СЦЕНА I.
Комната въ томъ же замкѣ, изъ которой идетъ потайной ходъ.
(Входятъ ВЕРНЕРЪ и ГАБОРЪ).
ГАБОРЪ.
Я все сказалъ вамъ, что хотѣлъ. Теперь
Убѣжище мнѣ дайте, если можно,
На нѣсколько часовъ, а если нѣтъ --
Тогда пойду себѣ искать я счастья
Въ другое мѣсто.
ВЕРНЕРЪ.
Ахъ, несчастный самъ,
Могу ли я давать пріютъ несчастью?
Въ убѣжищѣ скорѣй я самъ нуждаюсь,
Какъ на охотѣ загнанный олень.
ГАБОРЪ.
Иль, можетъ быть, какъ левъ, который раненъ
И жаждетъ скрыться у себя въ пещерѣ
Прохладной. Право, видъ у васъ таковъ,
Что вы способны въ крайности, пожалуй,
Внезапно обернуться на врага
И растерзать охотника.
ВЕРНЕРЪ.
А!
ГАБОРЪ.
Впрочемъ,
Такъ или нѣтъ, мнѣ это все равно;
Теперь я больше о себѣ забочусь.
Дадите ль вы пріютъ мнѣ? Я, какъ вы,
Гонимъ врагами, бѣденъ, опозоренъ...
ВЕРНЕРЪ (отрывисто).
Кто вамъ сказалъ, что опозоренъ я?
ГАБОРЪ.
Никто; и я не говорилъ объ этомъ:
Межъ мной и вами сходство -- только бѣдность.
Я о своемъ позорѣ говорилъ;
Прибавлю лишь, по чести, что позора
Не заслужилъ я, такъ же, какъ и вы...
ВЕРНЕРЪ.
Опять! Какъ я?
ГАБОРЪ.
Какъ всякій честный малый.
Чего вамъ, къ чорту, нужно? Неужели
Виновнымъ въ этой мерзости меня
Вы станете считать?
ВЕРНЕРЪ.
Нѣтъ, нѣтъ, не стану:
Я не могу.
ГАБОРЪ.
Да! Вотъ что значитъ честность!
Тотъ юный франтъ и кастелянъ нашъ тощій,
И толстый нашъ баронъ,-- всѣ, всѣ меня
Подозрѣвали,-- а за что? За то лишь,
Что хуже всѣхъ одѣтъ я да не знатенъ;
А будь окошко Мома въ нашемъ сердцѣ,
Моя душа его раскрыла бъ шире,
Чѣмъ ихъ душа. Но это все равно.
Вы черезчуръ безпомощны и бѣдны,
Пожалуй, даже болѣе, чѣмъ я.
ВЕРНЕРЪ.
Но какъ вы это знаете?
ГАБОРЪ.
Вы правы;
Я у того убѣжища прошу,
Кого я самъ безпомощнымъ считаю.
И если мнѣ откажете вы,-- я
Лишь по заслугамъ получу. Однако
Вы, кажется, довольно испытали
Всю горечь жизни; потому у васъ
Сочувствія искалъ я: вы поймете,
Что всѣ тѣ груды золота, какими
Испанецъ, въ Новомъ Свѣтѣ ихъ награбивъ,
Похвастаться бы могъ,-- не соблазнятъ
Того, кто цѣну ихъ прекрасно знаетъ
И взвѣсить все умѣетъ хорошо;
Въ одномъ лишь только случаѣ ихъ силу
Призналъ бы я (и чувствую ее),--
Когда бъ онѣ кошмаромъ не томили
Мнѣ сердце ночью.
ВЕРНЕРЪ.
Что хотите вы
Сказать?
ГАБОРЪ,
То, что я говорю,-- не больше.
Ни вы, ни я -- не воры; значитъ мы,
Какъ честные, должны помочь другъ другу.
ВЕРНЕРЪ.
Будь проклятъ этотъ свѣтъ!
ГАБОРЪ.
Не лучше будетъ
Въ чистилищѣ, какъ говорятъ попы,
А имъ на то, конечно, книги въ руки.
Поэтому намѣренъ я держаться
За этотъ свѣтъ: вѣдь мукъ я не ищу,
Притомъ еще и съ эпитафьей вора!
У васъ прошу я дать мнѣ лишь ночлегъ,
А утромъ попытаюсь, какъ голубка,
Летѣть черезъ потопъ: быть можетъ, къ утру
Вода спадетъ.
ВЕРНЕРЪ.
Спадетъ? Надежда есть
На то?
ГАБОРЪ,
Сегодня около полудня
Была уже надежда.
ВЕРНЕРЪ.
Ну, тогда
Спасемся мы.
ГАБОРЪ.
И вамъ грозитъ опасность?
ВЕРНЕРЪ.
Какъ всѣмъ, кто бѣденъ.
ГАБОРЪ.
Это знаю я
По опыту давнишнему. Быть можетъ,
Вы облегчите мнѣ мою бѣду?
ВЕРНЕРЪ.
Что? Вашу бѣдность?
ГАБОРЪ.
Нѣтъ, болѣзнь такую
Едва ли вы способны излѣчить;
Опасность,-- вотъ въ чемъ дѣло; не имѣю
Я крова, вы жъ имѣете его:
Ищу я лишь убѣжища.
ВЕРНЕРЪ.
Вы правы.
Откуда бъ могъ такой бѣднякъ, какъ я,
Взять денегъ?
ГАБОРЪ.
Да, сказать по правдѣ, трудно
Вамъ было бъ честно ихъ достать; хотя
Желалъ бы я, чтобъ деньги вы имѣли
Баронскія.
ВЕРНЕРЪ.
И смѣете вы дерзко
Такъ намекать?
ГАБОРЪ.
На что я намекаю?
ВЕРНЕРЪ.
Вы знаете ль, съ кѣмъ говорите вы?
ГАБОРЪ.
Нѣтъ; не привыкъ объ этомъ я справляться.
(За сценою слышится шумъ).
Но слушайте: они уже идутъ!
ВЕРНЕРЪ.
Кто?
ГАБОРЪ.
Кастелянъ и съ нимъ людей вся свора.
Я ихъ бы встрѣтилъ, но напрасно было бъ
Ждать праваго суда отъ этихъ рукъ.
Куда жъ идти? Прошу васъ, укажите
Мнѣ мѣсто! Честью увѣряю васъ:
Невиненъ я! Подумайте: что, еслибъ
Случилось это съ вами!
ВЕРНЕРЪ (въ сторону)
Боже правый!
