Возьмем кривую "В"; и забывши все, что мы знаем о содержании поэмы, механически, так сказать, вырежем ножницами отрывки, лежащие на средней уровне 2,6, и склеим их вместе: что получится? Это методический прием: в начале познавательных изысканий все догматические предпосылки должны быть сброшены; мы должны забыть все, что мы знаем о тексте поэмы и о критике текста; эта непредвзятость нам в данный момент необходима.
На 2,6 падают 4 номера: 3, 6, 24, 39; первые 2 номера падают на вступление: 4 строки, 16 строк.
No 3 (4 строки).
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво1.
1 Всюду курсив наш.
Указывается на какое-то событие, в результате которого "град", "полночных стран краса и диво", горделиво вознесся из тьмы и топи; итак: полночь, тьма, топь явили свое диво. Какое это диво, об'ясняет No 6(16 строк): "Град" -- Петра творенье, которого так любит Пушкин ("Люблю тебя Петра творенье"): перечислены: 1) строгий, стройный вид, 2) державное теченье Невы, 3) береговой гранит, 4) узор чугунный оград; дан образ в стиле ампир; в нем и Нева -- "державна"; и на ней печать покоренности Империи; далее перечислены небеса, белые ночи с адмиралтейской иглою; и трудящийся белой ночью Пушкин.
Словом полное величие, строгость, планомерность; только бы и жить в ней!
И в это диво, стройность, урегулированность странно вброшен No 24 кривой (15 строк): на Сенатской площади, под новым домом верхом на сторожевой мраморной звере, "без шляпы, руки сжав крестом, сидел недвижный, страшно бледный Евгений. Он страшился бедный, не за себя". Вал подмывает ему ноги, дождь хлещет в лицо, завывает ветер; картина остранняет стройность порядка; в стиль ампир врывается нечто романтическое, опрокидывающее порядок: 1) предосудительно сидел на геральдическом, имперском сторожевом звере верхом; 2) предосудительно для невской воды лизать подошвы сапог на площади; сидящий показан в страхе; жест какого-то Евгения среди див строгой стройности точно какая-то кривая насмешка над "дивом".
Не об'яснит ли вопрос No 39 (5 строк).
Прошла неделя, месяц -- он
К себе домой не возвращался.
Вот так об'яснение: не об'яснение, а -- вопрос.
Весь уровень 2,6 -- открытое противоречие: в диве строгой стройности дано диво нестройной дин<испорчено> какой-то Евгений, посидев на сторожевом, императорском льве верхом, не вернулся домой.
Диалектикой уровня эта бессвязность противоречия подана, как тема; может быть тема поэмы и бессвязность ее противоречия, в котором с одной стороны строгость стройности гранитов и чугунов; с другой -- бесстроица человеческих жестов. Мы предполагаем, что случайно поданные куски и есть тема; не истолкуется ли она, если мы мобилизуем отрывки, ближе к ней лежащие; таковыми были бы уровни 2,5 и 2,7 (т. е. 2,6 -- 0,1 и 2,6 + 0,1).
Отрывка с 2,5 нет, а отрывок с 2,7,-- подан в первой части под No 14 (14 строк); и его, по необходимости, надо вставить в тему: присоединить к картине.
Мы узнаем, как некий Евгений, "пришед" домой, в волненьи размышлений не мог заснуть: думы его: он -- беден, должен трудом отвоевать себе честь, ему нехватает ума и денег; а ведь есть --
Такие праздные счастливцы,
Ума недальнего ленивцы,
Которым жизнь куда легка!
Тема дум -- волнение и ропот: 1) на судьбу, 2) на праздных дураков и ленивцев; итак,-- ропот на стройный и строгий порядок, который так любит Пушкин; запомним, что тема вторая вносит лепту свою в виде важного штриха к тезе среднего уровня; дикая бессмыслица сидения на звере не об'яснима ли ропотом и смятением. Внутри гранитов и строго-стройных чугунов завелась какая-то неурядица: вот, стало быть,-- тема поэмы.
Прибавим и убавим к 2,6 по 0,2; и мы получим двоякого рода уровни, противопоставленные друг другу, как "--0,2" и "+0,2" ; т. е. как 2,4 и 2,8.
Что получится?
На 2,4 имеем номера: 1, 2, 4, 29, 30, 51, 52, т. е. ряд ретушей уже нижней темы. В тумане спрятанного солнца на берегу пустынных воли, среди которых одиноко несется бедный челн -- Петр, думающий об угрозах и о каком-то действии на зло соседу; нерадостная картинка! Однако из нее-то и вырастает диво заложенного града; в строгость чугунов темы врывается изначальный туман, безлюдие, убогость и по ней одиноко мчится челн; No 4 сюда влагает лишь появление града, дворцов и строя кораблей; NoNo "29", и "30" (17 строк) прибавляют во 2-й части следующее: Евгений в страхе и тоске бежит к злобно кипящим волнам; Нева тяжело дышит, как "с битвы прибежавший конь"; Евгений видит лодку и к ней бежит; и перевозчик ведет его через страшные волны. Жуткая картина: точно продолжение вступления по живописи образов: неуютность, пустынность; и тот же челн (названный лодкой) вступления;в него-то в страхе, душой замирая, садится уже показанный в ропоте (и выше нормали) Евгений; ниже нормали он не в ропоте, а в страхе и замирании; вероятно оттого, что персонажи нижней темы, т. е. град, построенный на зло и для у гроз, и строитель в первой моменте поданы "в тумане спрятанного солнца"; закрадывается догадка, не есть ли несущийся одиноко в пустынных волнах -- челн жизни всякого соседа Петра, т. е обывателя Петрограда (кстати -- заметим: в лодке Евгений несется к своей судьбе, к роковому узнанию)? Итак: челн, лодка -- жизнь. Вопрос -- в чем эта жизнь?
Номера 57 и 52 присоединяют новые штрихи; сперва No 51 (4 строки).
И во всю ночь безумец бедный
Куда стопы не обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелый топотом скакал.
Какой-то Медный Всадник с топотом гонится за каким-то безумцем; еще не раз'яснен Всадник, но раз'яснено, что Нева, по которой пускается Евгений, дышит как прибежавший конь; не есть ли Нева -- конь Медного Всадника, гонящегося за безумцем? Это -- не мое толкование, не психология, а комментарий к диалектике уровня в порядке появления No (я бессмысленно вырезываю текст NoNo и склеиваю вместе).
Номер 52 (9 строк) об'ясняет, как некий "он" (вероятно Евгений), проходя по площади --
-- К сердцу своему
Он прижимал поспешно руку,
Как бы его смиряя муку,
Картуз изношенный снимал,
Смущенных глаз не поднимал,
Изображен смущенный, смиряющий муку свою, прохожий площади стройно-строгого града; очевидно: смиренный -- сломленный погоней рока.
