя знамена
Надъ головой моей, ни конскій топотъ,
Ни гулъ толпы, бѣжавшей мимо насъ,--
Ничто во мнѣ не заглушало мысли
Объ этомъ человѣкѣ, хоть его
Присутствія уже не ощущалъ я.
УЛЬРИХЪ.
Такъ болѣе его вы не видали?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Какъ, умирая, раненый солдатъ
Прохладной влаги жаждетъ, такъ я жаждалъ
Его увидѣть, и не могъ; но, вмѣсто
Его, одно я только видѣлъ...
УЛЬРИХЪ.
Что?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Султанъ твой, колебавшійся надъ всѣми,
Надъ самою высокой, самой милой
Изъ всѣхъ головъ, среди плюмажей пестрыхъ,
Стремившихся, какъ радостный потокъ,
Вдоль улицъ пышно разодѣтой Праги.
УЛЬРИХЪ.
Какое жъ тутъ къ венгерцу отношенье?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Большое: я, любуясь на тебя,
Почти ужъ забывать сталъ о венгерцѣ;
Но пушки смолкли, музыка играть
Вдругъ перестала; крикъ толпы смѣнился
Взаимными привѣтствіями; тутъ то
Услышалъ я, какъ позади меня
Какой то тихій и невнятный голосъ,--
Но для меня грознѣй и громче пушекъ,--
Вдругъ это слово -- Вернеръ -- произнесъ.
УЛЬРИХЪ.
Тотъ голосъ былъ...
ЗИГЕНДОРФЪ.
Его! Я оглянулся,--
Узналъ его -- и въ обморокъ упалъ.
УЛЬРИХЪ.
Ну, вотъ! И это видѣли?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Сейчасъ же
Услужливой заботой окружавшихъ
Я изъ толпы былъ вынесенъ; они
Лишь видѣли мой обморокъ, причины жъ
Его не знали; ты же былъ вдали
(Въ процессіи насъ, старшихъ, отдѣлили
Отъ молодыхъ)--и мнѣ помочь не могъ ты.
УЛЬРИХЪ,
Зато теперь я помогу вамъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Въ чемъ?
УЛЬРИХЪ.
Въ томъ, чтобъ найти для васъ венгерца, или...
Но что мы будемъ дѣлать съ нимъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Не знаю.
УЛЬРИХЪ.
Такъ для чего же намъ его искать?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Затѣмъ, что я покоя знать не буду,
Пока не будетъ найденъ онъ. Судьба
Его, моя и Штраленгейма -- тѣсно
Переплелась и намъ ее распутать
Нельзя, пока... (Входитъ слуга).
СЛУГА.
Пріѣзжій вашу свѣтлость
Желаетъ видѣть.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Кто?
СЛУГА.
Онъ не сказалъ
Намъ имени.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ну, все равно: впустите.
(Слуга вводитъ Габора и уходитъ).
А!
ГАБОРЪ.
Это Вернеръ! Это онъ!
ЗИГЕНДОРФЪ (надменно).
Да, сударь:
Я тотъ, кого когда то знали вы
Подъ именемъ такимъ. Ну, что жъ?
ГАБОРЪ (всматриваясь).
Обоихъ
Я узнаю: какъ, кажется,-- отецъ
И сынъ. Я слышалъ, графъ, что вы иль ваши
Служащіе меня искали. Я,
Какъ видите, пришелъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, васъ искали
И, наконецъ, нашли. Васъ обвиняютъ
Въ ужасномъ преступленьи; совѣсть вамъ
Должна сказать, въ какомъ.
ГАБОРЪ.
Въ какомъ? Скажите --
И я готовъ послѣдствія нести.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, и нести ихъ будете вы, если...
ГАБОРЪ.
Во-первыхъ, кто же обвиняетъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Все,
Хотя бы и не всѣ: всеобщій голосъ,
Все то, что самъ я видѣлъ, время, мѣсто,
Всѣ, словомъ, обстоятельства на васъ
Кладутъ пятно и взводятъ обвиненье.
ГАБОРЪ.
И только на меня? Не торопитесь
Съ своимъ отвѣтомъ; вспомните,-- быть можетъ,
Замѣшанъ здѣсь и кто нибудь другой?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Какъ, негодяй, ты вздумалъ издѣваться?
Играть своею собственной виной?
Изъ всѣхъ созданій лучше всѣхъ ты знаешь,
Насколько тотъ невиненъ, на кого
Взвести ты хочешь свой извѣтъ кровавый!
Но долго я съ злодѣемъ толковать
Не стану; судъ имѣть съ нимъ будетъ дѣло.
Сейчасъ же, безъ увертокъ, отвѣчай:
Что на мое ты скажешь обвиненье?
ГАБОРЪ.
Оно невѣрно.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Чѣмъ же можешь ты
Его мнѣ опровергнуть?
