Прибытіе въ Куку и аудіенція у шейха Омара.
Вступленіе каравана въ городъ представляло очень оживленное зрѣлище. Всѣ люди каравана разрядились, какъ только могли. Навстрѣчу имъ высыпала такая же разряженная толпа горожанъ, среди которой яркимъ пятномъ вырисовывалась на песчаномъ холмѣ группа всадниковъ въ яркихъ бурнусахъ и чалмахъ, окруженная отрядомъ султанскихъ войскъ. Въ центрѣ группы находился наслѣдникъ престола, высланный султаномъ навстрѣчу каравану. Пѣшіе солдаты его представляли очень забавный видъ, потому что были одѣты въ яркія одежды, скроенныя по европейскому образцу, но на восточный манеръ. Особенное вниманіе Нахтигаля привлекъ отрядъ кавалеріи въ ватныхъ панцыряхъ! Панцыри представляли толстые, туго и часто простеганные ватные халаты и совершенно лишали закутанныхъ въ нихъ людей всякой свободы движенія. На головѣ всадники имѣли металлическіе шлемы съ наличниками. Лошади ихъ были также покрыты стеганными ватными попонами. Эти панцыри, дѣйствительно, дѣлаютъ коня и всадника неуязвимымъ, но зато такъ тяжелы и неудобны, что кавалеристъ обязательно долженъ имѣть при себѣ пѣшаго помощника, который помогаетъ ему садиться на коня, слѣзать съ него и быстро снимаетъ съ него неудобное вооруженіе, если тотъ въ бою свалился съ коня. Зато атака отряда такихъ панцырниковъ, несущихся съ копьями на перевѣсъ, наводитъ на враговъ паническій страхъ.
Приближеніе каравана было встрѣчено залпами изъ ружей, а когда послы сошли съ коней и направились къ принцу, туземные музыканты ударили въ барабаны, засвистали въ дудки, заревѣли въ рога, словомъ, произвели поистинѣ адскій шумъ. Принцъ, по имени Аба Бу-Бекръ, одѣтый въ темно-голубой затканный золотомъ бурнусъ, въ фескѣ безъ чалмы, сидѣлъ въ голубомъ бархатномъ сѣдлѣ съ золочеными стременами на великолѣпномъ скакунѣ. Этотъ темнокожій мужчина лѣтъ тридцати привѣтствовалъ путешественниковъ пожатіемъ руки и рѣчью на арабскомъ языкѣ, послѣ чего шествіе въ сопровожденіи чуть-ли не всего населенія
Куки направилось къ городу. Миновавъ ворота, процессія направилась къ дворцу султана, который отличался отъ другихъ зданій только тѣмъ, что былъ въ два этажа и имѣлъ башни. Здѣсь Бу-Аиша былъ введенъ во дворецъ, на Нахтигаля же не обратили никакого вниманія и даже отвели ему потомъ въ домѣ важнаго сановника такую тѣсную квартиру, что онъ долженъ былъ потребовать себѣ болѣе обширнаго помѣщенія. Не желая унижать достоинства своего государя, Нахтигаль потребовалъ себѣ немедленной аудіенціи у султана. Толстый министръ, въ домѣ котораго остановился Нахтигаль, засуетился и вскорѣ устроилъ это дѣло: Къ дверямъ его "дворца" подали рослую и сильную лошадь.
Толстякъ поднялъ ногу въ стремя, но такъ какъ онъ своей тяжестью свернулъ бы на сторону все сѣдло, то на стремя съ противуположной стороны насѣлъ рабъ, въ то время какъ четыре другихъ раба не безъ усилій взгромоздили своего владыку на коня. Въ сопровожденіи этихъ рабовъ, которые шагали возлѣ и сзади, кто съ мечемъ, кто съ ружьемъ или хлыстомъ своего хозяина, министръ пустился рысью во дворецъ въ сопровожденіи Нахтигаля, тоже скакавшаго на конѣ. Въ Кукѣ всякая знатная особа непремѣнно ѣдетъ на конѣ.