Сквозь уровень 2,4 проходит: тот же берег реки, тот же челн; те же угрозы (сперва Петра, потом всадника); жизнь не изменилась на берегу в своем моральной содержании; сто лет назад здесь ютился "убогий чухонец"; теперь ютится "убогий обыватель", стаскивающий картуз.
Так смещает средний уровень с его дивным городом (на 2,6) уровень 2,4, показывающий: порядок порядком, а убожество, одиночество, берегов -- те же; лишь вырос... страх.
Очень многое прибавляет к теме уровень 2,4 (2,6 -- 0,2); ну а что прибавит уровень 2,8 (2,6 + 0,2)?
Рисуется, как "державная" Нева, прорубая окно в Европу, не одолела бури, дующей с запада: "Спорить стало ей не в мочь", на набережной стоял народ и любовался "брызгами, горами и пеной... вод".
Побежденная морем Нева вынуждена сломать атрибут своей принадлежности к самодержавию (бедная: то она -- "конь", на котором скачет всадник, то она гонится морем обратно); народ смотрит и любуется ее беспомощностью.
Тема воды выше нормали иначе подана, чем ниже нормали; выше нормали -- вода беспомощно жалуется; ниже нормали, она, оседланная кем-то, злится; вода не прибавляет ничего к диалектике верхней темы в отрывке "17-ом"; в ней лишь -- "ропот", адекватный ропоту Евгения в уровне 2,7, на судьбу свою; Нева, как Евгений, защищает здесь свою "честь".
Обратимся к комментарию двух тем: к симметрично лежащим уровняй 2,3 и 2,9 ("+0,3").
Уровень 2,3; No 19-м точно подтверждается наша мысль о Неве; она появилась в теме низа (Петровой, дворцовой, гранитно-чугунной), опять разоряется; в 2,4 Нева -- полковой, оседланный конь; в 2,3 уже она -- ряд оседланных коней, слитых очевидно и со всадниками; у воли Невы -- полковые атрибуты:
Осада! Приступ! Злые волны,
Как воры, лезут в окна; челны
С разбега стекла бьют кормой.
По улицам плывут даже не челны а -- "гроба"; в этой картине сами челны жизни становятся "гробами"; и опять в соответствии с челнами-гробами 2-я часть прибавляет лодку Евгения; Евгений в челне:
И скрыться вглубь меж их рядами...
Готов был челн.
Все охвачено водоворотами какого-то рока, уже показанного как всадник (т. е. всадник коня воды).
Номер 27-й являет наконец этого Всадника уже с большой буквы; и этот Всадник впервые стоит перед нами Медным изваянием Сенатской плошади: вот что есть рок:
И обращен к нему спиною
В неколебимой вышине
Над возмущенною Невою
Стоит с простертою рукою
Кумир на бронзовом коне.
Всадник назван кумиром, т. с. идолом; конь его не водяной, а бронзовый; он в неколебимой вышине стройно-строгого града: "град" неколебим; рок очевидно постиг лишь челны жизни, плывущие вместе с гробами.
Уровень 2,3 не просветляет 2,4, а омрачает картину: град, явленный в стройно-строгом ампир и посаженный на уровнях первой темы, с понижением уровней приобретает жуткий вид.
Чем ответствует вторая тема уровнем 2,97
Четырьмя отрывками: NoNo 25, 32, 34, 53.
Во-первых -- вскриком Евгения, 25 (16 строк).
Иль вся наша
И жизнь ничто, как сон пустой
Насмешка рока над землей?
Это уже не ропот, а открытое возмущение.
Во-вторых: номер 32 прибавляет к ропоту ужас страшного несчастья, когда "несчастный знакомой улицей бежит", где скривились домики, где "кругом, как будто в поле боевом, тела валяются; Евгений бежит, изнемогая от мучений, туда, "где ждет его судьба с неведомым известьем, как с запечатанным письмом" "И вот залив... И близок дом".
Отрывок кончается вскриком, где страдание соединяется с возмущением: "Что ж это?"
Номер 34 подчеркивает взрыв возмущения диким хохотом Евгения:
И, полон сумрачной заботы,
Все ходит, ходит он кругом,
Толкует громко сам с собою --
И вдруг, ударя в лоб рукою,
Захохотал.
В 2,3 ужас разрушения дан в теме покорности воле Всадника, ломающей судьбы; в 2,9 ужас дан в теме страдания и человеческого возмущения.
Номер 53 (на 2,9) рисует занесенный наводнением на пустынный остров пустой домишко; но тем фактом, что "домишко" подан верхней темой, определено и отношение к этому занесению: оно -- возмутительно; оно -- не порядок в городе порядка; если таков порядок, то -- "что ж это?"
Так в уровнях 2,3 и 2,9 отчетливо раз'ята тема противоречия смутная в 2,6: она раз'ята в две темы: на тему верха -- тему возмущения униженного: возмущает тема порядка, или -- тема низа; и на низ--императорский порядок (он же и рок, и кумир), который стремится оседлать человеческое возмущение.
Любопытна и ирония, с которой тема недосягаемой вышины всадника и красоты стройно-строгого града становится темой низа и сердечного замирания (роста повторов), а тема "бедных людей", униженных и оскорбленных, становится темой сердечного биения и под'ема кривой вверх.
Это -- не важно; но и это -- штрих.
Следующая пара противоположения: "2,2" и *3" (" -- 0,4" и <-)-0,4"). Номер восьмой на 2,2.
К достаточно мрачной картине низа, встающей из уровня 2,3, Пушкин присоединяет неожиданно две картины: картину парадирующих войск (8 строк): Лоскутья сих знамен победных,
Сиянье шапок этих медных.
И картину военно-имперского праздника:
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда полнощная царица
Дарует сына в царский дом.
Как будто бы восстанавливается равновесие в стройно-строгом городе, где перед этим носились гроба да гоняющиеся за обывателями всадники; теперь медные всадники уже парадируют на Марсовом поле; и Пушкин любит --
Сиянье шапок этих медных.
Но номер 12-й (тоже на 2,2) оговаривает сияние, "медных шапок".
Над омраченным Петроградом
Дышал ноябрь осенним хладом...
Сердито бился дождь в окно,
И ветер дул, печально воя.
Парад медных шапок в логике уровня оказывается ноябрьским парадом; он происходит в вое ветра; и сопровождается сердитым дождем; в том же уровне (в логике уровней это значит: одновременно) происходит на Сенатской площади другая картина; на Марсовой поле стройно галопируют медные всадники, а на площади к Медному Всаднику (с большой буквы) подбегает Евгений и --
"Добро, строитель чудотворный!"
