Близко!
Въ началѣ лѣта Сизая Спина очутился на берегу другой громадной рѣки, которая какъ и первая, текла на полночь. Это былъ Енисей, но Сизая Спина, не знавшій никакой географіи, кромѣ той, которую усвоилъ, шатаясь по американской преріи и тайгѣ, не звалъ конечно этого. Одно ему было ясно: надо переправиться на ту сторону, на берегъ, который еле виденъ за широкимъ весеннимъ разливомъ. Индѣецъ сталъ смотрѣть на рѣку и думать. Думалъ и разсуждалъ онъ не такъ, какъ мы, опредѣленными словами и мыслями, Онъ скорѣе смотрѣлъ, смотрѣлъ долго и упорно, какъ дѣлаетъ звѣрь, и пока онъ смотрѣлъ, въ головѣ само собой слагалось то, что нужно дѣлать. И теперь, глядя, какъ стремительно неслась, кружась водоворотами, полая вода, индѣецъ представилъ себѣ, какъ закрутитъ и безпомощно понесетъ его струя теченія, когда онъ очутится въ водѣ съ двумя связанными охапками дерева подъ мышками, какія онъ по индѣйскому обычаю подвязывалъ, когда переправлялся вплавь черезъ американскія рѣки. Представилось ему и то, какъ нѣсколько часовъ пробудетъ онъ въ холодной, почти ледяной водѣ. А въ заключеніе представилось, какъ онъ плыветъ въ берестяномъ кану, легкомъ, прочномъ, съ изящно изогнутымъ, тупымъ носомъ, круто пересѣкая теченіе, и на той сторонѣ въѣзжаетъ въ рѣку, которая течетъ какъ разъ оттуда, куда лежитъ его путь. Можетъ быть, взять кану у людей? Но людей нѣтъ кругозмъ, и лучше, что ихъ нѣтъ. Кану долго дѣлать, недѣлю. Но въ кану хорошо сидѣть и легче ловить рыбу. И Сизая Спина сталъ ладить кану. Онъ нашелъ хорошую березу въ лѣсу, толстую, съ ровной корой и сдѣлалъ два поперечныхъ надрѣза кольцомъ: внизу и аршина четыре выше. Потомъ онъ сдѣлалъ два продольныхъ разрѣза и съ помощью палокъ. которыми дѣйствовалъ, какъ рычагами, съ большими усиліями и терпѣніемъ слупилъ съ дерева обрѣзанный кусокъ коры, представлявшій большой, длинный и широкій желобъ. Долго возился съ нимъ Сизая Спина: онъ мочилъ его, парилъ на кострѣ, дѣлая кору гибкой, сшилъ плотно концы прутьями, распялилъ осторожно середину и въ концѣ концовъ получилъ сносный небольшой челнъ, настолько легкій, что Сизая Спина безъ особаго усилія могъ нести его на головѣ дномъ кверху.
Переправился Сизая Спина на ту сторону и, дѣйствительно, увидѣлъ рѣку поменьше, которая втекала въ большую отъ восхода солнца. "Это Маниту приказалъ мнѣ дѣлать кану", подумалъ Сизая Спина и направилъ свой легкій челнъ въ рѣку навстрѣчу плавному теченію ея. Притокъ этотъ была Средняя Тунгузка. Она текла среди пустынной тайги, гдѣ кое-гдѣ замѣчалось присутствіе человѣка. При первыхъ примѣтахъ такой близости Сизая Спина, спрятавъ челнъ въ прибрежной чащѣ, самъ исчезалъ въ лѣсу и добывалъ пищу. Много дней плылъ онъ вверхъ по рѣкѣ и добрался до верховій, гдѣ она превратилась въ узкую и мелкую, рѣчку. Нельзя было плыть дальше: мѣшало мелководье и частые пороги. "Скоро гдѣ-нибудь Маниту укажетъ другую рѣку, которая течетъ прямо въ ту сторону", подумалъ Сизая Спина, "надо отыскать ее, по ней кану понесетъ вода, и плыть будетъ легче". И Сизая Спина сталъ искать. Онъ бродилъ по лѣсной чащѣ, спускаясь въ глубокія, заваленныя валежникомъ и буреломомъ ущелья. Смотрѣлъ вдаль и гадалъ съ хребтовъ сопокъ, слѣдилъ, не паритъ ли гдѣ рѣчная чайка надъ пеленой зеленой тайги. Но рѣки не было вблизи, и единственное открытіе, которое не имѣло никакой цѣны въ глазахъ индѣйца, но значеніе котораго онъ все-таки понялъ, было сдѣлано имъ въ глуби оврага, по которому журчалъ ручей. Здѣсь въ одномъ мѣстѣ Сизая Спина наткнулся на много желтыхъ, блестящихъ камней, которые лежали среди другихъ голышей. Они были тяжелые, и сразу было ясно, что то были золотые самородки, валявшіеся въ грудѣ богатѣйшей розсыпи, тайно намытой безвѣстнымъ ручьемъ. "Бѣлые больше всего любятъ золото", подумалъ Сизая Спина. "Если Маниту приведетъ меня къ бѣлому другу, я укажу ему это мѣсто, и онъ будетъ богатъ". А въ доказательство своей находки Сизая Спина взялъ на память одинъ круглый, матово блестящій желвакъ.
Рѣки Маниту не указалъ, и Сизая Спина рѣшилъ разстаться съ своимъ челномъ тѣмъ болѣе, что на рѣкахъ, по которымъ онъ плылъ, изрѣдка встрѣчались жалкія селенія, а людей Сизая Спина боялся пуще огня. Сколько большихъ и малыхъ рѣкъ перешелъ индѣецъ, онъ не помнилъ. Много ихъ было. Онъ стрѣлялъ лукомъ рыбу, добывалъ звѣря и шелъ, шелъ на востокъ сквозь глухую тайгу, которая, какъ громадный пушистый коверъ, небрежно кинутый на землю, одѣвала долины и горы,: которыя становились все выше.
Съ гребня одного хребта Сизая Спина увидалъ разъ на юго-востокѣ большую воду. Онъ даже сѣлъ отъ неожиданности. "Что это за вода? Озеро или начало большой соленой воды, черезъ которую онъ плылъ на большой паровой лодкѣ съ Митей?" Послѣдняя мысль испугала его. Если это вода, то онъ обошелъ землю, которая по разсказамъ бѣлыхъ (которымъ онъ впрочемъ не очень вѣрилъ) подобна шару. Сомнѣнія напали на индѣйца. Онъ тщательно всматривался вдаль, откуда по ущелью тянуло на него холодомъ, и смутно думалъ о Маниту, о Митѣ, о своемъ пути и цѣли его. "Нѣтъ, не можетъ быть, Маниту не станетъ обманывать!" рѣшилъ онъ, однако свернулъ въ сторону и на второй день выбрался на усыпанный галькой берегъ. Первое, что онъ сдѣлалъ, это попробовалъ воду. Она была прѣсная, но страшно холодная. Озеро, стѣсненное высокими берегами, тянулось далеко на югъ, и конца ему не было видно. Ни души не было кругомъ. Только деревья, какъ взбирающіеся на крѣпость солдаты, лѣзли въ кручу и сливали гулъ своихъ вершинъ съ плескомъ и рокотомъ озерныхъ волнъ.
Сизая Спина поплелся дальше успокоенный. Ночью ему было видѣніе. Ему приснилось, что какой-то добрый духъ далъ ему такъ много "огненной воды", которой индѣецъ не пробовалъ давнымъ-давно, что онъ сталъ шататься на ногахъ, кричать, пѣть и размахивать томагавкомъ, пока не пришелъ его блѣднолицый другъ. Онъ стоялъ молча въ сторонѣ и укоризненно качалъ головою, а потомъ исчезъ. Долго думалъ Сизая Спина, что значитъ этотъ сонъ, но сколько ни думалъ, все выходило, что добрый духъ былъ не Маниту, а другой ему враждебный. Сизая Спина сталъ чутокъ и подозрителенъ. Кромѣ того, надо было быть осторожнымъ; часто попадались слѣды людей въ видѣ плохо накатанныхъ дорогъ, конскихъ тропъ, покинутыхъ жилищъ и громадныхъ раскопокъ, въ которыхъ "бѣлые искали желтые камни и желтый, тяжелый песокъ", какъ объяснялъ себѣ Сизая Спина эти ямы и навалы. Дѣйствительно, миновавъ громадное Байкальское озеро, индѣецъ попалъ въ районъ Витимскихъ золотыхъ пріисковъ и лавировалъ теперь по тайгѣ, избѣгая встрѣчи съ людьми. Но встрѣчи онъ не избѣгъ.