У дворца они сошли съ коней и вошли въ сѣни, напоминавшія каменный сарай. Здѣсь стояла стража и находились 6 мѣдныхъ пушченокъ на изломанныхъ лафетахъ. Министръ скинулъ туфли, бурнусъ и даже феску, но Нахтигаль не послѣдовалъ его примѣру. Пройдя нѣсколько дворовъ и двориковъ, гдѣ толкались рабы, они вступили опять въ большое помѣщеніе съ неуклюжими толстыми четырехгранными столбами, подпиравшими потолокъ. Сѣрыя глиняныя стѣны этого "сарая" были завѣшены пестрыми тканями, на полу, лежали ковры. Всю мебель составляли: желѣзная европейская кровать, грубое деревянное кресло и широкая скамья, превращенная съ помощью разныхъ тюфяковъ, подушекъ и ковровъ въ диванъ. Вотъ на этомъ-то диванѣ и возсѣдалъ, поджавъ по-турецки ноги, султанъ Борну, Шейхъ-Омаръ. Онъ былъ въ обыкновенной бѣлой одеждѣ, сверхъ которой накинулъ простой бурнусъ; на головѣ султана сидѣла большая чалма. Возлѣ на диванѣ лежалъ его мечъ; на особой подушкѣ пистолетъ съ серебрянными насѣчками; на полу виднѣлись туфли. Лицо султанъ завѣсилъ по суданской модѣ литамомъ.
Когда гость приблизился, султанъ откинулъ литамъ, открывъ совершенно черное лицо, но съ пріятными чертами, которыя обнаруживали любезный характеръ и умъ.
"Будь благословенъ!" "Хвала Богу!" привѣтствовалъ султанъ Нахтигаля и задалъ ему нѣсколько вопросовъ, о здоровьѣ, о дорогѣ. Затѣмъ онъ освѣдомился о своихъ старыхъ знакомыхъ, путешественникахъ Бартѣ и Рольфсѣ.
Нахтигаль, съ своей стороны, выразилъ радость, что, наконецъ, удостоился предстать предъ могущественнымъ повелителемъ столь большой и славной страны, но тутъ же пожаловался на небрежный пріемъ.
Султанъ смутился.
-- Это по ошибкѣ!-- сказалъ онъ,-- мнѣ поздно передали твое письмо, и я прошу тебя извинить меня, потому что я вовсе не хотѣлъ оскорбить посла великаго государя могучей и уважаемой мною страны.
Съ этими словами султанъ кивнулъ рабу, который сейчасъ же подскочилъ и накинулъ Нахтигалю на плечи черный тонкаго сукна и затканный золотомъ бурнусъ.
Теперь Нахтигалю надо было вручить султану дары, ради чего онъ совершилъ это трудное путешествіе. Нашъ путешественникъ очень безпокоился, не испортились-ли они въ дорогѣ, потому что не успѣлъ заранѣе вынуть и осмотрѣть ихъ. Подношеніе ихъ должно было произойти на слѣдующій день, и султанъ видимо съ нетерпѣніемъ ожидалъ этого момента.
На другой день верблюды доставили тюки и ящики во дворецъ, и Нахтигаль вскрылъ ихъ въ томъ же помѣщеніи въ присутствіи султана. Къ счастью нашего путешественника, вещи нисколько не пострадали въ пути. Вотъ изъ глубокаго ящика появился великолѣпный, золоченый, крытый краснымъ бархатомъ тронъ. За нимъ послѣдовали громадные портреты въ золотыхъ рамахъ, ружья, гармонія и прочіе цѣнные и многочисленные подарки.