Шепнул он, злобно задрожав,
"Ужо тебе!" (15 строк),
И опять "воздравие парадов" омрачено уже открытый восстанием на Сенатской площади: Евгения на Кумира и "Державца Полумира"; случается невероятный скандал; восстание Евгения происходит в ноябре 25 года, за несколько дней до восстания, до столкновения восставших войск с "медными всадниками" парада Марсовых полей; и мы знаем картину восстания; на Сенатской площади угрюмо стояли, не двигаясь с места, восставшие полки, -- так как недвижно сидел за год здесь же Евгений на звере, руки сжав крестом; а на соседней площади Николай I собирал кавалерию, или "медных всадников" на восставших, но онемевших у статуи полков и их вожаков, декабристов; у "подножья кумира" стояло такое же: "Ужо тебе", а где-то недалеко двигалась кавалерийская фаланга "с их шапок медных".
Уровень 2,2 странно путает планы; и впервые закрадывается мысль: не есть ли вся поэма старательнейшая зашифровка, пусть полусознательная, пусть бессознательная, так что и "наводнение" -- для отвода глаз; осенний хлад ноября 24 года, осеннее "У ж о" Всадника ноября 25 года и "Ужо тебе", брошенное Николаю I через несколько недель полками и толпою восставших, схватываются в одно действие, в один момент; и этим ритмическим моментом является уровень 2,2. У нас рождается вопрос: 1) не есть ли "Медный Всадник" или стабилизованный в "Кумир" Петр,-- не Петр, а Николай I, стабилизировавший личность Петра тем, что слил с нею свою, николаевскую, идею самодержавия? 2) Не есть ли "Евгений" -- один из многих, один из тысяч восставших? 3) Не есть ли ноябрь -- декабрь? Отведение его в ноябрь и распространенно ноября до ноября 24 года -- не есть ли необходимая зашифровка, подобная зашифровке куска последней главы "Евгения Онегина", завязавшего сношения с декабристами (отсюда и совпадение имени героя с Евгением Онегиным, "декабристом"); ну тогда -- само собой ясно: непроизвольно для себя вложивши революционный динамит в "императорскую" тему, по условиям времени Пушкин должен был декоративный фасадом вступления маскировать ритмическую суть поэмы; отсюда-то: "Люблю, военная столица"... "когда... царица дарует сына в царский дом". Это же -- "картуз": "картуз изношенный", который надо было снимать.
Все то, что я описываю, Пушкин мог и не осознать; но все это бродило в крови его, все это терзало его; и он -- "как бы смиряя сердца муку",-- пел: воспевал "имперских зверей". Поэту нельзя было не быть и "пинтой".
И как бы в подтверждение этой догадки -- последний номер с тем же уровней в 2,2--бросает перед нами несколько слов и о "пиите":
... Граф Хвостов,
Пиит, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.
Кто же воспевает несчастье? Это -- явный памфлет на "пииту", если не горький смех над стаскиваемый картузом. Несчастье невских берегов -- не наводнение, а подавление декабрьское о восстания: расправа с декабристами.
В уровне "3" выявлен центр волнений ропщущего Евгения, его тревога о Параше, невесте: его любовь к ней.
Итак: в 2,2 -- дико остраненная до памфлета любовь к символам самодержавия поэта (любовь с сюрпризами, в роде -- "Ужо тебе"); в "3" -- человеческая любовь: любовь маленького человека возвышается над величественный бредом оград чугунных с их парадами и воями ветров. Что бы ни утверждал Александр Сергеевич Пушкин из рассудка,-- мы в уровне "3" удостоверились: пульс его сердца бьется вместе с маленьким униженный человеком; а это значит: бьется за человека
Пойдем далее.
Уровни 2,1 и 3,1 (2,6 -- 0,5 и 2,6 + 0,5) представлены: 2,1 четырьмя номерами (7, 13, 23, 50).
Гипотеза зашифровки заставляет нас взять номера в обратной порядке: номер -- "50" (9 строк) бросает нас в центр действия: "И он по площади пустой бежит и слышит за собой, как будто грома грохотанье":
И озарен луною бледной,
Простерши руку в вышине,--
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне.
Соединим все штурмовые, военные эпитеты злых воли с парадом "медных всадников" предыдущих уровней императорской темы низа,-- и в логике ритма, в контрапункте тем становится ясный, что теперь во главе этих ратей встал их повелитель: Медный Всадник (с большой буквы); и ясно: это -- Николай, а не Петр; он несется за восставшим Евгением; арена преследования -- Сенатская Площадь; время действия за несколько дней до такой же погони медных всадников Николая Первого за разгромленными восставшими: ясно. Еще яснее в этом свете номер 23 (6 строк).
Царь молвил -- из конца в конец...
В опасный путь...
Его пустились генералы
Спасать и страхом обуялый,
И дома тонущий народ.
Один из спасателей был убит при этом: Милорадович; потом спасали и по-иному: "спасали" в застенках от идей; и спасали "отеческой опекой": генерал Бенкендорф спасал Пушкина; итоги спасения: тот аллегорический язык, на каком говорили в Росси; все точные смыслы стали "псевдонимами"; уши спасающих генералов вставлялись в стены домов, ибо и в этих домах народ "тонул" в опасных мыслях.
Номер 13 (15 строк) рисует нам одного из таких псевдонимов: и он -- "Евгений":
Мы будем нашего героя
Звать этим именем. Оно
Звучит приятно; с ним давно
Мое перо уж как-то дружно.
Прозванье нам его не нужно.
Если бы найти прозванье, то оно скомпрометировало бы поэта: "Пушкин"; далее -- несколько строк, рисующих обедневший знатный род; сюда, как комментарий,-- вся "Родословная моего героя", сплетенная с рассуждением о поэте, к которому обращено:
Непонимаемый никем
Перед кумирами земными,
Проходишь ты уныл и нем.
С "Евгением" перо поэта дружно; ведь уж была написана последняя глава Онегина, к которой "Евгений" вступил в сношения с декабристами; вероятно не только перо поэта, но и душа поэта дружила с Евгением, потому что когда исчезает Евгений из своего обиталища, в него поселяется какой-то "бедный пинта"; но -- "прозванье нам его не нужно"; прозванье -- вообще не нужно; идет глубочайшая полусознательная маскировка истинного содержания поэмы, взрывного, как динамит; Пушкину надо было маскироваться перед самим собой.
И эту маскировку являет номер "7" -- тоже на 2,1; маскировка разумеется та же "Люблю тебя, Петра творенье". На этот раз -- люблю "зимы твоей жестокой... недвижный воздух", люблю блеск балов, холостые пирушки с шипеньем пенистых бокалов; Евгений Онегин тоже это все когда-то любил,-- да разлюбил; разлюбивши,-- стал любить иные вещи: политику, кружки заговорщиков; в 33-м году Пушкин вряд ли наивно любил бокалы и балы; скоро же они стали проклятием его жизни; но страшное содержание мыслей надо псевдонимизировать; истинное прозванье вещей -- не нужно; и начинается апелляция к прошлый годинам: в юности это все любилось.
