-- Какъ хорошо! Господи, какъ хорошо!-- восторженно шептала Анна Павловна, и глаза ея наполнялись слезами счастья.
Коляска медленно, осторожно двигалась по "Promenade des Anglais". Больная высоко полулежала на подушкахъ, прикрытая плэдомъ.
Солнце сіяло въ безоблачномъ небѣ и золотило спокойное море, чуть пѣнившееся у берега, роскошныя виллы въ уборѣ пальмъ и цвѣтовъ, нарядную модную толпу и безъ конца сновавшіе автомобили. Любопытные взоры провожали коляску. Не видѣніе ли это какого нибудь иного міра среди гостей праздной, веселящейся Ривьеры? Больная, блѣдная, старая дама! Черное кружево мягкими складками спускается по пушистому снѣгу ея волосъ и оттѣняетъ точеныя черты лица, ревниво хранящія яркій слѣдъ когда-то ослѣпительной красоты. И рядомъ съ нею, вся въ бѣломъ, какъ ангелъ-хранитель, юная, тоненькая, печальная сестра милосердія.
Быстро пробѣгали автомобили, обгоняя коляску и только одинъ -- темный, закрытый, медленно двигался слѣдомъ за нею.
-- Не сплю ли я? Не грежу и? Вѣдь это волшебный совъ... Раздвинулись бѣлыя, узкія стѣны пріюта для бѣдныхъ... и снова передо мною Божій міръ... Безбрежная даль моря... Какъ я ее люблю. Безбрежная, какъ наши степи... Если бъ я могла, если бъ были силы, я бы выскочила изъ коляски... и подбѣжала бы къ самому краю моря, плескалась бы въ нѣжной пѣнѣ волнъ, прислушивалась бы къ ихъ таинственному шепоту...
-- Не волнуйтесь Анна Павловна, родненькая. Вѣдь и завтра поѣдемъ... каждый день.
-- Или туда побѣжала бы... къ этому садику. Что за чудесныя клумбы! Какое богатство красокъ... Я не сорвала бы ни одного цвѣтка! Пусть живутъ! Жизнь такъ хороша!... Я бы ласкала нѣжными поцѣлуями бархатные, душистые лепестки. Они бы меня опьянили своимъ ароматомъ. Господь, Великій Богъ, Ты создалъ дивный міръ, полный красотъ и чудесъ, но зачѣмъ... зачѣмъ, Милосердный, эти ужасныя болѣзни, старость, смерть?!.
Медленно двигалась коляска... Нарядныя толпы гуляющихъ, постепенно рѣдѣя, исчезали, когда подъѣхали къ концу "Promenade des Anglais". Автомобили уже только изрѣдка обгоняли коляску, и лишь одинъ, все тотъ же темный, закрытый, неотступно слѣдовалъ за нею.
-- Сейчасъ мы совсѣмъ однѣ. Женичка, прикажите кучеру остановить коляску.
-- Не пора ли домой, Анна Павловна?
-- Женичка, милая... пусть остановится, хоть на десять, хоть на пять минутъ... Спасибо, спасибо... Какъ хорошо... какъ тихо.-- На горизонтѣ небо приникаетъ къ морю... какъ гигантская завѣса, прячетъ даль. А если вдругъ она разорвется -- гигантская завѣса -- и я увижу міръ... весь міръ... Россію, Москву... нашъ старый домъ... нашу Волгу... безбрежныя степи, родныя могилы...
Сестра милосердія почти со страхомъ глядитъ на вдохновенное, преобразившееся лицо больной, на эти крупныя слезы, застывшія на ея исхудалыхъ щекахъ.
И вдругъ чей-то громкій, спокойный голосъ разрушаетъ больное очарованіе больной мечты.
-- Добрый день, mademoiselle. Вотъ неожиданная встрѣча! Или вы меня не узнаете, mademoiselle?
Сестра милосердія, конечно, узнала этого страннаго человѣка, она нерѣшительно протянула ему руку. Какъ могла она его забыть? Этотъ высокій цвѣтущій господинъ съ черными проницательными глазами нѣсколько разъ за послѣдніе дни появлялся въ пріютѣ для бѣдныхъ, привозилъ полезные гостинцы больнымъ, дарилъ довольно крупныя суммы на лекарства и одежду. И такъ внимательно разглядывалъ каждую больную, такъ подробно, какъ врачъ, разспрашивалъ о каждой болѣзни.