Разъ поздно вечеромъ онъ почуяло дымъ. Утромъ онъ открылъ и людей. Ихъ было нѣсколько, они сидѣли на полянѣ вокругъ костра и видимо вели себя весьма непринужденно, трое молодыхъ и одинъ довольно старый. Старый часто всматривался въ чащу и прислушивался, а потомъ весело болталъ съ товарищами. Изъ вещей вниманіе индѣйца, слѣдившаго за этими людьми, подкравшись, сквозь кустарникъ, привлекла довольно объемистая бутыль, обернутая въ тряпье и съ лямками, чтобы нести ее на спинѣ. .
Разсматривая этихъ людей глазами, Сизая Спина по привычкѣ слушалъ ухомъ, что дѣлается въ лѣсу, а тамъ онъ уловилъ отдаленный конскій топъ. Сизая Спина схоронился, раздумывая, въ какую сторону ему отползти, чтобы не натолкнуться на людей въ лѣсу. Топотъ затихъ, но индѣйцу казалось, что конные недалеко. Вскорѣ онъ увидѣлъ фигуру подкрадывавшагося человѣка. Онъ былъ вооруженъ винтовкой, револьверомъ, имѣлъ большой ножъ за поясомъ и тихо подвигался впередъ, останавливаясь, прислушиваясь къ звукамъ рѣчи и хохота, доносившимся съ поляны. Осторожно отодвинувъ елку, подкрадывавшійся нѣсколько минутъ пристально разсматривалъ группу присосѣдившихся къ костру неизвѣстныхъ людей, и такъ же осторожно, какъ появился, стараясь не хрустнуть вѣткой, исчезъ въ чащѣ лѣса. Спустя недолгое время онъ появился верхомъ въ сопровожденіи четырехъ конныхъ, и всѣ осторожно пробирались лѣсомъ, шептались и держали оружіе наготовѣ. Сизую Спину крайне заинтересовало, что же произойдетъ. На опушкѣ конные пустили коней и съ гикомъ кинулись на поляну. Сидѣвшіе, ничего какъ бы не ожидавшіе люди кинулись въ разсыпную, и пошла потѣха. Ихъ ловили одного за другимъ, что было тѣмъ легче исполнить, что они были безоружны. На полянѣ схватили двоихъ, за однимъ молодымъ и за старымъ долго гонялись по лѣсу, но наконецъ доставили и ихъ. Повидимому, преслѣдователи были очень довольны своимъ успѣхомъ. Спѣшившись, они со смѣхомъ вязали руки и ноги пойманнымъ, а Сизой Спинѣ казалось, что смѣхъ и рѣчи ихъ звучали не только весело, но и насмѣшливо. Особенно рады были побѣдители большой бутыли. Справившись со своими плѣнными, которые рядкомъ сидѣли или стояли на колѣняхъ безъ шапокъ съ туго связанными руками и ногами, побѣдители облегчили коней и пустили ихъ пастись, а сами собрались у костра и курили махорку, соблазнительный запахъ которой, доносясь съ вѣтромъ до носа Сизой Спины, ввергалъ его чуть не въ головокруженіе. "Что же это будетъ?" думалъ Сизая Спина. " Должно быть, это два племени бѣлыхъ. Не будутъ ли они ихъ пытать до смерти, какъ дѣлали мы, краснокожіе съ смертельными врагами своего племени?" На то было похоже. По крайней мѣрѣ, было несомнѣнно, что побѣдители жестоко издѣвались надъ связанными жертвами.
Но вотъ они собрались у костра, разобрали свои сумы и, очевидно, приготовились пировать. Съ гоготомъ и смѣхомъ подтащили двое къ одному, казавшемуся начальникомъ, большую бутыль и наклонивъ, поочередно начали пить изъ нея. По тому, какъ напитокъ дѣйствовалъ на нихъ, Сизая Спина безъ труда догадался, что въ бутыли заключалась "огненная вода". Пившіе пьянѣли все болѣе, кричали, пѣли пѣсни дико и нестройно, плясали и, шатаясь, двигались кругомъ костра. Подъ конецъ расходились такъ, что вздумали угощать даже плѣнныхъ. Но тѣ, какъ Сизой Спинѣ показалось, съ отвращеніемъ отворачивались отъ напитка. Вскорѣ пирующіе одинъ за другимъ стали валиться, на землю и оставались лежать, какъ упали, словно ихъ сразила на смерть какая-то невидимая рука. Вмѣсто криковъ, смѣха и пѣсенъ водворилось молчаніе, которое нарушали только пасшіеся вблизи кони.
