Канарисъ къ вечеру кончилъ свою выгрузку и предложилъ отвезти Николая и Германа на другой день на зарѣ въ Остицу, маленькое рыбачье селеніе, отстоявшее на четыре мили отъ ущелья, надъ которымъ возвышался Мегаспелайонъ. Тамъ они могли достать муловъ и доѣхать къ вечеру до монастыря.
Они охотно согласились и, благодаря попутному вѣтру, прибыли черезъ четыре часа въ Остицу, гдѣ Германъ прямо пошолъ въ домъ турецкаго губернатора съ Николаемъ, котораго выдалъ за своего родственника. Они втроемъ роспили кофе, и въ разговорѣ всѣ единогласно признали нелѣпымъ слухъ о какомъ-то подготовлявшемся возстаніи грековъ, а также выразили удовольствіе, что Николай былъ убитъ въ Коринѳѣ. По словамъ епископа, это былъ безпокойный человѣкъ, не понимавшій всей прелести мирнаго спокойствія, а его родственникъ также подтвердилъ, что Николай постоянно возбуждалъ ссоры въ кофейняхъ.
Видя, что его собесѣдники разсуждаютъ такъ благоразумно, губернаторъ, Саидъ-Ага, приказалъ уважить ихъ просьбу о доставленіи имъ двухъ муловъ для дальнѣйшаго путешествія. Прежде чѣмъ разстаться съ ними, онъ сообщилъ, что въ Діакоптонѣ, въ трехъ миляхъ отъ Остицы, надняхъ были безпорядки, и убитъ турецкій сборщикъ податей.
-- Охъ, ужъ этотъ строптивый народъ!-- замѣтилъ Германъ: -- а изъ-за чего вышла исторія?
-- Изъ-за пустяка,-- отвѣчалъ Саидъ-Ага:-- турокъ взялъ у грека жену, а тотъ его убилъ. Хотя грекъ и бѣжалъ, но его поймаютъ и предадутъ казни. По-моему это все пустяки. Если мы, турки, владѣемъ страной, и ваісонъ дозволяетъ намъ имѣть много женъ, то всѣ должны намъ повиноваться.
-- Еще бы,-- отвѣчалъ Николай,-- Богу не угодно, чтобы всѣ люди были равны.
-- Я очень радъ, что вы не вѣрите въ возможность возстанія грековъ: это было бы слишкомъ глупо съ ихъ стороны. Но, право, не знаю почему, а слухи о возстаніи все болѣе и болѣе распространяются. Вотъ недавно говорили, что у монаховъ въ мегаспелайонѣ складъ оружія, и мой товарищъ Магометъ-Саликъ, очень энергичный молодой человѣкъ, недавно назначенный губернаторомъ Триполи, сдѣлалъ тамъ обыскъ; но, конечно, ничего не оказалось.
Германъ весело засмѣялся.
-- Мы, служители Бога, люди мирные,-- произнесъ онъ:-- но наши мулы, вѣроятно, готовы, и намъ пора ѣхать. Благодарю ваше превосходительство за вашу любезность.
Спустя нѣсколько минутъ, они уже ѣхали по улицѣ селенія, которая была замощена крупными, неровными камнями. Всѣ жители были заняты сборомъ плодовъ, и въ домахъ никого не оставалось, кромѣ собакъ, которыя громко лаяли на проѣзжихъ и юныхъ погонщиковъ муловъ.
Солнце уже садилось, когда они выбрались на большую дорогу, которая вела гізъ глубины долины къ монастырю. Передъ ними тянулся рядъ нагруженныхъ муловъ, рядомъ съ которыми шли два монаха. Увидавъ архіепископа, они подошли къ нему подъ благословеніе.
-- Вы везете тростникъ?-- спросилъ онъ:-- откуда вы его взяли и для чего?
-- Изъ Коловраты,-- отвѣчалъ одинъ изъ монаховъ:-- мы нагрузили тростникомъ шесть муловъ, а нуженъ онъ намъ для покрытія монастырской крыши.
