Оборотень.

Былъ "среди насъ" одинъ адвокатъ -- оборотень. Сегодня онъ съ яростью большого мальчика нападалъ "отъ заводовъ" или страховыхъ обществъ на увѣчныхъ рабочихъ, завтра -- съ кротостью и нѣжностью маленькой дѣвочки лилъ передъ судомъ за нихъ слезы... Сегодня онъ готовъ былъ плакать на груди суда, повѣствуя, какъ печальна доля рабочаго-калѣки безъ одного лишь указательнаго пальца, завтра онъ доказывалъ, что и съ двумя пальцами на рукѣ фабричный можетъ прожить, а трудиться, при добромъ желаніи, сумѣетъ не хуже, чѣмъ раньше.-- "Вѣдь живутъ-же слѣпые, нѣтъ у нихъ глазъ, за то развивается осязаніе и до такой степени, которая намъ зрячимъ неизвѣстна... Мы вонъ двумя пальцами ничего сдѣлать не можемъ, а есть художники, которые и ногами рисуютъ. Не слѣдуетъ только унывать"...

Однажды онъ "увлекся". И тогда предсѣдатель суда, сдержанный, спокойный человѣкъ вдругъ не выдержалъ, заерзалъ на мѣстѣ, громко ахнулъ и воскликнулъ: "Послушайте, господинъ повѣренный, неужели вы хотите доказать, что Богъ сдѣлалъ ошибку, создавъ человѣка съ пятью пальцами? Нѣтъ, ужъ оставьте религію въ покоѣ"!

Но за то онъ умѣлъ и защищать, конечно, если самъ выступалъ отъ рабочаго. Впрочемъ, однажды онъ выступилъ "защитникомъ" и въ чужомъ дѣлѣ...

Онъ зналъ психологію суда!

Помню день, когда пришелъ во мнѣ Василій Ивановъ. Его привелъ за руку старый рабочій. Они тихо сѣли. Василій молчалъ; изъ-подъ опущенныхъ рѣсницъ его текли слезы.

-- Въ то время, какъ онъ лишился глазъ,-- разсказывалъ старикъ,-- я былъ пріемщикомъ и посейчасъ пріемщикомъ... Ему изъ машины, при обточкѣ вала, попала въ главъ стружка, этакъ нулевой номеръ. У насъ даютъ очки -- просто кусокъ проволочной сѣтки, по краямъ сукномъ обшитъ. Отъ нихъ въ глазахъ только рябитъ, никто не надѣваетъ, никому и не приказываютъ надѣвать... Когда случилось это преступленіе, онъ прибѣжалъ ко мнѣ. У него изъ глаза кровь капала. Я вижу, глазъ въ ненормальномъ состояніи... У меня есть стекло увеличительное. Иногда по 5--6 разъ въ день приходится мусоръ да стружки изъ глазъ вынимать. Когда бумажкой, а когда и спичкой... Открылъ я ему глазъ, а глазъ весь разсѣченъ. Доложилъ управляющему, его и свезли въ главную лѣчебницу, въ городѣ. И оказалось, что отъ природы онъ на другой глазъ совсѣмъ не видитъ. Вотъ паренекъ и ослѣпъ, водить надо: такъ, какъ въ молокѣ, все ему кажется, узнать лица человѣческаго не можетъ. Мы съ нимъ въ одной казармѣ жили... Жалко мнѣ его стало, я его къ вамъ и привелъ. Теперь -- не читать ему больше... Онъ изъ старовѣровъ... На деревнѣ Василій все хотѣлъ грамотѣ учиться, такъ отецъ въ школу православную не пускалъ. Я тебѣ, говоритъ, по писанію, по старинному письму самъ покажу. Время и прошло. А ему все-жъ хочется про небо узнать, про звѣзды, про деревья, какъ растутъ, какъ человѣкъ ногами ходитъ... Пріѣхалъ въ деревню отъ насъ одинъ землячекъ и разсказалъ ему -- въ городѣ, молъ, воскресная школа есть: просись у отца на заработки, теперь не поздно еще за грамоту браться, и старики учатся. Онъ и пріѣхалъ. Поступилъ и, какъ, вы думаете, въ два мѣсяца вполнѣ читать научился. Все съ книжками сидѣлъ... Вы на него теперь не смотрите, что онъ такъ молчитъ и не движется -- слова клещами не вытащишь, это его паровымъ молотомъ пришибло... Ну, говори, Вася!

