Съ кочевниками по пустынѣ.
Раньте уже было сказано, что племя Ауладъ-Солиманъ кочевало нѣкогда въ Фецанѣ у береговъ Средиземнаго моря. Но стремленіе турецкихъ пашей смирить этихъ разбойниковъ вызвало войну. Ауладъ-Солиманы не въ силахъ были сопротивляться туркамъ и по совѣту своего вождя рѣшили выселиться на югъ въ Суданъ, куда иногда дѣлали набѣги. Среди нихъ были еще живы старики, которые помнили Фецанъ и со слезами на глазахъ слушали разсказы Нахтигаля объ ихъ прежней родинѣ. Въ Суданѣ это племя, насчитывавшее до 500 всадниковъ и столько же пѣшихъ воиновъ, повело ту же самую разбойничью жизнь и стало грозой всѣхъ мирныхъ земледѣльцевъ и обитателей южныхъ оазовъ Сахары. Вскорѣ ихъ грабежи до того опустошили страну, что съ жителей нечего было взять, и тогда Ауладъ-Солиманы обратились на туареговъ пустыни, обладавшихъ большими стадами превосходныхъ верблюдовъ. Въ нѣсколько лѣтъ они угнали у тѣхъ до 50000 животныхъ, пока, наконецъ не менѣе воинственные туареги не вышли изъ терпѣнія. Они подстерегли разъ своихъ безпечно расположившихся лагеремъ враговъ и въ ужасной схваткѣ истребили почти поголовно всѣхъ воиновъ. Едва 20 всадниковъ Ауладъ-Солимановъ спаслись изъ сѣчи. Такимъ образомъ племя ихъ, казалось, должно было бы исчезнуть, но султанъ Борну изъ своихъ видовъ оказалъ имъ покровительство. Онъ укрылъ ихъ, снабдилъ скотомъ и оружіемъ, и, спустя нѣсколько десятковъ лѣтъ, Ауладъ-Солиманы размножились и снова представляли довольно многолюдное племя. Своихъ замашекъ они не бросили и опять принялись за кочевку и грабежи, но туареговъ уже не трогали. Добыча стала скуднѣе, и въ поискахъ за ней сыны пустыни проходили громадныя разстоянія. Но что значитъ время и пространство для кочевника? Годъ ему все ровно, что мѣсяцъ, недѣля, что день! Гдѣ есть кормъ для верблюдовъ и можно разбить шатеръ, тамъ ему и родина. Недостатокъ корма для верблюдовъ заставляетъ племя дѣлиться на колѣна или "ферики", которыя кочуютъ подъ начальствомъ своихъ старшинъ, такъ что все племя окаывается раскинутымъ на громадномъ пространствѣ, причемъ ферики часто встрѣчаются другъ съ другомъ у наиболѣе посѣщаемыхъ колодцевъ пустыни.
Ферикъ, въ который попалъ Нахтигаль, состоялъ подъ властью шейха Абдъ-эль-Шлиля и заключалъ въ себѣ не мало арабовъ, съ которыми Нахтигаль познакомился понемногу. Первые дни странствія были очень тяжелы. Кочевники двигались на сѣверъ вдоль озера Цадъ по опасной для нихъ мѣстности и потому спѣшили. Бѣдный путешественникъ жестоко страдалъ перемежающейся лихоркдкой, припадки которой доводили его до потери сознанія. Въ такомъ состояніи онъ свалился съ коня. Арабы подняли его и положили на верблюда поперекъ вьюка, но онъ опять свалился, сорвавъ съ собой часть груза и больно ударившись о землю головой. Несмотря на опасность, спутники должны были остановиться и дать ему оправиться. Озеро Цадъ представляло теперь уже другое зрѣлище: оно выступило изъ береговъ и далеко затопило поросшія камышемъ низины, въ которыхъ по ночамъ путники слышали возню и хрюканье гиппопотамовъ. Кочевники обогнули озеро съ сѣвера и скоро вступили въ степь, гдѣ имъ нечего было опасаться. Зато положеніе Нахтигаля измѣнилось къ худшему, и ему едва не пришлось вернуться назадъ. Дѣло въ томъ, что во всемъ восточномъ Суданѣ была тогда сильно распространена религіозная секта Сенусія, основанная нѣкіимъ Сиди-Сенуси. Этотъ фанатикъ проповѣдывалъ ненависть къ христіанамъ и жестоко поносилъ все, что только напоминало объ Европѣ и ея культурѣ. Проповѣдники секты шатались всюду и, благодаря своему чисто іезуитскому искусству, пользовались большимъ вліяніемъ. Въ то время какъ Нахтигаль встрѣтился съ шейхомъ Абдъ-эль-Шлилемъ, въ ферикъ пришло письмо отъ такихъ проповѣдниковъ.