На томъ ли свѣтѣ адъ? Иль я -- ужъ прахъ?
ГАБОРЪ.
Вы тронуты, я вижу; это очень
Достойно съ вашей стороны: хотѣлъ бы
Я жить, чтобъ вамъ за это отплатить!
ВЕРНЕРЪ.
Скажите: не шпіонъ вы Штраленгейма?
ГАБОРЪ.
Я? Нѣтъ! а еслибъ я шпіономъ былъ,
То для чего за вами мнѣ шпіонить?
Хоть я припомиваю, что меня
Онъ спрашивалъ о васъ неоднократно
И о супругѣ вашей, и внушить
Мнѣ подозрѣнье могъ; но вамъ извѣстно,
За что и почему я -- злѣйшій врагь
Барона.
ВЕРНЕРЪ.
Вы?
ГАБОРЪ.
Онъ за мою услугу
Такъ отплатилъ мнѣ, что ему навѣки
Я сталъ врагомъ и, если вы ему
Не другъ -- вы мнѣ поможете.
ВЕРНЕРЪ.
Охотно.
ГАБОРЪ.
Но какъ?
ВЕРНЕРЪ.
Вотъ здѣсь есть скрытая пружина;
Ее открылъ я -- помните -- случайно
И пользовался ею лишь тогда,
Когда хотѣлъ спастись.
ГАБОРЪ.
Такъ поскорѣе
Откройте же; спастись хочу и я.
ВЕРНЕРЪ.
Я, какъ сказалъ, нашелъ тотъ ходъ случайно:
Онъ вдаль ведетъ сквозь повороты стѣнъ
(Ихъ толщина значительна настолько,
Что можетъ въ нихъ вмѣститься корридоръ,
Причемъ онѣ нисколько не теряютъ
Ни въ крѣпости, ни въ красотѣ); тамъ много
И келій есть пустыхъ, и темныхъ нишъ;
Куда ведетъ онъ, я и самъ не знаю,
Но васъ прошу далеко не ходить.
Вы это обѣщайте мнѣ.
ГАБОРЪ.
Излишне
И говорить объ этомъ: какъ найду
Дорогу я въ тѣхъ темныхъ корридорахъ
Сквозь лабиринтъ готическій въ стѣнахъ?
ВЕРНЕРЪ.
Да, это такъ; но какъ намъ знать, куда бы
Могла дорога та вести? Я самъ
Того не знаю,-- помните! Быть можетъ.
Она въ покои вашего врага
Васъ приведетъ! Такъ странно замышлялись
Постройки эти въ старые года,
Во дни тевтонскихъ предковъ нашихъ! Стѣны
Защитою не столько отъ стихій
Служили имъ, какъ отъ сосѣдей близкихъ!
Я попрошу, чтобъ дальше вы не шли
Двухъ первыхъ поворотовъ; если жъ дальше
Пойдете вы (хоть самъ я не ходилъ),--
То ни за что я больше не ручаюсь.
ГАБОРЪ,
Согласенъ я. Благодарю стократъ!
ВЕРНЕРЪ.
Снутри пружина болѣе замѣтна,
И если выйти захотите вы,
Она уступитъ легкому нажатью.
ГАБОРЪ.
Итакъ, иду! Прощайте! (Уходитъ въ потайную дверь).
ВЕРНЕРЪ (одинъ).
Что я сдѣлалъ?
Ахъ, что я сдѣлалъ раньше,-- оттого
И это для меня теперь ужасно!
Пусть хоть послужитъ извиненьемъ мнѣ.
Что этимъ я спасаю человѣка,
Чья гибель мнѣ полезна быть могла бъ.
Идутъ! Повсюду ищутъ! а предъ ними
Здѣсь тотъ, кого бы надобно искать!
(Входятъ Иденштейнъ и другіе).
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Здѣсь нѣтъ его? Такъ, значитъ, онъ исчезъ
Сквозь тусклыя готическія стекла
Съ благочестивой помощью святыхъ,
Изображенныхъ здѣсь въ цвѣтныхъ окошкахъ
На фонѣ красномъ или желтомъ, ярко
Сверкающихъ въ лучахъ зари вечерней,
Какъ будто утро озаряетъ ихъ.
Лучи горятъ на бородахъ жемчужныхъ,
Крестахъ кроваво-красныхъ, на жезлахъ,
Покрытыхъ позолотой, на скрещенномъ
Оружіи, на капюшонахъ, шлемахъ,
На арматурѣ сложной, на мечахъ,--
На всемъ, чѣмъ лишь фантазія снабдила
Окошки эти, затемняя ихъ
Фигурами святыхъ анахоретовъ
И рыцарей отважныхъ, поручая
Портреты ихъ и славу хрупкимъ стекламъ,
Которыя при каждомъ сильномъ вѣтрѣ
Напомнить намъ готовы бренность жизни
И славы .. Да! Однако онъ ушелъ.
ВЕРНЕРЪ.
Кого же вы здѣсь ищете?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Мерзавца.
ВЕРНЕРЪ.
Зачѣмъ же такъ далеко вамъ ходить?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Чтобъ отыскать того, кѣмъ былъ ограбленъ
Баронъ.
ВЕРНЕРЪ.
А вы увѣрены, что воръ
Извѣстенъ вамъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Настолько же увѣренъ,
Какъ въ томъ, что вы стоите здѣсь. Куда жъ
Ушелъ онъ?
ВЕРНЕРЪ.
Кто?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Да тотъ, кого мы ищемъ.
ВЕРНЕРЪ.
Вы видите,-- здѣсь нѣтъ его.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Но мы
Его до этой залы прослѣдили.
Вы съ нимъ не заодно ли? Иль, быть можетъ,
Вы чернокнижникъ?
ВЕРНЕРЪ.
Я всегда иду
Прямымъ путемъ; для многихъ, какъ я знаю,
Нѣтъ ничего чернѣе прямоты.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Быть можетъ, мнѣ вопросъ -- другой придется
Вамъ предложить; но долженъ я пока
Искать другого.
ВЕРНЕРЪ.
Лучше бы къ допросу
Сейчасъ вамъ приступить: я не всегда
Такъ терпѣливъ бываю.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Откровенно
Скажите мнѣ: не тотъ ли вы, кого
Повсюду ищетъ Штраленгеймъ?
ВЕРНЕРЪ.
Безъ мѣры
Нахальны вы! Не сами-ль вы сказали:
Здѣсь нѣтъ его?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Да, одного изъ двухъ;
Но есть другой, кого еще прилежнѣй
Выслѣживаетъ онъ; и, можетъ быть,
Прибѣгнетъ онъ ко власти посильнѣе,
Чѣмъ власть барона и моя. Но въ путь!