ГАБОРЪ.
Настоящій
Убійца здѣсь находится межъ нами.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Такъ назови его!
ГАБОРЪ.
Но, можетъ быть,
Онъ имена различныя имѣетъ,
Какъ ваша свѣтлость въ дни былые.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Если
Меня имѣешь ты въ виду, то знай,
Что мнѣ твои извѣты не опасны.
ГАБОРЪ.
Да, вы могли бъ спокойно встрѣтить ихъ.
Но я убійцу знаю.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Гдѣ жъ онъ?
ГАБОРЪ (указывая на Ульриха).
Близко:
Онъ возлѣ васъ.
(Ульрихъ бросается па Габора, но Зигендорфъ становится между ними).
ЗИГЕНДОРФЪ.
Злодѣй и лжецъ безстыдный!
Но ты убитъ не будешь: эти стѣны
Мои, и въ нихъ найдешь ты безопасность
(Къ Ульриху).
Опровергай же, Ульрихъ, клевету,
Какъ я ее опровергаю. Право,
Ложь эта такъ чудовищна, ужасна,
Что кажется не на землѣ рожденной;
Но успокойся: пусть она сама
Себя разрушитъ; а его не трогай.
(Ульрихъ старается быть спокойнымъ).
ГАБОРЪ.
Вы только, графъ, взгляните на него
И слушайте, что я скажу.
ЗИГЕНДОРФЪ (взглядывая на Габора и потомъ на Ульриха).
Я слушать
Тебя готовъ. (Ульриху). О Боже! Ты глядишь...
УЛЬРИХЪ.
Какъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Какъ глядѣлъ ты въ страшную ту ночь
Въ саду.
УЛЬРИХЪ (дѣлая надъ собою усиліе).
Пустое!
ГАБОРЪ.
Вы должны спокойно,
Графъ, выслушать меня. Сюда пришелъ я
Не васъ ища, а потому, что вы
Меня искали. Въ храмѣ, преклоняя
Свои колѣна посреди толпы,
Не думалъ я, что Вернера бѣднягу
Увижу межъ сенаторовъ и принцевъ;
Но вы меня призвали,-- я пришелъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Прошу васъ продолжать.
ГАБОРЪ.
Сперва позвольте
Спросить: кому же выгодна была
Смерть Штраленгейма? Мнѣ? Но я, какъ прежде,
Такъ бѣденъ и теперь: еще бѣднѣе --
Отъ подозрѣній, павшихъ на меня!
Баронъ въ ту ночь не потерялъ ни денегъ,
Ни драгоцѣнностей,-- утратилъ онъ
Лишь жизнь свою, которая мѣшала
Правамъ другихъ на титулъ и владѣнья,
Достойныя, пожалуй, и князей.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Намеки эти, вздорны и неясны,
Относятся и къ сыну, и ко мнѣ.
ГАБОРЪ.
Но что же съ этимъ я могу подѣлать?
Послѣдствія пусть лягутъ на того,
Кто чувствуетъ себя во всемъ виновнымъ.
Я обращаюсь къ вамъ, графъ Зигендорфъ,
Затѣмъ, что знаю вашу я невинность
И справедливымъ васъ считаю; но --
Предъ тѣмъ, какъ я разсказъ начну,-- скажите:
Рѣшитесь ли вы защищать меня,
Рѣшитесь ли разспрашивать?
(Зигендорфъ смотритъ сперва на венгерца, потомъ на Ульриха, который отстегнулъ свою саблю и чертитъ ею на полу, не вынимая ее изъ ноженъ).
УЛЬРИХЪ (взглянувъ на отца).
Велите,
Чтобъ продолжалъ онъ.
ГАБОРЪ.
Графъ, я безоруженъ:
Велите сыну саблю положить.
УЛЬРИХЪ (презрительно предлагая Габору саблю).
Я вамъ могу ее отдать.
ГАБОРЪ.
Нѣтъ, сударь;
Достаточно, чтобъ были безоружны
Мы оба. Мнѣ не хочется носить
Оружье, на которомъ больше крови,
Чѣмъ отъ сраженій быть могло на немъ.
УЛЬРИХЪ (съ презрѣніемъ бросая саблю на полъ).
Однако это самое (а, впрочемъ,
Быть можетъ, и подобное другое)
Оружье васъ когда то пощадило,
Сперва обезоруживъ и отдавъ
Во власть мою.
ГАБОРЪ.
Конечно, это правда,
И не забылъ я этого; но вы
Обдуманно меня щадили: съ цѣлью
Меня чужимъ безчестьемъ запятнать.
УЛЬРИХЪ.
Ну, продолжайте. Я не сомнѣваюсь,--
Разсказчикъ и разсказъ другъ друга стоятъ
Но слушать дальше -- стоитъ ли отцу?
ЗИГЕНДОРФЪ (взявъ сына за руку).
