Въ узкомъ каменистомъ переулкѣ пріютился старый, запущенный домъ.

Тихо. Только въ подвальномъ этажѣ кухонная суета и звонъ посуды, да изрѣдка гулко отдаются шаги случайнаго прохожаго.

Но вотъ гдѣ-то близко загудѣлъ автомобиль... и смолкъ. Вскорѣ изъ-за угла показалась высокая элегантная фигура господина въ сѣромъ лѣтнемъ костюмѣ и соломенной шляпѣ. Онъ медленно приближался къ старому дому. По желѣзной лѣстницѣ онъ поднялся на площадку и исчезъ въ широко раскрытыхъ дверяхъ.

-----

Сквозь плотно прикрытыя ставни едва проникаетъ солнце въ скромную комнатку. Какъ въ сумеркахъ выступаютъ только очертанія мебели, бѣлыя стѣны, чья-то голова на высоко поднятыхъ подушкахъ, чей-то силуэтъ въ креслѣ.

Въ комнатѣ тихо, но за тонкой стѣной слышны сердитые женскіе голоса -- не то спорятъ, не то ссорятся.

Голова на подушкахъ шевельнулась. Тихій стонъ. Фигура въ креслѣ безшумно поднялась и склонилась надъ кроватью,

-- Вамъ плохо, Анна Павловна?

-- Нѣтъ, ничего,-- слабо отвѣтилъ нѣжный голосъ.-- Который часъ?

-- Скоро три, Анна Павловна.

-- Какъ я долго спала! А наши дамы все еще ссорятся.

-- Да, ну ихъ! Неугомонныя! Покоя не даютъ. Можетъ еще поспите?

--Нѣтъ-нѣтъ. Откройте ставни, милая Женя.

Заскрипѣли ставни, и солнце, словно торжествуя, яркимъ свѣтомъ залило комнату. Кровать, два кресла, столъ, заставленный лекарствами, шкафикъ и этажерка съ книгами... Вотъ и все. И молодая, тоненькая, печальная дѣвушка -- сестра милосердія.

На этомъ грустномъ фонѣ, въ ореолѣ пышныхъ, снѣжно бѣлыхъ волосъ, выдѣляется лицо больной. Ни годы, ни горе, ни тяжкая болѣзнь не разрушили этой рѣдкой классической красоты. Правда, поблекла, пожелтѣла нѣжная кожа, погасли и потускнѣли громадные голубые глаза, но глубина ихъ все такъ-же безконечна, все такъ-же идеально правильны тонкія черты одухотвореннаго страданіемъ лица.

-- Какое солнце, какое небо!-- грустная мечта въ голосѣ больной.-- Какъ хорошо сейчасъ на берегу моря. Кажется, вскочила бы, сбросила докучное одѣяло, переодѣлась бы въ легкій туалетъ и ушла-бы... Убѣжала изъ этой комнаты... На просторъ, на волю! Къ зелени, къ цвѣтами, къ синему морю. Ужасно это, Женя, когда въ немощномъ тѣлѣ бьетъ ключомъ жизнь, энергія... Каждое движеніе причиняетъ мнѣ боль, болѣзнь приковываетъ къ постели, а голова свѣжа... Мысли, яркія, молодыя, здоровыя рвутся къ простору, къ жизни. Борьба между духомъ и тѣломъ. И нѣтъ побѣдителя. И такъ проходятъ годы... Годы! Бодрый духъ, какъ цѣпью, прикованъ къ немощному тѣлу. Мучительно, Женя. Только смерть рѣшить эту борьбу. Освободитъ здоровый духъ, а больное, негодное тѣло отдаетъ могилѣ. И оно покорно ждетъ смерти, мое бѣдное тѣло... а духъ протестуетъ. Страшитъ его смерть. Вѣчная загадка... Жить хочется...

Голосъ ослабѣлъ до шопота и погасъ.

-- Что это вы, Анна Павловна, опять о смерти, да о смерти. Поправитесь, и пойдемъ мы съ нами къ морю. Сами еще будете цвѣточки собирать. Вамъ уже гораздо лучше. А сейчасъ освѣжимся, умоемся, пріодѣнемся... скоро и дорогой гость нашъ пожалуетъ.

Легкій румянецъ окрасилъ пожелтѣвшія щеки больной, и вспыхнули огоньки въ погасшихъ глазахъ... На мгновенье... И снова въ нихъ вѣчный трауръ печали.

-- Умывайте, наряжайте меня. Женя... какъ мертвую.

-----

-- Ну, вотъ мы и готовы. Взгляните на себя въ зеркало. Какая вы еще красивая, Анна Павловна!

-- Жалкая, старая калѣка,-- простонала больная, нервно отстраняя зеркало.