Пойдемъ отсюда, парни: мы ошиблись!
(Иденштейнъ и слуги уходятъ).
ВЕРНЕРЪ.
Увы, въ какой ужасный лабиринтъ
Я вовлеченъ моей судьбою мрачной!
Тотъ мелкій грѣхъ, что я свершилъ, принесъ
Мнѣ больше зла, чѣмъ грѣхъ гораздо большій,
Котораго свершить я не рѣшился.
Умолкни, безпокойный бѣсъ, въ душѣ
Моей зашевелившійся! Ужъ поздно:
Не нужно ужъ мнѣ крови проливать!
(Входитъ У льрихъ).
УЛЬРИХЪ.
Отецъ, я васъ искалъ.
ВЕРНЕРЪ.
Быть можетъ, это
Опасно?
УЛЬРИХЪ.
Нѣтъ, нисколько; Штраленгеймъ
О связи нашей не подозрѣваетъ;
И болѣе того: онъ поручилъ
Шпіонить мнѣ за вами. Положился
При этомъ онъ на преданность мою.
ВЕРНЕРЪ.
Что до меня,-- я этому не вѣрю;
Мнѣ кажется, онъ лишь разставилъ сѣть,
Чтобъ заодно поймать отца и сына.
УЛЬРИХЪ.
По моему,-- нельзя намъ праздно медлить,
Предъ каждой страшной мелочью дрожа,
Иль спотыкаться робко объ сомнѣнья,
Которыя внезапно вырастаютъ
Предъ нами, какъ терновникъ, на пути.
Пробиться нужно сквозь преграды эти,
Какъ сдѣлалъ бы крестьянинъ безоружный,
Когда бы въ чащѣ, гдѣ онъ рубитъ лѣсъ
Для пропитанья,-- волкъ зашевелился.
Вѣдь сѣтью ловятъ лишь дроздовъ, орлы
Порвутъ ее иль пролетятъ надъ нею.
ВЕРНЕРЪ.
Какъ? Укажи!
УЛЬРИХЪ.
Какъ? догадаться вы
Не можете?
ВЕРНЕРЪ.
Нѣтъ.
УЛЬРИХЪ.
Странно. Неужели
Въ послѣднюю ту ночь не приходила
Вамъ эта мысль?
ВЕРНЕРЪ.
Тебя я не пойму.
УЛЬРИХЪ.
Такъ никогда мы не поймемъ другъ друга.
Но перемѣнимъ разговоръ...
ВЕРНЕРЪ.
Ты хочешь
Сказать -- продолжимъ; дѣло вѣдь идетъ
О нашей безопасности.
УЛЬРИХЪ.
Согласенъ;
Поправку вашу я готовъ принять.
Теперь все дѣло вижу я яснѣе,
И положенье наше стало мнѣ
Во всѣхъ чертахъ понятно. Ужъ спадаетъ
Вода, и черезъ нѣсколько часовъ
Придутъ сюда изъ Франкфурта мерзавцы,
И будете вы плѣнникомъ, быть можетъ--
И хуже; я же буду выгнанъ вонъ,
Объявленный отродьемъ незаконнымъ,
Стараньями барона, чтобъ ему
Открытъ былъ путь.
ВЕРНЕРЪ.
Такъ дай совѣтъ: что-жъ дѣлать?
Надѣялся сперва я ускользнуть
При помощи проклятыхъ этихъ денегъ;
Теперь же тронуть ихъ не смѣю я,
Ихъ показать, смотрѣть на нихъ не смѣю!
Мнѣ кажется невольно, что на нихъ
Стоитъ не надпись ихъ цѣны, а имя
Вины моей; не государя ликъ,
а голова моя на тѣхъ монетахъ
Виднѣется, въ вѣнцѣ изъ змѣй шипящихъ,
Обвившихся вокругъ моихъ висковъ,
Всѣмъ говоря: вотъ негодяй, смотрите!
УЛЬРИХЪ.
Ихъ не пускайте въ ходъ, по крайней мѣрѣ,
Теперь; возьмите это вотъ кольцо.
(Даетъ Вернеру перстень).
ВЕРНЕРЪ.
Въ немъ драгоцѣнный камень! Вспоминаю:
Его носилъ отецъ мой.
УЛЬРИХЪ.
А теперь
Оно, конечно, ваше. Подкупите
Имъ кастеляна: пусть къ восходу солнца
Онъ приготовитъ старую коляску
И лошадей, чтобъ съ матушкою вамъ
Пуститься въ путь.
ВЕРНЕРЪ.
А ты? Тебя насилу
Нашли мы и оставимъ вновь въ бѣдѣ?
УЛЬРИХЪ.
Не бойтесь ничего! Одно могло бы
Опасно быть: уѣхать вмѣстѣ всѣмъ.
Тогда связь наша стала бъ несомнѣнна.
Разливъ, однако, преградилъ лишь путь
Межъ Франкфуртомъ и этимъ замкомъ; это
Для васъ благопріятно. Та дорога,
Которая въ Богемію ведетъ,
Хоть и трудна, но все же проходима,
И если вы отправитесь впередъ
За нѣсколько часовъ,-- тогда погоня
Тѣ жъ затрудненья встрѣтитъ, что и вы.
А чуть вы только перешли границу,--
Вы спасены.
ВЕРНЕРЪ.
Мой благородный сынъ!
УЛЬРИХЪ.
Потише, безъ восторговъ! Предадимся
Имъ въ замкѣ Зигендорфовъ. Деньги спрячьте,
а перстень покажите Иденштейну
(Его душонку вижу я насквозь).
Тогда мы сразу двухъ достигнемъ цѣлей:
Вѣдь Штраленгеймъ лишь деньги потерялъ,
Не перстень; значитъ, перстень -- не бароновъ;
А обладатель этого кольца
Едва ли будетъ заподозрѣнъ въ кражѣ
Столь мелочной, коль скоро могъ бы онъ,
Продавъ кольцо, имѣть гораздо больше,
Чѣмъ потерялъ баронъ во время сна
Послѣдняго. Не будьте слишкомъ робки,
Ни черезчуръ надменны въ обращеньи,--
И Иденштейнъ устроитъ все для васъ.
ВЕРНЕРЪ.
Во всемъ твоимъ послѣдую совѣтамъ.
УЛЬРИХЪ.
Я радъ бы васъ избавить отъ труда.