О сынъ мой, я свою невинность знаю,
Не сомнѣваюсь также и въ твоей;
Но человѣку этому терпѣнье
Я обѣщалъ,-- пускай доскажетъ онъ.
ГАБОРЪ.
Не буду васъ задерживать разсказомъ
О собственной моей особѣ; рано
Я началъ жить и сталъ такимъ, какъ свѣтъ
Меня образовалъ. Разъ зимовалъ я
Во Франкфуртѣ на Одерѣ; и вотъ
Въ одномъ изъ мѣстъ, гдѣ разный людъ сходился
И гдѣ бывалъ, хоть изрѣдка, и я,--
Пришлось разсказъ мнѣ слышать о событьи
Довольно странномъ, происшедшемъ тамъ
Въ послѣднихъ числахъ февраля. Былъ посланъ
Правительствомъ отрядъ солдатъ, который,
Бой выдержавъ серьезный, захватилъ
Грабителей отчаянную шайку,
Считавшйхся сперва за мародеровъ
Изъ лагеря враждебнаго. И что жъ?
Совсѣмъ не такъ на дѣлѣ оказалось:
Бандиты эти были изъ лѣсовъ
Богеміи -- обычнаго пріюта
Разбойниковъ; набѣгъ иль просто случай
Оттуда ихъ въ Лузацію завелъ.
Какъ говорятъ, межъ ними было много
Лицъ, знатныхъ по рожденью; ради нихъ
Военный судъ тогда умолкъ на время;
Позднѣе жъ были высланы они
Черезъ границу; вольный городъ Франкфуртъ
Потомъ судилъ гражданскимъ ихъ судомъ.
Что съ ними было послѣ,-- я не знаю.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Причемъ же тутъ мой Ульрихъ?
ГАБОРЪ.
Между ними
Былъ, по разсказамъ, человѣкъ одинъ,
Природою чудесно одаренный:
Происхожденье, счастье, юность, силу
И красоту божественную, вмѣстѣ
Съ отвагой несравненной, приписала
Ему молва; притомъ такую власть
Вездѣ имѣлъ онъ надъ людьми,-- не только
Среди своихъ товарищей, но даже
Надъ членами суда,-- что объяснить
Могли все это только чародѣйствомъ:
Такъ велико его вліянье было!
Что до меня,-- то мало вѣрю я
Въ магическія силы, кромѣ денегъ,
А потому подумалъ я, что просто
Весьма богатъ онъ. Но въ душѣ моей
Различныя тутъ чувства разыгрались
И страстно захотѣлось мнѣ найти
Такое диво, чтобъ его хоть видѣть.
ЗИГЕНДОРФЪ.
И что же -- вы увидѣли его?
ГАБОРЪ.
Извольте слушать. Вскорѣ оказался
Благопріятный случай. Вышла ссора
На площади; сбѣжалась тутъ толпа;
То былъ одинъ изъ бурныхъ тѣхъ моментовъ,
Когда невольно люди весь свой нравъ,
Какой онъ есть, способны обнаружить
Поступками и выраженьемъ лицъ,
И тутъ, его увидѣвъ вдругъ, невольно
Я мысленно воскликнулъ: "это онъ!",
Хоть, какъ всегда, онъ окруженъ былъ знатью.
Я чувствовалъ, что не ошибся я;
Сталъ наблюдать внимательно и долго
За нимъ, его наружность изучилъ,
Походку, ростъ, движенья и манеры;
Но, несмотря на все, что было въ немъ
Хорошаго,-- будь это отъ природы
Иль воспитанья,-- мнѣ казалось, ясно
Въ немъ могъ я взоръ убійцы различить
И сердце гладіатора.
УЛЬРИХЪ (смѣясь).
Недурно
ГАБОРЪ.
А дальше будетъ лучше. Онъ казался
Однимъ изъ тѣхъ, предъ кѣмъ сама Фортуна
Склониться рада, какъ предъ смѣльчакомъ,
И отъ кого судьба людей нерѣдко
Зависитъ; и влекло меня къ нему
Какое то таинственное чувство,
Котораго никакъ я не могу
Вамъ описать: мнѣ думалось, что счастье
Найду я въ немъ; но въ этомъ я ошибся.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Какъ, можетъ быть, ошиблись и теперь.
ГАБОРЪ.
Я слѣдовалъ за нимъ, его вниманья
Хотѣлъ добиться,-- въ этомъ я успѣлъ,
Но дружбы съ нимъ я не достигъ. Хотѣлъ онъ
Покинуть городъ тайно; съ нимъ мы вмѣстѣ
Ушли оттуда; вмѣстѣ мы дошли
До городка, гдѣ Вернеръ укрывался
И гдѣ спасенъ былъ Штраленгеймъ. Теперь
У цѣли мы... Отважитесь ли слушать,
Что было дальше?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Слушать долженъ я,
Иль слишкомъ много слушалъ я напрасно.