Уровень 2,1 укрепляет нас в мысли: первая тема ритма, императорская, есть хитросплетение шифра; верхняя тема, поскольку она касается какого-то там чудака, в шифре не нуждается.
Уровню 2,1 противостоит уровень 3,1. Три отрывка лежат на нем; номера 35 и 36 (5 и 17 строк) повествуют: первый рисует трепетную мглу, ложащуюся на трепетный город, и толки немогущих уснуть жителей о дне вчерашнем; вчерашний день, конечно -- разгром восстания; второй рисует прежний порядок, прикрывший непреодоленное зло: подан бесчувственный холод мещан к бедствию; и -- мечты торгашей; в свете же шифра низа надо разуметь: осуждение наступившей реакции.
Третий отрывок с 3,1 вскрывает причину сетования на холодное бесчувствие: это кончик конца поэмы:
. . . . . . У порога
Нашли безумца моего...
И тут же хладный труп его
Похоронили ради бога.
"Прежний порядок" прикрыл зло гибели павших в борьбе: всех, всех; и прежде всего: он прикрыл виселицы декабристов.
Следующая пара: в первой теме -- 2; во второй -- 3,2.
Тема "2" -- коротка, четка, ясна в свете музыкального контрапункта уровня: пять строк:
Была ужасная пора.
Кто же эпизод, наводнение, называет "порой" катастрофа -- не пора, а момент; пора -- эра; "о ней свежо воспоминанье" в 33-м году -- слишком свежо, потому что не только "была пора", но и продолжалась; в ней -- погиб Пушкин; и она тянулась до 60-х годов; ужасная пора -- Николаевский режим и оттого что язык этих строк слишком красноречив, недалеко лежащий, другой отрывок с "2", старается шифром перекричать лапидарную, точную, ясную характеристику поры (8 строк).
И этот крик -- реторика стиля ампир; "В гранит оделася Нева", зашифрованная реторика, кончающая описанием того, как Москва склонилась под пятою новой столицы (8 строк).
Симметрию противостояния являют 3 номера с 3,2 (21, 40, 54); для всякого шифра 3,2 указывает на бессилие Александра Первого прервать "пору": "на балкон печалей, грустей вышел он; и молвил", что "со стихией царям не совладать"; в духе дешифрированной нижней темы явления "покойного царя" фиктивно; в эпоху действий на Сенатской Площади его не было в живых: со стихией смерти своей действительно не совладаешь; во вторых: на 3,2 (номер 54) подан кусочек, описывающий на пустынном острове пустой, разрушенный домик, торчащий, как черный куст; наконец: центральный кусок на 3,2, который собственно и противополагается "по ре" зашифрованного низа, -- незашифрованный мартириум терзаемого, "сумасшедшего" Евгения (17 строк); чуждый свету, Евгений питается подаянием; он весь -- в лохмотьях:
Злые дети
Бросали камни вслед ему.
Нередко кучерские плети
Его стегали и т. д.
Но он был полон "шумом внутренней тревоги"; прибавим:-- той именно, от которой спасали генералы, ибо весь жест этой тревоги, лихорадочно сотрясающей подсознание, есть "Ужо тебе": "ужо" -- николаевщине, "всадниковщине", всем "медным шапкам" и их предводителю.
Шифр "поры" выявлен второй темой: извне -- плети и камни; изнутри -- мстительное: "Ужо тебе". Разоблачение характера "внутренней тревоги" на 3,3 примыкает непосредственно, ибо тема низа молчит: у 3,3 нет ей соответствующей пары на 1,9 внизу; и 3.3 сливается с 3,2.
Уровень 3,3 есть номер 43.
Вскочил Евгений, вспомнил живо
Он прошлый ужас... и т. д.
Шум внутренней тревоги, или безумие, непосредственно переходит в живое сознание, в ясное знание о поре и ее ужасе, приводящее к столбам новоотстроенного дома со сторожевыми львами; в свете шифра нижней темы -- ясно: новоотстроенный дом со столбами и с окнами на ту самую площадь -- режим Николая, весь построенный на обуздании воспоминаний о сумасшествии "той поры", когда и Евгений сидел на звере мраморной "против" Всадника (в обоих смыслах: в реальной и фигурном); сторожевые львы, под'явшие лапы у под'езда, -- ясно кто.
Подведем итог раскрытою уровней, потому что мы у порога, где шифр поэмы невероятно проясняется.
Тема верха ведет нас к сгущению невероятного страдания, названною безумием; это страдание переживает маленький человек, становящийся в нем огромным; а тема низа, опуская 2,6 реторики восхвалений Петрограда и проводя 2,6 по 2,4 по 2,3 по 2,2, по 2,1 и по 2, превращает реторику просто в бред "ужасной поры"; персонажи, являющиеся внутри императорской темы суть безликие, стертые псевдонимы ("прозванье нам его не нужно"), стаскивающие изношенные картузы, бегущие, преследуемые, или вынужденно воспевающие несчастье Невского берега (а вовсе не наводнение); они же, эти раздавленные "псевдонимы" в теме верха обнаруживают огромный размах человеческой любви, негодования, бунта под формой "сумасшествия".
Уровень 1,8 и ему соответствующий уровень второй темы (выше нормали) 3,4 я считаю очень показательными, особенно 1,8; после разгляда его не остается сомнения в том, что наша гипотеза о зашифровке первой темы (имперского Петрограда) получает в этом уровне основательное подкрепление.
Обследуем номера 49, 44, 28, 22, 18 и 10, имеющие этот уровень; обратный порядок -- естественен; первая тема, как и вторая, к концу поэмы получает свое окончательное выражение; многие отрывки первой части меняют свой смысловой рельеф в контрапункте соответствующих отрывков второй части; а отрывки вступления в свсте 2-й части выглядят, точно нарочно, покрытыми туманом; их первоначальный смысл оказывается точно нарочным отуманиванием -- кого? Цензуры, конечно.
Итак: номер 49 (4 строки с хвостиком)
...И вдруг стремглав
Бежать пустился.
Это -- о Евгении; он бежал по площади: ...Показалось Ему, что грозного царя,
Мгновенно гневом возгоря,
Лицо тихонько обращалось.