И самъ все сдѣлать; но тогда, пожалуй,
Всѣ поняли бъ, что я за васъ стою;
А еслибъ я вмѣшался въ вашу пользу
И сталъ бы этотъ перстень продавать,
То все бъ открылось.
ВЕРНЕРЪ.
Ангелъ мой хранитель!
Вознаграждаешь этимъ ты меня
За всѣ страданья прошлыя! Но что же
Безъ насъ ты будешь дѣлать?
УЛЬРИХЪ.
Штраленгеймъ
Не знаетъ, что мы родственники съ вами.
Я подожду здѣсь только день иль два,
Чтобъ успокоить всѣ его сомнѣнья,--
А тамъ къ отцу я присоединюсь.
ВЕРНЕРЪ.
Чтобъ никогда не разставаться больше!
УЛЬРИХЪ.
Не знаю, такъ ли; но, по крайней мѣрѣ,
Еще мы съ вами свидимся.
ВЕРНЕРЪ.
Мой мальчикъ,
Мой другъ, мой сынъ единственный, единый
Заступникъ мой,-- не ненавидь меня!
УЛЬРИХЪ.
Отца -- мнѣ ненавидѣть?
ВЕРНЕРЪ.
Ненавидѣлъ
Меня отецъ мой,-- отчего жъ не сынъ?
УЛЬРИХЪ.
Не зналъ онъ васъ такимъ, какимъ я знаю.
ВЕРНЕРЪ.
Въ словахъ твоихъ таятся скорпіоны!
Меня ты знаешь? Но въ одеждѣ этой
Меня ты знать не можешь; не могу я
Быть самъ собой, пока я въ этомъ видѣ.
Не ненавидь меня: я скоро буду
Самимъ собою вновь.
УЛЬРИХЪ.
Я буду ждать!
Покамѣстъ же прошу я васъ повѣрить,
Что все, что только можетъ сдѣлать сынъ
Родителямъ,-- я сдѣлаю.
ВЕРНЕРЪ.
Я вижу,
Я чувствую; но чувствую я тоже,
Что презираешь ты меня.
УЛЬРИХЪ.
За что?
ВЕРНЕРЪ.
Такъ повторить меня ты вынуждаешь
Мое уничиженье?
УЛЬРИХЪ.
Нѣтъ! я понялъ
И васъ, и вашъ поступокъ. Но довольно:
Не будемъ больше говорить о томъ,
Иль. если будемъ говорить, то послѣ,
Но не теперь. Ошибкою своей
Удвоили вы трудности, съ какими
Бороться нужно въ тайной той войнѣ,
Которую ведемъ мы съ Штраленгеймомъ.
Намъ нужно одолѣть его,-- но какъ?
Я путь одинъ вамъ указалъ.
ВЕРНЕРЪ.
Путь этотъ --
Единственный, и я ему отдамся,
Какъ сыну, дать съумѣвшему отцу
И самого себя и безопасность,--
И все въ одинъ и тотъ же день!
УЛЬРИХЪ.
Конечно,
Вы безопасность будете имѣть;
Но можетъ врагъ нашъ, Штраленгеймъ, явиться
Въ Богемію: возможно ли ему
Оспаривать права мои иль ваши,
Коль скоро вступимъ во владѣнье мы
Своей землей?
ВЕРНЕРЪ.
При нашемъ положеньи,
Конечно, можетъ онъ затѣять споръ,
Хотя кто первый завладѣлъ, тотъ будетъ
Сильнѣй, какъ это видимъ мы всегда,
Особенно, когда по крови ближе
Къ наслѣдству мы.
УЛЬРИХЪ.
По крови! Это слово
Различно по значеніямъ своимъ...
Кровь въ жилахъ--вовсе не одно и то же,
Что кровь внѣ жилъ, и межъ единокровныхъ
(Какъ ихъ зовутъ) возможна отчужденность,
Какъ межъ Ѳиванскихъ братьевъ; если часть
Той крови не чиста, то, выпуская
Немного унцій, очищаемъ мы
Остатокъ.
ВЕРНЕРЪ.
Я тебя не понимаю.
УЛЬРИХЪ,
Быть можетъ, такъ... Хоть, кажется, понять
Могли бы вы... а впрочемъ... Но готовьтесь,
Чтобъ съ матушкой уѣхать въ эту ночь.
Вотъ кастелянъ идетъ: прошу пощупать
Его кольцомъ; мгновенно, какъ свинецъ,
Во глубину души его продажной
Пойдетъ оно, взмутитъ тамъ илъ и грязь,
И тину всю, какъ лотъ на днѣ нечистомъ;
За то мы сдвинемъ съ мели нашъ корабль.
На кораблѣ томъ--цѣнный грузъ и сняться
Мы во-время должны! Итакъ, прощайте:
Не ждетъ вѣдь время! Дайте руку мнѣ,
Отецъ мой!
ВЕРНЕРЪ.
Дай обнять тебя!
УЛЬРИХЪ.
Насъ могутъ
Увидѣть: постарайтесь ваши чувства
На время скрыть; держитесь отъ меня,
Какъ отъ врага, подальше.
ВЕРНЕРЪ.
О, будь проклятъ
Тотъ, чей приходъ велитъ намъ заглушить
Сладчайшія, прекраснѣйшія чувства,
Притомъ въ столь важный часъ!
УЛЬРИХЪ.
Такъ проклинайте:
Васъ это облегчитъ. Но вотъ и онъ,
Нашъ кастелянъ.
(Входитъ Иденштейнъ).
Ну, что, герръ Иденштейнъ?
Удачно ль вы искали? Не поймали
Мошенника?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Признаться, нѣтъ.
УЛЬРИХЪ.
Ну, что жъ!
Другихъ найдется болѣе, чѣмъ нужно.
Въ другой разъ будетъ, можетъ быть, охота
Удачнѣе. Но гдѣ баронъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Пошелъ
Онъ въ комнату свою- Да, вотъ я вспомнилъ:
Онъ съ нетерпѣньемъ, свойственнымъ вельможамъ,
Все спрашивалъ о васъ.
УЛЬРИХЪ.
Вельможамъ вашимъ
Все отвѣчай немедленно, какъ конь
Пришпоренный, взвивается мгновенно.
И хорошо, что кони есть у нихъ,
а то людей впрягали бы въ коляски,
Какъ, говорятъ, Сезострисъ королей
Впрягать любилъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Какой Сезострисъ?
УЛЬРИХЪ.
Древній
Египтянинъ иль царственный цыганъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Египтянинъ, цыганъ -- одно и то же.
