Перехитрилъ.
Въ кабинетъ вошла небольшая, круглая женщина, съ большимъ животомъ, въ деревенскихъ сапогахъ и короткой ситцевой юбкѣ. На приглашеніе сѣсть, она ничего не отвѣтила и, пыхтя, опустилась на стулъ; видно, ей было душно...
-- Что у васъ за дѣло?
-- Да что?-- мужа на заводѣ убило, котелъ, вишь, гораздъ разорвало...
-- Ну?
-- Да вотъ, махонькій,-- она указала на животъ.
-- Вижу... тяжело...
-- Знамо, тяжело...
-- Ну, разскажите, какъ было дѣло?
-- Ничего я не знаю. На заводъ пошла узнать,-- меня сторожъ прогналъ. Да... А землякъ къ вамъ послалъ...
-- На чьемъ же заводѣ убило?
-- Не знаю, родимый, я -- баба... знамо -- баба...
-- Вы что, вѣрно, изъ деревни?
-- Изъ деревни. Вотъ у меня бумага есть -- землякъ далъ. Говоритъ, покажи,-- она вынула засаленный номеръ "N--скаго Листка", гдѣ, въ числѣ полицейскихъ происшествій, мелкимъ шрифтомъ было напечатано, что такого-то числа, на такомъ-то заводѣ разорвало чугунную крышку котла, послѣдствіемъ чего была смерть рабочаго Елисея Купріянова.
Этого было достаточно, и я рѣшилъ дѣйствовать...
Черезъ три дня Купріянова снова сидѣла у меня, и я объяснялъ ей, что противъ хозяина завода, богатаго милліонера Зорина возбуждено уголовное преслѣдованіе за неправильное устройство котла, что она должна заявить свой искъ о пожизненномъ пособіи по 10 рублей въ мѣсяцъ до начала засѣданія и что всего выгоднѣе отстаивать гражданскій искъ во время уголовнаго процесса. Купріянова слушала молча, но вдругъ засопѣла, задышала тяжело, встала со стула, опустилась на колѣни и прежде, чѣмъ я успѣлъ опомниться, растянулась по полу на четверенкн.-- "Батюшка мой! Куда жъ я теперь пойду?" -- застонала она. Я поднялъ ее и еще съ большимъ трудомъ добился въ чемъ дѣло: ей скоро предстоятъ роды, деньги нужны, хочется уѣхать поскорѣе въ деревню.-- "Выхлопочи рублей пятьдесятъ, половину себѣ возьми",-- причитала она,-- "не оставь, не гони меня!"
Я написалъ письмо Зорину, предлагая кончить дѣло Купріяновой миромъ, и черезъ нѣсколько дней получилъ отвѣтъ, въ которомъ Зоринъ приглашалъ обратиться къ его повѣренному Сидорову. Я отправился.
Сидоровъ жилъ на одной изъ лучшихъ улицъ N--а, въ одномъ изъ лучшихъ ея домовъ съ лѣстницей, устланной коврами, освѣщаемой электричествомъ и охраняемой ливрейнымъ швейцаромъ; его квартира во второмъ этажѣ была обставлена со всей возможной роскошью.