Особенно заинтересовался онъ графиней Анной Павловной, но къ ней его не пускали. Только однажды онъ ее видѣлъ въ случайно открытую дверь ея комнаты. Но онъ былъ настойчивъ. Познакомился съ ея сестрой милосердія и умѣло и подробно разспросилъ и о болѣзни и даже о прошломъ больной графини.
Вотъ о себѣ онъ мало говорилъ. Родился онъ въ Южной Америкѣ, изъѣздилъ не только всю Европу, но чуть ли не цѣлый свѣтъ, и переселился въ Индію. Жизнь свою онъ посвятилъ медицинѣ и потому такъ интересуется больными. Его визитная карточка скромно гласила:
"Донъ Педро Альгуэцъ, врачъ".
-- Надѣюсь, mademoiselle, вы представите меня графинѣ Ивковой. Я такъ давно мечтаю съ нею познакомиться.
Онъ почтительно поклонился.
-- Донъ Педро Альгуэцъ,-- пробормотали-сестра милосердія.
-- Очень пріятно,-- холодно, но свѣтски любезно, отвѣтила Анна Павловна на поклонъ страннаго человѣка.
-- Я не разъ посѣщалъ вашъ пріютъ, графиня, и очень сожалѣю, что меня не допустили къ вамъ. Сейчасъ не смѣю васъ задерживать. Первая прогулка васъ, конечно, утомила. Но прошу васъ, прошу ради вашего же спасенія, внимательно прочтите мое письмо. Послѣ завтра я приду за отвѣтомъ. Къ двумъ часамъ...
Онъ говорилъ спокойно и увѣренно, какъ будто зналъ, что ему не откажутъ ни въ его странной просьбѣ, ни въ свиданіи. Также спокойно и увѣренно онъ передалъ Аннѣ Павловнѣ запечатанный конвертъ.
-- Вы его прочтете сегодня вечеромъ передъ сномъ. До скораго свиданія, графиня...
Корректный поклонъ, и донъ Альгуэцъ исчезъ за дверцей своего автомобиля, того самаго закрытаго и темнаго, который такъ настойчиво слѣдовалъ за коляской Анны Павловны. Загудѣла машина и скрылась съ быстротою молніи.
-- Странный человѣкъ... необычный,-- задумчиво проговорила Анна Павловна.
Она внимательно посмотрѣла на конвертъ. На немъ крупными, твердыми, словно повелѣвающими буквами, было надписано ея имя.
-- Прочту его вечеромъ... какъ приказано, блѣдно улыбаясь, пошутила она.
-- А я бы бросила такое письмо не читая и не приняла бы этого человѣка. Я почему то его боюсь.
-- Дитя! Я старая, нищая калѣка... Чего мнѣ бояться? Однако, который часъ?-- вдругъ взволновалась она.
-- Начало четвертаго.
-- Надо спѣшить. Вѣдь я жду гостей. Лордъ Дэвись пріѣдетъ не одинъ... Сегодня день новыхъ знакомствъ.
Не то тревогой, не то досадой звучали эта фразы.
Коляска медленно повернула обратно. Утомленная Анна Павловна дремала.
-----
-- Опять бѣлыя узкія стѣны моей комнаты. Теперь онѣ мнѣ кажутся тюрьмой. Эта кровать! Я къ ней прикована, какъ къ гробу!
-- Послѣ первой большой прогулки вы утомлены и нервничаете. Вамъ нужно отдохнуть, Анна Павловна.
-- Я цѣлый часъ спала въ коляскѣ... и меня ждетъ безсонная ночь. Буду безъ конца перечитывать письмо этого страннаго дона Педро, пока оно меня не усыпитъ.
-- Однако, у васъ терпѣніе,-- улыбнулась сестра милосердія,-- я бы... или выбросила это письмо, или давно уже его прочла бы.
-- Точно повинуюсь приказу дона Альгуэцъ,-- пошутила больная.
-- Женичка!-- вдругъ встрепенулась она, ~ отворите дверь... я слышу шаги... это навѣрно мои гости.
-----
-- Съ вашего разрѣшенія, графиня, представляю вамъ моего юнаго друга, миссъ Элленъ Дроусь.
Лордъ Девисъ почтительно поцѣловалъ руку Анны Павловны и отступилъ, уступая Элленъ кресло у постели больной.
-- Очень рада, миссъ,-- тономъ королевы любезно заговорила Анна Павловна, пожимая руку гостьи.-- Прошу васъ... Я такъ много лестнаго слышала о васъ отъ лорда Дэвисъ.
-- Навѣрно меньше, чѣмъ я о васъ, графиня,-- краснѣя, опустилась въ кресло Элленъ
Двѣ пары женскихъ, пронизывающихъ другъ друга глазъ скрестились.
