Въ саду, въ тѣни шелковаго навѣса, на лонгшезѣ полулежала графиня Ивкова. Рядомъ на коврѣ, застилавшемъ сочную траву, Женя читала вслухъ французскій романъ. Ея звучный голосъ покрывалъ нѣжный шопотъ цвѣтовъ и листвы. Іюньское солнце радостно ласкало. Изумрудными листьями щеголяли деревья. Сапфирами, рубинами, аметистами сверкали цвѣты. Толстый шелковый навѣсъ, отороченный бахромой и кистями, защищалъ отъ яркихъ лучей, а Зэана и Литара неустанно вѣяли пестрыми опахалами.
Полузакрывъ глаза, Анна Павловна отдавалась воспоминаніямъ. Крылатая мысль перенесла ее въ скромную комнату пріюта. Видѣла она себя, прикованную къ постели, видѣла склоненную надъ книгой голову лорда Дэвисъ, слышала его мягкій ласкающій голосъ. Не была ли она счастливѣе въ тѣ мгновенья, чѣмъ теперь -- на пути чудесному исцѣленію?! Вѣдь онъ тогда отдавалъ ей и время свое, и заботы. Какъ давно не было писемъ! Больше года! Здоровъ ли онъ? Живъ ли? Или забылъ о ея существованіи? Передъ нимъ весь міръ, смѣна впечатлѣній и интересныхъ встрѣчъ. И онъ могъ забыть ее, какъ печальное ничто! Или, можетъ быть, они теперь съ Элленъ празднуютъ счастье соединеніи?!
А въ ея одинокое сердце чувство къ лорду Дэвисъ вростаетъ все глубже, внѣдряется могучими корнями, вплетаетъ тоску въ каждое ея дыханіе. Тоска задерживаетъ ея исцѣленіе, среди сеанса закипаетъ въ сердцѣ и разбиваетъ концентрацію мысли. Часы гдѣ-то пробили двѣнадцать, и Женя сложила книгу, а бронзовые слуги -- быстро и безшумно -- накрывали столъ къ завтраку. Опираясь на руку Жени, графиня поднялась и пересѣла въ кресло. Теперь она уже могла себѣ позволить роскошь -- обѣдать сидя.
А отъ вниманіи заботливой Жени не ускользали ни единая мелочь, и новая тревога отражалась въ ея свѣтлыхъ главахъ. Она напряженно ждала. Чутко прислушивалась, вздрагивала. Вотъ уже Іюнь, а дона Педро все нѣтъ и нѣтъ. Можетъ быть, надо что нибудь измѣнить въ теченіи. Въ состояніи больной что-то новое,-- какая-то глухая борьба организма съ недугомъ. Съ трудомъ даются сеансы. Прогулки больше ужъ не радуютъ, она тоскуетъ, и Женя безпомощно волнуется. Ахъ, если бы скорѣе пріѣхалъ донъ Педро!
Завтракъ проходить въ молчаніи. Обѣ ѣдятъ мало и неохотно.
Послѣ небольшого отдыха, ѣдутъ въ горы на автомобилѣ.
И опять обѣ молчатъ. Каждая погружена въ свои заботы и думы. Темными крыльями вѣетъ надъ ними тоска, прячетъ отъ нихъ радость солнца и красоту Божьяго міра. Одна отъ другой скрываютъ онѣ тревогу, и невидимая стѣна выростаетъ межъ ними, столь близкими.
Автомобиль остановился. Опираясь на руку Литары, больная сошла на шоссе и прогуливалась медленно, но свободно. Женя слѣдила за стрѣлкой часовъ. Пятнадцать минуть. Достаточно. И поѣхали обратно къ дому.
Пытливо вглядывается Женя. Трепетно ждетъ. Напрасно. Тишина въ саду и въ индійскомъ дворцѣ, замерли они въ созерцаніи собственной красоты. Послѣ сеанса Женя уложила больную. Литара спустила жалюзи и на коврѣ у кровати стерегла сонъ больной. Женя съ книгой уныло побрела въ садъ, въ свой любимый уголокъ, гдѣ хвойныя деревья полукругомъ тѣснили скамью.
-- Добрый день, Жэніа!