Василій молчалъ, а изъ глазъ его попрежнему текли слезы...

Я взялся за искъ Иванова, уговорилъ старика принять его на содержаніе, и дѣло пошло своимъ чередомъ: свидѣтельство о бѣдности, допросъ свидѣтелей, экспертиза и т. д.

По этому-то дѣлу и выступилъ въ качествѣ "противной" стороны Оборотень.

Осмотрѣвъ Иванова, экспертъ призналъ его полнымъ калѣкой, но далъ уклончивое заключеніе: если-бы очки, хотя и сѣтчатые, были надѣты, то увѣчья не случилось-бы. Но сѣтчатые очки -- мало-годный типъ охранительныхъ очковъ; они -- незамѣнимы тѣмъ, что не потѣютъ, хотя отъ нихъ рябитъ въ глазахъ и сколько-нибудь мелкая работа затруднительна. Стеклянные очки въ послѣднемъ отношеніи много лучше, но они тяжелы, потѣютъ, почему также мало годны тамъ, гдѣ въ мастерской мѣняется температура; въ механическихъ-же заводахъ неизбѣжна эта перемѣна, такъ какъ приходится имѣть дѣло и съ раскаленнымъ, и съ холоднымъ желѣзомъ; къ сѣтчатымъ очкамъ нужно себя пріучить. Тогда и работать безопасно возможно; вообще-же идеальныхъ очковъ нѣтъ и трудно требовать, чтобъ вопросъ о качествахъ ихъ рѣшалъ самъ фабрикантъ, когда даже наука не можетъ сдѣлать выбора среди нихъ,

Я видѣлъ, что судъ, по его отношенію къ дѣлу, долженъ присудить Иванову. Не легко судьямъ отказать въ искѣ ослѣпшему при работѣ, отказать полному калѣкѣ въ кускѣ хлѣба, когда самое несчастіе было неизбѣжно, благодаря одному факту существованія завода, того завода, который не могъ дать идеальныхъ, а слѣдовательно, обязательныхъ очковъ! Какъ выбросить такого рабочаго на улицу или на шею и безъ того бѣднаго сельскаго общества!,

Когда наступилъ "рѣшительный моментъ", послѣднее засѣданіе "по существу", мой противникъ вдругъ подалъ суду квитанцію казначейства о взносѣ имъ на имя Иванова 200 рублей и заявленіе, что его довѣритель, руководствуясь исключительно чувствомъ благотворительности и жалости къ Иванову, ослѣпшему по собственной неосторожности, такъ какъ онъ игнорировалъ выданные ему очки, а также отнюдь не ощущая за собою никакой вины, рѣшилъ обезпечить Иванова, внеся для него 200 рублей, которые Ивановъ и можетъ всегда получить.

Впечатлѣніе отъ заявленія съ квитанціей было ошеломляющее!.. Членъ докладчикъ наклонился къ предсѣдательствующему и началъ умиленно шептать. Предсѣдатель закивалъ головой...-- Въ деревнѣ обезпеченъ -- донеслось до меня!