Вѣки ея сомкнулись, губы дрогнули, и двѣ слезинки медленно скатились по блеклымъ щекамъ.

-- Вы устали, Анна Павловна,-- грустно покачала головкой сестра милосердія.-- Я васъ замучила, бѣдненькую.

-- Отдохну,-- не открывая глазъ, сказала больная,-- я вы отдохнете, Женичка. Идите... Я позвоню, если понадобитесь. А когда... когда пріѣдетъ лордъ Дэвисъ...

-- Я постучу.

-----

Слезы высохли на впалыхъ щекахъ, и блѣдная улыбка скользитъ по блѣднымъ губамъ. Больная грезитъ. Въ далекомъ прошломъ, какъ въ нирваннѣ, отдыхаетъ ея взмученная душа. Чудесныя картины былого мелькаютъ волшебной сказкой.

Далекая родина,-- любимая святая Русь... Москва златоглавая... и тамъ -- старый домъ, домъ ея предковъ. По коврамъ неслышно ступаетъ она по амфиладамъ залъ... съ колоннами, съ лѣпными стѣнами, съ тяжелой старинной мебелью. Широкія зеркала въ массивныхъ рамахъ отражаютъ ея образъ -- высокій, стройный, граціозный. Чуть колеблются по блѣдно-розовымъ плечамъ свѣтлые локоны. Огоньками спокойнаго счастья свѣтятся яркіе голубые глаза. Прекрасная, какъ фея, нарядная, какъ королевна, счастливая, какъ весна, она невольно любуется собой.

Вотъ маленькая гостинная, ея любимая. Тутъ у окна въ глубокомъ креслѣ уютно расположилась родная старушка. Склонила сѣдую голову, что-то усердно вяжетъ, и быстро-быстро мелькаютъ спицы.

У ногъ ея, изъ груды игрушекъ, выглядываетъ свѣтлая головка ребенка.

Мамочка!

Мальчикъ разбрасываетъ игрушки и спѣшитъ къ своей "мамочкѣ". Сильными руками она его прижала къ груди и крѣпко-крѣпко цѣлуетъ. Родной, вѣдь, свой, свои кровь.

-- Ты, Аня?

Старушка опустила свое вязаніе на колѣни и умиленно, ласково смотрить на внука и дочь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Старинный залъ залитъ огнями. Подъ звуки штраусовскаго вальса скользятъ нарядныя пары.

Шуршать шелковые трены, сверкаютъ брилліанты. Такъ много прекрасныхъ дамъ, но краше всѣхъ хозяйка. Блѣдно-голубой туалетъ, расшитый серебромъ, царственный горностай на роскошныхъ плечахъ, и сапфиры, сапфиры... какъ темно-синія очи вспыхиваютъ они въ алмазномъ вѣнцѣ.

Въ этотъ вечеръ великій художнику рѣшилъ писать ея портретъ, тотъ портретъ, что и сейчасъ красуется въ одномъ изъ музеевъ ея родины -- Москвы, тотъ портретъ, что въ красотѣ ея и улыбкѣ запечатлѣлъ на вѣки утраченное счастье.

Какъ сонъ промелькнулъ пышный балъ, какъ видѣніе исчезли гости, какъ фиміамъ развѣялись восторженныя рѣчи и взгляды. Остался съ нею только одинъ любимый и самый дорогой. Объ руку съ мужемъ поднялась она въ свою спальню.

Корельская береза и голубые ковры. Штофныя стѣны и бѣлое кружево полога надъ широкой кроватью. Въ этомъ гнѣздышкѣ царила любовь. Нѣжныя ласки сплетались съ дикой страстью, сладкій сонъ дарилъ блаженный отдыхъ.

Все это было... было...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Погасла блѣдная улыбка, мукой исказились черты больной. Исчезло все, что было. Разоренъ старый домъ предковъ, и чуждые люди творятъ въ немъ чуждыя дѣла.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Черная ночь, кровавая ночь...

Ворвались насильники... растерзали, замучили любимыхъ -- и мужа, и сына, и престарѣлую мать. Одной только ей оставили жизнь... Злой, безсовѣстный даръ! На чужбинѣ, одинокая, нищая, больная калѣка влачить она жалкіе годы. Медленно умираетъ когда-то божественное тѣло... а духъ ея живетъ. Такой же юный и жаждущій, полный энергіи. Жить! Что-то создавать, къ чему-то стремиться, наслаждаться природой, талантами, жизненной борьбой. Жить!

-----

-- Анна Павловна, можно?

Вздрогнула больная. Широко раскрылись вновь вспыхнувшіе огоньками глаза, легкая краска слабой волной пробѣжала по поблекшему лицу.

-- Прошу.

Неслышно ступая, вошла сестра милосердія и пододвинула кресло къ постели.

