Приказъ о снятіи лагеря былъ встрѣченъ криками общаго восторга, и весь день, 25-го сентября, длинные ряды муловъ двигались взадъ и впередъ по узкой горной тропѣ. Майнотскій отрядъ двинулся прежде всѣхъ и, занявъ позицію противъ южной городской стѣны, сталъ окапываться и разставлять свои шалаши. На городскихъ стѣнахъ лѣниво бродили турки, а по временамъ показывались женщины, подъ покрывалами; тѣ и другія съ любопытствомъ смотрѣли на враговъ, отстоявшихъ на 400 шаговъ отъ городскихъ воротъ. За майнотами слѣдовали другіе отряды и, не имѣя саперовъ, сами, прежде, возводили земляные верки, а затѣмъ разбивали свой лагерь, гдѣ послѣ тяжелой работы они отдыхали.
Два дня потребовалось на устройство фортификаціонныхъ линій вокругъ города, но 27-го числа все было готово, и городъ обложенъ со всѣхъ сторонъ. Все-таки изъ Триполи не подавали сигнала ни къ сдачѣ, ни къ сопротивленію. Наконецъ, вечеромъ послѣ заката солнца на третій день поднятъ бѣлый флагъ на башнѣ, возвышавшейся надъ южными воротами, и спустя нѣсколько минутъ Магометъ-Саликъ, окруженный своимъ штабомъ, вышелъ изъ города. Его встрѣтилъ Петровій съ своимъ адъютантомъ Яни, который съ удовольствіемъ увидалъ своего стараго пріятеля.
Магометъ послѣдовалъ за Петровіемъ въ жилище послѣдняго. Это былъ толстый, маленькій человѣкъ, съ короткими ногами и морщинами на лицѣ, хотя ему было не болѣе тридцати лѣтъ. Онъ измѣрилъ Яни однимъ взглядомъ отъ головы до ногъ и, пожавъ плечами, сѣлъ противъ Петровія.
-- Меня прислали спросить объ условіяхъ капитуляціи, на которыя ты согласишься,-- сказалъ онъ,-- прошу тебя, подумай и скажи мнѣ.
-- Хорошо,-- отвѣчалъ Петровій,-- я дамъ тебѣ отвѣтъ къ полуночи.
-- Благодарю,-- произнесъ Магометъ, посмотрѣвъ на часы,-- мы будетъ ждать.
Онъ всталъ и снова пристально посмотрѣлъ на Яни.
-- Мы опять встрѣтились съ тобой,-- сказалъ онъ, протягивая руку,-- ты покинулъ меня немного безцеремонно. Что же ты не хочешь пожать мнѣ руки?
Яни ощетинился, какъ кошка, и не подалъ ему руки.
-- Ты исчезъ,-- продолжалъ Магометъ,-- въ то самое время, когда я началъ надѣяться, что узнаю тебя поближе.
-- Ты пришелъ сюда не для того, чтобъ насъ оскорблять,-- рѣзко произнесъ Петровій.
-- Я не думаю никого оскорблять,-- отвѣчалъ Магометъ,-- но разскажи мнѣ, молодецъ, какъ ты бѣжалъ. Мнѣ это нужно знать, потому что я бился объ закладъ. Ну, говори, ты подкупилъ привратника и вылѣзъ на крышу?
-- Я спасся черезъ крышу,-- промолвилъ Яни глухимъ голосомъ.
-- Я проигралъ. Я былъ убѣжденъ, что ты подкупилъ привратника и подвергъ его тяжелымъ побоямъ, а затѣмъ посадилъ въ тюрьму. Сегодня же я его выпущу на свободу. Ну, прощайте.
-- Позволь мнѣ дать ему хорошаго пинка,-- произнесъ Яни, какъ только турокъ удалился.
-- Я не могу этого позволить,-- отвѣчалъ Петровій.
Но не успѣлъ Магометъ сдѣлать трехъ шаговъ, какъ юноша догналъ его, схватилъ зашиворотъ и нанесъ ему такой ударъ ногой пониже спины, что тотъ едва не упалъ.
-- Ты оскорбилъ меня подъ защитой парламентскаго флага,-- сказалъ онъ,-- и я отвѣтилъ тебѣ тѣмъ же. Мы теперь квиты.
Онъ повернулся и пошелъ обратно къ отцу.
Петровій былъ очень занятъ писаніемъ и, не поднимая головы со стола, подалъ Яни бумагу.
