Простившись с родными, я отправился в Нижний, куда приказал приехать и мастерам. Остановился я в гостинице на площади фонтана, весьма хорошей и замечательно опрятной. С приездом мастеров мы осмотрели завозные пароходы города Всеволожск. Этот способ перевозки грузов в то время, когда на Волге только что появился один буксирный пароход и строился другой нашего товарищества и только тогда возникшего общества "Кавказ и Меркурий", был очень выгоден. Они были огромных размеров, очень уродливой постройки и вмещали до 100 тонн груза, двигались посредством завозимых якорей, по кабельтову, тяга людьми и лошадьми, а Всеволожска и другие тянулись тем же способом завозимых якорей, но уже паровой машиной, вращавшей шпиль и вытягивавшей канат от якоря на шпиль навернутый и таким образом подводящей судно к якорю, когда уже завезен другой, и действие продолжается. Этого рода суда могут пройти в 24 часа от 25 до 30 верст. Подобные машины, кажется, действуют и в настоящее время по каналам водносо сообщения. Я их осмотрел с удовольствием и составил опись, а с удовольствием потому, что если бы состоялась покупка, я надеялся, что мне, как старому моряку, господин Ж. поручит управление этим делом за хороший гонорар.
Исполнив это поручение, мы с мастерами все вместе отправились к месту нашего назначения через Казань, Елабугу, где я уже должен был оставить свой тарантас и ехать полузимним и полулетним путем проселочной дорогой, где часто, за неимением саней, привязывали к полозьям каталки, из прутьев сплетенные, куда я усаживался с своим небольшим багажом. Далее мы уже выехали на большую дорогу и я ехал покойно до самой реки Белая, которая уже стала; но как лед еще был тонок, то когда мы спустились на него, он страшно затрещал и опустился до выступления воды, но однако ж выдержал, и мы переехали.
Селение, где я должен был жить и где был огромный винокуренный завод, называется Анчисак. Тут был большой господский дом для приезда помещика, где уже были приготовлены комнаты очень просторные и весьма чистые, но только без обоев, а с простыми деревянными стенами, впрочем, гладко и чисто обтесанными, и вообще помещение было очень удобное. Но тут одно покоробило меня - это множество крыс, а я и к мышам неравнодушен, каково же было мое положение при мысли, что они заберутся на мою постель; конечно, я должен буду проводить бессонные ночи. К счастию, я узнал, что на кухне имеется большой рыжий кот, которого я тотчас приказал принести, ласкал его, кормил сливками и клал с собою на постели, где он в ногах у меня мурлыкал усыпительно и спал со мною. На первое же утро я увидел несколько крысиных трупов, одни были целые, видно, только задушенные, а другие с отъеденными головами. Конечно, такая самозащита не показывает во мне мягкосердечия, но что же делать с таким врагом, с которым человек не может справиться по его таинственным нападениям во тьме ночной, и поневоле надо ему противопоставить кошачьи глаза и кошачий инстинкт.
Стол, очень хороший, я имел вместе с управляющим имением, молодым человеком, довольно развитым, из его дворовых людей. Материальная моя жизнь была очень хороша, а равно и душевное настроение. Вид из окон, хотя однообразный, не лишен был своего рода красоты. Видна была река Белая, красивая, с хорошими домами селения, беспредельные хвойные леса, хотя и под зимним покровом, опушенные инеем точно пудрою, тянулись по всем направлениям. Красота природы так бесконечно разнообразна, так величественна и привлекательна, что я, будучи покоен душою, как всегда восторженный любитель природы, и тут находил великое наслаждение любоваться этим чудным белым покровом, даже дымом, выходящим из труб вертикальным столбом при совершенной тишине, иногда оглашаемой стуком и голосами работавших на заводе. При моем полном уединении все это производило во мне поэтические грезы и какое-то внутреннее довольство.
Как только я приехал, тотчас же распорядился рубкой леса для постройки барж. Это занятие продолжалось довольно долго, и я каждый день был в лесу и возвращался только к обеду, когда начинало темнеть. После обеда, вечером, записывал в особо для того веденный журнал ход работ и количество срубленных и вывозимых с пристани дерев разного назначения. На пристани уже приготовлялись шпангоуты, или ребра, которые составляют основу всякого судна, пилились доски обшивки и прочее. Журнал этот я вел по желанию моего доверителя, хотя бы и без этого желания я бы вел его точно также, но он, конечно, желал знать не только ход работ, но, вероятно, и о моей деятельности, как получавшего от него жалованье. Он был человек очень аккуратный, служивший прежде правителем канцелярии министра финансов графа Канкрина.
Вывезши лес, мы по плану заложили основание нашим судам, работа началась и постройка продолжалась всю осень и зиму. Зимой на маленьких санках в одну лошадь, а весной верхом на иноходце я ежедневно с утра проводил весь день на пристани, вечером возвращался обедать, а вечер занимался журналом. Я находил большое наслаждение в этой трудовой жизни, а особенно когда наступила весна, прошла река и все вокруг стало зеленеть, воздух стал благоуханным, живительным, с юга прилетели гуси, лебеди, утки в огромном множестве, как бы удалявшиеся от жары и духоты юга на охлаждающий север, подобно дачникам, бегущим из городов. Леса огласились различными хорами пернатых, и сердце повеселело вместе с природою. Проезжая около озер, я каждый раз слышал какую-то странную музыку и не мог понять, откуда идут эти басовые аккорды. Своротив с дороги, я поехал по направлению этих звуков и увидел целое стадо лебедей, принявшее в свое летнее владение прелестное обширное озеро, осеняемое живописным лесом. Вот кто были эти музыканты.