-- Лордъ Дэвисъ?-- тревожно спросила больная.

-- Весь въ вашемъ распоряженіи, графиня.

И лордъ Дэвисъ, обычно привѣтливый и спокойный, почтительно коснулся губами исхудалой руки и медленно опустился въ кресло. Также неслышно ступая, сестра милосердія вышла изъ комнаты.

-- Какъ вы себя чувствуете, графиня? Какъ провели ночь?

-- Безъ перемѣнъ,-- грустно улыбнулась больная.-- Малѣйшее движеніе мучительно. Свинцовая тяжесть въ ногахъ. Заснула только подъ утро. Сестричка заставила выпить чашку молока, и я его проглотила, какъ лекарство. Ночью, конечно, мечтала. Перенеслась въ родную Москву, въ родимый домъ. Такъ ярки мои воспоминанія... всплываетъ каждая мелочь, каждое слово. Все... А днемъ, когда проснулась, когда сестричка открыла ставни, такъ потянуло къ морю, къ цвѣтамъ, къ зелени. На свободу и просторъ. Рванулась... да боль во всемъ тѣлѣ вернула меня къ печальной дѣйствительности.

-- Я все время предлагаю вамъ перемѣнить обстановку. Мы бы васъ перевезли на виллу, гдѣ болѣе комфорта, чѣмъ въ этомъ пріютѣ. Вы выросли и жили въ роскоши, а здѣсь...

-- Не возвращайтесь къ этому вопросу. Вы и такъ осыпали меня благодѣяніями. Изъ общей комнаты вы перевели меня въ этотъ уголокъ, дали мнѣ постоянную сестричку, которая такъ заботится обо мнѣ, окружили меня врачами... И, видите, успѣха нѣтъ. Я медленно, мучительно умираю. Я это сознаю. Трагедія родной Россіи, страшная, кровавая потеря близкихъ, годы скитаній въ нищетѣ...

-- Не надо, не надо, графиня. Все это васъ волнуетъ. Вамъ нужно...

-- Какъ вы добры,-- перебила она,-- какъ вы хотите мнѣ помочь... Только напрасно. Если-бъ я не стала такой калѣкой, меня могъ бы спасти мой живой духъ, моя энергія... Но не излѣчить... я гасну... я умираю.

-- Вы все о смерти, а я сегодня рѣшилъ говорить съ вами о жизни. Установилась чудесная погода, и докторъ находитъ, что вамъ слѣдовало бы, хоть на часъ-другой, оставлять вашу комнату, Завтра, къ двумъ, за вами пріѣдетъ удобный экипажъ, васъ осторожно перенесутъ, и вы съ сестрой милосердія поѣдете къ морю, къ цвѣтамъ, къ зелени... Осуществится ваша мечта.

Больная затрепетала дѣтской радостью, порывисто приподнялась и снова со стономъ упала на подушки.

-- Не могу,-- прошептала она, улыбаясь сквозь слезы,-- видите... не могу.

-- Не будемъ торопиться,-- глубокимъ участіемъ, почти нѣжностью звучитъ его голосъ.-- Сначала осторожно васъ перенесутъ въ экипажъ, какъ стеклянную принцессу. Понемногу весенняя природа вернетъ вамъ силы... и тогда...

-- Добрый, хорошій...

-- А сейчасъ закройте глаза и лежите спокойно. Я вамъ почитаю. Въ этой маленькой повѣсти такъ много свѣжести и чистоты, она вамъ понравится...

Больная покорно закрыла глаза. Когда она лежала такъ, неподвижно, боли затихали, и она только чувствовала странную тяжесть во всемъ своемъ исхудаломъ тѣлѣ. Тихій, пріятный голосъ лорда Дэвисъ успокаивалъ. Ей было почти хорошо, и она боялась шевельнуться.

Одна за, другой мелькали въ чтеніи лорда Дэвисъ свѣжія сантиментальныя страницы повѣсти. Онѣ будили далекія воспоминанія, сливались съ грезами...

Лордъ Дэвисъ наблюдалъ за больною. Уснула! Онъ отложилъ книгу и осторожно поднялся. Нѣсколько мгновеній онъ пристально смотрѣлъ на это лицо, измученное, поблекшее, словно восковое, но все еще прекрасное. Красивая эмблема страданій! Бѣдняжка, она права. Съ каждымъ днемъ она таетъ, гаснетъ. Безпощадныя крылья смерти уже простираются надъ нею, уже зловѣще шелестятъ надъ ея изголовьемъ. Не спасти! Тяжелой тоскою полны свѣтлые глаза лорда Дэвисъ. Онъ печально вздохнулъ и, поникнувъ головой, тихо вышелъ изъ комнаты.