Долго слѣдилъ Сизая Спина изъ своей засады за этимъ страннымъ явленіемъ. Но вотъ раздался тихій говоръ связанныхъ. Ясно было, что они пытались освободиться. Они подползали одинъ къ другому. Пальцами и зубами пытались они ослабить, развязать путы, но, повидимому, это имъ не удавалось. Между тѣмъ лежавшіе въ пьяномъ снѣ побѣдители могли каждое мгновеніе очнуться. Очевидно, время было дорого, а между тѣмъ, не смотря на отчаянныя усилія, ни одному изъ плѣнныхъ не удалось еще освободиться.
Тутъ Сизая Спина: не выдержалъ. Онъ тихо вышелъ изъ своего убѣжища и подступилъ къ костру, вызвавъ немалое удивленіе среди катавшихся на землѣ связанныхъ узниковъ. Припавъ на колѣни, Сизая Спина въ мгновеніе ока перерѣзалъ веревки, связывавшія старика, а затѣмъ освободилъ и всѣхъ другихъ. Освобожденные не обнаруживали, однако, ни малѣйшаго намѣренія бѣжать, по крайней мѣрѣ они не торопились.
При видѣ бутыли, изъ которой вился соблазнительный духъ, Сизая Спина вспомнилъ недавній сонъ. Онъ присѣлъ, наклонилъ тяжелый сосудъ и, замирая отъ восторга, только что собрался глотнуть обѣщанную ему въ изобиліи "огненную воду", которая тяжело хлюпала въ громадной бутыли, какъ къ нему быстро подскочилъ старикъ и съ выраженіемъ ужаса, быстро лопоча неизвѣстныя Сизой Спинѣ слова, энергично отстранилъ его прочь. Сизая Спина, недоумѣвая, смотрѣлъ, какъ тотъ замкнувъ горло сосуда ладонью, показывалъ ему на лежавшихъ мертвецки пьяныхъ, и знаки, которыми онъ сопровождалъ убѣдительные звуки непонятной рѣчи, казалось, говорили о смерти. Сизая Спина пристально посмотрѣлъ на валявшихся, осторожно тронулъ одного изъ нихъ ни одинъ не дышалъ, передъ нимъ лежало пять холодѣвшихъ труповъ. Между тѣмъ старикъ и его спутники быстро вылили содержимое бутыли на уголья, прикинули въ него хворосту и затѣмъ принялись обирать мертвыхъ, снимая съ нихъ оружіе, кафтаны, сапоги. Сизой Спинѣ страшно хотѣлось получить ружье. Онъ даже взялъ одно изъ нихъ въ руки, но не тутъ-то было. Всѣ съ грубыми словами и жестами накинулись на него. "Ишь къ чему подбирается, тунгусишка! Что руки развязалъ старшому, такъ тебѣ ружье! Жирно больно, проваливай! На вотъ махорки, и будетъ съ тебя? Да ступай скорѣе прочь, а то какъ бы чего не приключилось съ тобой!" Ему дали табаку, и порядочно дали, все таки, значитъ, чувствовали благодарность къ "тунгусишкѣ", за каковаго приняли они индѣйца; но тѣмъ не менѣе они энергично махали рукой на лѣсъ, давая тѣмъ понять своему освободителю, что-де лучше всего ему убраться обратно въ лѣсъ. Сами они, собравъ вещи, посѣли на коней, и были таковы, оставивъ на полянѣ въ жертву звѣрью и птицѣ пять полуодѣтыхъ труповъ.