Особенную радость доставили султану тронъ и ружья новой тогда системы. Гармонія, къ несчастью, пострадала отъ африканскаго климата и не издавала никакихъ звуковъ, даже сиплыхъ. Съ видимымъ удовольствіемъ Шейхъ-Омаръ принялъ изъ рукъ Нахтигаля роскошный футляръ съ изящно написаннымъ письмомъ германскаго императора. Такъ какъ при немъ былъ приложенъ арабскій переводъ, то султанъ развернулъ его и сталъ слѣдить по нему, въ то время какъ Нахтигаль переводилъ ему письмо.
Шесть разъ Нахтигаль переводилъ письмо, и всякій разъ султанъ съ напряженнымъ вниманіемъ слушалъ его.
-- Ужъ не знаю, -- сказалъ онъ въ заключеніе, -- чѣмъ это я такъ услужилъ твоему повелителю. Принявъ и обласкавъ нѣмецкихъ путешественниковъ, я только исполнилъ долгъ гостепріимства.
Подарки, привезенные Нахтигалемъ, совершенно затмили дары, поднесенные Бу-Аишей. Въ городѣ только и говорили о великолѣпіи ихъ и удивлялись, что привезъ ихъ такой скромный посолъ. Министры султана ожидали и себѣ богатыхъ подарковъ, но къ сожалѣнію Нахтигаль поздно спохватился, что не отложилъ для нихъ часть изъ султанскихъ даровъ, потому что въ Борну завѣдываютъ дѣлами именно они, хотя султанъ самодержавный повелитель. Поэтому то гораздо важнѣе было задобрить ихъ, а не султана. Къ счастью для нашего путешественника, главное мѣсто среди нихъ занималъ нѣкій Ламино, которому Нахтигаль представился послѣ султана. Этотъ вліятельный и богатый сановникъ обиталъ тоже во дворцѣ, гдѣ толпилось гораздо больше всякихъ просителей, пріѣзжихъ, купцовъ, чиновниковъ, офицеровъ, шейховъ, чѣмъ во дворцѣ султана. Непомѣрно толстый Ламино напоминалъ массивностью своихъ членовъ гиппопотама. Онъ принялъ Нахтигаля, сидя на шкурѣ антилопы, обнаженный по случаю жары до пояса. Возлѣ него стояла громадная корзина, полная цѣпей, потому что Ламино завѣдывалъ султанской полиціей и творилъ во всякое время судъ и расправу. Въ странѣ всѣ хвалили его справедливость и распорядительность, но, должно быть, онъ немало грабилъ, потому что помѣщенія его дворца ломились отъ груды разныхъ припасовъ и цѣнныхъ вещей; онъ содержалъ на свой счетъ отрядъ всадниковъ въ 1000 ч., въ томъ числѣ 300 ч. въ ватныхъ панцыряхъ, а возлѣ него всегда торчало 30--40 тѣлохранителей. Любимымъ занятіемъ главнаго министра оказалась -- ѣда,! Во все время пріема рабы безъ устали подносили ему одно блюдо за другимъ; въ комнатѣ стояли короба съ яйцами, глиняные сосуды съ масломъ, молокомъ, медомъ, сахаромъ, и хозяинъ ѣлъ, подавая завидный примѣръ гостямъ. Опустошая одно блюдо за другимъ, министръ занимался дѣлами: принималъ доклады, отдавалъ приказанія и распоряженія, разбиралъ тяжущихся и выслушивалъ просителей. Въ промежутки онъ разсказывалъ Нахтигалю про Барта и Рольфса, разспрашивалъ его самого, давалъ совѣты и обѣщалъ всякое покровительство. Послѣ бесѣды съ нимъ Нахтигаль уже не удивлялся, что этотъ толстый обжора пользуется особенной милостью султана и занимаетъ послѣ него первое мѣсто въ государствѣ, потому что Ламино обнаружилъ обширное знаніе страны и жителей и большую быстроту и проницательность соображенія. Кромѣ того онъ оказался честнѣе другихъ министровъ: такъ, напр., купцы охотно продавали Ламино свои товары, потому что онъ разсчитывался съ ними начисто деньгами, между тѣмъ какъ остальные министры не стыдились затягивать платежи, даже отказывались отъ нихъ, пользуясь своимъ вліяніемъ, и такимъ образомъ безсовѣстно раззоряли довѣрчивыхъ торговцевъ. Оттого торговля падала въ Кукѣ -- купцы все рѣже заглядывали сюда и предпочитали везти свой товаръ въ сосѣднее Вадаи. Закона не существовало, вмѣсто него царилъ полнѣйшій произволъ; богатый и знатный оставался всегда правымъ, бѣдные не находили на нихъ управы и защиты. Караваны изъ сѣверной Африки не рѣшались привозить въ обмѣнъ на продукты страны европейскія и другія издѣлія, и торговля видимо падала. Самъ султанъ, добрый и справедливый человѣкъ, не зналъ объ этомъ, потому что въ дѣла онъ не вникалъ, а предоставилъ ихъ своимъ любимцамъ.
