Николай благополучно добрался до Кориноа рано утромъ послѣ того, какъ разстался съ Митсосомъ, но вынужденъ былъ ждать два дня каика для переправы въ Патрасъ. Подготовлявшаяся революція на Пелопонезѣ была сосредоточена въ рукахъ архіепископа Германа. Подобно Николаю, онъ жестоко потерпѣлъ отъ турокъ и согласенъ былъ отложить свою месть до той поры, пока назрѣетъ общее дѣло возмездія. Его гонецъ встрѣтилъ Николая въ Коринѳѣ и передалъ ему желаніе архіепископа видѣть его, какъ можно скорѣе. Но Николай намѣревался прямо отправиться въ Патрасъ и приказалъ гонцу сказать архіепископу, что онъ скоро будетъ, но предпочитаетъ, для большей безопасности, путь по морю. Онъ хорошо зналъ, что турки подозрѣвали его въ заговорѣ противъ нихъ, а такъ какъ его планъ возстанія уже мало-по-малу приводился въ исполненіе, и онъ состоялъ главнымъ представителемъ революціоннаго клуба въ Мореѣ, то онъ не желалъ рисковать, проѣзжая чрезъ гарнизонные города на берегу залива.
Однако на второй день, нагруженный смоквой, каикъ вышелъ изъ Коринѳа, и на его палубѣ находился Николай, перебравшійся туда въ сумерки.
Они пустились въ путь около полуночи. Сначала дулъ небольшой вѣтерокъ, но часамъ къ четыремъ утра онъ совершенно стихъ, и поверхность моря стала стеклянной. На сѣверѣ въ утренней варѣ виднѣлся Парнасъ, а прямо передъ ними была Итея, на противоположномъ же берегу бѣлѣли на горныхъ вершинахъ остатки прошлогодняго снѣга, ослѣпительно блестѣвшіе при первыхъ лучахъ солнца.
Эти лучи разбудили Николая, и онъ увидалъ, что рядомъ съ нимъ шкиперъ.
-- Совсѣмъ нѣтъ вѣтра,-- сказалъ онъ:-- и мы можемъ промаяться здѣсь нѣсколько часовъ. Ты очень торопишься?
-- Я никогда не тороплюсь,-- отвѣчалъ Николай, старательно наполняя табакомъ трубку: -- и нечего торопиться, когда нельзя ускорить каика. Я не могу создать вѣтеръ: значить надо ждать. А что у тебя тяжелый грузъ?
-- Да, и онъ былъ бы еще больше, если бы проклятые дьяволы не захватили въ Кориноѣ шести кратъ смоквы.
-- Кто, турки?
-- Кто же другой? Они увѣряли, что это портовый налогъ. Хорошъ портъ Корписъ: навалена груда каменьевъ въ воду и сдѣлано пять ступеней, вотъ и все!
-- Портовый налогъ? Это что-то новое! Давно онъ заведенъ?
-- Съ мѣсяцъ, но я полагаю, что онъ недолго продержится.
-- Отчего?
-- Отъ того, что скоро будутъ рѣзать свиней. Я всю жизнь провожу на морѣ и рѣдко слышу новости. Но вѣдь ты былъ въ Коринѳѣ. Развѣ ты не слышалъ тамошніе толки, что не пройдетъ и года, какъ греки освободятся отъ своихъ тирановъ?
Произнося эти слова, шкиперъ махнулъ рукой близъ стоявшему матросу, чтобы онъ удалился.
-- Я не люблю говорить объ этомъ при своихъ людяхъ, но тебѣ отчего не сказать. Ты высадишься въ Патрасѣ, а я пойду далѣе. Къ тому же, хотя на тебѣ турецкая одежда, но ты не турокъ; у нихъ короткія ноги, а у тебя длинныя. Вчера вечеромъ въ кофейнѣ я слышалъ эти толки: четыре турка говорили, что поселяне припасаютъ оружіе. Кромѣ того, они упоминали о какомъ-то Николаѣ Видалисѣ, котораго они хотѣли арестовать при его появленіи въ Кориноѣ, такъ какъ онъ былъ одинъ изъ вождей.
-- Что же, имъ не удалось поймать? А кто этотъ Николай?
-- Я его не знаю. Я съ острововъ, и думалъ, что, можетъ быть, ты скажешь мнѣ, что это за человѣкъ.
-- А ты съ какого острова?
-- Съ острова Псары.