Присяжный повѣренный Сидоровъ былъ никому невѣдомый адвокатъ, никакими особенными талантами не отличался, но, начавъ свою карьеру съ комнаты подъ чердакомъ, въ настоящее время ѣздилъ на превосходныхъ собственныхъ рысакахъ. Произошло это, благодаря тому, что онъ, войдя въ знакомство со многими крупными торговыми фирмами, сдѣлался ихъ повѣреннымъ. Когда-то Сидоровъ говорилъ хорошія слова о равенствѣ людей, о крестьянствѣ, о защитѣ труда бѣдноты, въ настоящее же время вся это дѣятельность сводилась къ тому, что онъ, принявъ отъ фабрикъ и заводовъ съ подряду веденіе всѣхъ дѣлъ противъ увѣчныхъ рабочихъ, выступалъ въ судѣ тогда, когда фабрикантъ находилъ это нужнымъ. И онъ, не задумываясь, пускалъ въ ходъ всѣ свои знанія, пріобрѣтенныя въ университетѣ и практикой, свои способности на борьбу съ разными калѣками-рабочими, ищущими куска хлѣба. Въ началѣ онъ еще "стыдился" и охотно кончалъ дѣла миромъ, такія, конечно, которыя, все равно долженъ былъ проиграть. Но затѣмъ онъ пришелъ къ тому убѣжденію, что нѣтъ безнадежнаго "увѣчнаго дѣла", что, самое "вѣрное дѣло" со стороны рабочаго, потерявшаго правую руку, оба глаза, по явной небрежности фабриканта, можетъ быть проиграно, если не въ судѣ, такъ въ судебной палатѣ, благодаря тому, что его повѣренный не знаетъ устройства машины и никогда не видалъ ея. Когда кто-нибудь напоминалъ ему "старину", то онъ обыкновенно начиналъ распространяться на тему о томъ, какъ обираютъ увѣчные рабочіе заводы и фабрики, а самихъ рабочихъ -- "увѣчники"-адвоваты,-- и чувствовалъ себя побѣдителемъ... И если онъ предлагалъ фабрикѣ уплатить рабочему, то только по такому дѣлу, по которому состоялся уголовный приговоръ противъ администраціи фабрики, либо ожидался таковой. Но при этомъ онъ всегда торговался и съ него надо было "запрашивать". Я слышалъ уже ранѣе о Сидоровѣ, и мнѣ было интересно увидать его "въ дѣлѣ".
Не смотря на то, что я пришелъ къ Сидорову въ пріемные часы и не засталъ у него никого изъ "кліентовъ",-- онъ заставилъ меня прождать болѣе получаса я вышелъ, позѣвывая, въ гостиную.
-- Пожалуйте!
Кабинетъ Сидорова былъ обставленъ еще шикарнѣе, чѣмъ гостиная. Весь полъ утопалъ въ коврахъ, громадный столъ, по величинѣ напоминающій билліардъ, былъ заставленъ канделябрами и письменнымъ приборомъ. У стѣнъ красовались массивные съ рѣзьбою книжные и несгораемый шкафы. Темныя занавѣси на окнахъ, на дверяхъ -- придавали всему мрачный, "ученый" видъ. Сидоровъ попросилъ меня занять одно изъ рѣзныхъ креселъ, обтянутыхъ кожей, и, дѣловито наклонивъ голову, спросилъ:
-- Чѣмъ могу служить?
Я разсказалъ ему и показалъ письмо Зорина.
-- Знаю, знаю, онъ мнѣ уже сообщилъ... Но что бы вы желали? Вѣдь вы, какъ адвокатъ, сами знаете, что дѣло вашей Купріяновой совершенно безнадежное: что изъ того, что лопнулъ стальной винтъ -- вѣдь мы здѣсь не при чемъ; вы купите коляску за двѣ тысячи и все-таки не поручитесь, что у васъ при первой же поѣздкѣ не лопнетъ ось...
-- Да, но Зоринъ привлеченъ уже къ уголовной отвѣтственности, мы выступимъ гражданскими истцами, я буду обвинять его. Не забудьте, что фабричный инспекторъ далъ обстоятельное заключеніе о привлеченіи...-- Я досталъ копію протокола...
-- Ну-те, хорошо. Но сколько вы желали бы получить?!
-- Мы согласились бы на 1.200 рублей...
-- Боже мой, да пожалѣйте меня, если вамъ не жаль Зорина,-- вѣдь мнѣ нельзя будетъ ему на глаза показаться... Вы не знаете, что это за господинъ. Онъ немилосердно скупъ и во все самъ входитъ... Я много, разъ говорилъ ему: "Павелъ Ивановичъ, пригласите отвѣтственнаго управляющаго",-- но онъ не соглашался, скаредничалъ и теперь за это платится. Однако, больше, 200 рублей мы не дадимъ: для деревенской бабы этого болѣе чѣмъ достаточно... Скиньте, пожалуйста!
И вотъ у насъ начался торгъ... Попрекнувъ разъ десять отсутствующаго Зорина за то, что онъ не завелъ отвѣтственнаго управляющаго, тогда, какъ это такъ просто: достаточно лишь заявить фабричному инспектору, а теперь, благодаря этому, "самъ идетъ подъ монастырь"... Сидоровъ согласился дать 560 рублей.