Вернувшись домой, Нахтигаль долженъ былъ принимать разные подарки, состоявшіе въ живности и блюдахъ съ кушаньями. Въ послѣдующіе дни прибыли подарки султана, въ томъ числѣ прекрасная пѣгая лошадь, которую привели ночью, чтобы уберечь отъ "дурного глаза".
Покончивъ со всякими пріемами и посѣщеніями, Нахтигаль могъ заняться вопросомъ, какъ бы получше устроиться въ городѣ, жизнь и нравы жителей котораго онъ собирался наблюдать. Сдѣлать это было не такъ то легко. Правда, у Нахтигаля было хорошее жилище съ большимъ дворомъ, посреди котораго стояло высокое дерево, и тѣнистымъ навѣсомъ. Но зато ему много пришлось повозиться со своими слугами. Въ этой странѣ, гдѣ слуги -- рабы, его наемные служители считали для себя униженіемъ исполнять рабскія должности. Особенно подло поступилъ Джузеппе. Въ одинъ прекрасный день къ Нахтигалю пришелъ человѣкъ отъ Ламино, которому тотъ поручилъ спросить у путешественника, дозволитъ ли онъ итальянцу перейти на службу къ Ламино.
-- Но онъ свободный человѣкъ, -- отвѣтилъ Нахтигаль,-- хочетъ, пусть служитъ, гдѣ ему угодно.
И Джузеппе въ тотъ же вечеръ перебрался къ новому хозяину, даже не простившись съ Нахтигалемъ. Мало того, Джузеппе нашелъ доступъ къ султану и открылъ ему, что онъ еще въ Триполи тайно принялъ магометанство, и, что совѣсть сильно мучила его за то, что онъ служилъ "язычнику". Однако, султанъ былъ терпимъ въ дѣлахъ вѣры и, кромѣ того, подобно Нахтигалю, не повѣрилъ перемѣнѣ религіи, якобы совершенной итальянцемъ, такъ что и это происшествіе осталось безъ дурныхъ послѣдствій для нашего путешественника. Вскорѣ, однако, хозяйство Нахтигаля наладилось. Часть дня онъ проводилъ въ городѣ, наблюдая нравы жителей, знакомясь и разговаривая съ ними. Остальное время онъ изучалъ дома туземный языкъ и исторію страны Борну. Нахтигаль очень любилъ животныхъ. Когда его новые знакомые узнали объ этомъ, то надарили ему разныхъ звѣрей, такъ что дворъ съ росшимъ посреди его деревомъ вскорѣ превратился въ небольшой звѣринецъ. Начало ему положилъ самъ султанъ, который прислалъ пару страусовъ и множество породъ утокъ съ озера Цадъ. Вскорѣ къ нимъ присоединились другія птицы, начиная съ простой цесарки и кончая любопытной птицей-носорогомъ; миловидныя антилопы дѣлили общество съ зеброй, пятнистой гіеной, шакаломъ и циветской виверой, а стая обезьянъ примѣшивала свои крики къ птичьему гаму, оглашавшему тѣнистое дерево.
