Свет и тьма (Аполлон-Дионис, Сердце -- Солнце) -- мотивы изысканной лирики (знаем a priori мы) явят точную метаморфозу из образов света и тьмы, пересекающих лирику в "гранных кристаллах"; в пейзаже природы Иванова светы, цветы и мраки в распределении красочных пятен являют борьбу Аполлона и Диониса; взгляд на драму его атрофирует Аполлона (диалог) и расширяет хор зрителей; и, казалось бы: в дионисийски разлившихся сумерках пейзажа его будут нам доминировать темные, томные краски, переходящие в ночь.
Между тем в "Кормчих звездах", в "Прозрачности" -- блеск и безоблачный день; атрофировав Аполлона в статьях, он его славословит в пейзажах: чрезмерностью света {Света вдвое более тьмы. В КЗ, П, I части СА и в HT сумма образов, связанных со светом в сумме слов равна 945; сумма темных же образов, связанных с суммою слов, равна 568.}.
Пробегая градацию взглядов Иванова по статьям за четырнадцать лет, видим мы: от темнотного становленья, от "как" и примата динамики направляется он к свету истины, ставшей статической ("Res" религии, онтологический догмат); от Гераклита, от Вагнера, Ницше идет он то к истине Августина, то к истине православия; градация колоритов пейзажа его убывает: тут именно пейзаж погружается во мрак {Отношение между "светом и тьмой" есть 4 в КЗ и в П, т. е. 1/4 пейзажа в тенях; и % -- в свете; отношение это в СА I ч. и в HT -- 1/2, т. е. 1/8 света в сумеречном освещении этих книг. Вот таблица соотношения группы слов света (прозрачный, свет, светит, светочи, ясный и т. д.), к группе слов мрака (мрак, мгла, сумрак и т. д.) по книгам:
"Кормчие звезды"
"Прозрачность"
"Cor ardens"
"Нежная тайна"
свет:
104
116
67
23
тьма:
63
28
94
41
}.
И статистика блесков и светочей "Кормчих звезд" и "Прозрачности" нам рисует картину творимого космоса красок и светочей {Вот статистика эта для КЗ: свет -- 104, блеск -- 28, золото -- 50, серебро -- 19, белоснежность -- 18, огонь -- 101, мрак -- 63, черное -- 19, тусклое -- 38; вот статистики для 77: свет -- 116, блеск -- 9, золото -- 10, драг<оценные> камни -- 18, снежное -- 20, огонь -- 29, мрак -- 28, черное -- 10, тусклое -- 19.}.
Доминирует блещущий свет, все усиливаясь, преобладая над краскою слов приблизительно втрое {На 450 слов о блещущих светочах лишь 129 слов, выражающих спектральную краску.}; но этот свет не богат словарем: он блистает абстрактно: "свет -- светит" -- вот что утверждает словарь "Кормчих звезд" {Слова ясность, прозрачность, лучезарность и т. д. -- редки.}; и конкретнее светы "Прозрачности", крепнущие до образа появления Аполлона {П , стр. 137.}.
Бог его мира дум -- Дионис; и Аполлон -- мира лирики.
Сфера света, излитого метаморфозами пламеней в красочный спектр материальных поверхностей, где доминируют синие и ало-рдяные тоны {Вот суммы красок КЗ и П: красное -- 80, синее -- 76, белое -- 39, черное -- 29, зеленое -- 27, пурпуровое -- 11, желтое -- 10, голубое -- 8, оранжевое -- 4, фиолетовое -- 3.}, -- преобладает; и земли, где корчатся спины холмов, или -- алые лавы, иль -- синие дали; в великолепия зодчеств {Великолепна скульптура ивановских образов: "И крест на бледности озерной под рубищем сухих венков напечатлеет вырез черный", или: "этой церкви ветхий остов -- испостившийся монах" или: "как вырез чащи... мгла по золоту". HT и СА, II часть, стр. 194.} вырезывает из кремней стихотворец нам основы синей земли и синит ее травы {"Синяя земля", "синие скалы", "синеющие долины", "лазурная Партенопея", "синеет лист лозы", "синий бор" и т. д. Сюда: HT, стр. 116; ПР, стр. 58, 75; СА, I ч. 7 стр. 159, 179 и т. д.}; дополнения алому -- нет; дополнения синему -- нет; нет цветов Диониса: и зеленью беден, как пурпуром, он; нет оранжевых, розовых, желтых, лиловых, голубоватых тонов; сине-красные росписи в белоблещущем свете своей пестротой утомляют глаза; мраки -- складки теней в плоскогорьях красок (лишь четверть поверхности); теневой Дионис умаляется в красках.
Пеон Аполлону звучит33.
В первой части "Cor ardens" огромное изменение: в распределении света; протянута жирная тень: гаснут светочи {Отношение света к тьме в КЗ и П есть отношение 120 к 90, а в СА, I ч., оно есть отношение 67 к 94.}; много огня; пробледнение белых поверхностей {Статистика белого по 4-м книгам лирики такова: СА, I ч., -- 46 белых образов; КЗ -- 21 белый образ; П -- 18; HT -- 12.} выступает неясно: во мгле, из которой, как призрак Гекаты, глядят бельма пятен, поэт повторяет: "Слепота, слепота". Ядовитая нега {"Сбираешь яды горьких нег", "отстоенные яды", "яд бесовств и корч", "яды... доблесть волят явить" и т. д. СА, I ч., стр. 93, 88, 87, 104 и т. д.} переплетает со смертью любовь { СА, II ч., отдел: "Смерть и любовь".}; мглу он душит искусственно, "добровонными" розами сладострастнейшей мистики: "В Росалии весенние / Святителя Николы / Украсьте розой клирики, / Церковные престолы, / Обвейте розой посохи, / Пришельцы, богомолы" { СА II ч., стр. 117.}. Украшение розой Св. Престола приводит поэта к сравнению Таинства Причащения с измлением томной невесты { СА II ч., стр. 158.}. Rosarium искусственно озарен: из лазури исходят теперь голубоватые тоны, переходящие в зелень { СА II ч., стр. 102, 115, 123, 173 и т. д.}, а из алости -- пророзовения зорь { СА, II ч., стр. 172, 179, 180, 116, 118.}. Но избыточность роз нездорова: "избыток роз в опочивальне душной" { СА II ч., стр. 193.} -- не нектар { СА, II ч., стр. 117, 107, 105 и т. д.}, а -- яд.
Светоч угас в синеве "Нежной тайны"; голубовато-зеленые тоны восходят; и -- умаляется алость; не сине-красные росписи на бело-блещущем фоне встречают нас здесь; голубовато-зеленые тоны, поимые тьмою и грустью: Ватто оживает; и "Embarquement"34 (12), в "Grande Nuit" {Embarquement -- отплытие, grand nuit -- великая ночь (фр.; прим. ред.). } -- тема тристий Иванова, полная смутных призывов к дионисической тьме; Дионис приближается грозами; молнией перепоясаны дали грустеющей Тайны {"Во мраке белой огневицы переломилася стрела" HT. }; но в это именно время философ и мистик Иванов стоит перед нами определенным поборником онтологических догматов; и надевает на темнолонную тьму своих чувств аполлонову маску.