Николай затянулся, пристально посмотрѣлъ на собесѣдника и спокойно сказалъ:
-- Я Николай Видалисъ, тотъ самый человѣкъ, котораго турки такъ желаютъ поймать. Теперь ты можешь сдѣлать одно изъ двухъ: или выдать меня туркамъ въ Патрасѣ, или помочь мнѣ въ нашемъ святомъ дѣлѣ. Въ такомъ дѣлѣ нельзя говорить: моя хата съ краю. Ты долженъ принять ту или другую сторону. Я тебѣ довѣрился, потому что ты можешь быть намъ полезенъ. Ты уроженецъ Псары, и, вѣроятно, тебѣ берегъ Греціи также хорошо извѣстенъ, какъ свой сапогъ. У насъ довольно людей для борьбы на сухомъ пути и довольно денегъ, но намъ нужны маленькія суда, для преслѣдованія турокъ, если они вздумаютъ искать спасенія на морѣ.
При этихъ словахъ глаза Николая засверкали, какъ угли.
-- Я отъ тебя не скрою!-- воскликнулъ онъ громко:-- что близка заря, которая освѣтитъ гибель этихъ проклятыхъ дьяволовъ. Ты знаешь, какая человѣческая страсть всего сильнѣе овладѣваетъ сердцемъ? Это -- ни любовь, ни страхъ, а месть. А если бы ты выстрадалъ столько же, сколько я, то понялъ бы, какъ страшно вѣчно думать только объ однихъ ненавистныхъ врагахъ. Я вижу кровь и въ восходѣ солнца и въ закатѣ; я пересталъ быть человѣкомъ, а сдѣлался огненнымъ мечемъ, которымъ руководитъ десница Божія. Я только тогда стану снова человѣкомъ, когда не останется болѣе турокъ на нашей землѣ, и когда эта земля сдѣлается жилищемъ свободнаго народа. Ну, отвѣчай, чью сторону ты берешь?
Николай всталъ, и его собесѣдникъ послѣдовалъ его примѣру. Глаза ихъ встрѣтились. Все существо Николая горѣло патріотическимъ энтузіазмомъ, которымъ невольно заразился шкиперъ.
-- Скажи мнѣ еще объ этомъ святомъ дѣлѣ!-- произнесъ онъ съ оживленіемъ:-- но погоди: вѣтеръ поднимается.
Онъ поспѣшилъ къ матросамъ, и раздалась его громкая команда. Хотя море представляло гладкую равнину, но вдали показалась легкая зыбь, которая стала быстро приближаться и принимать видъ прежде волнъ, а потомъ серебристыхъ валовъ. Матросы быстро закрѣпили паруса и взялись за весла, поставивъ каикъ прямо противъ вѣтра. Они быстро понеслись, разрѣзая волны.
Николай зорко слѣдилъ за всѣми движеніями матросовъ и съ удовольствіемъ замѣтилъ, что они прекрасно знали свое дѣло. Онъ никогда не пропускалъ случая отмѣтить въ своей памяти то или другое обстоятельство, которое могло быть полезно въ день расчета съ турками. Какъ онъ сказалъ шкиперу, Николай предчувствовалъ, что суда и моряки потребуются для освобожденія родины. Возстаніе должно было начаться въ Пелопонезѣ, а оттуда распространиться на сѣверъ. Патрасъ и Мисалонги отстояли другъ отъ друга по морю только на нѣсколько миль, но для того, чтобы они могли подать другъ другу помощь, слѣдовало между ними обезпечить водяное сообщеніе.
Спустя полчаса, Николай и Канарисъ, какъ звали шкипера, сидѣли за завтракомъ. Николай объяснилъ своему новому пріятелю всю подноготную народнаго движенія и необходимость дружнаго дѣйствія на сушѣ и на водѣ. Онъ выразилъ желаніе, чтобы Канарисъ продолжалъ для вида заниматься торговлей, но всегда былъ бы готовъ для дѣйствія. Когда вспыхнетъ возстаніе, то, вѣроятно, турки, особенно живущіе на морскомъ берегу, станутъ искать спасенія въ морѣ, но этого не должно имъ дозволить, такъ какъ война съ ними не будетъ имѣть дипломатическаго характера, а сдѣлается съ самаго начала безжалостной кровавой рѣзней. Николай подробно развилъ планъ военныхъ дѣйствій, отраслью которыхъ было пресѣченіе бѣгства турокъ и на водѣ. Канарисъ слушалъ его съ пылающимъ сердцемъ и поклялся именемъ Бога сдѣлать все для успѣха святаго дѣла.
