"Обмѣнъ паспорта".
Пожалуй, больше всего недоразумѣній и подчасъ тяжелыхъ "недоразумѣній" вызываетъ у рабочихъ паспортная система; особенно затруднителенъ для нихъ обмѣнъ паспортовъ, обыкновенно годичныхъ. Сами по себѣ волости задерживаютъ изготовленіе новыхъ паспортовъ до безконечности. И рабочіе, и волостныя правленія поголовно не знаютъ о циркулярѣ министерства внутреннихъ дѣлъ, разрѣшающемъ не посылать при обмѣнѣ старые паспорта въ волости, а возвращать ихъ, въ моментъ полученія новыхъ, полицейскимъ управленіямъ по мѣсту жительства {См. "Правительств. Вѣстникъ" 26 и 26 февраля 1897 года 44, 46 и циркуляръ М. В. Дѣлъ по Департаменту Полиціи отъ 25 декабря 1899 г. No 6634.}. Отправивъ же почтой старый (съ прошеніемъ о новомъ) паспортъ, рабочій остается какъ безъ рукъ; онъ не можетъ перемѣнить квартиру, не можетъ уйти съ фабрики, не можетъ найти новое мѣсто...
А тутъ еще характерная 19-я статья положенія о видахъ на жительство; она гласитъ: "Неотдѣленнымъ членамъ крестьянскихъ семействъ, хотя бы и совершеннолѣтнимъ, виды на жительство выдаются и возобновляются не иначе, какъ съ согласія хозяина крестьянскаго двора. Въ случаѣ отказа съ его стороны, виды на жительство могутъ быть выдаваемы означеннымъ лицамъ по распоряженію земскаго начальника, мирового посредника, непремѣннаго члена уѣзднаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія, чиновника либо коммиссара по крестьянскимъ дѣламъ, или замѣщающихъ ихъ должность лицъ, по принадлежности. Распоряженія сего рода обжалованію не подлежатъ ". Послѣднее время Сенатъ разъяснилъ, что можно жаловаться все-же въ уѣздный съѣздъ ко необсужденіе (и только) земскимъ начальникомъ просьбы о выдачѣ паспорта.
И вотъ, постоянно "хозяева неотдѣленной крестьянской семьи" -- дѣды, отцы или просто старшіе братья, пользуясь этой 19-й статьей, грубо эксплуатируютъ "за паспортъ" давно оторванныхъ отъ деревни, даже родившихся въ городѣ и никогда не бывавшихъ "на родинѣ" (на мѣстѣ приписки) рабочихъ, требуютъ съ нихъ за возможность жить въ городѣ ежемѣсячныя, а иногда единовременныя уплаты. Обыкновенно земскіе начальники, видящіе и выслушивающіе на мѣстѣ только одну сторону,-- родителей или старшихъ братьевъ,-- находятся подъ непосредственнымъ впечатлѣніемъ общей крестьянской нужды, рисуютъ себѣ невѣдомую жизнь городскихъ рабочихъ въ самыхъ радужныхъ краскахъ, забывая о ея дороговизнѣ, и упорно отказываютъ рабочимъ въ просьбахъ о возобновленіи паспортовъ при запретѣ хозяевъ дворовъ... И какому вымоганію содѣйствуютъ они этими отказами!..
Какъ сейчасъ помню, однажды пришелъ во мнѣ худой, пришибленный юноша лѣтъ 23 -- Николай Павловъ, съ темными, рѣзкими кругами подъ глазами. Какимъ-то подавленнымъ, замореннымъ голосомъ онъ разсказалъ свою повѣсть. Его отецъ, родившійся въ Тверской губерніи, въ деревнѣ, названіе которой онъ не сразу вспомнилъ, умеръ, когда ему было 2 года. Тогда, по разсказу матери, они жили въ деревнѣ. Старикъ дѣдъ, не любившій отца Павлова и имѣвшій еще двухъ сыновей, прогналъ мать Николая послѣ смерти отца изъ дому и завладѣлъ всѣмъ ихъ хозяйствомъ. Мать перебралась въ городъ, поступила на фабрику и "вывела своего сына въ люди": онъ тоже поступилъ на Спасскую ткацкую мануфактуру...
Когда Николаю насталъ 21 годъ и онъ поѣхалъ на призывъ, дѣдъ "вспомнилъ" о немъ. Павлова, какъ единственнаго сына, не забрили въ солдаты, но его закабалилъ дѣдъ.
Съ этого года за каждый паспортъ Николай долженъ былъ платить дѣду по десяти рублей, иначе волость, по просьбѣ "хозяина двора", не выдавала ему паспорта. Затѣмъ дѣдъ сталъ требовать, чтобы онъ ежемѣсячно присылалъ по три рубля. И Павлову пришлось подчиниться. Фабрику штрафовали, если она держала рабочихъ съ просроченными видами, и она гнала такихъ...
Николай женился, у него родился ребенокъ, старуха мать заболѣла ревматизмомъ (на фабрикѣ былъ жестокій сквознякъ и разная температура въ тѣхъ отдѣленіяхъ, по которымъ ей постоянно приходилось ходить), ни одинъ адвокатъ не взялся ей помочь, а вѣдь она перестала работать. Павловъ сталъ содержать и ее. Съ выработкой, сверхъурочной работой по праздникамъ онъ едва натягивалъ 20 рублей. Приходилось голодать...
Два родныхъ брата отца Николая, сыновья дѣда, зарабатывали въ это время по 45 рублей въ мѣсяцъ на механическихъ заводахъ, и одинъ изъ нихъ былъ холостой.
И вотъ теперь Павловъ вдругъ получилъ ужасную повѣстку: за всей семьей дѣда числилось 30 рублей недоимоки и дѣдъ, въ качествѣ хозяина семьи, всю эту недоимку возложилъ на одного Николая, не пожелавъ разложить ее, хрть частью на двухъ своихъ сыновей.
Я понялъ всю безнадежность положенія Павлова, но написалъ деревенскому начальнику прошеніе, прося повліять на дѣда. Пришелъ ожидаемый отвѣтъ -- отказъ: "неотдѣленный членъ крестьянской семьи" и т. д... Какъ будто-бы отъ этого члена семьи зависѣло отдѣлиться...
Подали въ съѣздъ: все то-жe. И нужно было видѣть, что дѣлалось постепенно съ Николаемъ. На его жалованье былъ наложенъ арестъ, и у него ежемѣсячно отнимали четверть заработка... Когда Павловъ дошелъ до полнаго отчаянія, я посовѣтовалъ ему поѣхать въ дѣду и сказать: "ну теперь ты сгубилъ меня, такъ корми меня и мою семью"...
Что было съ нимъ дальше, не знаю.