Шейхъ Абдъ-эль-Шлиль еще недавно говорилъ Нахтигалю:
-- Ты можешь быть спокоенъ среди насъ. Мы съ тобой разной вѣры, но близкой крови, потому что у тебя, какъ у насъ, кожа свѣтлѣе, чѣмъ у этихъ проклятыхъ черныхъ керада (негровъ).
"Мы, писали фанатики, не желаемъ посѣтить васъ, хотя вы и правовѣрные, потому что вы, кромѣ того что грабители и разбойники, но еще отступили отъ истинъ вѣры, принявъ къ себѣ поганаго христіанина, тогда какъ прежде нога этихъ нечестивцевъ не касалась праха нашей земли!" Ауладъ-Солиманы очень смутились и стали совѣтоваться, какъ избавиться отъ Нахтигаля.
Къ счастью для путешественника у него уже имѣлись среди нихъ друзья, именно, кромѣ самого Хацаца, его отецъ, добродушный и благородный арабъ.
Хацацъ и его отецъ Бу-Алакъ энергично вступились на собраніи за Нахтигаля, заявивъ, что они не намѣрены нарушать священнаго завѣта гостепріимства, Тогда и остальные успокоились, и все дѣло кончилось ничѣмъ.
Жизнь кочевыхъ арабовъ, особенно на первыхъ порахъ, привлекала къ себѣ все вниманіе путешественника. Напримѣръ, какую оживленную картину представляло снятіе кочевья съ мѣста! Какъ ни бѣдны сыны пустыни, однако, у каждой семьи не мало вещей и всякой рухляди, о которыхъ надо позаботиться, чтобы уложить ихъ во вьюки. Верблюды терпѣть не могутъ мелкихъ вьюковъ, которые болтаются и мѣшаютъ имъ итти. Поэтому шесты и циновки шатра, посуду -- разныя чашки, кувшины, котлы, каменные жернова для размола зерна, платье, украшеніе, оружіе, веревки, сѣдла, инструменты, безчисленные мѣха для воды и всякую мелочь надо уложить въ нѣсколько большихъ вьюковъ. Сюда же надо присоединить запасы пищи въ видѣ зерна, финиковъ, соли и масла и разный товаръ, который служитъ для обмѣна. Возня съ укладкой вещей начиналась еще ночью: каждая семья торопливо упаковывала, затягивала и вьючила свои вещи среди криковъ, споровъ людей и рева упрямыхъ верблюдовъ. На восходѣ солнца лагерь былъ снятъ, и арабы выступили въ походъ. Воины скакали на коняхъ. У кого не было коня,-- взбирался на верблюда. Бѣдные, рабы и молодежь шли пѣшкомъ, а женщины съ дѣтьми забирались въ длинныя плетеныя клѣтки, похожія на тѣ, въ какихъ у насъ возятъ куръ. Клѣтка эта, по ихнему "кармутъ", помѣщается на верблюдѣ поперекъ вьюковъ и занавѣшивается шерстяными тканями. Женщины обращаютъ большое вниманіе на украшеніе кармута разноцвѣтными платками, щеголяя въ этомъ другъ передъ другомъ, но только принцессы, т. е. женщины семьи шейха, имѣютъ право укрѣплять по бокамъ кармута высокіе шесты съ цвѣтными платками. Въ кармутѣ можно съ грѣхомъ пополамъ сидѣть по-турецки и даже лежать, согнувъ колѣни.