Около полудня вѣтеръ снова спалъ, и каикъ сталъ лѣниво колыхаться на гладкой поверхности. Николай съ пользой употребилъ это время и подробно разспросилъ Канариса о его прошедшемъ. Онъ, оказалось, происходилъ изъ многочисленной семьи моряковъ, которые изъ поколѣнія въ поколѣнія всю жизнь ходили по морю и знали море, какъ свои пять пальцевъ. Николай обѣщалъ въ концѣ года посѣтить Псару, если у него на это хватитъ времени.
Спустя три часа, вѣтеръ посвѣжѣлъ, и Канарисъ приказалъ поставить паруса, а самъ продолжалъ бесѣду съ Николаемъ, который дѣйствовалъ на него какимъ-то плѣняющимъ образомъ.
На слѣдующее утро не успѣлъ встать съ кровати патрасскій епископъ Германъ, какъ къ нему явился гонецъ съ извѣстіемъ, что Николай скоро прибудетъ. Кромѣ того, онъ сообщилъ и о тѣхъ толкахъ въ кофейняхъ, о которыхъ говорилъ Канарисъ. Епископъ улыбнулся и приказалъ гонцу распространять слухъ, что Николай былъ взять турками и убитъ.
-- Турки съ удовольствіемъ повѣрять тому, чего желаютъ,-- прибавилъ онъ:-- а греки знаютъ, что съ Николаемъ теперь ничего не случится: онъ слишкомъ нуженъ для святого дѣла. Приготовь комнату для моего умершаго друга, а также ванну, чтобы обмыть его мертвое тѣло.
Германъ былъ прекраснымъ типомъ грека, чистой, не смѣшанной крови. Его семья происходила съ острова Делоса, и изъ поколѣнія въ поколѣніе члены ея родились только обитателями острова. Самъ Германъ былъ выше средняго роста, а, благодаря своему черному клобуку, казался выше. Согласно церковному уставу, онъ носилъ длинные волосы, ниспадавшіе черными кудрями на его плечи, а такая же черная борода покрывала волной его грудь. Хотя въ продолженіе трехъ или четырехъ послѣднихъ лѣтъ онъ энергично организовалъ предстоящее возстаніе своихъ соотечественниковъ, турки не подозрѣвали его сообщничества и оказывали ему полное довѣріе, что, конечно, много содѣйствовало успѣху его пропаганды. Несмотря на то, что Германъ далеко не зналъ свѣта такъ хорошо, какъ Николай, онъ все-таки былъ человѣкъ культурный, воспитанный, уже не говоря объ его умѣ и ловкости. Поэтому Николай всегда съ удовольствіемъ встрѣчался съ нимъ послѣ постоянныхъ сношеній съ необразованными поселянами.
Прибывъ къ Герману передъ самымъ обѣдомъ, Николай былъ встрѣченъ очень радушно, и, садясь за столъ, сказалъ:
-- Я познакомился съ хорошимъ человѣкомъ. Нго шкиперъ судна, на которомъ я прибылъ. Я хотѣлъ привести его къ тебѣ, но онъ занятъ выгрузкой своего товара и обѣщалъ зайти къ намъ завтра утромъ.
-- Ты неутомимъ, другъ Николай,-- отвѣчалъ Германъ:-- я думаю, никто на свѣтѣ не сталъ бы думать объ обращеніи грубаго моряка въ горячаго патріота. Жаль, что ты не священникъ. Но почему ты догадался, что изъ него можетъ выйти сторонникъ нашего святого дѣла?
-- Я дошелъ до этого убѣжденія мало-по-малу. Онъ очень рѣзко выражался о портовомъ налогѣ въ Коринѳѣ, и я тогда рискнулъ объяснить ему все.
-- Какой тамъ портовый налогъ, когда нѣтъ еще порта!
-- Онъ такъ и говорилъ. Но все-таки у него взяли шесть кратъ смоквы.
-- Хотя Богъ велитъ любить всѣхъ людей, я ненавижу турокъ и каждый день молюсь, чтобы какъ можно большее ихъ число было прибрано въ царствіе небесное, или въ какое другое мѣсто.
Николай улыбнулся:
-- Ты настоящій христіанинъ! Ты молишься не о погибели, а о спасеніи своихъ враговъ.
-- Я не могу любить турокъ, хотя Богъ и повелѣваетъ, потому что люблю свою родину, а удаленіе изъ нея турокъ будетъ величайшимъ благомъ. Къ тому же святой пѣснопѣвецъ, хотя и не знавшій турокъ, говоритъ: "я умою свои ступни въ крови безбожниковъ".
-- Насколько мнѣ извѣстно, турки добивались моей крови въ Кориноѣ,-- сказали, Николай: -но они прозѣвали меня. Они ждали моего прибытія въ Коринѳъ, когда я уже уѣхалъ оттуда.
