Плаваніе по рѣкѣ.
На другой день Митя срубилъ и повалилъ нѣсколько нетолстыхъ лиственницъ. Онъ обчистилъ бревна, приволокъ ихъ къ берегу рѣчки и соорудилъ небольшой плотъ, воспользовавшись гибкими, свѣжими корнями молодыхъ лиственницъ, какъ вичью.
Плотъ былъ ему положительно необходимъ, потому что Митя боялся странствовать берегомъ, гдѣ ходили медвѣди. А между тѣмъ надо было изслѣдовать свои владѣнія и прежде всего рѣчку. Во время работы надъ плотомъ нѣсколько тюленей съ любопытнымъ видомъ выставили свои круглыя, усатыя морды, лоснившіяся отъ воды, появляясь все ближе и ближе къ берегу, не пугаясь стука и шума. Митя легко могъ подстрѣлить любого изъ нихъ, но мысль израсходовать хоть одинъ изъ своихъ немногочисленныхъ патроновъ останавливала его. Да и звѣри эти были ему пока не нужны.
Захвативъ самыя цѣнныя вещи, Митя на слѣдующій день пустился въ "ученую экспедицію", какъ онъ мысленно назвалъ новое предпріятіе. Онъ шелъ на шестахъ, придерживаясь лѣваго берега. Вода стояла высоко, благодаря послѣднимъ дождямъ, но теченіе было довольно медленное. Черезъ часъ умѣренныхъ усилій Митя достигъ мѣста, гдѣ находилась залежь глины. Онъ захватилъ грузъ ея для выдѣлки посуды, которой думалъ заняться въ ближайшемъ будущемъ, такъ какъ тосковалъ по горячемъ чаѣ и похлебкѣ. Подвигаясь медленно дальше, Митя зорко поглядывалъ по сторонамъ, не видать ли гдѣ какого звѣря, и пытливо изслѣдовалъ обрывъ берега, потому что послѣ находки глины лелѣялъ въ душѣ надежду, не натолкнетъ ли его судьба на мѣсторожденіе какой-нибудь желѣзной руды, залежи которой довольно обильны на Сахалинѣ. Рѣчка сохраняла свой прежній характеръ, то-есть ширина ея достигала въ самыхъ узкихъ мѣстахъ 10--12 саженей, такъ что еслибы въ такомъ пережимѣ теченія на одинокаго пловца вздумалъ бы напасть выскочившій изъ тайги медвѣдь, то онъ добрался бы до утлаго судна въ самое короткое время и, пожалуй, даже вбродъ, -- такъ мелка была, тутъ вода. По низкому, правому берегу высились стройные тополя, ивы и вязы, кудрявая зелень которыхъ склонялась къ отражавшей ихъ гладкой поверхности воды. Мѣстами Митя плылъ подъ навѣсомъ зеленыхъ вѣтвей, точно въ большомъ шатрѣ, невольно заглядываясь на живописные уголки. Дальше отъ берега виднѣлась болѣе темная зелень аянской ели, и пихты, и кое-гдѣ выдѣлялись темными пятнами группы кедровъ. У обрывистаго берега рѣчка, очевидно, подмывала и отрывала во время разливовъ участки земли вмѣстѣ съ росшими на нихъ деревьями; потому что на многихъ отмеляхъ были видны груды наваленныхъ и, благодаря рѣчной свѣжести, еще не засохшихъ деревьевъ. Митя съ трудомъ и не безъ опаски велъ свое судно черезъ протоки между цѣлыми островами, воздвигнутыми изъ труповъ исполинскихъ изъ и тополей, образовавшими въ расширенномъ руслѣ рѣки настоящій архипелагъ. Къ удивленію тюлени попадались и здѣсь, въ нѣсколькихъ верстахъ отъ моря. Гладкая, круглая башка звѣря съ подслѣповатой мордой внезапно появлялась надъ поверхностью воды, также внезапно изсчезала, и тогда въ освѣщенной солнцемъ глубинѣ было видно большое и темное веретенообразное тѣло, скользившее быстрыми, змѣиными движеніями. Одинъ изъ тюленей даже вылѣзъ на поваленное дерево и сладко дремалъ, пригрѣваемый теплыми лучами солнца. Появленіе человѣка пробудило его. Раскрывъ глаза, забавный звѣрь внезапно увидѣлъ длинный шестъ, которымъ Митя замахнулся въ надеждѣ оглушить его, и не теряя времени шлепнулся въ воду, нырнулъ и исчезъ въ глубинѣ.