Такъ онъ цыганъ былъ?
УЛЬРИХЪ.
Да, такъ слышалъ я...
Но я отправлюсь. Кастелянъ почтенный,--
Я вашъ слуга! (Къ Вернеру пренебрежительнымъ тономъ).
Вашъ, Вернеръ,-- если точно
Такъ васъ зовутъ,-- слуга покорный также.
(Уходить)
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Какой прекрасный юноша! Какъ складно
Онъ говоритъ, какъ ловко и тактично
Ведетъ себя! Вы видѣли, какъ онъ
Отдать умѣетъ первенство, гдѣ нужно!
ВЕРНЕРЪ.
Да, я замѣтилъ это и вполнѣ
Его тактичность одобряю, такъ же,
Какъ вашу.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Это очень хорошо!
Свое вы мѣсто знаете, я вижу.
Но знаю-ль я его,-- какъ знать!
ВЕРНЕРЪ (показывая ему перстень).
Быть можетъ,
Вотъ это -- ваши знанья увеличитъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ба! Это что? А, перстень!
ВЕРНЕРЪ.
Вашъ онъ будетъ,
Но при одномъ условьи.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Мой! а въ чемъ
Условье это?
ВЕРНЕРЪ.
Чтобы могъ я послѣ
Хоть за тройную цѣну, вновь у васъ
Купить его: фамильный это перстень.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Фамильный! Вашъ! Что за чудесный камень!
Духъ, право, занимается!
ВЕРНЕРЪ.
Затѣмъ
Должны вы мнѣ за часъ передъ разсвѣтомъ
Возможность дать покинуть этотъ замокъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Онъ не фальшивый? Дайте ка взглянуть!
Брильянтъ, и что за дивный!
ВЕРНЕРЪ.
Я вамъ ввѣрюсь:
Вы догадались, вѣрно, ужъ давно,
Что по рожденью я гораздо выше,
Чѣмъ я кажусь.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
По правдѣ, я не думалъ;
Теперь же вижу, что должно быть такъ.
Да! Это признакъ благородной крови!
ВЕРНЕРЪ.
Имѣю я причины, чтобъ желать
Отсюда въ путь уѣхать незамѣтно,
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Я понимаю: значитъ вы -- тотъ самый,
Кого такъ ищетъ Штраленгеймъ?
ВЕРНЕРЪ.
О, нѣтъ!
Но если буду за того я принятъ,
Кого онъ ищетъ,-- это поведетъ
Къ большимъ и непріятнымъ затрудненьямъ
Какъ для барона, такъ и для меня,
А потому я избѣжать желалъ бы
Всей путаницы этой.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Тотъ ли вы,
Иль нѣтъ -- мнѣ это, право, безразлично;
Притомъ же, вѣрно, я не получу
И половины отъ того вельможи
Надменнаго и жаднаго: готовъ
Поднять онъ всю страну изъ-за какой то
Потерянной имъ мелочи, а что
За это дастъ,-- сказать не хочетъ прямо.
А этотъ камень! Дайте посмотрѣть
Еще разокъ!
ВЕРНЕРЪ.
Разсматривайте смѣло;
Съ зарей онъ будетъ вашъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Источникъ дивный
Чарующаго блеска! Ты дороже,
Чѣмъ философскій камень: пробнымъ камнемъ
Ты служишь философіи самой!
Блестящій глазъ руды, звѣзда въ зенитѣ
Души людской! Магнитный дивный полюсъ,
Къ которому стремятся всѣ сердца,
Какъ къ сѣверу трепещущія стрѣлки
Компасовъ! Ты--духъ пламенный земли!
Ты, помѣстясь въ роскошной діадемѣ
Монарха, больше цѣну ей даешь,
Чѣмъ самое величество, подъ нею
Потѣющее, съ болью головной
Отъ той короны, тяжкой вѣнценосцу,
Какъ милліонамъ страждущихъ сердецъ,
Ей блескъ дающихъ! Какъ, ужель ты будешь
Моимъ? Я самъ ужъ маленькимъ монархомъ
Кажусь себѣ, алхимикомъ счастливымъ
Иль мудрымъ магомъ, дьявола себѣ
Искусно подчинившимъ, не продавши
Души своей ему! Пойдемте, Вернеръ,--
Иль какъ мнѣ звать васъ?
ВЕРНЕРЪ.
Вернеромъ пока;
Потомъ меня узнаете, быть можетъ,
Подъ именемъ знатнѣйшимъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Я вамъ вѣрю!
Вы -- духъ, мнѣ часто снившійся въ одеждѣ
Невзрачной! Да, готовъ я вамъ служить;
Вы будете свободнѣе, нѣмъ вѣтеръ,
И рѣкъ разливъ не помѣшаетъ вамъ!
Я покажу, что честенъ я (ахъ, перстень!):
Я дамъ вамъ, Вернеръ, средства для побѣга
Такія, что, будь вы улитка, васъ
И птицы не обгонятъ! Ахъ, позвольте
Еще взглянуть на камень! У меня
Молочный братъ есть въ Гамбургѣ, торговецъ:
Онъ въ драгоцѣнныхъ камняхъ знаетъ толкъ.
Хотѣлъ бы знать я: сколько въ немъ каратовъ?
Пойдемте, Вернеръ: дамъ я крылья вамъ!
(Уходятъ).
СЦЕНА II.
Комната Штраленгейма.
Штраленгеймъ и Фрицъ.
ФРИЦЪ.
Ужъ все готово, ваша свѣтлость!
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Спать
Я не хочу, но все-таки я долженъ
Идти въ постель; мнѣ душу тяготитъ
Какое то невѣдомое бремя:
Чтобъ бодрствовать, мнѣ слишкомъ тяжело,
Для сна же я чрезмѣрно безпокоенъ.
Всю душу мнѣ покрылъ какой то мракъ,
Какъ туча заволакиваетъ небо,
Не пропуская солнечныхъ лучей
И, вмѣстѣ съ тѣмъ, дождемъ не разражаясь,
Нависшая зловѣщей пеленой
Межъ небомъ и землей, какъ злая зависть
Межъ двухъ людей, какъ тягостный ту манъ.
Но лягу я въ постель.
ФРИЦЪ.
Надѣюсь, въ ней
Найдете вы покой.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Да, я хотѣлъ бы,
Но все-таки чего то я боюсь.
ФРИЦЪ.