До сих пор Медный Всадник именовался: Всадником, Кумиром, Властелином, Гигантом; и никогда -- царем; первое его появление в поэме спиною; на этой "спине" и разыгрывалось его отнесение к Петру; мы строили лик "Петра" на спине Всадника, весьма основательно полагая, что ведь изображена статуя Петра; но под статуей Петра музыкальный контрапункт нам открыл вложенную в статую идею: окаменение дела Петрова в тираническое самовластие; "Медный Всадник" -- не Петр, а извращение смысла "дела Петра"; город, построенный на зло соседу, каждому соседу царя, т. е. петербургскому жителю; отсюда: мартириум этого жителя в "чуде" чугунов и гранитов. В поданной отрывке впервые Всадник назван просто разгневанным царем; этот "царь" -- не Петр; что это не Петр, явствует из рисунка, изображающею скалу, коня, но... без Всадника; куда ушел "Всадник;? Ответ: в Зимний Дворец, ибо "Всадник" -- царь Николай; рисунок принадлежит Пушкину. Можно и иначе истолковать отсутствие "Всадника": осталась Россия, конь, но без "царя". Как бы ни истолковывать, ясно, что под "Всадником" разумеется "царь", а не "царь Петр"; идея "царя", новоотстроенная Николаем Первым: вспомните под'езд новоотстроенного дома, к которому прибрел "все вспомнивший" Евгений -- вот в этот-то дом и ушел с Коня Всадник. Кстати, вспомним об именовании Всадника "Строителей" ("Строитель... ужо тебе..."); "Строителей", т. е. инженером, то был Николай Первый (по роду образования; он -- технически понимал строительство; и обстраивал Петроград). Наконец: что значит "ужо тебе"? Как можно сказать "ужо тебе" -- статуе, или уже сто лет несуществующему Петру? "Ужо тебе", или реальная угроза, могла относиться лишь к Николаю, или к николаевскому делу.
Во всяком случае важно, что впервые Всадник повертывает свое лицо и оказывается уже не гигантом, Кумиром, Петром, Всадником, а просто "царем" и -- "царем грозны м"; как и Пушкин, не раз стремглав бросавшийся от "царя" то в Москву (к Нащокину), которому жаловался, что царь волочится" за его женой, нарочно проезжает под окнами его дома ("Где же дом?" "Что ж это?"), то в Оренбург, то в Турцию, то рвался вон из России, но, -- прикованный к дворцу, был вынужден "картуз... снимать" и становиться "пиитой" Хвостовым и петь хвалу несчастью Невских берегов" ("Нет, я не льстец, когда царю"... и т. д.); скоплялось таки порядочное: "Ужо тебе" в душе Пушкина; оно не могло относиться только к Петру.
Все это следует твердо помнить при чтении текстов уровня 1,8.
Теперь номер 44-й (ют же уровень); это -- отрывок, живописующий "Meдного Всадника"; впервые Всадник является с уровней 2,3 (конец первой части); и -- спиною; заметим: в уровнях 2,3, 2,4 и 2,2 идут: Петр, думы Петра, военный стиль города, восстание Петрограда, т. е. еще Петр, и продолжение его дела; замечательно, что строчные отношения отрывков, живописующих Петра (я счислил ряд отрывков "Полтавы", в которых выступает Петр), в сумме есть 2,3; и средняя линия стихотворения "Над Невою резво вьются флаги пестрые судов" (в котором фигурирует Петр) опять таки есть 2,3; в поэме Петр подан на 2,4 т. е. на 0,1 не тем числом; в средней -- так же; и 2,3 есть сумма отношений отрывка, где показан Всадник спиною; в уровнё 1,8 "Всадник" дан отлично от первого показа. Привожу тексты обоих отрывков о Всаднике с 2,3 и с 1,8, чтобы было ясно, в чем произошло изменение.
2,3
И обращен к нему спиною
В неколебимой вышине,
Над возмущенною Невою
Стоит с простертою рукою
Кумир на бронзовом коне.
1,8
...На крыльце
С поднятой лапой, как живые,
Стояли львы сторожевые,
И прямо в темной вышине
Над огражденною скалою,
Кумир с простертою рукою
Сидел на бронзовом коне.
В отрывке 2,3 вышина -- неколебимая; 1,8 она -- темная; она -- потемнела ("ночная мгла на город трепетный легла"); скала -- ограждена (в первом отрывке не "скала", а "Нева" в соответствии с "На берегу пустынных воли с то я л Он дум великих полн"); в 2,3 он тоже стоит; в 1,8 -- сидит: сидит... на... троне...; в 2,3 никаких сторожевых львов нет; но ясно, что "львы сторожевые" весьма появились со времени ужасной поры: Бенкендорф, Дубельт и др. Они-то и ограждают; и они -- "как живые".
Сличение отрывков меняет жест показа "Всадника"; он -- погрознел; он -- стемнился в темной своей вышине.
Теперь номер 22-й (Тоже с 1,8).
Стояли стогны озерами
И в них широкими реками
Вливались улицы. Дворец
Казался островом печальным.
Ясно же, -- почему: потому что все стремглав бежали от "гнева" сидевшего царя, оградившею себя под'ятыми лапами сторожевых львов.
Номер 18 (тоже на 1,8) на 15 строках показывает, что бегство от "несчастного берега" (от "дворца и площади"; правда, -- подставлена другая причина бегства: "Наводнение"; но "Наводнение" и вода у Пушкина -- весьма двусмысленные темы; мы уже видели воду оседланным конем, кидаемымна приступ "Медными всадниками..."):
И вдруг, как зверь, остервенясь,
На город кинулась. Пред нею
Все побежало, все вокруг
Вдруг опустело... и т. д.
Сравните:
И вдруг стремглав
Бежать пустился...
...И слышит за собой
Как будто грома грохотанье...
За ним несется Всадник Медный...
И опять вода:
Осада! Приступ! Злые волны... и т. д.
И еще:
Царь молвил -- из конца в конец...
Его пустились генералы...
Вода -- подчинена в своей злой силе, злой силе Всадника:
Да умирится же тобой
И побежденная стихия!
Она им побеждена: для зла; вода -- в руках у Николая.
Вспомним: искони символика традиционных легенд называет "водою" поток народной массы: потоки народов, воды народов -- этими выражениями пестрит Библия. Вода у Пушкина, уподобленная оседланному коню ("Нева дышала... как с битвы прибежавший конь"), есть темная, несознательная народная стихи", масса, еще завороженная силой самодержавия; ею то и бросается "Всадник"; вода -- порабощенная, крепостная и еще непроснувшаяся народная масса; и она же -- конь Всадника.
Я потому останавливаюсь на равенстве воли и всадниковых коней, что без этого не откроется в окончательной ясности номер 28-й (14 строк); описан отлив на 14 строчках; описан небрежно, походя(5 строк); ударная сила отрывка в мегафоре (9 строк), живо, реалистически поданной; с огромною силой, противопоставленной задавленному многоточисм "Ужо тебе"... описывается злодей:
...Так злодей...
С свирепой шайкою своей
В село ворвавшись, ломит, режет,
Крушит и грабит; вопли, скрежет,
Насилье, брань, тревога, вой!..
И грабежом отягощенны,
Боясь погони, утомленны,
Спешат разбойники домой.