Одежда мужчинъ состояла изъ простой длинной рубахи и бумажной шапки. Только богатые имѣли для торжественныхъ случаевъ фецанскую суконную одежду и красную феску, а у знатныхъ можно было найти бурнусъ и коверъ. Мужчины клали много заботы на оружіе, которое состояло изъ длиннаго кремневаго ружья, такого же пистолета съ серебряными насѣчками и сабли съ роговой или изъ слоновой кости ручкой. Послѣ оружія наибольшее вниманіе удѣлялось кожанымъ мѣхамъ для воды, которыхъ каждая семья имѣла не менѣе дюжины. Того, кто имѣлъ меньше, считали легкомысленнымъ человѣкомъ. Какъ ни бережно обходились кочевники съ масломъ, но они не жалѣли его, когда дѣло шло о смазкѣ мѣховъ, кожа которыхъ иначе легко ссыхалась и трескалась отъ зноя и сухости пустыни.
Женщины ихъ одѣваются еще проще мужчинъ. Кромѣ рубахи, штановъ и платка, на нихъ рѣдко видна другая одежда, а изъ украшеній онѣ носятъ лишь серебряные браслеты на рукахъ или ногахъ, серьги, ожерелье или какое-нибудь головное украшеніе изъ серебряныхъ монетъ или янтаря. Такая бѣдность этого знаменитаго во всемъ Суданѣ разбойничьяго племени не мало удивила Нахтигаля, но еще болѣе былъ онъ пораженъ, когда увидѣлъ, какъ мало у нихъ верблюдовъ, безъ которыхъ трудно кочевать. У богатыхъ, какъ, напр., у Хацаца, ихъ было не больше 30 головъ. Шейхъ имѣлъ около 50, а самый богатый среди нихъ, нѣкто Эль-Хити, насчитывалъ въ своемъ стадѣ 100 верблюдовъ. Эти верблюды имѣютъ короткую шерсть, такъ что ихъ не стригутъ, зато они даютъ молоко, которое вмѣстѣ съ финиками составляетъ главную, почти единственную пищу кочевниковъ.
Верблюжье мясо они ѣдятъ рѣдко и рѣжутъ животное только въ томъ случаѣ, когда оно само собирается издохнуть отъ старости или болѣзни. Если вспомнить еще, что верблюды переносятъ на себѣ самихъ кочевниковъ и все ихъ имущество, то станетъ понятнымъ, почему эти животныя составляютъ въ ихъ жизни все. Нахтигаль не разъ изумлялся, какъ тонко арабы понимали все, что касалось ихъ животныхъ. Они знаютъ всѣхъ верблюдовъ своего ферика, различаютъ ихъ даже по слѣдамъ и нерѣдко въ теченіи нѣсколькихъ дней ищутъ и находятъ заблудившееся животное въ чужомъ стадѣ. По верблюжьему слѣду арабъ узнаетъ, было-ли животное навьючено, много-ли, мало-ли вьюковъ, по слѣду же они разбираютъ походку верблюда, а по походкѣ строятъ разныя заключенія объ его качествахъ. Верблюдъ животное тупое; выпущенный на пастбище, онъ самъ не находитъ дороги къ шатру хозяина и уходитъ все дальше въ степь, а если почуетъ, что гдѣ-нибудь по сосѣдству выпалъ дождь, несется туда сломя голову. Иногда арабы разыскиваютъ ихъ по цѣлымъ днямъ, руководствуясь только слѣдами, и рѣдко случалось, чтобы они не находили убѣжавшее животное. Разговоры кочевниковъ вращаются по цѣлымъ днямъ около ихъ верблюдовъ. Каждый возрастъ животнаго имѣетъ у нихъ свое обозначеніе, и еще больше названій существуетъ для мастей. Они съ жаромъ хвастаютъ другъ передъ другомъ своими животными, и если кому-нибудь посчастливилось заполучить бѣгового верблюда, то о выносливости, скорости бѣга и другихъ качествахъ животнаго собственникъ его умѣлъ разсказывать небылицы по цѣлымъ часамъ. Въ умѣньи обращаться съ животными арабы тоже достигали удивительнаго искусства. Однако, никто изъ спутниковъ Нахтигаля не сравнялся въ этомъ съ маленькимъ карапузомъ по имени Коре. Этотъ Коре одинъ справлялся съ большимъ стадомъ и зналъ не только