Чего жъ бояться?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я и самъ не знаю,
Но тѣмъ сильнѣй мой страхъ; я описать
Не въ силахъ это чувство. Впрочемъ, это
Все вздоръ пустой. Перемѣнили ль вы
Замки отъ этой комнаты, какъ было
Приказано? То, что случилось въ ночь
Послѣднюю, показываетъ ясно,
Что это не излишне.
ФРИЦЪ.
Точно такъ:
Все сдѣлано, какъ велѣно; я лично
За тѣмъ слѣдилъ и молодой саксонецъ
Мнѣ помогалъ, отъ гибели васъ спасшій,
Котораго, какъ кажется, зовете
Вы Ульрихомъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Какъ "кажется" тебѣ!
Холопъ надменный! Надо бы построже
Твою плохую память наказать,
Чтобъ эта память стала попроворнѣй
И гордость бы и счастье находила
Въ запоминаньи имени того,
Кто господина твоего спаситель!
Вашъ долгъ -- не только помнить -- повторять
Вседневно это имя, какъ молитву!
Пошелъ отсюда! "Кажется" ему!
А ты забылъ, какъ ты стоялъ, весь мокрый,
На берегу и вылъ, когда тонулъ я,
А чужестранецъ бросился въ потокъ
И спасъ меня отъ смерти неминучей
На благодарность вѣчную ему
И на презрѣнье -- вамъ? Извольте слышать:
"Какъ кажется" ему! Насилу можетъ
Онъ вспомнить имя! Прочь! Не стану больше
Съ тобою тратить словъ! И разбудить
Меня изволь пораньше.
ФРИЦЪ.
Доброй ночи!
Надѣюсь, вашу свѣтлость подкрѣпитъ
Спокойный сонъ и завтра вы проснетесь
Здоровы и спокойны, какъ всегда.
(Занавѣсъ опускается).
СЦЕНА III.
Потайной ходъ.
ГАБОРЪ (одинъ).
Четыре, пять, шесть, наконецъ, часовъ
Я насчиталъ, какъ часовой на стражѣ.
Ихъ возвѣстилъ мнѣ колоколъ, чей звонъ
Всегда невеселъ: онъ, языкъ гудящій
Временъ, хотя бъ и радость возвѣщалъ,
Всегда, съ ударомъ каждымъ, отнимаетъ
Часть радости. Хотя бы это былъ
Звонъ свадебный, онъ -- похоронный звонъ:
Въ немъ, что ни звукъ,-- одной надеждой меньше.
Хоронитъ онъ любовь безъ воскресенья
Во гробѣ обладанья; а когда
Раздастся онъ при погребеньи старыхъ
Родителей, то трижды отразится
Въ ушахъ дѣтей, какъ радостное эхо.
О, какъ вокругъ здѣсь холодно, темно!
Я, пробираясь ощупью, изранилъ
О стѣны пальцы; потерялъ я счетъ
Шагамъ своимъ; о балки головою
Разъ пятьдесятъ я стукался; вспугнулъ
Рать крысъ, мышей летучихъ растревожилъ;
Проклятый этотъ топотъ крысьихъ ногъ
И взмахи крыльевъ такъ ошеломили
Меня, что я совсѣмъ почти оглохъ.
Что это? Свѣтъ! Онъ кажется далекимъ
(Насколько можно, здѣсь, во тьмѣ, судить
О разстояньи); онъ вдали мерцаетъ
Сквозь щель, какъ будто въ скважинѣ замочной.
Положимъ, мнѣ ходить запрещено
Въ ту сторону; но я изъ любопытства
Пойду туда: нежданный лампы свѣтъ --
Событіе въ такой норѣ, какъ эта.
Молю я Небо не вести меня
Къ чему нибудь, что можетъ въ искушенье
Меня вовлечь; а если суждено
Быть этому, то пусть мнѣ Богъ поможетъ
Иль побѣдить, иль избѣжать бѣды!
Будь то звѣздою Люцифера, или
Онъ самъ въ ея лучахъ,-- я не могу
Сдержать себя! Впередъ, но осторожно!
Здѣсь поворотъ... ахъ, нѣтъ... такъ, вотъ теперь
Свѣтъ ближе сталъ! Вотъ снова темный уголъ...
Вотъ миновалъ его я... Отдохну!...
Пусть я иду къ опасности, ужаснѣй,
Чѣмъ та, какой недавно я избѣгъ,--
Мнѣ все равно: то новая опасность,
а новыя опасности невольно,
Какъ новыя любовницы, влекутъ
Къ себѣ насъ, какъ магнитъ. Ну, будь, что будетъ!
На всякій случай есть со мной кинжалъ:
Онъ въ крайности окажетъ мнѣ защиту.
Гори, гори, мой крошка огонекъ,
Мой ignis fatuus, мой неподвижный
Огонь блудящій! Такъ, гори, гори!
Онъ слышитъ мой призывъ,-- неугасаетъ!
(Занавѣсъ падаетъ).
СЦЕНА IV.
Садъ.
Входитъ В ернеръ.
ВЕРНЕРЪ.
Я спать не могъ, -- и вотъ ужъ часъ насталъ;
Готово все; былъ Иденштейнъ исправенъ:
На городской окраинѣ, вдали,
Насъ у опушки лѣса ждетъ коляска.
Ужъ звѣздъ мерцанье блекнетъ въ небесахъ:
Въ послѣдній разъ я вижу эти стѣны
Ужасныя! Вовѣки никогда
Я не забуду ихъ! Несчастнымъ, нищимъ
Вступилъ я въ нихъ, но не лишенъ былъ чести;
Теперь, увы,-- лежитъ на мнѣ пятно,--
Хотя и не на имени, но въ сердцѣ!
Въ немъ не умретъ вовѣки червь грызущій,
Котораго не сможетъ усыпить
Ни на минуту все великолѣпье
Имѣній, сана, власти Зигендорфовъ!
Необходимо средство мнѣ найти
Вернуть владѣльцу деньги; это частью
Мнѣ душу облегчило бы,-- но какъ?
Какъ сдѣлать это, чтобы не открыться?
А все же долженъ сдѣлать это я.
Какъ только успокоюсь,-- поразмыслю
О способахъ исполнить этотъ долгъ.
Меня безумье бѣдности повергло
Въ позоръ: такъ пусть раскаянье опять
Все возвратитъ и промахъ мой исправитъ.
Я не хочу, чтобъ на душѣ моей
Хоть что нибудь отъ Штраленгейма было,
Хоть онъ меня желалъ лишить всего,--
Земель, свободы, жизни! Вотъ теперь онъ
Спокойно спитъ, быть можетъ, какъ дитя,
На шелковыхъ подушкахъ, на постели
Раскинувшись, подъ пышнымъ балдахиномъ,
Какъ будто бы... Но чу! Что тамъ за шумъ?