Младшій монахъ улыбнулся.
-- Многое, что требуетъ починки, отецъ,-- произнесъ онъ:-- вотъ мы и готовимся къ этому.
Николай осадилъ мула.
-- А у васъ есть черное зерно?-- спросилъ онъ:-- хорошее черное зерно для турокъ?
-- Я не понимаю,-- отвѣчалъ монахъ, качая головою.
-- Прежде надо починить крышу, Николай,-- замѣтилъ съ улыбкой Германъ: -- а потомъ придетъ время и для чернаго зерна. Ну, сынъ мой,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ младшему монаху:-- или скорѣе въ обитель и скажи отцу настоятелю, что я съ моимъ двоюроднымъ братомъ скоро буду къ нему. Мы останемся у него дня на два, такъ какъ я хочу осмотрѣть починку вашей крыши, дабы все было сдѣлано во славу Божію.
Спустя полчаса, среди наступившихъ сумерекъ, путешественники приблизились къ монастырю. Въ узенькихъ, маленькихъ окнахъ, гнѣздившихся другъ надъ другомъ, виднѣлся свѣтъ, а направо, въ большихъ воротахъ, мелькали фонари, доказывая, что братья приготовили встрѣчу своему владыкѣ. Дѣйствительно, у самыхъ воротъ на террасѣ монахи выстроились въ два ряда съ юными послушниками впереди. Подъ сводами же воротъ стоялъ отецъ-настоятель, красивый старикъ, высокаго роста, съ длинною сѣдою бородой. Онъ помогъ архіепископу сойти съ мула и, опустившись на колѣни, принялъ его благословеніе. Германъ остановился на порогѣ обители и громко сказалъ, обращаясь ко всей братіи:
-- Да будетъ благословеніе Божіе на эту обитель и на всѣхъ, живущихъ въ ней, а также на то святое дѣло, которому они служатъ.
Увидавъ Николая, котораго онъ давно зналъ, настоятель вздрогнулъ, словно ему явился призракъ.
-- А мы слышали, что ты умеръ,-- сказалъ онъ.
-- Я очень радъ, что ты это слышалъ,-- отвѣчалъ Николай съ улыбкой:-- и прошу тебя, не распространяй вѣсти, что я живъ.
Они втроемъ пришли въ келью настоятеля, и когда остались наединѣ, то Германъ произнесъ:
-- Я вижу, поправка крыши идетъ хорошо. Мы встрѣтили по дорогѣ нѣсколько нагруженныхъ муловъ. Николай хотѣлъ лично убѣдиться въ томъ, что тутъ дѣлается. Онъ нашъ... ну, какъ это сказать?-- распорядитель, а мы работники. Онъ намъ скажетъ, къ какому времени кончить дѣло. Ну, теперь пойдемъ въ церковь и поблагодаримъ св. Луку, основателя вашей обители, и пресвятую Богородицу за наше благополучное прибытіе. Таковъ долгъ всѣхъ истинныхъ слугъ Божіихъ.
Настоятель пошелъ впередъ и, отворивъ тяжелую бронзовую дверь въ церковь, пропустилъ Германа. Архіепископъ пошолъ къ алтарю и опустился на колѣни передъ образомъ Богородицы, написаннымъ, по преданію, евангелистомъ Лукой, и произнесъ благодарственную молитву за себя и Николая. Затѣмъ они вернулись въ келью настоятеля и вторично пошли въ церковь.