-- Ступай, Яни, къ воеводамъ, имена которыхъ я тутъ написалъ,-- произнесъ онъ,-- и попроси ихъ прійти сейчасъ сюда, чтобы обсудить условіе капитуляціи. Ахъ, да, что это былъ за шумъ извнѣ?
-- Это былъ частный разговоръ,-- отвѣчалъ Яни:-- подвели старые счеты. Вотъ и все. Дѣло кончено.
-- Совершенно, но не безъ непріятности одному изъ собесѣдниковъ.
Недолго толковали воеводы и, спустя два паса, отправили къ Магомету письменное изложеніе условій капитуляціи. Турки должны были сложить оружіе, покинуть Морею и заплатить 40 милліоновъ піастровъ контрибуціи.
Тотчасъ пришелъ отвѣтъ. Турки находили требованія грековъ невозможными, такъ какъ нельзя было собрать столько денегъ, но они дѣлали съ своей стороны контръ-предложеніе. Они отдадутъ все свое имущество движимое и недвижимое и оставятъ себѣ только необходимое для достиженія Навпліи, откуда они отправятся въ Малую Азію. Что касается оружія, то оно должно было остаться въ ихъ рукахъ, для самозащиты. Они такъ же настаивали на занятіи горнаго прохода Партенія, между Арголидской равниной и Триполи, пока ихъ жены и дѣти не выѣдутъ на судахъ въ море. Послѣднее условіе было необходимо, потому что, сдавъ оружіе, турки не были гарантированы, что ихъ капитуляція не нарушится такъ же, какъ Наваринская.
Греки отказались даже обсуждать это предложеніе на томъ основаніи, что если турки имъ не вѣрили, то и они не имѣли основанія вѣрить туркамъ. Если туркамъ дозволить занятіе Нартенейскаго горнаго прохода, то ничто имъ не помѣшаетъ пройти далѣе въ Навплію и тамъ остаться. Навплія все еще находилась въ сношеніяхъ съ моремъ, и они не для того осаждали полгода Триполи, чтобъ въ концѣ концовъ отпустить осажденныхъ въ другой еще лучше укрѣпленный городъ.
Снова греки очутились въ безвыходномъ положеніи, и тутъ Петровій сдѣлалъ непростительную ошибку. Ему слѣдовало тотчасъ штурмовать крѣпость и разомъ покончить дѣло. Но онъ въ минуту колебанія предложилъ вопросъ на разрѣшеніе военнаго совѣта, и большинство высказалось за отсрочку. Ихъ цѣль была очевидна. Они знали, что въ городѣ былъ голодъ, и разсчитывали нажать очень много тайной доставкой провіанта осалсденнымъ. Слова Германа оказались правдой. Осада превратилась въ рынокъ.
28 сентября отъ Триполи пришло новое предложеніе, но на этотъ разъ не отъ турокъ, а отъ албанскихъ наемниковъ, которые произвели нападеніе на Вальтези въ маѣ. РІхъ было 1.500 здоровенныхъ молодцовъ, но, какъ наемники, они не питали никакого чувства уваженія или преданности къ туркамъ, и потому въ ихъ интересѣ было войти въ соглашеніе съ осаждающими. Поэтому они предложили удалиться въ Албанію и никогда болѣе не служить Турціи, если ихъ отпустятъ съ оружіемъ въ рукахъ. Съ другой стороны, греки не имѣли ничего противъ нихъ, а многіе находились съ ними въ дружбѣ или въ родствѣ, а потому они и согласились на предложенныя условія.
Погода была жаркая, душная, и майноты, находившіеся на югѣ, страдали болѣе всѣхъ. Въ эту недѣлю Петровій потерялъ все довѣріе своихъ сородичей, такъ какъ они одни не вели постыдной торговли съ осажденными. Онъ принялъ совѣтъ людей корыстныхъ, наживавшихся цѣною своей чести, и если онъ самъ былъ выше всякихъ подозрѣній, то его слабость принимала преступный характеръ. Тщетно Николай взывалъ къ нему; онъ не хотѣлъ ничему вѣрить и требовалъ доказательствъ, которыхъ Николай не могъ представить, такъ какъ онъ находился въ майнотскомъ отрядѣ. Что ни говорилъ Николай о голодѣ, который вдругъ прекратился, о томъ, что городъ не могъ держаться безъ тайной поставки припасовъ, о толпахъ крестьянъ наполнявшихъ лагерь и могущихъ вести позорную торговлю,-- все не вело ни къ чему, и Петровій словно ослѣпъ и оглохъ.