"Эта старушка,-- думала Элленъ,-- дѣйствительно, когда-то была ослѣпительной красавицей. Она и сейчасъ просится на полотно. Но я могу быть спокойна. Любить ее, какъ женщину, конечно, нельзя. Старая, увядшая калѣка. Жалкая... Смерть уже простираетъ къ ней свои руки. Бѣдняга."
"Онъ любить эту миссъ!-- со странной горечью думала Анна Павловна.-- Это его невѣста, конечно. Иначе она не пріѣхала бы такъ откровенно съ нимъ вдвоемъ ко мнѣ. Нѣтъ въ ней женственности, нѣтъ настоящей красоты и изящества, но... какъ свѣжа и молода... и какъ здорова. Счастливая!"
-- Я такъ давно хотѣла съ вами познакомиться, графиня,-- ласково заговорила Элленъ.-- И я такъ счастлива, что, наконецъ, васъ вижу. Я надѣюсь, вы мнѣ разрѣшите васъ навѣщать... часто-часто.
-- Благодарю васъ, миссъ, но, къ сожалѣнію, я себѣ не принадлежу. Мною распоряжаются врачи и мое собственное слабое здоровье. Иногда мнѣ такъ плохъ, что ко мнѣ никого не допускаютъ... даже лорда Дэвисъ, героически взявшаго на себя невыполнимую задачу возстановить мое здоровье.
Бесѣда не клеилась, и усталый видъ больной заставилъ гостей сократить визитъ.
-- До завтра, графиня,-- задержался у ея постели лордъ Дэвисъ,-- мы докончимъ повѣсть, которую читали вчера. Вторая прогулка васъ, конечно, такъ не утомитъ, какъ первая.
Элленъ ждала его у раскрытой уже двери, не скрывая своего нетерпѣнія.
И они ушли, ушли вдвоемъ, какъ влюбленная, счастливая парочка, а больная осталась одинокая и печальная въ своей комнатѣ-тюрьмѣ, прикованная, какъ къ гробу, къ постели. И долго жадными, грустными глазами смотрѣла она имъ вслѣдъ.
-- Хочется спать... и вы отдохните, сестричка. Я позвоню, если проснусь.
Наконецъ, одна! Анна Павловна лежитъ неподвижно съ широко открытыми глазами. За долгую болѣзнь она научилась думать и анализировать свои мысли и ощущенія. А сейчасъ передъ нею странная загадка. Почему ее такъ волнуетъ любовь лорда Дэвисъ къ молодой американкѣ? Или она боится потерять его дружбу и заботы? Какое ей дѣло до его личнаго счастья?
А тупая боль въ сердцѣ растетъ. Анна Павловна все глубже старается въ него заглянуть. Себя не обманешь. Непонятная, глупая, необъяснимая ревность. Старая, больная калѣка ревнуетъ къ цвѣтущей, юной дѣвушкѣ! Какой абсурдъ! Лордъ Девисъ изъ жалости заботится о ней. Жалость и обѣтъ прошлому. Въ его глазахъ она больная, безпомощная, старая развалина, одной ногой стоящая въ гробу. Но для нея онъ все. Послѣдній, единственный свѣтъ догорающей жизни. Не могла она не оцѣнить его ласки, доброты, терпѣнія, щедрости, заботъ... Не могла не поддаться очарованію его ума, его внѣшности, всего его утонченнаго облика. Такихъ она еще не встрѣчала. Даже образъ любимаго мужа, погибшаго на ея глазахъ, блѣднѣлъ и забывался, когда лордъ Дэвисъ сидѣлъ у ея постели. Но разсудокъ ея еще не погасъ. Вѣдь передъ нею одинъ только путь -- могила, а лордъ Дэвисъ еще не старъ, полонъ здоровья и силъ... Передъ нимъ новая жизнь, новая любовь.
Анна Павловна порывисто повернулась и... застонала от боли, жалкая калѣка... Только бы заснуть, чтобы все забыть... и свою болѣзнь и свое глупое сердце.
-- Но какъ заснуть, когда напряжены все нервы! Она старалась думать о своей прогулкѣ, рисовала себѣ море, цвѣты... нарядную толпу... и невольно вспоминала страннаго донъ Педро и его все еще нераспечатанное письмо.
Она схватилась за это письмо, какъ за спасеніе отъ тоскливыхъ думъ.
-- Буду его перечитывать до одуренія, до усталости... пока не засну.
Она распечатала конвертъ.
-----
Письмо донъ Педро Альгуэцъ.
Любезная графиня.