Она вздрогнула и вспыхнула, такъ неожиданно было привѣтствіе дона Педро, встрѣтившаго ее на нижней террассѣ.
-- Я испугалъ васъ внезапнымъ появленіемъ,-- свѣтло улыбнулся онъ, пристально вглядываясь въ ея лицо.-- Вы предполагали, что я погибъ въ далекой Индіи? Я не вернулся къ сроку и даже не могъ извѣстить васъ объ этомъ. Да, Женя, я былъ далекъ отъ земли и земного, а тѣмъ болѣе отъ телеграфа и почты.
Ея нѣжное лицо выдавало ея радость.
-- Съ пріѣздомъ, донъ Педро!... Я даже не слышала, какъ вы подъѣхали!
-- Прилетѣлъ на аэропланѣ, когда вы были на прогулкѣ. Успѣлъ отдохнуть, и сейчасъ бодръ, какъ будто и не разставался съ индійскимъ домикомъ.
-- А я васъ такъ ждала... и такъ встревожена. Моя больная грустить о чемъ-то, тоскуеть...и это...
-- Мѣшаетъ концентраціи мысли. Гармонія нарушается... А гармонія, ритмъ... это почти все. Все мірозданіе перевернулось бы, если-бы великій ритмъ его, его гармонія были бы нарушены! И нашъ крохотный мірокъ требуетъ ритма и гармоніи. Больная спитъ?.. Какъ только она проснется, я верну ей ритмъ и гармонію. Лекарство таится въ этомъ письмѣ. Оно съ апрѣля пролежало на почтѣ.
Бесѣдуя, они подошли къ любимому уголку Жени и расположились на скамьѣ. Онъ въ бронзовомъ загарѣ, въ рамкѣ черныхъ блестящихъ волосъ, въ глубинѣ черныхъ глазъ, окутанный живописными складками бѣлаго хитона,-- богъ силы и спокойствія. Она -- хрупкая, вся въ розовомъ, какъ розовая птичка со свѣтлой головкой и бѣлыми нѣжными лапками. Въ ихъ контрастѣ, на фонѣ безоблачнаго неба и темной зелени, создалась дивная гармонія.
-- Учитель, выслушайте мой докладъ. Таблицу дыханія мы постепенно прошли. Концентрація формулы, поставленной на глубокое ритмическое дыханіе, доходитъ до большой силы. Въ сосѣдней комнатѣ Литара и Зэана пѣли, танцовали, стучали, больная мыслью углубленная въ формулу, ихъ не слышала. Въ отдѣльномъ упражненіи концентраціи мысли я задавала темы "воспоминаній" и "мечтаній". Больная начала постепенно ходить, какъ малое дитя, крѣпла... и теперь четверть-часовая прогулка ее не утомляетъ. Режимъ и ванны -- сухо-воздушныя и солено-іодистыя, продолжаемъ. Борьба еще ни кончена.-- улучшенія чередуются съ ухудшеніями.
-- Еще бы! надо обмѣнить весь организмъ. А вы, Жэніа?
-- Лечила больную, каталась съ нею, учила ее ходить, а въ свободное время пользовалась даннымъ мнѣ Вами правомъ и поглощала книги вашей огромной библіотеки. Чудо возрожденіи графини, свершающееся на моихъ глазахъ, тишина и красота вашихъ владѣній, сказочный комфортъ... излечиваютъ мои нервы и розовое облако забвенія все гуще и ярче. Вотъ только съ апрѣля ваше непонятное отсутствіе и тоска графини.
-- Ни того, другого уже нѣтъ,-- ласково прервалъ ее донъ Педро.-- Лѣто и осень мы проведемъ вмѣстѣ. Отдохну и наберусь силъ для зимняго полета... и труда. Вы мнѣ поможете красиво отдохнуть, Жэніа. Согласны?
Она не могла говорить, она только наклонила голову... и такъ странно, такъ восхитительно дрогнуло ей сердце.
Донъ Педро внимательно осмотрѣлъ больную.