ГАБОРЪ.
Когда я васъ увидѣлъ, то сейчасъ
Понятно стало мнѣ, что ваше званье
Гораздо выше внѣшности. Хотя
Не мнилъ его найти я столь высокимъ,
Какъ нахожу теперь,-- но очень рѣдко
Встрѣчалъ людей я, даже въ высшемъ свѣтѣ,
Съ такимъ умомъ возвышеннымъ, какъ вашъ.
Вы были нищій; жалкіе лохмотья
Имущество все ваше составляли;
Я предложилъ свой тощій кошелекъ,--
Но раздѣлить его вы отказались.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Надѣюсь я, что вашимъ должникомъ
Я черезъ тотъ отказъ не сталъ; зачѣмъ же
Напоминать объ этомъ?
ГАБОРЪ.
Все жъ вы мнѣ
Обязаны кой въ чемъ, хоть и не въ этомъ;
А я обязанъ вамъ своимъ спасеньемъ,
По крайней мѣрѣ кажущимся, въ ночь,
Когда за мной холопы Штраленгейма
Гнались, какъ будто я его ограбилъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, я тебя укрылъ; а ты, змѣя
Ожившая, меня и домъ мой губишь!
ГАБОРЪ.
Графъ, никого не обвиняю я,--
Я только защищаюсь. Вы же сами,
Какъ обвинитель, привлекли меня
Къ суду. Мое судилище--вашъ замокъ,
А ваше сердце -- судъ мой; одного
У васъ прошу я; будьте справедливы;
Я жъ буду милосердъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ты -- милосердъ?
Ты, низкій клеветникъ!
ГАБОРЪ.
Я! Это право
Останется за мной въ концѣ концовъ!
Меня укрыли вы въ проходѣ тайномъ,
Который былъ извѣстенъ вамъ,
Какъ вы сказали. Вотъ, глухою ночью,
Наскучивъ тамъ блужданьемъ въ темнотѣ,
Боясь, найду ль обратную дорогу,--
Вдали я вдругъ увидѣлъ слабый свѣтъ,
Пробившійся сквозь щель, едва мерцавшій;
Идя къ нему, до двери я дошелъ,
Которая была секретнымъ входомъ
Въ одну изъ комнатъ. Тихо, осторожно
Раздвинувъ щель запора, я взглянулъ--
И что жъ? Постель, всю красную, увидѣлъ,
На ней же Штраленгейма.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Какъ? онъ спалъ --
И ты убилъ его! Злодѣй!
ГАБОРЪ.
Лежалъ онъ
Уже убитый, весь въ крови, какъ жертва.
Тутъ у меня застыла въ жилахъ кровь.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но онъ одинъ былъ? Никого другого
Тамъ не было? Не видѣлъ ты...
(Останавливается отъ волненья).
ГАБОРЪ.
Того,
Кого назвать вамъ страшно, мнѣ же -- вспомнить,
Ужъ не было въ той комнатѣ.
ЗИГЕНДОРФЪ (Ульриху).
Мой мальчикъ!
Невиненъ ты! Когда то ты меня
Просилъ сказать тебѣ, что я невиненъ,--
Теперь скажи мнѣ это о себѣ!
ГАБОРЪ.
Постойте же! Теперь ужъ не могу я
Не разсказать всего, хотя бъ на насъ
Обрушились отъ гнѣва эти стѣны.
Вы помните, иль, можетъ быть, не вы,
А сынъ вашъ помнитъ,-- что въ тотъ день послѣдній
Передъ убійствомъ въ комнатахъ барона
Перемѣнили всѣ замки; вашъ сынъ
За этимъ наблюдалъ. Онъ лучше знаетъ,
Какимъ путемъ къ барону онъ вошелъ, --
Но вотъ что я увидѣлъ тамъ: въ прихожей,
Куда была полуоткрыта дверь,
Стоялъ какой то человѣкъ и руки
Усердно мылъ, запачканныя кровью,
Причемъ суровый, безпокойный взглядъ
Оттуда онъ порой бросалъ на тѣло
Кровавое,-- но трупъ недвиженъ былъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
О, Господи!
ГАБОРЪ.
Лицо его я видѣлъ
Настолько жъ ясно, какъ я вижу ваше;
Не ваше было то лицо, хоть сходство
Въ немъ было съ вами, -- стоитъ лишь взглянуть
На молодого графа! Выраженье
Его теперь, конечно, не такое,
Но было и такимъ, когда недавно
Его я въ преступленьи обвинилъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Такъ, значитъ...
ГАБОРЪ (перебивая его).
Нѣтъ, позвольте мнѣ докончить!
Все выслушать должны вы до конца.