Въ этихъ строкахъ открываю вамъ и страшную правду настоящаго и возможность блестящаго будущаго. Вы безнадежно больны, и ни доктора, ни лекарства Вамъ не могутъ помочь. Вѣроятно, годами Вы еще не такъ стары, но недугъ превратилъ Васъ въ древнюю старуху. Кто не страдалъ, тотъ не пойметъ Вашихъ страданій. Но я ихъ понимаю и знаю, что съ каждымъ днемъ страданія Ваши растутъ. Только смерть, только она, невѣдомая, страшная, можетъ набавить Васъ отъ мукъ. Вотъ горькая правда!
А между тѣмъ возможно спасеніе, и я несу его Вамъ. Въ моихъ рукахъ тайна Новой Силы. Я могу вамъ возвратить не только Ваше здоровье, но, отчасти, и молодость и блескъ Вашей красоты. Если "да", если Вы жаждете спасенія, послѣзавтра, около двухъ часовъ дня, Вы примете
Вашего покорнаго слугу
Дона Альгуэцъ.
Не разъ перечла Анна Павловна странное посланіе. Недовѣрчивая улыбка на ея устахъ и... жгучая надежда въ сердцѣ. Этотъ Альгуэцъ обладаетъ непонятной силой, онъ заставляетъ вѣрить себѣ. Вѣрить нелѣпости! Умирающая больная старуха... и здоровая молодость.... какая между ними пропасть.
Когда Анна Павловна владѣла всѣми лучшими сокровищами земли, она безсознательно наслаждалась жизнью. Лишь теперь, когда все потеряно, теперь она знаетъ, чего лишилась.
-- И опять вернуться къ чудесному прошлому?! Снова жить какъ прежде? Просыпаться энергичной и полной силъ, безъ малѣйшаго ощущенія боли! Легко вскочить, самой одѣться. Въ зеркалѣ любоваться отраженіемъ своей красоты... Бродить безъ устали по берегу моря... по цвѣтущимъ садамъ... карабкаться по крутымъ скаламъ... полной орудью вдыхать горный воздухъ... Приковывать восторженные взоры. Быть любимой, какъ бывало, до обожанія, до пьяной страсти., И все это возможно? Все это не безуміе?
Безуміе?!!... Такъ неужели же не сдѣлать ничего, чтобы разрѣшить загадку? Оттолкнуть безкорыстно протянутую руку чудесной помощи? Не отдаться соблазнительному опыту?
А если этотъ донъ Педро... Только маніакъ, только сумасшедшій!
Ахъ, не все ли равно! Что она теряетъ, если даже опытъ ускоритъ ея мучительную агонію!
-----
Нервная рука больной коснулась сонетки... и безшумною тѣнью скользнула въ дверь сестра милосердія.
-- Не спится, Анна Павловна?
-- Разсчитывала на письмо дона Альгуэцъ какъ на сонный порошокъ, но ошиблась.
-- Нe тайна его посланіе: осторожно спросила ее Женичка.
Молчаніе. И вдругъ холодная трепещущая рука больной порывисто опустилась на склоненную головку сестры милосердія.
-- Жуткое счастье... или безуміе! Со дня искушенія Евы въ раю міръ еще не повторялъ подобнаго искушенія!
Съ невольнымъ страхомъ вглядывалась сестра милосердія въ лицо больной, залитое лихорадочнымъ румянцемъ, въ ея почти безумные глаза.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Женичка, вы всегда такая печальная, такъ упорно молчите о вашемъ прошломъ... но сердцемъ я чувствую, что вы несчастны и одиноки. Я такъ къ вамъ привязалась, такъ васъ-полюбила... мнѣ больно было бы съ вами разстаться.
-- Разстаться? Почему? Вы не довольны мной?
-- Дитя! Могу ли я требовать, чтобы вы мнѣ отдали свою молодую жизнь?
Грустно поникла юная головка.
-- Анна Павловна,-- дрогнувшимъ голосомъ тихо заговорила Женичка,-- я сирота съ дѣтскихъ лѣтъ. Я всегда была одинока. Однажды... отдала я свое сердце... и жестоко разочаровалась. Теперь я презираю того, кого беззавѣтно любила. Но... вспоминать тяжело... и очень прошу не спрашивать меня о прошломъ. Владѣйте мною, моею жизнью. Прошлое мое мертво, настоящаго нѣтъ, будущему не вѣрю.
Долгое молчаніе.
-- Послѣ завтра все рѣшится, Женичка... Теперь я уже смѣю надѣяться, что вы не покинете меня.
-- Не покину, родная, пока не прогоните.