Не забудем, что этот образ подан на том же номере 1,8; в один ритмический момент схвачены: 1) бегство Евгения; 2) бегство толпы от дворца; 3) подан отрезанный от всего живого дворец; 4) подан гнев грозного царя; 5) подан из темной вышины Медный Всадник, огражденный сторожевым и львами; и подан: 6) злодей со своей шайкой.
Пушкин, конечно, не знал, что он написал; этот отбор образов, уровней ритмов и уравнений, в них поданных (вода -- кони; спящая Россия -- конь Всадника; или злодей-царь -- кумир и т. д.), происходил в подсознании поэта; это оно свершило свою плановую работу; ритмический жест нам в лицо бросил все это из темной глубины; Пушкин мог бы сказать об образах и ритмах поэмы:
Я понять тебя хочу,
Темный твой язык учу.
Математика, логика се, -- подав жест ритма, подала нам и эту темную глубину: не надуманный, а кровный символизм поэмы.
Но Пушкин, конечно, чуял опасность, "неладность" своих образов; и боялся разоблачения со стороны сторожевых львов мятежных ветров, его обуревавших; отсюда -- глубочайшая зашифровка.
И роковой смысл уровня 1,8 им зашифрован в верноподаннической стилизации:
Красуйся град Петров и стой
Неколебимо, как Россия. (8 строк).
И этот отрывок -- 1,8. Но какая же это страшная судорогой злобы и муки, порожденная иронией неколебимость России, как и неколебимость вышины Кумира ведь -- темная неколебимость, темная вышина.
И прямо в темной вышине и т. д.
Но памфлетическая ирония подсознания Пушкина по отношению к периферии собственных, не до конца продуманных дум, выскочила каламбуром рифм: патриотический отрывок "Вступления" о неколебимости кончается словами: "Сон Петра". А строка, открывающая следующий отрывок -- "Была ужасная пора"; сплетение рифм -- сплетение отрывков; "Сон Петра" вплетен в "ужасную пору": ужасная пора и есть Сон Петра.
Умирение стихий, неколебимость России оказывается связанный со сном Петра, или ужасной порой; кончится "ужасная пора", не будет неколебимости; и этот каламбур рифм -- не каламбур, а затаиваемая Пушкиным от самого себя действительность; "Не дай мне Бог сойти с ума". Но -- таки сошел: и -- бросился под пистолет.
Этому богато и ярко представленному уровню в противостоянии 2-й темы является уровень 3,4 ( "2,6 -- 0,8" соответствует "2,6 + 0,8" ); он дан всего четырьмя строчками:
О, мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной,
Россию вздернул на дыбы?
Эти строки обычно вплетают Петру в лавровый венец: железная де необходимость уздой над бездной вздернуть Россию. В поэме логика уровней схватывает текст в контексте целого; вспомним, что ближе лежащие уровни 3,2 и 3,3 живописали ужасное страдание мятежного Евгения; живописали, как он подвергался действию бичей и ударов камней, как вдруг он вспомнил весь пленум случившегося ужаса; скажем заранее, что уровни 3,5 и 3,6 живописуют -- то же; и между прочим: живописуют страшное прояснение его мыслей на корень зла; уровень 3,4 схватываясь с 3,2, с 3,3, с 3,5, с 3,6 в контекст целого не может быть понимаем в приятном для властелина судьбы смысле; властелин Судьбы -- палач пыток Евгения; за плетями, камнями, смертями, гробами -- стоит Он. И стало-быть: ритмический жест четверостишия меняет смысл якобы "патриотических" строк в смысл истязательный; властелин -- пытает таких, как Евгений, бунтарей со страшно проясненными мыслями; отсюда: властелин -- палач России: орудие пыток... "дыба"; "Россию вздернул на дыбы" прочитываемо с жестом: "Россию вздернул на дыбу".
Всюду сквозь образы поэзии Пушкина проходят подобного рода непроизвольные каламбуры ужасною содержания; и над его рукописями спорят, как над пресловутой строкой под изображением повешенных декабристов: "И я бы мог, как...." далее неразборчиво: "шут" или "тут"; т. е. "ш" или "т"; я бы сказал: и "ш" и "т" в страшной раздвоении сознания Пушкина; "шут" выговаривая "пиита Хвостов", стаскивающий "изношенный картуз" (камер-юнкерскую треуголку),-- по обязанности перед попечением о нем его спасающих генералов; и конечно же: мог, как "тут" (вполне серьезно).
То же со словом: "дыбы", "дыбу" при "коне", равной России и одновременно равной -- "невской волне" (в других контекстах).
Для меня ясно: номер 3,4 кричит о "дыбе" Евгения -- тем более, что в контексте вслед за ним пресловутая сцена с "ужо тебе".
Иначе не мог переживать Пушкин.
Следующие три пары соответствий представлены только верхними уровнями, т. е. 3,5 и 3,6; нижняя тема, вполне сказавшись на 1,8, молчит; уровни 3,5 и 3,6 присоединяют лишь свое содержание к верхней теме.
Уровень 3,5.
В ракурсной схеме он -- максимум всей кривой "5". Это -- десятистрочный отрывок, о котором я упоминал; в нем Евгений узнает все в истинном свете, потому что "прояснились в нем страшно мысли"; он узнал "Того, кто недвижно возвышался во мраке медною главой"; узнал "и львов, и площадь"; после дешифрирования нижней темы от тумана "пиитических" смыслов, верхняя тема смотрит прямо в суть нижней и выражает свое истинное отношение к ней.
Уровень 3,6 (16, 38, 41, 42) немного меняет в узнанном; номер 16-й: предчувствия ужаса Евгения (первая часть); и наступление утра: "И бледный день уж настает. Ужасный день" (8 строк с хвостиком); номер 38-й (7 строк): начало "сумасшествия": "Его смятенный ум против ужасных потрясений не устоял. Мятежный шум... Невы и ветров раздавался в его ушах" и т. д.; номер 41-й (7 строк с хвостиком): "Раз он спал у Невской пристани"; далее происходит удивительное перерождение лейт-мотива воды; ниже уровня 2,6 она -- во власти первой, всадниковой темы: она -- зла; она -- конь; она -- орудие разрушения; в верхней теме вода -- безвольна; море ее гонит обратно и т. д. "Вал плескал на пристань, ропща пени и бьясь о гладкие ступени, как челобитчику дверей ему не внемлющих судей". Вместо того, чтобы быть членом шайки злодея, вал взбунтовывается, и ропщет вместе с Евгением: "Суда, суда". Этот ропщущий вал -- народный ропот; в частности: это -- взбунтовавшиеся в декабре солдаты; номер 42-й (4 строки): Евгений проснулся и слушал ропот в его ушах раздававшегося все время мятежного ветра; этот ветер -- ветер восстания:
И с ним вдали во тьме ночной
Перекликался часовой.
Часовой участвовал в заговоре Евгений с "веяньем восстания"; напомним, что сцена по точному время исчислению происходит за несколько недель до декабрьского восстания.