Подумалъ я, что вы и сынъ вашъ (ясно
Мнѣ сдѣлалось, что есть межъ вами связь)
Меня нарочно завлекли въ ловушку,
Какъ будто дать желая мнѣ пріютъ,
Чтобъ на меня свалить свое злодѣйство.
Моею первой мыслью было мщенье,
Но я имѣлъ короткій лишь кинжалъ
(Меча со мною не было); притомъ же
Съ противникомъ не могъ равняться я
Ни силою, ни ловкостью, какъ въ этомъ
Я убѣдился утромъ. Повернувъ,
Я побѣжалъ -- во тьмѣ; скорѣй случайность,
Чѣмъ ловкость, привела меня къ той двери,
Что въ комнату вела, гдѣ спали вы;
Застань я васъ не спящимъ,-- Небо знаетъ,
Что подсказать могло бъ мнѣ подозрѣнье
И чувство мщенья, но такъ безмятежно,
Какъ Вернеръ спалъ, виновный спать не могъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
И все же сны ужасные я видѣлъ!
И какъ недолго спалъ я: не зашли
Еще и звѣзды, а ужъ я проснулся.
Зачѣмъ меня ты пощадилъ! Мнѣ снился
Отецъ мой, и теперь мой сонъ открытъ!
ГАБОРЪ.
Не я виной, что сонъ вашъ разгадалъ я.
Ну, хорошо; я убѣжалъ и скрылся,
И вотъ чрезъ много мѣсяцевъ судьбой
Я приведенъ былъ въ Прагу и увидѣлъ,
Что Вернеръ графомъ Зигендорфомъ сталъ.
Кого искалъ напрасно я въ лачугахъ,
Тотъ сталъ владѣльцемъ княжескихъ дворцовъ.
Узнавъ меня, искать меня вы стали
И вотъ нашли. Теперь я разсказалъ
Свою вамъ тайну и предоставляю
Ее вамъ оцѣнить.
ЗИГЕНДОРФЪ (подумавъ).
Да; это такъ.
ГАБОРЪ.
Что означаетъ это размышленье?
Въ немъ месть иль чувство правды говоритъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Не то и не другое; размышляю
Я лишь о томъ, что стоитъ вашъ секретъ.
ГАБОРЪ.
Легко узнать вамъ отъ меня объ этомъ.
Вы были бѣдны; я, хоть самъ былъ бѣденъ,
Но все-таки настолько былъ богатъ,
Что вы мнѣ позавидовать могли бы;
Я предложилъ свой кошелекъ,-- вы помощь
Мою отвергли; я не буду съ вами
Такъ щепетиленъ. Вы теперь богаты,
Могущественны, знатны; ну, конечно,
Меня вы понимаете?
ЗИГЕНДОРФЪ.
О, да!
ГАБОРЪ.
Но не совсѣмъ. Вы скажете, пожалуй,
Что я продаженъ и не слишкомъ прямъ;
Возможно, впрочемъ, что судьбина злая
Меня и вправду сдѣлала такимъ.
Вы мнѣ должны помочь; я вамъ помогъ бы,
Притомъ мое не разъ страдало имя
За васъ и сына вашего. Прошу
Теперь все это взвѣсить хорошенько.
ЗИГБНДОРФЪ.
Вы не боитесь нѣсколько минутъ
Здѣсь подождать, пока мы все обсудимъ?
ГАБОРЪ (бросая взглядъ на Ульриха, который стоитъ, прислонясь къ колоннѣ).
А если я рѣшусь?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я поручусь
За вашу жизнь -- своею. Удалитесь
Вотъ въ эту башню (Открываетъ дверь, ведущую въ башню).
ГAБОРЪ (нерѣшительно).
Во второй ужъ разъ
Пріютъ вы мнѣ даете "безопасныйц.
ЗИГЕНДОРФЪ.
А развѣ первый былъ не таковымъ?
ГАБОРЪ.
Не знаю, право, какъ сказать... Но, впрочемъ,
Воспользуюсь вторымъ. Еще защита
Есть у меня: я въ Прагѣ не одинъ.
И, еслибы меня вдругъ захотѣли,
Какъ Штраленгейма, уложить,-- найдутся
Здѣсь языки, которые забьютъ
Изъ-за меня изрядную тревогу.
Рѣшайте же скорѣе!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Постараюсь.
Еще одно: мое здѣсь слово свято
И нерушимо лишь средь этихъ стѣнъ;
За то, что внѣ ихъ будетъ,-- не ручаюсь.
ГАБОРЪ
Достаточно и этого съ меня.
ЗИГЕНДОРФЪ (указывая на саблю Ульриха, лежащую на полу).
Возьмите также этотъ мечъ; я видѣлъ,
Что жадно вы смотрѣли на него
И съ недовѣріемъ на его владѣльца.
ГАБОРЪ (беретъ).
Беру и, если нужно, жизнь свою
Не дешево продамъ я.