Сколько Сизая Сиина ни думалъ, такъ и не могъ понять, въ чемъ тутъ было дѣло. Ясно ему было только, что онъ попалъ въ страну, гдѣ два племени бѣлыхъ враждуютъ другъ съ другомъ, что "огненная вода", которой ему такъ хотѣлось выпить, очевидно, была отравлена, и что этой хитростью воины одного бѣлаго племени поддѣли другихъ. Не могъ же онъ, конечно, знать, что люди съ обернутой тряпьемъ бутылью были "спиртоносы", т. е. контрабандные торговцы водкой, которую они тайкомъ проносятъ для продажи рабочимъ на золотыхъ пріискахъ. Такъ какъ работа тамъ тяжелая, а водки въ продажѣ нѣтъ, то всѣ жестоко зарятся на нее. Но всякое управленіе пріисковъ, опасаясь пьянства и безпорядковъ, не допускаетъ торговли виномъ, и особые стражники или "казаки" караулятъ и ловятъ спиртоносовъ. Тѣ же, конечно, пускаются на всякія хитрости. Очевидно, въ данномъ случаѣ партія контрабандистовъ имѣла какіе-то серьезные счеты со стражниками, и зная что "казаки" при поимкѣ не прочь сами отвѣдать запретнаго напитка, подсыпали въ него какого-то зелья. Ничего этого Сизая Спина не зналъ, а только чувствовалъ, что-де надо держать ухо востро и лучше брести дикими, таежными мѣстами, гребнями горъ и уваловъ, гдѣ на полянахъ бѣлаго моха, среди рѣдкихъ лиственницъ можно. встрѣтить сѣраго оленя съ большими вѣтвистыми рогами, какихъ Сизая-Спина видѣлъ и въ Америкѣ на Большомъ Медвѣжьемъ озерѣ. Долины дѣлались глубже. По нимъ въ непролазной чащѣ бурелома неслись ручьями рѣчки. Тайга была угрюма, угрюмѣе, чѣмъ раньше, и на плоскостяхъ межъ лѣсныхъ падей лежали ужасныя болота. Дичи, особенно пушного звѣря, именно соболя, встрѣчалось больше, и замѣтно было, что за нимъ охотѣлись: ловушки, кляпцы и разныя поставушки попадались Сизой Спинѣ нерѣдко, также и предупредительные знаки. Встрѣчалъ онъ и людей въ лѣсахъ. Они обитали на полянкахъ въ конусовидныхъ шалашахъ, крытыхъ большими листами вываренной бересты, совсѣмъ въ такихъ, какіе Сизая Спина видѣлъ въ сѣверныхъ лѣсахъ на Винипегъ-озерѣ. Шалаши эти очень смущали Сизую Спину. Глядя на нихъ, онъ все думалъ, не попалъ ли онъ въ индѣйскую землю. Но люди, -- ихъ лица, мѣховая одежда, олени кругомъ нихъ, а особенно языкъ, на какомъ охотники перекликались въ лѣсу, были совершенно чужды индѣйцу. Сколько онъ не приглядывался, сколько не прислушивался, онъ ничего не могъ узнать такого, что бы видѣлъ у какого-нибудь краснокожаго племени. И потому Сизая Спина продолжалъ вѣрить Маниту и шелъ, шелъ на восходъ солнца.
Разъ вечеромъ, выглянувъ на поляну, прежде чѣмъ выйти изъ чащи, Сизая Спина увидалъ одинокую, жалкую "урасу", т. е. такой конусовидный шалашъ. Уже темнѣло, тайга завѣсилась тѣнями, первыя звѣзды мигали на блѣдномъ небѣ, и изъ-за поломанныхъ, кривыхъ вершинъ лиственницъ мерцалъ узенькій серпъ мѣсяца. Но урасу освѣщалъ костеръ, и возлѣ него хлопотала какая-то странная тѣнь. Долго ждалъ Сизая Спина, но никого больше не показывалось. Одинъ только человѣкъ въ странномъ одѣяніи виднѣлся предъ шалашомъ.