Следующая пара 1,4 и 3,8; 3,8 -- отсутствует, а уровень 1,4 в кривой дан в отрывке, рисующем в первой части вот что:
И он, как будто околдован,
Как будто к мрамору прикован
Сойти не может. Вкруг него
Вода и больше ничего.
Рисуется порабощение личности Евгения в уровнях первой темы; действительно: страдающий, любящий и бунтующий выше 2,6 Евгений в уровнях ниже 2,6 лишь "картуз снимает", проглатывает проклятие ("ужо тебе"), стремглав бегает; после выявления темной власти Всадника это поведение его разоблачено: "сойти не может",потому что околдован и к мрамору прикован: так же был прикован Пушкин к под'езду дворца: "сойти не мог", так и умер при под'езде.
А в другом социальном плане "Евгении" его времени повально сочувствовали или шли в декабрьские дни; но восставшие (и руководители, и войска) странно восстали; явились и застыли в бездействии на целый день на площади, под Всадником, пока Николай собирая своих "всадников" и подвозил артиллерию (грома грохотанье); восставший народ без руководителей был "как будто околдован, как будто к мрамору прикован".
Следующая, не указанная в индексе пара уровней 1,3 и 3,9 имеется в строчных группах, входящих в целое счисленных групп; сначала скажем о 3,9; две группы строк ему ответствуют; во-первых: если мы вырежем из 14-ти строк с хвостиком сцены с "Ужо тебе" 8 строк из середины, они дадут 3,9; вот эти строки; описывается, как чело Евгения припало к решетке, ограждающей Всадника, как "по сердцу пламень пробежал, вскипела кровь" и "зубы с тисну в, пальцы сжав" и т. д., далее вырывается задавленное "ужо тебе"; напомним: весь отрывок сброшен вниз, к первой теме (уровень 14-ти строчия есть 2,2, т. е. уровень омраченного Петрограда); но в словах невысказанный жест бешенства, когда Евгений бросился к ограде, чтобы, сломив ее, броситься на Всадника, имеет революционный уровень 3,9.
В этом 3,9 мятеж уже не в мысли, а в действии.
Другой, так же вырезанный искусственно кусочек из 18-ти строчия, описывающего жизнь сумасшедшего, тоже имеет уровень 3,9; это 9 строк: от "Одежда ветхая на нем" и кончая строкой "был шумом внутренней тревоги". В этих строках описаны ярчайшие пытки Евгения и вид его в истлевшей одежде: бичи и камни бьют его, оглушенного "шумом внутренней тревоги"; мы знаем, что этот шум -- действие "мятежного ветра" (номер 38-й с 3,6); а действие мятежного ветра -- открытое восстание с 3,9:
По сердцу пламень пробежал.
И зубы стиснув, пальцы сжав, и т. д.
Как ответствует низом императорская тема с уровней 1,3, на жест открытого восстання?
Уровень 1,3 являет: 1) вырезанный кусочек в 10 строк из 15-ти строк куска наводнения, счисленного в целом, как 1,8 (номер 18-й); в нем описывается, как стоящее скопление у берега людей -- "все побежало, все вокруг вдруг опустело" правда побежала от невской воды; но вода в теме низа -- орудие зла; источник зла Всадник; вода, "как зверь, о стервенясь, на город кинулась"; этот зверь -- остервеневшийся конь, который потом из города возвращается, "как с битвы прибежавший конь"; следующий отрывок начинается: "Осада. Приступ". Кавалерийские аллюры оседланной злою силой воды и бегущая с берегов и с Сенатской площади толпа в виду двусмысленности темы воды подозрительны; эта подозрительность вырастает, если мы соединим этот кусочек с другим вырезанным кусочком на 1,3 в один контекст; на этот раз мы вырезаем из 9-ти строк No 10-го, счисленного на 2,2, пять первых строк; они внутри 9-ти строк -- под-момент с суммой в 1,3.
И он по площади пустой
Бежит и слышит за собой
Как будто грома грохотанье --
Тяжело-звонкое скаканье
По потрясенной мостовой.
Опять -- бегство; опять погоня зверя, т. е. коня но на этот раз бронзового; конь оседлан Всадником; битва -- в разгаре.
Императорская тема уровню восстания на царя, или 3,9 (2,6 + 1,3) отвечает соответствующим уровнем 1,3 (2,6 -- 1,3); 1)разгоном толпы, 2) преследованием "Евгения", как зачинщика (ведь в его голове раздавался ветер мятежных дум, ведь он кинулся на всадника). Здесь индивидуальный и социальный момент слагаются в один символ; и в нем "грома грохотанье" и грохот рока, преследующего по пятам жизнь Евгения, и грохот артиллерии, разогнавшей мятежников, и тяжело-звонкое скаканье "шапок медных" николаевской кавалерии, т. е. кавалерийская атака, которая имела место на площади в роковой день.
Опять-таки математика бросила из темной глубины пушкинского под- или полу-сознаний сокровенную революционную подоплеку поэмы в дневной свет.
Наконец -- последнее раз'ятие уровней загадки средней темы 2,6 на противостояние максимумов и минимума кривой "5". 2,6 дано в нем, как 2,6 + 1,4 = 4, и как 2,6 -- 1,4 = 1,2.
Номера 20 и 33 дают это "4"; оно -- предел масштаба; в нем предельно должны раскрыться корни мятежа Евгения и корни "мятежа" вообще.
Номер 33-й раскрывает нам корень всего в Евгении после того, как Евгений пробежал по знакомый местам, где валялись тела и откуда исчезли домики, к домику невесты Параши, он вскрикнул: "Что ж это?". Далее отрывок с предельным числом "4". Вот он:
Он остановился;
Пошел назад -- и воротился.
Глядит... идет... еще глядит:
Вот место, где их дом стоит;
Вот ива; были здесь ворота,
Снесло их видно. Где же дом?
Ритм этого места -- нечеловеческий крик. С того момента исчезает Евгений-псевдоним из своего дома; в него поселяется "бедный поэт"; не в доме поселяется, а в душе Евгения: вот где корень его сумасшествия; действует волей Евгения "бедный поэт", переживающий собственное бытие ("Не дай мне бог сойти с ума") под маской Евгения; что "бедный поэт" вскоре по написании поэмы то именно и перенес,-- мы знаем: пережил прикосновенность к мрамору дворца, и к мраморный зверям под'езда; пережил и "плети" презрения на балах, где на поэта повертывались и указывали: "Посмотрите на эту обезьяну".
Пережил и камни подметных писем тем более ужасных, что в свете последних расследований они намекали на неизбежность связи Николая с его женой: Николай, волочившийся за женой Пушкина, ездил под окнами его дома, а дом наблюдали царские шпики.
Нечеловеческий крик Евгения -- крик жизни Пушкина. "Где же дом?" В символическом разрезе "Медный Всадник" автобиография, где и "ужо", и бегство, и "картуз изношенный", и смерть повторились в той же последовательности.