Опять! Какъ будто вѣтка обломилась
И камни тамъ посыпались съ террассы...
(Ульрихъ спрыгиваетъ съ террассы въ садъ).
Ахъ, Ульрихъ, ты! Тебѣ всегда я радъ
И трижды радъ теперь! Поступокъ этотъ
Сыновній...
УЛЬРИХЪ.
Стойте! Прежде, чѣмъ ко мнѣ
Приблизитесь, скажите...
ВЕРНЕРЪ.
Какъ ты смотришь!
УЛЬРИХЪ.
Скажите мнѣ, кого я предъ собой--
Отца ли вижу, иль...
ВЕРНЕРЪ.
Кого?
УЛЬРИХЪ.
Убійцу?
ВЕРНЕРЪ.
Что это? Съумасшествіе иль дерзость?
УЛЬРИХЪ.
Прошу сейчасъ отвѣта, ради жизни
Моей иль вашей!
ВЕРНЕРЪ,
Но на что жъ отвѣтъ
Я долженъ дать?
УЛЬРИХЪ.
Вы иль не вы убили
Барона Штраленгейма?
ВЕРНЕРЪ.
Никогда
Не убивалъ я человѣка. Что же
Все это значитъ?
УЛЬРИХЪ.
Въ эту ночь опять
Вы, какъ тогда, скажите, не входили
Въ тотъ тайный ходъ и къ Штраленгейму въ спальню
Не проникали, чтобы...
ВЕРНЕРЪ.
Продолжай.
УЛЬРИХЪ.
Убить его?
ВЕРНЕРЪ.
О, Боже!
УЛЬРИХЪ.
Вы невинны!
Отецъ мой, вы невинны! Дайте васъ
Обнять! Вашъ тонъ, вашъ взоръ... Да, вы невинны!
Но, все-таки, скажите это мнѣ!--
ВЕРНЕРЪ.
Клянусь, что если въ сердцѣ иль разсудкѣ
Когда нибудь имѣлъ я эту мысль
И вновь ее сейчасъ же не старался
Обратно въ преисподнюю прогнать,
Когда она на краткій мигъ сверкала
Въ минуты раздраженья,-- пусть тогда
Мнѣ небеса навѣки для спасенья
Закроются!
УЛЬРИХЪ.
Но Штраленгеймъ убитъ.
ВЕРНЕРЪ.
Ужасно это! Гнусно, ненавистно!
Но я причемъ тутъ?
УЛЬРИХЪ.
Цѣлы всѣ замки,
Слѣдовъ насилья нѣтъ нигдѣ! На тѣлѣ
Убитаго они замѣтны только,..
Часть слугъ его ужъ подняла тревогу,
Но кастеляна дома нѣтъ, и я
Взялъ на себя заботу приглашенья
Полиціи. Сомнѣнья нѣтъ: убійца
Къ нему проникъ секретно... Извините,
Что мнѣ пришло, естественно, на умъ...
ВЕРНЕРЪ.
О сынъ мой, что за бездна тайныхъ бѣдствій
Скопилась, силой мрачною судьбы,
Какъ стая тучъ, надъ нашего семьею!
УЛЬРИХЪ.
Въ моихъ глазахъ невинны вы; но такъ ли
Разсудитъ свѣтъ? И что то скажетъ судъ?
Бѣжать, бѣжать вамъ слѣдуетъ, не медля!
ВЕРНЕРЪ.
Нѣтъ! Обвиненье смѣло встрѣчу я!
И кто жъ меня рѣшится заподозрить?
УЛЬРИХЪ.
Скажите: къ вамъ въ тотъ вечеръ не входилъ
Никто,-- ни посѣтители, ни гости?
Лишь вы, да мать, и больше ни души
Тамъ не было весь вечеръ?
ВЕРНЕРЪ.
Ахъ! Венгерецъ!
УЛЬРИХЪ.
Но онъ ушелъ! Еще не сѣло солнце,
Какъ онъ исчезъ.
ВЕРНЕРЪ.
Нѣтъ; я его укрылъ
Въ проклятой этой тайной галлереѣ.
УЛЬРИХЪ.
Тамъ я его найду. (Хочетъ идти).
ВЕРНЕРЪ.
О, нѣтъ: ужъ поздно.
Онъ вышелъ раньше изъ дворца, чѣмъ я
Ушелъ оттуда. Дверь въ тотъ ходъ секретный
Открытою нашелъ я, какъ и двери,
Ведущія въ ту залу. Я подумалъ,
Что въ тишинѣ воспользовался онъ
Благопріятнымъ случаемъ избѣгнуть
Клевретовъ Иденштейна, весь тотъ вечеръ
Гонявшихся за нимъ.
УЛЬРИХЪ.
Вы дверь закрыли?
ВЕРНЕРЪ.
Да, не безъ тайной горечи въ душѣ
И ужаса, что снова лишь случайно
Опасности успѣлъ я избѣжать.
Какъ могъ онъ такъ нелѣпо, безоглядно
Меня подвергнуть риску, что откроютъ
Пріютъ мой тайный!
УЛЬРИХЪ.
Вѣрно ли, что дверь
Закрыли вы?
ВЕРНЕРЪ.
Да, вѣрно.
УЛЬРИХЪ.
Слава Богу!
Но было бъ лучше, еслибы тотъ ходъ
Не превращали вы въ пріютъ...
ВЕРНЕРЪ.
Для вора,--
Хотѣлъ сказать ты? Что жъ, стерпѣть я долженъ
Такой упрекъ: его я заслужилъ.
УЛЬРИХЪ.
Отецъ, не будемъ говорить объ этомъ!
Теперь не время много размышлять
О преступленьяхъ мелкихъ; нужно думать,
Какъ мы могли бъ послѣдствій избѣжать
Грѣховъ другихъ, крупнѣйшихъ. Для чего же
Вы скрыли тамъ его?
ВЕРНЕРЪ.
Что жъ могъ я сдѣлать?
Мой злѣйшій врагъ преслѣдовалъ его;
Подвергся онъ позору за проступокъ,
Котораго виновникомъ былъ я;
Онъ жертвой былъ для моего спасенья
И у того, на комъ была вина,
На краткій срокъ убѣжища просилъ онъ!
Будь это волкъ,-- я при такихъ условьяхъ
Его никакъ не могъ бы оттолкнуть.
УЛЬРИХЪ.
Какъ волкъ, онъ вамъ и отплатилъ за это,
Но поздно ужъ объ этомъ разсуждать:
Вамъ надобно уѣхать до разсвѣта;
А я останусь здѣсь и прослѣжу,
Кто былъ убійцей, если мнѣ удастся.
ВЕРНЕРЪ.
Но если такъ внезапно скроюсь я --
Не дамъ ли я Молоху лишній поводъ
Для подозрѣній? Будутъ жертвы двѣ
Взамѣнъ одной, когда бы я остался;
Изъ нихъ одна -- венгерецъ убѣжавшій
И, кажется, виновный, а другая...
УЛЬРИХЪ.
Вамъ "кажется",-- но кто же могъ другой
Виновнымъ быть?
ВЕРНЕРЪ.
Не я, хоть сомнѣвался
Еще недавно собственный мой сынъ,
Не я ли это?
УЛЬРИХЪ.
А о томъ, кто скрылся,--
У васъ сомнѣній нѣтъ?
ВЕРНЕРЪ.
Мой мальчикъ, вѣрь:
Съ тѣхъ поръ, какъ палъ я въ бездну преступленья
(Хотя и не такого),-- съ той поры,
Какъ видѣлъ я, что за меня невинный
Страдаетъ, -- сомнѣваться я могу
Въ винѣ того, кто виноватъ. Ты сердцемъ
Свободенъ, чистъ; въ правдивомъ гнѣвѣ скоръ,
Ты смѣло обвиняешь, если внѣшность
Виновною находишь; ты готовъ
И тѣнь самой Невинности сурово
Привлечь къ суду за то, что это--тѣнь.
УЛЬРИХЪ.
Но если я таковъ, то что же скажутъ
Тѣ, кто не знаютъ васъ иль знали только
Лишь для того, чтобъ вамъ вредить? Нельзя
На случай полагаться вамъ! Спѣшите!
Я все для васъ устрою. Иденштейнъ
Не тронетъ васъ, себя оберегая
И свой брильянтъ; притомъ же въ вашемъ бѣгствѣ
Участникъ онъ и сверхъ того...
ВЕРНЕРЪ.
Бѣжать!
Но черезъ это съ именемъ венгерца
Свое свяжу я имя, иль, быть можетъ,
Я, какъ бѣднѣйішй, буду заподозрѣнъ
Еще сильнѣй, и ляжетъ на меня
Клеймо убійства!
УЛЬРИХЪ.
Полноте! Забудьте
Про это все; лишь помните о власти,
О знатности отца, о чудныхъ замкахъ,
Къ которымъ вы стремитесь такъ давно
И такъ безплодно! Что у васъ за имя?
Нѣтъ имени у васъ, когда пришлось
Вамъ выдумать его!
ВЕРНЕРЪ.
Все это правда;
Но не хочу, чтобъ въ памяти людской
Оно слѣдомъ кровавымъ начерталось,
Хотя бы въ этомъ жалкомъ городкѣ.
А сверхъ того -- начнутъ искать...
УЛЬРИХЪ.
Ручаюсь,
Что устраню все то, что можетъ вамъ
Опасно быть. Вѣдь здѣсь никто не знаетъ,
Что вы -- наслѣдникъ Зигендорфа. Если
Подозрѣваетъ это Иденштейнъ,--
То это, вѣдь, во-первыхъ, подозрѣнье,--
Не болѣе,-- а во-вторыхъ онъ глупъ,
И глупости его такъ много дѣла
Найдется, что въ заботахъ о себѣ
Онъ Вернера безвѣстнаго забудетъ.
Что до законовъ (если въ эту глушь
Когда нибудь законы проникали),--
То всѣ они бездѣйствуютъ теперь:
Всеобщею войной тридцатилѣтней
Одни изъ нихъ раздавлены совсѣмъ,
Другіе же чуть силятся покамѣстъ
Изъ праха встать, куда втоптали ихъ
Тяжелые шаги суровыхъ армій.
А Штраленгеймъ, хотя и знаетъ онъ,
Значенья здѣсь, однако, не имѣетъ;
Его лишь, какъ вельможу вообще,
Здѣсь почитали, а земель и силы
Онъ въ государствѣ этомъ не имѣлъ,
И власть его вся вмѣстѣ съ нимъ погибла.
И вообще немногимъ суждено
Продлить свое вліянье послѣ смерти
Хоть на недѣлю, - развѣ ихъ родня
Его поддержитъ, если интересы
Ея задѣты; этого здѣсь нѣтъ.
Онъ умеръ здѣсь одинъ, всѣмъ неизвѣстный;
Могила одинокая въ глуши,
Какъ этотъ край безвѣстная и даже
Лишенная герба,-- вотъ все, что онъ
Получитъ здѣсь: все прочее излишне
Ему теперь. Когда удастся мнѣ
Найти убійцу,-- хорошо; а если
Я не найду, то, вѣрьте, не найдетъ
Его никто. Откормленная свита,
Пожалуй, будетъ громко выть надъ гробомъ,
Какъ выли всѣ, когда онъ утопалъ,--
Но пальцемъ, какъ тогда, никто не двинетъ.
Скорѣй же въ путь! Я слушать не хочу
Отвѣтовъ вашихъ! Посмотрите: звѣзды
Почти померкли, блѣдный свѣтъ зари
Ужъ серебрится въ черныхъ кудряхъ ночи.
Не отвѣчайте мнѣ, спѣшите въ путь!
Простите, если слишкомъ я настойчивъ;
Вѣдь это сынъ вашъ говоритъ, вашъ сынъ,
Котораго вы такъ давно лишились
И только что нашли! Зовите мать,
Безъ шуму и немедля собирайтесь,
А прочее все предоставьте мнѣ;
Я отвѣчаю за благополучный
Исходъ, насколько онъ коснется васъ,
а это мнѣ всего важнѣй,-- мой первый,
Священный долгъ! Я въ замокъ Зигендорфъ
Пріѣду къ вамъ: пусть снова наше знамя
Взовьется гордо! Думайте объ этомъ,
а прочія оставьте думы мнѣ:
Я молодъ, мнѣ бороться съ ними легче, -
Пусть счастье вашу старость осѣнитъ!
Спѣшите же! Еще разъ поцѣлую
Я мать свою -- и помоги вамъ Небо!
ВЕРНЕРЪ.
Совѣтъ хорошъ, но честенъ ли вполнѣ?
УЛЬРИХЪ,
Спасти отца--честь высшая для сына.
(Уходятъ).