Сизая Спина вышелъ изъ. засады и приблизился къ огню. Старый, старый человѣкъ въ большой шапкѣ. украшенной громадными крыльями филина, въ длинной одеждѣ, отъ которой, точно змѣи, развѣвались во всѣ стороны, какія-то ленты, лоскутья, хвосты, даже не взглянулъ на него, не подалъ знака, что замѣтилъ приближеніе посторонняго. Безумнымъ взоромъ глядѣлъ онъ въ огонь, сыпалъ что-то въ него и быстро шамкалъ губами что то непонятное. Сизая Спина сѣлъ поодаль. Старикъ, попрежнему не замѣчая его, ушелъ въ шалашъ. Вскорѣ онъ появился вновь со шкурой бѣлаго оленя, которую разостлалъ предъ костромъ у входа въ шалашъ. Съ бормотаніемъ и икотой старый шаманъ снова удалился въ урасу и появился изъ нея съ большимъ бубномъ и колотушкой. Костеръ потухалъ. Отдѣльные языки пламени бродили еще по краямъ его. Когда потухли и они, шаманъ поднялъ руку и бросилъ что-то на уголья. На мгновеніе вспыхнулъ съ легкимъ трескомъ огонь, и слабый порывъ вѣтра понесъ въ. сторону гаснущія искры. Шаманъ сѣлъ на шкуру и задумался. Вдругъ раздалось карканье ворона. Оно повторилось слабѣе, но птица не появлялась. Сизой Спинѣ стало жутко. Ему казалось, что прилетѣлъ какой-то духъ, невѣдомый и невидимый, и рѣетъ въ воздухѣ мимо него. Шаманъ протянулъ бубенъ надъ углями, подержалъ его, повертѣлъ, снялъ, и вдругъ раздался тихій, дрожащій гулъ. Онъ становился все сильнѣе и сильнѣе, и въ промежутки между ударами, которые сыпались теперь градомъ на туго натянутую шкуру, раздавались порознь и вмѣстѣ крики разныхъ птицъ, вой и пискъ звѣрей, точно всѣ обитатели тайги собрались кругомъ зловѣщей поляны. Сизая Спина сидѣлъ ни живъ, ни мертвъ. Онъ боялся шевельнуться, не смѣлъ глянуть въ сторону отъ страха предъ множествомъ слетѣвшихся духовъ. Вдругъ старый шаманъ всталъ и, не переставая бить въ бубенъ и кричать по-звѣриному, принялся плясать на шкурѣ. Все пришло въ дѣвженіе: гудѣлъ и звенѣлъ бубенъ, летали въ воздухѣ обвѣшивавшія шамана лохмотья, и все тѣло дико плясавшаго старика окружилось, точно тысячью взвившихся въ воздухъ змѣй, быстро мелькавшими привѣсками его пояса, рукавовъ, всего наряда. Все порывистѣе становилась пляска, чаще и громче раздавались крики, но главный духъ, Маниту, какъ думалъ Сизая Спина, не приходилъ. Отъ движенія ногъ, отъ развѣвающихся лентъ, полъ и хвостовъ уголья костра то загорались, то потухали, и Сизой Спинѣ казалось, точно какое-то трепетанье разливается по небу и землѣ. Еще ужаснѣе кривлялся и корчился шаманъ, быстрѣе и быстрѣе мелькали его ноги, руки, моталась голова. Глаза, казалось, вылѣзали изъ узкихъ, слезящихся щелей, на губахъ появилась. пѣна. И вдругъ онъ грохнулся на шкуру. На мгновеніе воцарилась тишина. И страшное оцѣпенѣніе напало на Сизую Спину. Все исчезло. Поплылъ туманъ, и явился Маниту. Сизая Спина чувствовалъ это. Маниту охватилъ его кругомъ, разлился во всѣ стороны, заполнилъ небо до звѣздъ, и наступило забвеніе. "Близко!" услыхалъ Сизая Спина на своемъ родномъ языкѣ, на языкѣ надовессіуксъ.
Онъ очнулся. Среди мрака подъ слегка свѣтлѣвшимъ небомъ едва обозначился слабый кругъ костра. По ту сторону кто-то бился и хрипѣлъ. Это лежалъ на своей шкурѣ старый шаманъ, и тѣло его ритмически поднималось и падало на шкуру, поднималось и падало. Возлѣ валялся бубенъ и колотушка.
Сизая Спина обвелъ вокругъ себя мутнымъ взоромъ. На юго-востокѣ ярко горѣла въ небѣ звѣзда, которой онъ раньше не замѣтилъ. Пошатываясь, глубоко вдыхая холодный, влажный воздухъ ночи Сизая Спина пошелъ прочь.
Утромъ онъ вышелъ на пустынный гребень кряжа. Страшная полярная пустыня въ убогомъ лѣтнемъ нарядѣ разстилалась кругомъ. Но, когда Сизая Спина бросилъ взоръ впередъ, онъ подъ кручей скалъ у своихъ ногъ, за пологимъ далекимъ склономъ дымившейся отъ тумана тайги увидѣлъ мутную ровную пелену. Надъ нею розовѣло небо. И когда, спустя полчаса, изъ-за края показался красный краешекъ солнца, Сизая Спина убѣдился, что вдали передъ нимъ лежала большая соленая вода. Слабый вѣтеръ дунулъ ему въ лицо, качнувъ длинныя иглистыя вѣтви ползучаго кедра-сланника, и Сизая Спина вновь услышалъ на своемъ родномъ языкѣ: "близко!" Индѣецъ пугливо оглянулся кругомъ, но никого не было вблизи. И тогда онъ понялъ, что Маниту даетъ ему "знакъ".