верблюдовъ своего ферика, но вообще всѣхъ верблюдовъ въ округѣ. Если кто-нибудь при навьючиваніи не могъ справиться съ упрямой скотиной, не желавшей лечь на землю, стоило только позвать Коре. Онъ былъ такъ малъ, что не могъ достать морды животнаго и потому забѣгалъ сзади, вѣшался на хвостъ верблюда и билъ его ногами по голенямъ такъ ловко, что животное вскорѣ покорно опускалось на землю и позволяло вьючить себя. Этотъ мальчишка былъ рабомъ Хацаца. У Ауладъ-Солимановъ было не мало рабовъ и военно-плѣнныхъ, которые различались тѣмъ, что раба можно было продать, а военноплѣннаго нѣтъ. Въ обращеніи съ такими людьми арабы обращали больше вниманія на происхожденіе, чѣмъ на вѣру: если плѣнникъ былъ тоже арабъ, хотя бы и язычникъ, съ нимъ обращались лучше, чѣмъ съ мусульманиномъ негромъ. Кто попадалъ къ нимъ въ плѣнъ въ дѣтскомъ возрастѣ, становился потомъ равноправнымъ членомъ племени и рѣдко возвращался къ своимъ, хотя бы его родные отыскали его и предлагали выкупъ. Это происходило оттого, что Ауладъ-Солиманы обращались со своими рабами и плѣнными очень мягко. На раба смотрѣли какъ на члена семьи, имѣющаго свои права и свой голосъ. Такъ, напр., маленькаго Коре Хацацъ любилъ не меньше, чѣмъ собственныхъ дѣтей, и мальчишка съ своей стороны такъ привязался къ хозяину, что не хотѣлъ возвращаться домой, хотя отецъ его нѣсколько разъ пріѣзжалъ къ Хацацу съ выкупомъ.
Вскорѣ кочевники достигли сѣверной границы страны Канемъ. Здѣсь у разныхъ колодцевъ они встрѣчались съ другими партіями своихъ соплеменниковъ, такъ что число Ауладъ-Солимановъ все увеличивалось. Дальше надо было странствовать по пустынѣ, и Нахтигаль снова познакомился со всѣми тягостями пребыванія въ ней. Постоянный сѣверо-восточный вѣтеръ вздымалъ песокъ и накалялъ воздухъ. Онъ утихалъ только ночью. Пустыня представляла большое разнообразіе. Особенно поразили Нахтигаля отдѣльныя большія дюны, про которыя арабы разсказывали, что онѣ передвигаются довольно быстро.
-- Вотъ эта,-- говорилъ одинъ старикъ, указывая на песчаный холмъ -- стояла за 16 верстъ отсюда, когда я былъ молодъ.
Мѣстами участки пустыни были покрыты мелкой сыпучей пылью, въ которой ноги тонули, точно въ пухѣ. Густые клубы пыли поднимались на воздухъ отъ шаговъ верблюдовъ и пѣшеходовъ, обволакивая караванъ. Въ другихъ мѣстахъ около ключей и во впадинахъ почва была покрыта довольно богатой растительностью. Арабы охотно остались бы здѣсь на время, если бы не торопились. Съ каждымъ днемъ переходы становились длиннѣе и утомительнѣе; 11--12 часовъ подрядъ люди и животныя мѣсили песокъ, пока не останавливались на отдыхъ. Къ утомленію присоединились вскорѣ тревоги. Не проходило почти дня, чтобы въ лагерѣ не раздавался тревожный грохотъ боевыхъ барабановъ и воинственные крики, большей частью, впрочемъ, даромъ, потому что подозрительные люди оказывались чаще всего арабами того же племени. По мѣрѣ того, какъ Ауладъ-Солиманы приближались къ странѣ Борку, у жителей которой они собирались отнять ихъ жатву финиковъ, старшины и вліятельные люди чаще собирались на совѣщанія. Здѣсь среди споровъ и криковъ они распредѣляли между собой оазисы и отдѣльныя финиковыя деревья Борку, они разсуждали о набѣгахъ, по ихнему "радіи", которые можно было бы предпринять по пути. Часто партіи отдѣлялись отъ каравана и возвращались черезъ два, три дня съ нѣсколькими отбитыми верблюдами и другой добычей.