(Уходитъ въ башню; Зигендорфъ закрываетъ за нимъ дверь).
ЗИГЕНДОРФЪ (подходя къ Ульриху).
Ну, графъ Ульрихъ
(Тебя не смѣю сыномъ я назвать),--
Что скажешь ты?
УЛЬРИХЪ.
Онъ разсказалъ вамъ правду.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Чудовище! Какъ? Правду?
УЛЬРИХЪ.
Да, отецъ мой!
Правдивѣйшую правду! Хорошо,
Что выслушать его вы согласились:
Что знаемъ мы, то можемъ отразить!
Его должны мы привести къ молчанью.
ЗИГЕНДОРФЪ.
О, да, хотя бъ цѣною половины
Моихъ владѣній; если жъ онъ иль ты
Могли бы эту мерзость опровергнуть,--
Вторую половину уступить
Я былъ бы радъ.
УЛЬРИХЪ.
Отецъ, теперь не время
Для болтовни пустой и для притворства;
Я повторяю: правду онъ сказалъ,
И мы должны его молчать заставить.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но какъ?
УЛЬРИХЪ.
Какъ Штраленгейма. Неужели
Такъ глупы вы, что не могли понять
Все это раньше? Въ ночь, когда въ саду я
Васъ встрѣтилъ,-- какъ о смерти Штраленгейма
Я могъ бы знать и вамъ о ней сказать,
Не будь я самъ свидѣтелемъ той смерти?
И еслибъ челядь принца это знала,
Ужель она позволила бы мнѣ,
Чужому человѣку, обратиться
Къ полиціи? И развѣ самъ слоняться
Я сталъ бы тамъ? Вы сами, Вернеръ, вы
Предметъ вражды и страха для барона,
Ужель бѣжать нашли бы вы возможность
Иначе, какъ за нѣсколько часовъ
Предъ тѣмъ, какъ васъ могли бы заподозрить?
Испытывалъ я васъ и изучалъ,
Не зная, слабы ль вы, иль лицемѣрны,
И я нашелъ васъ слабымъ, но при этомъ
Вы были такъ довѣрчивы, что, право,
Я сомнѣвался, точно ль слабы вы.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Простой убійца и отцеубійца!
Что сдѣлалъ я, что въ мысляхъ я имѣлъ
Такого, чтобъ ты могъ меня представить
Сообщникомъ злодѣйства твоего?
УЛЬРИХЪ.
Отецъ мой, лучше не будите бѣса,
Котораго унять не въ силахъ вы.
Теперь должны мы дѣйствовать согласно,
Теперь семейнымъ спорамъ мѣста нѣтъ!
Васъ мучили; что жъ, могъ я быть спокойнымъ?
Какъ думаете вы: ужель я могъ,
Не возмущаясь, слушать эти рѣчи?
Вы научили чувствовать меня
За васъ и за себя, и только,-- больше
Ни за кого и ни за что; не такъ ли?
ЗИГЕНДОРФЪ.
О, вотъ отца покойнаго проклятье!
Теперь, я вижу, дѣйствуетъ оно!
УЛЬРИХЪ.
Пусть дѣйствуетъ: въ гробу оно и смолкнетъ!
Прахъ мертвыхъ -- слабый врагъ; бороться съ нимъ
Гораздо легче, чѣмъ съ кротомъ, который
Подъ нашими ногами ходъ свой роетъ:
Онъ слѣпъ, но живъ. Послушайте жъ меня!
Меня вы осуждаете, но кто же
Училъ меня, чтобъ слушалъ я его?
Кто говорилъ, что могутъ преступленья
При случаѣ простительными быть,
Что страсть -- природа наша, что даръ счастья
Предшествуетъ всегда дарамъ небесъ?
Кто доказалъ мнѣ, что одна лишь нервность
Могла его гуманность сохранить?
Кто у меня похитилъ всю возможность
Себя и родъ свой прямо защищать
При яркомъ свѣтѣ дня? Въ своемъ позорѣ
Кто, можетъ быть, меня запечатлѣлъ
Печатью незаконности, себя же --
Преступника клеймомъ? Тотъ человѣкъ,
Который слабъ и въ то же время пылокъ,
Другихъ лишь можетъ возбуждать къ дѣламъ,
Какія самъ бы сдѣлалъ, да не смѣетъ!
Вамъ странно, что дерзнулъ я сдѣлать то,
О чемъ вы только думали? Довольно жъ,
Покончили мы съ правдой и неправдой,--
Теперь пора о слѣдствіямъ судить,
Не о причинахъ! Штраленгейма спасъ я,
Не знавъ его, невольно повинуясь
Минутному порыву: я бы спасъ
Вассала иль собаку такъ же точно.
Когда жъ его узналь я, какъ врага,
То я его убилъ,-- но не изъ мести.
Онъ просто былъ мнѣ камнемъ на пути
И, какъ рычагъ, его я отодвинулъ.