-- Изготовьте проектъ нотаріальной росписки и приходите ко мнѣ съ нею.
-- Она ждетъ на улицѣ у подъѣзда, и ее легко позвать, а росписку мы можемъ сейчасъ составить.
-- Ну, хорошо.
Сидоровъ позвонилъ и приказалъ человѣку позвать Купріянову. Мы сѣли составлять росписку. Когда росписка была готова, Сидоровъ впустилъ въ кабинетъ Купріянову. Она, повидимому, была совершенно подавлена невиданной роскошью и растянулась на полу.
-- Что ты, что ты, любезная, вставай,-- произнесъ Сидоровъ.
Я поднялъ Купріянову. Сидоровъ внимательно оглядѣлъ ее и вдругъ спохватился, лицо его просіяло.
-- Прекрасно, прекрасно,-- заговорилъ онъ, уже не обращая на Купріянову никакого вниманія, словно ея и въ комнатѣ не было,-- вѣдь она -- беременная, у нея родится ребенокъ, и у него будутъ права на искъ! Вотъ видите, что значитъ быть предусмотрительнымъ! Теперь мы обезпечимъ Зорина и отъ ребенка. Я всегда самъ смотрю на увѣчныхъ,-- знаете, докторъ -- докторомъ, а собственный глазъ еще лучше: и промаха, и нареканій мотомъ быть не можетъ; жену или родителей убитыхъ рабочихъ къ доктору посылать неловко, ну, а посмотришь: одни -- совсѣмъ дряхлые -- имъ пожизненная пенсія подъ стать, а другіе -- молоды, крѣпки, съ ними лучше сразу покончить. Вотъ видите, какая предусмотрительность!
И въ росписку Сидоровъ внесъ, что Купріянова "въ полное удовлетвореніе за смерть своего мужа Елисея Андреева получила 560 рублей, какъ для себя лично, такъ и въ качествѣ естественной опекунши и для имѣющаго родиться отъ нея ребенка" и т. д.
Когда на завтра я привезъ Сидорову удостовѣренную нотаріусомъ росписку, онъ запечаталъ ее при письмѣ въ собственный со штемпелемъ конвертъ, надписалъ на конвертѣ адресъ Зорина и предложилъ мнѣ поѣхать за деньгами въ послѣднему.
Зоринъ жилъ на краю города въ той мѣстности, гдѣ уже тянутся заборы, въ достойномъ его. богатства особнякѣ. Его громадная передняя скорѣе походила на большой залъ; только вѣшалка, вся заваленная шубами, ясеневая мебель, да рослый широкоплечій николаевскій солдатъ съ медалями на груди -- швейцаръ напоминали о назначеніи этой комнаты. Горничная, вызванная швейцаромъ, пошепталась съ нимъ, указала на Купріянову и отправилась доложить о насъ. Мы усѣлись на диванѣ. Швейцаръ, видимо, мялся и желалъ начать разговоръ. Наконецъ, озираясь кругомъ, онъ подошелъ во мнѣ и, какъ-то таинственно наклонясь, потянулъ пальцемъ въ сторону Купріяновой:
-- Насчетъ нея?
-- Да.
-- Увѣчная?
-- Нѣтъ, за смерть мужа,-- на заводѣ убило...
-- Котломъ?
-- Да, а вы почему знаете?
-- Интересуюсь... Вы, баринъ, поосторожнѣе.
-- Какъ поосторожнѣе?
-- А вотъ насчетъ "самого"... онъ людей обижаетъ...
Швейцаръ оглянулся и зашепталъ:
-- Недавно я проворонилъ,-- тоже деревенская баба была -- у нотаріуса росписку на 200 рублей сдѣлала, принесла; "самъ" взялъ росписку, а денегъ даетъ 20 рублей. Я тебѣ, говоритъ, въ годъ по 20 рублей давать буду...
-- Да, что вы говорите?! полноте!