Так как я также имел поручение закупать хлеб для завода и ревизовать откупные отчеты и как в этой местности откупная контора, или управление, была в городе Белебей и в этом же уезде, весьма богатом хлебом, я располагал покупать рожь, то и отправился в этот город. Здесь я остановился у управляющего откупом, И.А. Пономарева. Это был человек образованный, хотя и из купеческого звания, очень приятной наружности и весьма приличный. У него жил отец его, умный старик, очень начитанный и, как видно, хоть и по старинке, но хорошо учившийся в какой-то школе, вероятно, еще в начале этого столетия. Его очень интересовало все, что делается во всем свете как в политическом мире, так и в экономическом, особенно что касалось России. Он даже имел намерение представить свой проект об извлечении из карточной продажи, находившейся в казенной монополии, таких выгод, которые, по его соображению, достигали бы значительных миллионов. Я не помню уже теперь подробностей его проекта, но помню, что выводы его тогда не казались химерой. Он хорошо играл в шахматы, и мы каждый день несколько часов посвящали этой игре. Хозяйка дома, жена управляющего, особа очень милая и приятная, была вполне светская дама, любила общество, удовольствия, катанья, танцы, и как откупным управляющим отпускались значительные суммы на прием, угощение и другие побочные расходы, то они жили открыто, давали обеды, вечера и у них всегда бывало много посетителей. Здесь же особенно все бывали с удовольствием, так как белебеевский управляющий господина Жадовского к качествам гостеприимства и радушия присоединял личные прекрасные качества, приобретшие ему общее уважение общества. Во всем округе по деревням до последнего крестьянина его знали и уважали, в чем я убедился, ездивши с ним для покупки хлеба на завод.
Приехавши комиссионером откупщика и в то же время важного человека, я, конечно, должен был познакомиться с городским обществом, и потому объехал с визитами всех, составляющих местную интеллигенцию, начиная с городничего. Везде меня принимали очень любезно, приглашали на обеды и вечера, и я заметил страшную разницу между обществом сибирским и собственно русским, так как здесь я уже встречал и воспитание, и образованность даже в самом маленьком городке оренбургских и саратовских степей. Между многими домами в Белебее выдавался дом князя Чаадаева, жившего в эту зиму с женою и детьми в своем городке. Князь был довольно крупным там помещиком и был всеми уважаем и любим по своей доброте и благородному характеру. Не помню уже, сколько было у них детей, но помню, что когда мы с управляющим приехали к ним, то я был приятно поражен как радушием, так и милою добротою всего семейства, с какою был принят, и еще более был поражен красотою их старшей дочери, М.П., прекрасно воспитанной и увлекательно приятного и милого обращения. Я этот первый вечер провел так приятно и так свободно, несмотря на первое знакомство, что как будто мы были уже старые знакомые. Девицы усадили меня играть в карты с надеванием мужской шапки девицам и чепца мужчинам, который, вероятно, очень шел ко мне, когда я остался, потому что веселости и хохоту не было конца. Беда мужчине в 40 лет с этими юными цветущими девицами, которым все идет, как сказал Пушкин: "А к девушке в шестнадцать лет какая шапка не пристанет". С этого вечера продолжалось это милое знакомство до самого отъезда моего, и сколько приятных вечеров и дней проводил я в этом милом семействе! Оно было в самых приязненных отношениях с семейством управляющего, где я жил; сестрицы часто приезжали к ним, играли на фортепьяно, пели, и для меня часов как бы не существовало. Так очаровали они меня своей красотой, а еще более своим умом и прелестью своего общества. Я каждый раз усаживал их в сани, когда они уезжали, застегивал полость - и это мне доставляло большое наслаждение. На одном танцевальном вечере, видя, что я не танцую, дамы сами стали приглашать меня на кадриль, и когда я отзывался тем, что не танцую и не знаю даже фигур кадрили, они вызывались руководить меня, но я устоял, несмотря даже на то, что более всех упрашивала та, которой всего труднее было мне отказать.
Вот на пути жизни еще новая встреча с милыми, привлекательными людьми, радушными, гостеприимными, и опять встреча с прелестным существом, которое привлекает взор и шевелит сердце. Для меня это понятно: 20 с лишком лет молодой жизни исчезли в заключении и странствиях, и потому эти протекшие года как бы передвинулись и впечатлительность и пылкая молодость как бы возвратились. Удивительно ли и странно ли, что такое существо, как княжна М.П., и теперь приковало мое сердце. Она была высокого роста, стройна, грациозна, в ее карих прекрасной формы глазах, осененных длинными роскошными ресницами, светились ум, кротость и чувство и они были очаровательны; ум, прелесть обращения, все приковывало к ней какою-то чарующею силою, так что, если б не мой внезапный отъезд из этих мест, то, конечно, я бы до страсти влюбился в эту чудную девушку. В последний раз, уезжая из Белебея, я простился с ними в надежде скорого свидания и не подозревая, что это было прощание навеки!
По приезде моем домой мне подали бумагу от уфимского губернатора с отношением к нему симбирского губернатора, вызывавшим меня в Самару, место нашего жительства, означенное в указе об отставке. Нечего было делать, как повиноваться. Я написал Жадовскому, что по независящим от меня обстоятельствам должен оставить свое место у него, спустил на воду готовые уже баржи, сдал все дела и отчеты управляющему и затем уехал.