Другой номер с "4" есть номер 20-й. В нем -- раскрытие социальной темы; это -- коротенький кусочек, нарочно выделенный Пушкиным из текста (две красных строки); и потому-то отдельно счисленный:
Народ
Зрит Божий гнев и казни ждет:
Увы! все гибнет: кров и нища.
Где будет взять?
Двусмысленное "казни ждет": одни, декабристы, ждут казни царя; другие, царь и генералы -- казни "бунтовщиков"; у Пушкина стоит народ, зрящий божий гнев; на кого же мог быть этот гнев? Не на народ же: при чем народ? На противоестественный "град" и на властелина этого "града". Указаны и корни несчастия:
Увы все гибнет: кров и пища.
Корни -- в социальном неустройстве; корни еще глухие для Пушкина, но -- ощутимые; ведь он, по уши ушедший в долги, в эти годы слетал "в пропасть" для него четвертого сословия; родом принадлежа к аристократии, бытом сложившейся жизни -- к 3-му сословию, фактически разорением он слетал в.... лумпен-пролетариат; и что слетание к "подонкам" (слетание вместе с Нащокиным, последним другом) глухо трогало в подсознании Пушкина тему будущею: тему социальной революции.
Ровно через сто лет, в 1917 году народ, стоя в хлебных хвостах, так же рассуждал: "Все гибнет: крови пища. Где будет взять?" И -- слетел: 1) царь, 2) буржуазная республика.
В "4" -- подлинный корень всех мятежей второй темы (темы верха).
И в соответствии с верхом ему соответствующий, императорский низ выявляет свое "дно".
Номер 46-й (шесть строк) имеет уровень 1,2. Вот он:
Ужасен он в окрестной мгле:
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта?
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
"Он" -- Всадник, т. е. Николай первый: ужасен он в окрестной мгле; дана формула силы Всадника; окрестная мгла -- пора реакции; и в ней "он" -- ужасен; что же касается до "коня", названною "гордым", то мы знаем: "конь" -- Россия; на дне темной темы под Всадником обнаруживается Пушкиным невскрытый путь коня; в коне -- огонь; куда он мчится еще неизвестно; Пушкин изобразил коня без Всадника; но об этом "молчок": так рассуждало время Пушкина.
Теперь сложите два последних раз'ятия уровней: 1,2 + 4 = 5,2; разделите на "2"; это будет среднеарифметическое число:
(1,2 + 4)/2 = 2,6
И вы придете к среднему уровню поэмы, который мы и начали исследовать, так как отрывки, павшие на 2,6, нам показались непонятны, противоречивы, теперь, после проведения 2,6 по уровняй вверх и вниз (с прибавлением и вычитанием по 0,1 ) смысл поэмы в диалектике жеста раскрыт; и этот музыкально-математический смысл -- не бессмыслица, опрокидывающая современное истолкование поэму, а смысл, оправдываемый данными и социологической и историко-литературной критики. В этих толкованиях Медный Всадник" впервые восстает в наши дни, впервые выпрямляется в огромность тематической своей концепции, о которой наши отцы не подозревали, да и не могли подозревать.
Напоследок укажу: есть искусственно вынутый отрывок (4 строки) с уровней 0,8. Но он ничего не прибавляет к открытому; он лишь проясняется в нем; вот он:
Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошел
И взоры дикие навел
На лик державца полумира.
Проясняется следующее: дикие взоры -- взоры ненависти; Державец -- ужасен: и это не Петр; в 1825 г., в момент сцены, Петра не было: тлели его кости; Державцем полумира был Николай (угасающий в Таганроге Александр уже не был им).
Теперь, отправляясь от Державца, т. е. Николая, будем одевать его последовательно смыслами уровней выше лежащих: в 1,2 Державец явлен, как "ужасно" стоящий во мгле; в 1,3 он издает звук тяжелого грохотанья, т. е. погони: от него все убегают, в 1,4 показано действие его злой силы ("Какая сила в нем сокрыта"), приковывающей и околдовывающей ("И он как будто околдован"); в 1,8 он явлен: 1) гневным царем, 2) сравнен с злодеем ("Так злодей" и т. д.), 3) помещен, как на остров, во дворец, 4) явлен в темной, огражденной вышине; в "2" начинается зашифрование лика "злодея"; вместо него дана "ужасная, пора"; в 2,1 -- новое зашифрование "недвижный воздухом зимы жестокой"; описана среда зимы, обезличивающая "Евгениев" службой, балами, пирушками; в 2,2 -- подмена времени действия: "ноябрь" вместо "декабрь"; но сквозь все -- та же погоня по площади пустой; на нее надо надеть маску, или повернуть лицо Всаднику; в 2,3 он повернут спиной, а темная его вышина названа неколебимой; в 2,3 он идет в ритмическом уровне Петра Полтавы" и Петра, данного в хореях стихотворения "Над Невою"; в 2,4 он подменяется вовсе Петром и его думами; с этого момента начинается роспись шифра: роспись маски; и это -- великолепно, лукаво поданный Петроград -- строем дворцов и гранитом Невы; и шифр -- готов; на нем в 2,6 надписанное: "Люблю тебя, Петра творен е".
Но мы -- не верим.
Так же сжимается сверху вниз дико мятежный личный вопль "Где же дом"? и социальное негодование уровня "4" в последовательном сдавливании темы мятежа; в 3,9 уже нет голоса, а лишь жест ("Зубы стиснув, пальцы сжав"); в 3,6 нет даже и жеста, а лишь "мятежный ветер дум", скрываемый под формой "сумасшествия"; в 3,5 -- только узнание того, по воле чьей создался город с указанием на прояснение сознания; в 3,4 -- двусмысленное дыб ы -д ы бы; в 3,2 муки сумасшедшей жизни; в 3,1 -- подано "прикрытое зло" с прикрытым возмущением: в 3 -- лишь беспокойство о Параше; в 2,9 ропот Евгения, но уже на "жизнь" вообще, а не на источник такой жизни; в 2,7 ропот еще глуше: это уже брюзжание "чиновника". Наконец и он стихает; и на 2,6, на среднюю линию, садится верхом некто вовсе немой: "Без шляпы, руки сжав крестом", чтобы продолжать собственное деформирование в "труса" и "идиота" ниже уровня.
Вот путь от 1,2 и от 4 к средне-арифметическому 2,6 или -- к зашифрованной теме.
2,6 есть произведение: 1,2.2,2, т. е. произведение ужасной силы на омраченный Петроград по теме низа.
И 2,6 есть почти продукт деления " 4 ", т. е. взрыва мятежа и боли на открытый шифр или -- на 1,8; 4: 1,8 = 2,-, но уровня 2,5 нет; и невольно он сливается с 2,6.