Не безъ причины такъ я поступилъ,
А потому, что онъ служилъ помѣхой
Для нашего прямого назначенья.
Его, когда онъ былъ для насъ чужой,
Я сохранилъ; онъ мнѣ обязанъ жизнью,--
Потомъ я долгъ потребовалъ назадъ;
Онъ, вы и я надъ пропастью стояли,
Куда толкнулъ я нашего врага.
Вы первый тотъ фитиль зажгли; вы первый
Путь показали! Покажите жъ мнѣ
Иной къ спасенью путь, иль предоставьте
Мнѣ дѣйствовать!
ЗИГЕНДОРФЪ,
Покончилъ съ жизнью я!
УЛЬРИХЪ.
Покончимъ лучше съ тѣмъ, что жизнь намъ портитъ:
Съ семейною враждой и съ обвиненьемъ
Во всемъ, чего нельзя ужъ измѣнить!
Намъ нечего ни узнавать, ни прятать;
Я ничего на свѣтѣ не боюсь
И здѣсь, у насъ въ стѣнахъ, найдутся люди,--
Хотя вы ихъ не знаете,-- которымъ
Весьма легко отважиться на все.
Васъ обезпечитъ ваше положенье
Высокое; что здѣсь произойдетъ,
Большого любопытства не возбудитъ;
Храните жъ тайну, зоркимъ глазомъ вкругъ
Глядите, не волнуйтесь, не болтайте,--
А остальное предоставьте мнѣ:
Не нужно, чтобъ болтунъ межъ нами третій
Здѣсь путался. (Уходитъ).
ЗИГЕНДОРФЪ (одинъ).
Во снѣ ль я, на яву ли?
Какъ, это -- залы моего отца?
А тотъ -- мой сынъ? Мой сынъ! Его отецъ я!
Всегда отъ крови и отъ темныхъ дѣлъ
Бѣжалъ я, ненавидѣлъ ихъ,-- и что же?
Весь погруженъ теперь я въ адѣ этомъ!
Скорѣй, скорѣй,-- иль снова кровь прольется,
Венгерца кровь! Имѣетъ Ульрихъ здѣсь
Помощниковъ,-- какъ я не догадался!
Безумецъ я! Вѣдь волки стаей рыщутъ!
Есть у него,-- не только у меня,--
Отъ башни ключъ, отъ двери той, что въ башню
Ведетъ, съ другой лишь стороны... Скорѣй,
Иль буду вновь отцомъ я преступленья,
Какъ сталъ уже преступника отцомъ.
Габоръ, Габоръ!
(Уходить въ башню, запирая за собою дверь).
СЦЕНА II.
Внутренность башни.
Габоръ и Зигендорфъ.
ГАБОРЪ.
Кто здѣсь зоветъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я, Зигендорфъ! Скорѣе
Возьми вотъ это и бѣги! Бѣги,
Минуты не теряя!
(Срываетъ съ себя брилліантовую звѣзду и другія драгоцѣнности и суетъ ихъ въ руки Габору).
ГАБОРЪ.
Что же дѣлать
Мнѣ съ этимъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Все, что хочешь: продавай
Иль береги и счастливъ будь,-- но только
Спѣши, иль ты пропалъ!
ГАБОРЪ.
Вы поручились
За жизнь мою своею честью!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Правда;
Теперь я слово выкупилъ свое.
Бѣги скорѣй, теперь я не хозяинъ
Въ своемъ дворцѣ, не повелитель я
Слугъ собственныхъ, и даже эти стѣны
Ужъ не мои, а то я имъ велѣлъ бы
Обрушиться и раздавить меня.
Бѣги, иль будешь ты убитъ!
ГАБОРЪ.
А, вотъ какъ!
Прощайте же! Однако сами, графъ,
Вы этого свиданья рокового
Желали!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, но дважды роковымъ
Пускай оно не станетъ. Торопись же!
ГАБОРЪ.
Идти мнѣ тѣмъ путемъ, какъ я вошелъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да; этотъ путь еще пока свободенъ;
Но только въ Прагѣ долго не броди:
Не знаешь ты, съ кѣмъ ты имѣешь дѣло.
ГАБОРЪ.
Я это знаю слишкомъ хорошо,--
Зналъ ранѣе тебя, отецъ несчастный!
Прощайте же! (Уходитъ).
ЗИГЕНДОРФЪ (одинъ, прислушиваясь).
Онъ съ лѣстницы сошелъ...
А, вотъ я слышу: дверь за нимъ со стукомъ
Захлопнулась... Теперь спасенъ, спасенъ!
О, духъ отца! Мнѣ дурно...
(Склоняется въ изнеможеніи на каменную скамью, стоящую около стѣны башни).
(Входить Ульрихъ и за нимъ слуги, всѣ съ обнаженнымъ оружіемъ).