-- Таблица дыханія и формулы безъ измѣненія. Растираніе и сгибаніе съ сопротивленіемъ остаются; перейдемъ къ гимнастикѣ, безъ усталости и медленно. Протянуть руки впередъ. Сгибать въ локтяхъ, къ плечу. Раскачивать ноги, одну за другой. Сгибать и разгибать колѣни. Наклоняться и выпрямляться. Двигать голову вправо и влѣво, внизъ и вверхъ. Отъ плеча отбрасывать руки въ стороны и обратно къ головѣ... Черезъ мѣсяцъ перейти къ главной гимнастикѣ: стоя, вытянуть впередъ руки, пригибая одно колѣно къ животу. Притянуть руки къ плечу, сгибая въ локтѣ. Одновременно одну ногу опускать, сгибать другую къ животу какъ будто шагаете на мѣстѣ. Начать съ десяти упражненій, прибавляя ежедневно по пяти дойти до трехсотъ разъ. Три раза въ день. Первые сто дѣлаются съ неподвижной головой, пятьдесятъ -- съ поворотомъ головы вправо и влѣво сто -- опять съ неподвижной головой, а послѣднія пятьдесятъ, наклоняя голову вверхъ и внизъ. Прогулки пѣшкомъ, постепенно -- до часа въ день. "Другъ желудка" разъ въ недѣлю. Сухо-воздушные ванны два раза въ мѣсяцъ. Ванны изъ травъ два раза въ недѣлю, на ночь. Такъ до апрѣля. А тамъ я уже не буду нуженъ... и наша больная пташка, оздоровленная, вылетитъ на свободу. Вы обѣдаете съ нами, графиня, а пока -- прочтите это письмо.
-----
Письмо лорда Дэвисъ графинѣ Ивковой
"Былъ боленъ, дорогой другъ, и болѣзнь за держала меня въ Берлинѣ. Писать не могъ. Не опредѣленная тоска гонять меня, все гонять. Теперь я въ горахъ Швейцаріи, въ Энгельбергѣ, на высотѣ. Горный воздухъ возвращаетъ мнѣ мои силы. Останусь здѣсь все лѣто. Уже тянетъ въ Ниццу, но, пока не позовете,-- не поѣду. Не хочется иного моря, иныхъ пальмъ, иного юга,-- тянетъ только въ Ниццу. За два года это мое первое опредѣленное желаніе. Не скрою, меня увлекаетъ тайна вашего леченія, интересуетъ донъ Педро. Въ вашихъ короткихъ, рѣдкихъ письмахъ вы слишкомъ осторожны, но любопытство мое задѣли. Хорошо, что жизнь научила меня терпѣнію. Еще годъ. Подождемъ. А пока всего, всего лучшаго. Никто больше меня не желаетъ дону Педро успѣха въ его задачѣ. Вашъ неизмѣнный другъ Сидней Дэвисъ."
Анна Павловна лежала неподвижно, съ открытыми глазами, улыбка сіяла на ея лицѣ. Новый приливъ энергіи и въ каждомъ атомѣ тѣла ключемъ бьетъ жажда исцѣленія. Годъ! Одинъ годъ! Дружба лорда Дэвисъ не потеряна, нѣтъ! Гдѣ бы онъ ни былъ -- онъ думаетъ о ней, онъ ей пишетъ. Не безпомощной и одинокой выйдетъ она изъ индійскаго дворца. Лорда Дэвисъ тянетъ въ Ниццу, но... пока она не позоветъ, онъ не осуществить этого "своего перваго желанія".
-----
Письмо графини Ивковой лорду Дэвисъ.
"Ваше письмо, дорогой другъ, безъ конца лежало на почтѣ, такъ какъ донъ Педро застрялъ въ своей Индіи. Онъ исчезаетъ каждую зиму, словно его жгучая натура боится горной зимней свѣжести. А Вы сидите на высотѣ Энгельберта?! И я тамъ была однажды, во дни моей юности, счастливая здоровьемъ и безпечной жизнью. Можетъ быть, Вы въ томъ же отелѣ и въ той же комнатѣ?!
-----
-- Я за вами, графиня, ужинъ на столѣ.
Анна Павловна стояла у окна. Она обернулась на зовъ Жени. Залитая лучами заката, съ сіяющей улыбкой въ глазахъ, она казалась моложавой, почти прекрасной.
-- Донъ Педро правъ,-- невольно подумала изумленная Женя.-- письмо лорда Дэвисъ исцѣлило ея меланхолію.