Я почувствовалъ, что дѣло проиграно. Настроеніе суда всегда замѣтно. Было ясно, что у судей исчезло всякое чувство жалости къ Иванову, а при безконечномъ просторѣ толкованія 684 {С. 684-я X т. ч. I Св. зак. гласитъ: "Всякій обязанъ вознаградить за вредъ и убытки, причиненые кому-либо его дѣяніемъ или упущеніемъ, хотя бы сіе дѣяніе или упущеніе и не составляли ни преступленія, ни проступка, если только будетъ доказано, что онъ не былъ принужденъ къ тому требованіями закона, или правительства, или необходимою личною обороною, или же стеченіемъ такихъ обстоятельствъ, которыхъ онъ не могъ предотвратить".} статьи законовъ гражданскихъ, на основаніи которой, обыкновенно, рѣшаются увѣчныя дѣла, это чувство неизбѣжно руководитъ судомъ. А размыслить, что могли дать Василію двѣсти рублей? Поводыря въ теченіе трехъ-четырехъ лѣтъ, не болѣе... Хорошее обезпеченіе!

Между тѣмъ, мой противникъ, бывшій сегодня такимъ добрымъ "врагомъ", началъ увѣрять судъ, что ему самому жаль несчастнаго Иванова, какъ жаль и своего довѣрителя, котораго нельзя-же обижать...

-- И почему Ивановъ,-- кипятился противникъ,-- которому были даны очки, не надѣвалъ ихъ, не пріучилъ себя къ нимъ? Не нянька-же заводъ! Вѣдь ходятъ дамы въ вуаляхъ и у нихъ не рябитъ въ глазахъ?! Но... вуаль изъ проволоки почему-то рябитъ простому, неизбалованному рабочему...

Говоря это, Оборотень забывалъ, что всего лишь нѣсколько дней тому назадъ, будучи "другомъ бѣдноты" и защищая по такому-же дѣлу увѣчнаго, онъ самъ доказывалъ, что тонкая, легкая нитка вуали не есть желѣзная проволока грубой сѣтки, да и дамы гуляютъ на воздухѣ часъ-другой, глядя на небо и кавалеровъ, а рабочіе должны трудиться, обливаясь потомъ, въ темныхъ мастерскихъ со спертымъ воздухомъ въ теченіе одиннадцати часовъ, возясь и съ мелкими кусочками стали... Я случайно слышалъ эту удачную защиту.

И возражая, я повторилъ слова скромнаго друга (увы, онъ даже не моргнулъ), развилъ и другіе доводы.

Судьи вышли и скоро вынесли рѣшеніе; въ искѣ отказать.

Такъ за 200 рублей мой противникъ провалилъ искъ о 180 рубляхъ въ годъ до конца жизни Иванова. Но разсчетъ "доброты" оказался невѣренъ. Я взялъ изъ казначейства 200 р., передалъ ихъ Василію и подалъ въ Судебную Палату апелляціонную жалобу. Теперь Ивановъ могъ заплатить долги и даже подѣлиться съ пріемщикомъ.

Въ своей жалобѣ, съ согласія Иванова, я писалъ, что прошу зачесть въ слѣдуемую Иванову сумму полученные имъ 200 рублей, такъ какъ ему милостыни не нужно, и ходатайствовалъ о вызовѣ новаго эксперта, въ виду неясности заключенія перваго.

Палата уважила ходатайство, вызвала экспертомъ профессора по глазнымъ болѣзнямъ, который призналъ проволочные очки не только никуда негодными, но прямо вредными, а нежеланіе рабочихъ надѣвать ихъ безусловно законнымъ, тѣмъ болѣе, что существуютъ хорошіе стеклянные подъ наклономъ, которые заводъ и долженъ былъ дать рабочимъ.

-- Но у завода нѣтъ средствъ заставить рабочихъ надѣвать стеклянные,-- замѣтилъ Оборотень.

-- Платите тѣмъ, которые носятъ, большее жалованіе,-- возразилъ профессоръ;-- такъ какъ въ очкахъ труднѣе работать, и у васъ всѣ надѣнутъ ихъ, а глазныхъ увѣчій совсѣмъ не будетъ.

Теперь дѣло было выиграно; еще больной Ивановъ уѣхалъ въ деревню съ тѣмъ, чтобъ вернуться въ городъ и поступить въ школу для слѣпыхъ.