На этотъ разъ настоятель заперъ за собою дверь, такъ какъ еще не многимъ изъ братьевъ была извѣстна тайна склепа. Онъ зажегъ фонарь, потому что въ церкви было темно, и только кое-гдѣ мерцали лампады. Пройдя въ восточный уголъ церкви, онъ вошолъ въ алтарь и, вынувъ изъ-подъ престола ломъ, приподнялъ четыреугольную плиту, подъ которой было отверстіе достаточно большое, чтобы пролѣзъ одинъ человѣкъ. Деревянныя ступени вели внизъ, и они опустились по нимъ одинъ за другимъ. Склепъ имѣлъ въ длину сорокъ футовъ, а въ ширину двадцать, и при свѣтѣ фонаря всѣ стѣны блестѣли отраженіемъ стали. Со времени послѣдняго посѣщенія Германа, число ружей, развѣшанныхъ по стѣнамъ, значительно увеличилось, и Николаю показалось съ перваго взгляда, что тамъ ихъ было не менѣе тысячи пятисотъ. Его глаза засверкали, и онъ живо сталъ обходить всѣ стѣны, высоко поднимая фонарь.
-- Ну, вы собрали достаточно,-- сказалъ онъ:-- только теперь этотъ тростникъ станетъ требовать пищи, и надо смолоть большое количество чернаго зерна.
-- Уже?-- спросилъ настоятель.
-- Уже. Теперь августъ, а весной настанетъ жатва, жатва кровавая. Гдѣ ты помѣстишь пищу для этихъ голодныхъ глотокъ?
-- Тугъ мѣста довольно, но не слѣдуетъ здѣсь сохранять черное зерно. Сюда нельзя ходить иначе, какъ съ фонаремъ, а, Боже избави, можетъ случиться бѣда. Мы лучше пойдемъ, Николай, завтра утромъ и осмотримъ всю обитель. Ну, а теперь-то ты доволенъ?
-- Мнѣ всегда мало! Если бы всѣ ангелы небесные спустились на землю съ огненными слезами, то и ихъ мнѣ показалось бы мало. Но полно говорить о пустякахъ. Сколько ты можешь поднять людей?
-- Пятьсотъ въ одну минуту и двѣ тысячи въ то время, какое понадобится, чтобы достигнуть отсюда Калавриты.
-- Вотъ это хорошо! Ну, слушай меня. Мы, можетъ быть, не увидимся до славной минуты. Черезъ четыре мѣсяца, но дня назначить нельзя, начнется славное дѣло, и ты будь готовъ. Слушайся во всемъ архіепископа, какъ меня самаго. Мы съ нимъ дѣйствуемъ заодно. Главное, смотри, отецъ-настоятель, за тѣмъ, чтобы въ этотъ славный день никто не думалъ о самомъ себѣ. Кому бы ни досталась честь и слава, все равно -- только бы Греція была свободна! Если ты, напримѣръ, отецъ-настоятель, желаешь почестей и богатствъ, то я тебѣ уступлю все, что можетъ прійтись на мою долю. Прости, что я такъ говорю, но наше дѣло можетъ пострадать только отъ личнаго самолюбія, и я этого боюсь болѣе десяти султановъ. Я объ этомъ твержу всѣмъ и напоминаю себѣ ежедневно. Мнѣ поручено вести дѣло въ Мореѣ, и я отдалъ этому святому дѣлу свою жизнь и все, что имѣю. Вмѣстѣ со мной работаютъ архіепископъ, Петросъ Мавромихади изъ Майны и другіе. Я даю клятву, что съ Божьею помощью честно исполню свой долгъ и не буду добиваться ничего для себя. Мы сообща будемъ рѣшать планъ дѣйствій, но когда настанетъ время его исполнить, то если одинъ голосъ возвысится противъ меня, то я откажусь отъ предводительства и займу мѣсто простого солдата. Повторяю, пока борьба не началась, будемъ разсуждать и сбираться, но какъ только грянетъ громъ, то всѣ должны повиноваться одному. Нашъ успѣхъ зависитъ отъ быстроты и единства, а этого нельзя добиться безъ должнаго повиновенія.
-- Но какъ мы узнаемъ о твоемъ распоряженіи, когда начинать дѣло?-- спросилъ настоятель: -- ужъ не лучше ли мнѣ дѣйствовать самостоятельно, если тебя здѣсь не будетъ?
-- Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ!-- отвѣчалъ Николай:-- по всему, что я вижу здѣсь въ Мегаспелайонѣ и Патрасѣ, надо заключить, что первый ударъ и первый успѣхъ будутъ здѣсь. Какъ потомъ пойдетъ война -- извѣстно одному Богу, но, во всякомъ случаѣ, я требую безусловнаго повиновенія. Ты получишь отъ меня вѣсть и повинуйся. Вотъ и все.
-- Но какъ я узнаю, что вѣсть отъ тебя?
-- Очень просто: когда нибудь въ теплый лѣтній день или въ холодную зимнюю ночь къ тебѣ явится монахъ и скажетъ: тебя, настоятель, желаетъ видѣть какой-то человѣкъ или мальчикъ, или даже дѣвочка. Ты выйди къ посланному, и онъ тебѣ скажетъ: "мнѣ поручено спросить, есть ли у тебя зерно для тѣхъ, кто въ немъ нуждается?.. А ты отвѣчай: тебѣ надо черное зерно и для кого, для голодныхъ или для турокъ? Тогда посланный произнесетъ: пошли черное зерно къ туркамъ въ Каламату или Калавриту, или въ какое другое мѣсто, и пусть его понесутъ двѣсти, или пятьсотъ, или тысяча человѣкъ". Ты можешь получить и другія распоряженія, но всегда въ этой формѣ, и если ты свято ихъ исполнишь, то Господь уготовитъ тебѣ мѣсто на небѣ, среди его святыхъ угодниковъ.
-- Ты правъ, Николай,-- отвѣчалъ настоятель:-- и клянусь Пресвятой Богородицей, что буду слѣпо тебѣ повиноваться. Ну, пойдемъ снова на верхъ.
Они опять пошли въ церковь, опустились по лѣстницѣ въ нижній этажъ, гдѣ чисто выбѣленный коридоръ велъ въ монастырскую библіотеку и въ келью отца настоятеля. По дорогѣ Николай постукивалъ своей палкой по стѣнамъ:
-- Здѣсь, кажется, стѣна потоньше, чѣмъ въ остальныхъ мѣстахъ,-- произнесъ онъ съ улыбкой и, остановившись, пристально взглянулъ на настоятеля:-- однако Магометъ-Саликъ слишкомъ хитеръ, чтобы обратить вниманіе на такую простую вещь.
-- Слава Богу, что наши враги такіе умные,-- замѣтилъ Германъ, сопровождавшій Николая.
Вернувшись въ келью настоятеля, Николай закурилъ трубку и сказалъ, что съ позволенія настоятеля ляжетъ спать, такъ какъ на другое утро ему надо встать рано и отправиться далѣе.
-- А ты куда?
-- На югъ. мнѣ надо посѣтить много мѣстъ въ Мессеніи и повидать моего родственника Петровія. Онъ взялся поднять округъ Майны. Все дѣло въ томъ, чтобы начало грянуло, какъ громъ, а потомъ все пойдетъ хорошо.
Дѣйствительно на слѣдующій день Николай всталъ при первомъ звонѣ колоколовъ, призывавшихъ къ заутрени. Онъ прямо пошелъ въ церковь, а послѣ службы вышелъ на террасу вмѣстѣ съ настоятелемъ и Германомъ. Издали за ними слѣдили съ любопытствомъ монахи, среди которыхъ распространился слухъ, кто такой Николай, и зачѣмъ онъ пріѣхалъ въ ихъ мирную обитель. Наговорившись досыта и выпивъ кофе, Николай сталъ прощаться.
-- Благослови меня, отецъ настоятель,-- сказала, онъ:-- мы, можетъ быть, увидимся до начала дѣла, а, можетъ быть, и нѣтъ. Во всякомъ случаѣ мы съ тобой работники на одномъ полѣ, хотя это поле очень большое, и тебѣ придется работать на сѣверѣ, а мнѣ, можетъ быть, на югѣ.