Дальше теченіе рѣчки стало извилистѣе, острова попадались рѣже. Митя присталъ къ берегу, гдѣ краснѣли заросли высокаго Иванъ-чая и дикой малины. Ударивъ нѣсколько разъ шестомъ по зеленой листвѣ, Митя убѣдился, что въ заросли не скрывается никто. Онъ поѣлъ полуспѣлой малины и нарвалъ цѣлую охапку листьевъ и цвѣтовъ Иванъ-чая, чтобы высушить его дома и.пить вмѣсто настоящаго. Закрѣпивъ плотъ, Митя осторожно обошелъ заросль и очутился на песчаномъ перешейкѣ, который тянулся къ берегу. Тутъ онъ увидѣлъ слѣдъ коровы; то-есть это ему показалось, что черезъ пересыпь прошла корова, но едва онъ подумалъ, откуда могла взяться здѣсь корова, какъ уже догадался, что слѣды принадлежали какому-нибудь звѣрю вродѣ лося или оленя. Но ничто не выдавало присутствія дичи. На обратномъ плаваніи, въ которое Митя пустился послѣ полудня, разсчитывая на теченіе, онъ вспугнулъ нѣсколько стай дикихъ утокъ. Видѣлъ еще какого то длиннаго, пушистаго звѣря, величиной съ небольшую собаку, который быстро скрылся въ нору подъ обнаженными корнями. Примѣтилъ онъ также нѣсколькихъ бѣлокъ и опять свѣжіе медвѣжьи слѣды на берегу. А вотъ за поворотомъ рѣки и самъ старый пріятель! Громадный звѣрь шелъ медленными шагами съ развальцемъ возлѣ самой воды. По временамъ онъ останавливался, нюхалъ подъ карягами, отворачивалъ ихъ лапой и снова продолжалъ свой путь.
Митя, осторожно отпихиваясь шестомъ объ вязкое дно, отвелъ свой плотъ ближе къ противоположному берегу, положилъ шестъ и схватилъ берданку. Стукъ шеста былъ услышанъ звѣремъ. Медвѣдь круто остановился и впервый разъ увидѣлъ человѣка, который, повидимому, готовился оспаривать у него владѣніе лѣсомъ. Митя стоялъ посреди плота, который медленно уносило теченіемъ мимо звѣря, шагахъ въ сорока отъ него. Сердце громко стучало въ груди, руки крѣпко сжимали ружейный стволъ, на штыкѣ котораго ярко сверкало солнце. Пловецъ ожидалъ, что медвѣдь, немедля ни минуты, кинется въ воду. и нападетъ на него. Но звѣрь не обнаружилъ къ тому никакой охоты. Онъ смотрѣлъ на незнакомое существо блестящими лукавыми глазами, какъ будто хотѣлъ сказать: "А, это ты стучишь тамъ, на горѣ по ночамъ и тревожишь мой сонъ", и затѣмъ лѣниво повернулся и ушелъ въ густой шиповникъ, въ которомъ виднѣлись проложенные имъ по всевозможнымъ направленіямъ лазы. Митя вздохнулъ свободно и, положивъ ружье, снова взялся за шестъ. "Рано или поздно -- думалъ онъ -- намъ придется столкнуться. Трудно жить въ такомъ близкомъ сосѣдствѣ, не мѣшая другъ другу". "Смѣлый" изслѣдователь вернулся домой довольно рано. Экспедиція, хотя и не оправдала его надежды на открытіе желѣзной руды, зато познакомила его съ теченіемъ рѣки верстъ на 8--10 вверхъ отъ устья. Вмѣстѣ съ тѣмъ Митя убѣдился въ необыкновенномъ богатствѣ лѣсистаго берега всевозможной дичью и только не зналъ, какъ онъ будетъ добывать ее. Отнынѣ онъ уже не могъ разсчитывать на то, что присутствіе его неизвѣстно царю сахалинскаго лѣса. Нынче они представились другъ другу, хотя и не обмѣнялись привѣтствіями. Не зная характера медвѣдей, Митя сталъ бояться нападенія звѣря; онъ рѣшилъ огородить свое жилье тыномъ, и, эта работа заняла у него весь слѣдующій день. Шалашъ, который пока удовлетворительно защищалъ его отъ непогоды, стоялъ, какъ уже было сказано выше, въ глубинѣ узкой расщелины, съ отвѣсными боками, высотой въ нѣсколько саженей. Почва состояла здѣсь изъ плотнаго песчанаго наноса и спускалась внизъ довольно крутой осыпью. Направо и налѣво въ стѣнѣ утеса открывалось нѣсколько такихъ щелей, но та, гдѣ поселился Митя, была и самая безопасная благодаря отвѣснымъ высокимъ бокамъ и довольно узкому входу, не стѣснявшему однако вида на море и устье рѣчки. Стоило только перегородить ее крѣпкимъ тыномъ съ узкой калиткой, и тогда невольный отшельникъ могъ чувствовать себя за нею болѣе или менѣе безопасно посреди двора, который былъ достаточно просторенъ для его небольшого хозяйства. Эта работа заставила Митю сдѣлать себѣ деревянную лопату, въ которой онъ давно нуждался. Съ помощью кайлы и лопаты онъ вырылъ глубокій ровъ поперекъ щели въ томъ мѣстѣ, гдѣ она имѣла всего двѣ сажени въ ширину; здѣсь онъ поставилъ рядъ длинныхъ, заостренныхъ по концамъ бревенъ такой толщины, какія только ему было по силамъ втащить къ себѣ наверхъ. Землю онъ плотно утопталъ, а чтобы нельзя было ни повалить, ни выдереуть столбы, онъ закрѣпилъ ихъ двумя поперечными брусьями, концы которыхъ упирались въ выдолбленныя въ скалѣ дыры. Сбоку онъ оставилъ для себя узкую лазейку, такъ какъ не могъ придумать другого способа устройства входа: его страшно стѣсняло отсутствіе гвоздей и такихъ инструментовъ, какъ долото, буравъ и пила. Дрова и другіе громоздкіе предметы можно было хранить и за оградой. Для защиты кузницы отъ дождя онъ устроилъ надъ ней легкій навѣсъ, подпертый двумя столбиками. Вечеромъ, когда посреди двора запылалъ костеръ, и яркое пламя его озарило краснымъ свѣтомъ свѣжее дерево новой ограды и неровныя стѣны утеса, Митя почувствовалъ себя довольно уютно въ своей крѣпости, особенно при мысли о мохнатомъ звѣрѣ, который всякую минуту могъ навѣстить его. Надъ головой его, на очистившемся темномъ небѣ сверкали звѣзды, и слабый свѣтъ огнища, вспыхивая и колеблясь, игралъ на неровныхъ выступахъ карниза. Съ этой высоты врядъ ли какой звѣрь рѣшился скакнуть къ нему на дворъ, а спуститься по нависавшей стѣнѣ не было никакой возможности, Это была первая ночь, которую Митя провелъ на своей постели изъ моха совершенно безмятежно, не тревожимый никакими опасеніями.
Утромъ Митя, прибавивъ камешекъ къ кучкѣ, изображавшей календарь, пересчиталъ ихъ и убѣдился, что исполнился мѣсяцъ его побѣга. Было это 29-го іюня, въ Петровъ день. Подъ вліяніемъ календарныхъ расчетовъ мысли его приняли нѣсколько мрачное направленіе: вѣдь наступила уже половина лѣта, а между тѣмъ онъ еще не представлялъ себѣ возможности, какъ выбраться изъ уединеннаго мѣста, какъ проложить себѣ дорогу туда, гдѣ живутъ другіе люди и въ тѣхъ условіяхъ, какими пользовался нѣкогда и онъ самъ. Въ подавленномъ настроеніи Митя спустился къ рѣчкѣ съ ружьемъ и топоромъ, съ которыми, cогласно обѣту, онъ не разставался, съ удочкой въ рукахъ.