-- А какъ дѣла въ Навпліи?
-- Лучше, чѣмъ я ожидалъ. Я нашелъ въ моемъ юномъ племянникѣ именно такого человѣка, какого мнѣ нужно.
-- Ты говоришь о Митсосѣ? А сколько ему лѣтъ?
-- Восемнадцать, но онъ высокаго роста, очень силенъ, и я могу положиться на него.
-- Восемнадцать лѣтъ немного мало. Относительно же довѣрія къ кому бы то ни было будь всегда остороженъ.
Въ отвѣтъ на это замѣчаніе Николай разсказалъ о томъ искусѣ, которому онъ подвергнулъ Митсоса.
-- Вѣроятно, ты правъ,-- замѣтилъ Германъ:-- и во всякомъ случаѣ юноша менѣе возбудитъ подозрѣнія, чѣмъ взрослый человѣкъ. Но какъ ты могъ поступить столь жестоко съ нимъ?
-- Правда, это было дѣло жестокое, но мнѣ нужны люди желѣзные, и я хотѣлъ убѣдиться, можно ли на него надѣяться.
-- А что ты хочешь съ нимъ дѣлать?
-- Вотъ за этимъ-то я пришелъ къ тебѣ. Пора приниматься за дѣло! Ты знаешь, что клубъ патріотовъ даетъ мнѣ самыя широкія полномочія и открылъ неограниченный кредитъ. Митсосъ обойдетъ всѣ селенія, особенно вокругъ Спарты, и скажетъ всюду, что надо быть готовымъ для дѣла. Турки меня караулятъ, и я не могу безопасно разъѣзжать по странѣ.
-- Съ чего ты велишь начинать?
-- Ты еще спрашиваешь! Конечно, я велю имъ молоть черное зерно для турокъ. Это должно быть сдѣлано быстро и въ тайнѣ, преимущественно въ селеніяхъ Майны. Ну, а здѣсь, ты собираешь оружіе?
-- Не здѣсь, а въ Мегаспелайонской обители. Значительная часть оружія куплена у турокъ, а монахи возятъ его скрытымъ подъ маисомъ и тростникомъ. Отца настоятеля надняхъ встрѣтили турецкіе солдаты и спросили, зачѣмъ монахи возятъ столько тростника, а онъ отвѣчалъ, что для покрытія монастырской крыши.
-- И они ничего не подозрѣваютъ?
-- Нѣтъ, они подозрѣваютъ, но не могутъ ничего открыть. Я съ удовольствіемъ дозволю имъ произвести обыскъ во всей обители. Ты помнишь тамошнюю часовню?
-- Конечно.
-- Подъ алтаремъ монахи вынули одну плиту пола и продѣлали отверстіе въ склепъ, а дверь туда заложили камнемъ и забѣлили ее, такъ что въ стѣнѣ не видно ничего. На прошлой недѣлѣ былъ тамъ новый губернаторъ Триполи, Магометъ-Саликъ. Хотя онъ очень недовѣрчивый человѣкъ для своего молодого возраста, но онъ осмотрѣлъ всю обитель и ничего не нашелъ.
-- Это хорошо! А сколько у васъ ружей?
-- Около тысячи и вдвое болѣе сабель. Черезъ мѣсяцъ у насъ все будетъ готово. Мегаспелайонъ гораздо лучшій центръ, чѣмъ Патрасъ, такъ какъ онъ ближе къ Триполи. Тамъ слѣдуетъ начать борьбу.
-- Кто знаетъ? Когда все будетъ готово, то мы начнемъ, гдѣ будетъ удобно. Лично я бы предпочелъ, чтобы первый ударъ былъ нанесенъ въ Каламатѣ и въ Навпліи. Мы вѣдь хотимъ не войны по правиламъ международнаго права, а кровавой рѣзни.
-- Кровавая рѣзня не христіанское дѣло! Подумай о женщинахъ и дѣтяхъ.
-- Какое мнѣ дѣло до турецкихъ женщинъ и дѣтей!-- воскликнулъ Николай, вскакивая и шагая въ сильномъ волненіи взадъ и впередъ по комнатѣ: -- я когда-то ихъ жалѣлъ, а турки пожалѣли мою жену и дочь? Если Богъ справедливъ, то онъ поможетъ мнѣ оказать имъ такое же сожалѣніе, какое они оказали мнѣ.