Наконецъ Колокатрони поймали съ поличнымъ, и когда Николай уличилъ его передъ Петровіемъ, то послѣдній схватилъ себя за голову и въ отчаяніи объявилъ, что не можетъ ничего сдѣлать. Если самъ Колокатрони велъ торговлю съ турками, то, вѣроятно, весь его отрядъ занимался тѣмъ же; значитъ, наказавъ его, пришлось бы наказать сотни людей.
-- О Николай, Николай,-- произнесъ онъ тономъ жалобной мольбы:-- если ты когда нибудь меня любилъ, то помоги мнѣ, спаси меня. Я былъ всегда честенъ, но слабъ, а твоя сила и честь не омрачены ничѣмъ.
Это происходило б-то октября. Николай видѣлъ, что надобно было дѣйствовать энергично, иначе все погибло бы.
Онъ пошелъ къ своимъ майнотамъ и сказалъ имъ:
-- Вотъ что, ребята. Сегодня Триполи будетъ взятъ. Мы, майноты, возьмемъ его. Я беру на себя всю отвѣтственность. Зовите всѣхъ.
Спустя пять минутъ, около пятисотъ майнотовъ уже окружили его.
-- Не надо терять ни минуты,-- сказалъ онъ, обращаясь къ офицерамъ и забывая, что онъ простой солдатъ:-- я иду впередъ, а вы всѣ, всѣ слѣдуйте за мною. Мы пойдемъ къ Аргосской башнѣ. На нее влѣзть очень легко, карабкаясь по выдающимся камнямъ. Я знаю это потому, что вчера пробовалъ лѣзть по ней, и дураки турки меня не замѣтили. Я и теперь полѣзу, захвативъ веревку, которую прикрѣплю на верху и брошу внизъ. Первый, кто поднимется по ней, захватитъ греческій флагъ, который я водружу на башнѣ. Предоставьте мнѣ, друзья, эту честь. Впрочемъ нѣтъ. Мы выберемъ того, кому будетъ поручено это дѣло.
-- Тебѣ! Тебѣ! Николаю! Николаю!-- послышалось со всѣхъ сторонъ.
-- Ну, теперь за дѣло!-- воскликнулъ Николай, сіяя счастьемъ:-- но прежде позвольте мнѣ пожать всѣмъ руку. Господь слишкомъ милостивъ ко мнѣ.
Эта попытка была такъ безумна, смѣла, что Аркадскій отрядъ, стоявшій противъ Аргосской башни, не вѣрилъ своимъ глазамъ, когда горсть майнотовъ подбѣжала къ башнѣ. Николай съ ловкостью кошки влѣзъ на ея вершину и сбросилъ оттуда прежде турецкаго часового, а потомъ веревку, по которой поднялся одинъ изъ майнотовъ съ греческимъ флагомъ, который тотчасъ былъ водруженъ.
Николай подождалъ, пока майноты, въ числѣ сорока человѣкъ, не достигли вершины башни и не выстроились на тамошней площадкѣ. Тогда онъ бросился на турокъ, караулившихъ ворота, перебилъ ихъ и собственными руками отворилъ ворота. Аркадскій отрядъ немедленно вступилъ въ городъ и вмѣстѣ съ майнотами устремился въ главную улицу нижняго Триполи. За ними слѣдовали толпы крестьянъ, наконецъ, дождавшіяся добычи. Петровій находился въ рядахъ майнотовъ. Но никто не признавалъ начальства, и каждый дѣйствовали, самъ за себя.
Эта атака была такъ неожиданна, что когда уже южной частью города овладѣли греки, въ сѣверной происходила позорная продажа греками продовольствія турками, О сопротивленіи не было и помину. Греки, упоенные побѣдой, набросились, какъ звѣри, на беззащитныхъ турокъ. Рѣзня и грабежъ царили неограниченно.
Майноты прежде всего устремились къ дому Магомета, и Яни, подбѣжавъ къ испуганному туркѣ, вонзилъ ему въ сердце кинжалъ съ громкимъ крикомъ:
-- Отъ того, кто долженъ былъ служить въ твоемъ гаремѣ!
Покончивъ съ домомъ Магомета, майноты продолжали свою роковую работу и безпощадно рѣзали всѣхъ попадавшихся имъ турокъ. У нихъ едва не произошла кровавая схватка съ албанскими наемниками, и едва ихъ увѣрили, что они не враги, а друзья, вошедшіе заранѣе въ сдѣлку съ греческими воеводами о безпрепятственномъ пропускѣ въ день взятія Триполи. Тогда ихъ отпустили съ миромъ, и пока греки убивали и грабили въ Триполи, албанцы преспокойно отправились къ себѣ на родину.