УЛЬРИХЪ.
Поспѣшите!
Онъ здѣсь.
ЛЮДВИГЪ.
Но это графъ!
УЛЬРИХЪ (узнавая отца).
Какъ? Это вы!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, это я. Нужна другая жертва,--
Такъ убивай.
УЛЬРИХЪ (замѣчая, что у отца сорваны драгоцѣнности).
Но гдѣ же тотъ злодѣй,
Который васъ ограбилъ? Эй, вассалы!
Сейчасъ его спѣшите разыскать!
Вы видите,-- все такъ, какъ говорилъ я:
Злодѣй ограбилъ моего отца,
Взявъ кучу драгоцѣнностей, какія
Годились бы наслѣдьемъ принца быть!
Въ дорогу! Я сейчасъ пойду за вами!
(Слуги уходятъ)
Что это значитъ? Гдѣ же тотъ бездѣльникъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ихъ два: о комъ изъ двухъ ты говоришь?
УЛЬРИХЪ.
Оставимъ этотъ вздоръ! Мы непремѣнно
Должны его найти. Да ужъ не вы ли
Ему возможность дали убѣжать?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, онъ бѣжалъ.
УЛЬРИХЪ,
Черезъ потворство ваше?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ему я самъ охотно въ томъ помогъ.
УЛЬРИХЪ.
Ну, такъ прощайте жъ! (Хочетъ уйти).
ЗИГЕНДОРФЪ.
Стой! Тебѣ велю я!
Прошу, молю! О, Ульрихъ, неужели
Покинешь ты меня?
УЛЬРИХЪ.
Какъ, чтобы я
Остался здѣсь, былъ обвиненъ, быть можетъ,
Закованъ въ цѣпи,-- все благодаря
Врожденной вашей слабости ничтожной,
Гуманности неполной и пустой,
Себялюбивымъ вашимъ угрызеньямъ
И жалости, не во-время готовой
Пожертвовать весь родъ нашъ, чтобъ спасти
Злодѣя?.. Чѣмъ же? Нашимъ разореньемъ!
Нѣтъ, графъ, у васъ отнынѣ сына нѣтъ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да ты и не былъ сыномъ, и напрасно
Названье это ты носилъ! Куда жъ
Уходишь ты? Безъ помощи оставить
Тебя я не хочу.
УЛЬРИХЪ.
Ужъ это дѣло
Мое! Я вовсе не одинъ; не только
Пустой наслѣдникъ я владѣній вашихъ.
Пойдутъ за мною тысячи, повѣрьте.
Да, десять тысячъ преданныхъ мечей,
Сердецъ и рукъ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Разбойники лѣсные,
Съ которыми во Франкфуртѣ тебя
Венгерецъ видѣлъ!
УЛЬРИХЪ.
Да, и эти люди
Достойны имени людей! Скажите
Сенаторамъ своимъ, чтобъ хорошенько
За Прагою смотрѣли! Черезчуръ
Ужъ рано что-то празднества въ честь мира
Затѣяли устраивать они!
Не всѣ еще погибли съ Валленштейномъ,
Немало безпокойныхъ есть умовъ!
Входятъ Жозефина и Ида.
ЖОЗЕФИНА.
Что слышу я? Ты здѣсь, мой Зигендорфъ,
Мой милый мужъ! Благодаренье Небу,--
Ты невредимъ, я вижу!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Невредимъ!
ИДА.
Да, дорогой отецъ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нѣтъ, не имѣю
Дѣтей я больше! Не зови меня
Отнынѣ этимъ именемъ злосчастнымъ!
ЖОЗЕФИНА.
Что это значитъ, мужъ мой?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Это значитъ,
Что жизнь дала ты демону.
ИДА (беретъ Ульриха за руку).
Кто смѣетъ
Такъ говорить объ Ульрихѣ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Стой, Ида!
Кровь на рукѣ его.
ИДА (наклоняясь, чтобы поцѣловать руку Ульриха).
Я поцѣлуемъ
Ту смою кровь, хотя бъ она моею
Была!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да; такъ и есть.
УЛЬРИХЪ.
Оставь же руку!
Кровь твоего отца на ней! (Уходитъ).
ИДА.
О Боже!
И мной любимъ былъ этотъ человѣкъ!
(Падаетъ безъ чувствъ. Жозефина стоитъ въ безмолвномъ ужасѣ).
ЗИГЕНДОРФЬ.
Злодѣй убилъ обоихъ! Жозефина!
Вновь одиноки мы теперь! О, еслибъ
Такими были мы всегда! Увы,
Все для меня покончено! Открой же,
Отецъ, свою могилу мнѣ: мой сынъ
Мнѣ углубилъ ее; твое проклятье
Исполнилось надъ головою сына!
Родъ Зигендорфовъ умеръ навсегда!
Перевод: Н. Холодковскій