Германъ ничего не отвѣчалъ и послѣ нѣкотораго молчанія произнесъ:
-- Хочешь еще вина? Если нѣтъ, то пойдемъ на балконъ. Вечеръ теплый. Я думаю, что ты правъ, и дѣйствительно лучше нанести первый ударъ туркамъ гдѣ нибудь на югѣ, такъ какъ они тогда бросились бы искать спасенія въ Триполи, самой сильной ихъ твердыни. Я прежде думалъ, что удобнѣе начать дѣло въ центрѣ, но теперь вижу, что твой планъ практичнѣе. Пойдемъ на воздухъ, Николай.
Домъ Германа стоялъ на границѣ города, высоко на горѣ, и съ его балкона виднѣлись свѣтъ въ фортѣ, гнѣздившемся внизу, водяная равнина, залитая серебристыми лучами мѣсяца, и потивоположный берегъ, гдѣ вдали чернѣлъ Мисалонги.
Мальчикъ подалъ имъ кофе, сваренный потурецки, и двѣ трубки. Николай и Германъ закурили и долго молчали.
-- Повторяю,-- сказалъ Николай, первый нарушая безмолвіе:-- что когда настанетъ день возмездія, то отъ меня не будетъ никому пощады.
-- А я,-- отвѣчалъ Германъ: -- не приму участія ни въ какой рѣзнѣ беззащитныхъ. Конечно, кровь пролить надо, безъ этого не обойдешься, но и, кромѣ меня, много палачей, я же не изъ ихъ числа. Во время боя не жалѣй никого, Николай, но когда дѣло будетъ кончено, то пусть турки мирно удалятся со своими семьями изъ нашей страны.
Они снова замолчали, и когда Германъ вторично заговорилъ, то произнесъ со смѣхомъ:
-- Однако молодцы турки! Они думаютъ, что ты умеръ. Я приказалъ моему мальчику распространить вѣсть о томъ, что тебя убили въ Коринѳѣ. Пусть они вѣрятъ этому вздору. Сегодня здѣсь былъ Махмедъ-Ахмедъ и выражалъ свое сожалѣніе о твоей смерти, хотя глаза его говорили другое. Они тебя всѣ здѣсь знаютъ?
-- Нѣтъ! Никто. Это мнѣ на руку. А что ты намѣренъ дѣлать завтра?
-- Что хочешь. Намъ бы хорошо съѣздить съ тобою въ Мегаспелайонъ. Мы бы туда достигли въ одинъ день, если вѣтеръ будетъ попутный. Я тебѣ уже говорилъ, что у монаховъ преинтересный склепъ, и тебѣ не мѣшало бы на него взглянуть.
Николай улыбнулся.
-- Чѣмъ больше человѣкъ видитъ, тѣмъ лучше,-- отвѣчалъ онъ:-- но пора тебѣ сказать о моихъ дальнѣйшихъ планахъ. Я думаю къ ноябрѣ быть въ Навпліи, а до того времени я отправлюсь въ Майну къ моему двоюродному брату, Петросу Мавромихали, чтобы разузнать, готовъ ли онъ присоединиться къ общему возстанію со всѣмъ своимъ родомъ. Потомъ мнѣ снова надо повидать Канариса; онъ очень ловко управлялъ своимъ судномъ, хотя я увѣренъ, что Митсосъ заткнетъ его за поясъ.
-- Твоя мысль объ устройствѣ брандера, для поджега турецкихъ кораблей, мнѣ не нравится, Николай. Она слишкомъ ужасна.
-- Это правда, но зато она необходима. Мы не можемъ дозволить, чтобы турки безпрепятственно получали моремъ оружіе и снаряды. Такъ какъ мы, по всей вѣроятности, не увидимся съ тобой ранѣе дня расчета, то выслушай меня внимательно, я тебѣ повѣдаю всѣ мои планы.
И цѣлый часъ Николай оживленно разсказывалъ о своихъ намѣреніяхъ Герману, который внимательно его слушалъ, и хотя возражалъ, но большею частью одобрялъ его. Изъ словъ Николая оказывалось, что клубъ патріотовъ въ сѣверной Греціи далъ ему безграничное полномочіе дѣйствовать его именемъ до того времени, когда придется клубу послать своего офиціальнаго представителя, такъ какъ если бы теперь турки узнали о всѣхъ подготовленіяхъ къ возстанію, то дѣло не удалось бы. Затѣмъ Николай подробно объяснилъ о распространеніи патріотическаго движенія среди поселянъ, которые должны были составить основу возстанія.
Окончивъ свой разсказъ, Николай пристально взглянулъ на Германа. Глаза ихъ встрѣтились и засверкали одинаковымъ блескомъ.