День его начинался обыкновенно съ рыбной ловли, которая, смотря по обстоятельствамъ, отнимала часъ и полтора, вѣроятно, потому, что Митя или не былъ еще достаточно опытенъ въ этомъ промыслѣ, или же рыболовная снасть его была далека отъ совершенства. Дѣйствительно, горбуша и кета, а иногда мелкая рыба въ родѣ сельди, часто срывались съ крючка, хотя Митя осторожно острилъ его каждый день камешкомъ. Иногда на приманку попадалась слишкомъ крупная рыбина, и тогда Митя изъ опасенія, какъ бы она не порвала лесу, долго водилъ ее, прежде чѣмъ ему удавалось схватить добычу руками у самаго берега. Онъ тутъ же чистилъ и мылъ рыбу. Затѣмъ онъ запасался валежникомъ или дровами, за которыми приходилось спускаться два и три раза, глядя по тому, случалась ли надобность въ топливѣ только для пищи, или же предстояло варить соль, или постучать молотомъ въ кузницѣ. Покончивъ съ этими наиболѣе обременительными занятіями, Митя забиралъ одинъ или оба берестяныхъ туеска или бурака и шелъ за гору въ тундру, брать ягоду -- морошку или голубицу. На обратномъ пути онъ проходилъ обыкновенно берегомъ моря и, если попадалъ въ отливъ, бродилъ по мокрому песку и выбиралъ изъ лужъ наиболѣе цѣнную и лакомую добычу. Помимо морскихъ животныхъ -- краббовъ, креветокъ, молюсковъ въ родѣ устрицъ и рыбы, море доставляло ему также растительную пищу, именно одинъ видъ водоросли, называемой китайцами морской капустой. Она не росла здѣсь, въ полосѣ прилива и отлива, а занимала, вѣроятно, неглубокія пространства дальше отъ берега, потому что экземпляры, которые Митя подбиралъ, по всей видимости были оторваны волненіемъ и нерѣдко долго носились съ волнами, а потому оказывались не всегда первой свѣжести. Но Митя, желудокъ котораго жестоко чувствовалъ отсутствіе хлѣба, всегда бывалъ радъ этимъ спутаннымъ кучкамъ широкихъ, морщинистыхъ листьевъ, такъ какъ они вносили разнообразіе въ его обѣдъ.
Въ этотъ день пустынножителю пришлось вернуться раньше времени -- съ сѣверо-востока надвигалась жестокая буря, которая разразилась жестокими шквалами послѣ полудня. Порывы налетавшаго вѣтра становились все ужаснѣе и ужаснѣе, и низкія, почти черныя облака стремительно неслись вдаль клубящимися грядами, разорванными, дико пляшущими хлопьями, едва не задѣвая вершины утеса. Вѣтеръ былъ такъ силенъ, что у подножія утеса почти валилъ съ ногъ, а наверхъ Митя даже и не думалъ высунуть носа, -- навѣрное такая попытка кончилась бы тѣмъ, что вѣтеръ смелъ бы его, какъ былинку, сбросилъ внизъ на острые выступы и обломки розсыпи. Врываясь въ щели и впадины утеса, вѣтеръ вылъ и свисталъ, словно легіоны вѣдьмъ, кружащихся въ дикомъ неистовствѣ, и залетавшіе сюда удары его превращались въ какіе-то вихри. Митя едва не задохся отъ дыма, который вѣтеръ металъ съ быстро разгорѣвшагося костра во всѣ углы занятой жильемъ поселенца впадины; искры и даже цѣлыя головешки, носясь по воздуху, залетали въ самую хижину, угрожая спалить ее. Митя съ трудомъ погасилъ огонь и остался во мракѣ, прислушиваясь къ страшному вою вѣтра и реву расходившагося океана. Если по воздуху неслась нечистая сила, съ визгомъ, свистомъ, и хватающимъ за сердце воемъ, то океанъ походилъ на свирѣпаго звѣря, сорвавшагося съ цѣпи; очутившись на свободѣ, по которой долго томился спящій гигантъ, онъ съ невообразимымъ бѣшенствомъ терзалъ свою жертву. Этой жертвой былъ утесъ и плоскій берегъ моря. Приложивъ ухо къ каменной стѣнѣ, Митя могъ слышать и ощущать, какъ, слабо дрожа, трепетала твердыня скалы, въ которую волны били, какъ тараномъ, колоссальными грудами валявшихся у подножія утеса обломковъ. Сквозь сѣрую стѣну мелкой дождевой пыли, которая неслась по воздуху вдогонку вѣтру, Митѣ иногда открывалось море, и тогда онъ любовался львиною мощью громадныхъ валовъ, которые съ невообразимой быстротой мчались издали, далеко взбѣгали на плоскій берегъ и жадно лизали песокъ, образуя широкія рябящія лужи. Въ устьи рѣчки теченіе остановилось, такъ что приносимая сверху прѣсная вода разливалась далеко въ стороны, затопляла берега и превращалась въ широкое озеро, по которому вѣтеръ рябилъ съ такой силой, что казалось, будто поверхность воды усыпана тысячами острыхъ зубьевъ. Поглядывая туда, Митя спрашивалъ себя, что сдѣлается съ его плотомъ, когда напоромъ морской волны остановившееся теченіе рѣки подыметъ воду въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ былъ привязанъ. Иногда въ неистовый вой вѣтра внезапно врывался оглушительный трескъ грома, о которомъ предварялъ ослѣпительно синеватый, внезапно вспыхивавшій блескъ молніи. Въ отсвѣтѣ ея Митя видѣлъ жалко согнувшіяся вершины лѣса, видѣлъ, какъ порывы вѣтра, пробѣгая по верхамъ, ворошили густую массу листвы и хвои, точно то былъ не вѣтеръ, а гигантскія лапы чудовища, поставившаго себѣ цѣлью или причесать, или сломить упрямо гнувшіяся спутанныя деревья. Ночь протекла для Мити во мракѣ и холодѣ, каждое мгновеніе его будилъ трескъ и рокотъ грома.
На слѣдующій день буря не только не утихла, но, казалось, разыгралась еще сильнѣе. Митя сидѣлъ въ своей трущобѣ, не смѣя высунуться наружу. Бѣдствіе его усугубилось двумя непріятными обстоятельствами: вмѣстѣ съ усилившимся дождемъ съ нависшихъ краевъ утеса къ нему въ тѣснину лились цѣлые каскады воды, и образованные ими ручьи угрожали подмыть и его жилье и ограду, которая стоила ему такихъ трудовъ. А кромѣ того Митя пріѣлъ свои запасы, которыхъ было немного, такъ какъ онъ никакъ не ожидалъ бури, которая запретъ его болѣе чѣмъ на сутки въ щели. Съ помощью топора-кайлы и лопаты ему удалось проложить цѣлую систему канавокъ съ главной отводной канавой, которая уносила стекавшую сверху воду. Такимъ образомъ опасность быть подмытымъ и снесеннымъ внизъ вмѣстѣ со всѣмъ своимъ дворомъ -- была устранена. За этой работой Митя промокъ до нитки и дрогъ всю слѣдующую ночь въ своемъ шалашѣ, не имѣя ничего сухого, не имѣя даже дровъ, чтобы засвѣтить огонекъ. Къ этому присоединились вскорѣ мученія голода, ютъ которыхъ щемило въ животѣ, и холодъ казался втрое чувствительнѣе.
Но мучительная ночь пришла-таки къ концу, и съ нею стала затихать непогода. По крайней мѣрѣ дождь пересталъ, можно было вывѣсить сушиться одежду и съ большимъ трудомъ развести сильно дымившій огонекъ, который болѣе утѣшалъ озябшаго хозяина своимъ трепещущимъ блѣднымъ пламенемъ, чѣмъ грѣлъ его. При такой погодѣ рыба не ловилась, такъ что Митя принужденъ былъ удовольствоваться скудной добычей, какую нашелъ на берегу моря. Тамъ онъ долго бродилъ, нагибаясь всѣмъ корпусомъ впередъ противъ все еще сильнаго вѣтра, развѣвавшаго полы его халата, и жадными глазами высматривалъ, чѣмъ бы поживиться. Это живо напомнило ему первый день, когда онъ притащился изнуренною тѣнью къ подножію утеса и упалъ тамъ, пока мысль найти пищу въ морѣ не воскресила его.