Все поведеніе швейцара было до такой степени невѣроятно, что я оторопѣлъ. Я слышалъ о равныхъ темныхъ способахъ наживы, о "вѣчномъ мѣстѣ", но я никогда не могъ допуститъ мысли, что крупный милліонеръ можетъ такъ мелко плавать.
-- И давно вы здѣсь служите?
-- Лѣтъ 15, еще при папашѣ служилъ.
-- Но какъ же вы остаетесь?
-- Эхъ, баринъ, предупреждаю...
Меня позвали къ Зорину. Онъ принялъ въ своемъ кабинетѣ, заставленномъ, словно музей, моделями производства его завода. Зоринъ внимательно разсмотрѣлъ конвертъ, вскрылъ его и прочиталъ два раза росписку и письмо. Онъ долго вертѣлъ ихъ въ рукахъ, но, наконецъ, потянулъ руку съ роспиской въ боковой карманъ сюртука. Не предупреди меня швейцаръ, я не придалъ бы этому никакого значенія, но теперь я былъ черезчуръ на сторожѣ.
-- Простите, г. Зоринъ, вѣдь Купріяновой деньги еще не получены, такъ что росписку...
-- Да, да, знаю... вотъ что, я не могу рѣшиться выдать деньги, не повидавъ Сидорова,-- поѣдемъ сейчасъ къ нему, а я захвачу деньги...
Мы покатили на саняхъ Зорина, а Купріянова потащилась слѣдомъ на извозчикѣ.
Посмотрѣвъ росписку, Сидоровъ сказалъ, что она вполнѣ хороша, а главное предусмотрительна, и солидно объяснилъ почему; Зоринъ выдалъ деньги.
Получивъ ихъ, Купріянова, по моему совѣту, положила 500 рублей на свое имя въ сберегательную кассу, а остальныя взяла въ деревню на роды; на прощаніе она принесла мнѣ какую-то громадную фарфоровую чашку (съ такимъ же блюдцемъ) темнокоричневаго цвѣта съ золотыми каемками и цвѣтами.
Прошло мѣсяца три. Я уже забылъ о Купріяновой.
Однажды въ мой кабинетъ вошла старуха крестьянка и, послѣ обычныхъ въ такихъ случаяхъ разговоровъ, заявила, что она -- мать убитаго на заводѣ рабочаго Купріянова, а что жена его Настасья была у меня, и я ей деньги выхлопоталъ.
Теперь Настасья отъ родовъ сама умерла и ребенка не осталось; передъ смертью она говорила, что 500 рублей въ кассу положила, книжку передала. Вотъ старуха и пошла въ кассу, нельзя ли ей получить. Начальникъ посовѣтовалъ принести форменную записку отъ Зорина, что "деньги на обѣихъ выдалъ, тогда получишь, а то наслѣдниковъ нѣтъ, деньги въ казну отойдутъ". Нельзя ли поѣхать попросить?
Дѣлать нечего, я отправился къ Сидорову. Когда я разсказалъ ему, въ чемъ дѣло, онъ весь побагровѣлъ и началъ усиленно тереть кулакомъ свой лобъ...
-- Боже мой, Боже мой,-- заговорилъ онъ,-- какая непростительная недальновидность!.. Мы забыли, что она беременная и не подождали. Ради Бога не ѣздите къ Зорину, онъ не проститъ мнѣ этого... Нѣтъ, нѣтъ, никакого удостовѣренія мы вамъ не выдадимъ... Какая недальновидность!..
Я выскочилъ отъ Сидорова и почти бѣгомъ помчался домой...
Въ тотъ же вечеръ я объяснилъ старухѣ ее положеніе, разсказалъ, что Зоринъ не имѣлъ ея въ виду, что она можетъ искать въ свою пользу особо, указалъ хорошаго адвоката, къ которому далъ письмо... А чтобъ деньги не пропали, посовѣтовалъ ей найти какого-нибудь болѣе близкаго родственника.
Послѣ, этого я интересовался положеніемъ дѣла старухи... Для нея все устроилось. Съ Зорина мировой присудилъ въ ее пользу по 50 рублей въ годъ до конца жизни, а найденный законный наслѣдникъ, на радостяхъ, что получилъ нежданное богатство, подарилъ старухѣ двѣсти рублей.