Голодъ. Наказаніе плетьми.
Грабительская система управленія халифа скоро принесла свои плоды. 1889 годъ отличался своею сухостью, выпало мало дождей, и въ странѣ произошелъ неурожай. На рынкѣ цѣны на хлѣбъ и другіе припасы росли съ каждымъ днемъ, и народъ началъ волноваться. Тогда халифъ разослалъ своихъ людей во всѣ стороны закупать по назначенной цѣнѣ зерно. Но цѣна эта была очень низка, и едва люди, у которыхъ были запасы, узнали въ чемъ дѣло, какъ сейчасъ же попрятали зерно въ землю и притворились нищими. Прежде всего ужасы голода начались въ малоплодородной сѣверной области Бербера. Не имѣя запасовъ, эмиры халифа размѣстили свои полчища по разнымъ деревнямъ, а эти храбрые воины, пользуясь своей силой, принялись отнимать у несчастныхъ земледѣльцевъ и то немногое, что еще оставалось у нихъ. Толпы голодающихъ устремились въ Омъ-Дерманъ, надѣясь прокормиться тамъ какой нибудь работой. Но здѣсь только богачи еще обѣдали каждый день, бѣдные же уже начали помирать съ голоду. По улицамъ слонялись блѣдныя тѣни людей, тѣла которыхъ состояли буквально изъ одной кожи да костей. Они рылись на дворахъ, на улицахъ, за городомъ, откапывая и подбирая съ земли всякіе отбросы, которые пожирали съ жадностью умирающихъ отъ голода людей: старые, не успѣвшія сгнить шкуры подохшихъ животныхъ, поджаренныя на огнѣ, составляли завидное блюдо; старыя кости, истолченыя и сваренныя съ водой въ видѣ каши, кожаная обивка ангаребовъ (дивановъ) -- все шло въ дѣло и пожиралось съ жадностью. У кого еще сохранились силы, грабили и воровали все, что могли; словно стая степныхъ стервятниковъ накидывались эти толпы на лотки базарныхъ продавцовъ и пожирали добычу подъ градомъ ударовъ и проклятій; иного душили, выжимая изъ его глотки похищенное, а онъ, барахтаясь въ толпѣ, съ выпяченными на выкатъ глазами и высунутымъ языкомъ, спѣшилъ проглотить лакомый кусокъ, хотя бы за это пришлось расплатиться жизнью. Въ тишинѣ ночей на улицахъ попадались кучки людей, женщинъ съ растрепанными волосами, мужчинъ и дѣтей съ дико сверкавшими взорами, которые, точно шакалы, безшумно копошились возлѣ какого нибудь дохлаго осла, поѣдая его съ кожей и внутренностями. По улицамъ все чаще и чаще попадались трупы умершихъ отъ истощенія. Грудныя дѣти съ плачемъ ползали по тѣламъ умершихъ матерей, тщетно отыскивая пищу, пока какая нибудь прохожая женщина сжалившись, не подбирала такого сироту. Родители, не зная чѣмъ прокормить дѣтей, продавали ихъ въ вѣчное рабство, даже отдавали даромъ, умоляя только взять ихъ и сохранить имъ жизнь. Одну женщину привели къ судьѣ, обвиняя ее въ томъ, что она убила и съѣла собственнаго ребенка -- но что могъ сдѣлать судья и палачъ, если голодная смерть черезъ два дня избавила отъ меча правосудія эту несчастную помѣшанную. Мертвыхъ перестали хоронить, пока халифъ не издалъ приказъ, что всякій, оставившій трупъ валяться возлѣ своего дома, платится за это своимъ имуществомъ. Но эта мѣра привела только къ тому, что люди стали по ночамъ подбрасывать трупы своимъ сосѣдямъ. По рѣкѣ ежедневно плыли разлагающіяся тѣла погибшихъ отъ голода земледѣльцевъ, заражая воду и воздухъ. Многія семьи, не видя ни откуда спасенія, замуравливались въ собственномъ домѣ. и въ гробовой тишинѣ ожидали приближенія смерти, которая нависла надъ всей страной. Вскорѣ началось открытое людоѣдство, такъ что послѣ заката солнца люди боялись выйти изъ дому, чтобы не пасть жертвой такой шайки. Одинъ эмиръ вопреки предостереженіямъ вышелъ вечеромъ съ цѣлью навѣстить друга; но ни другъ, ни семья не дождались его: голова его была найдена потомъ за городомъ, тѣло же было уже давно съѣдено.
Ужасное бѣдствіе тянулось нѣсколько мѣсяцевъ, пока не выпали дожди и не вызрѣлъ новый хлѣбъ на поляхъ. Но долго еще помнили жители Судана этотъ голодъ. Многія арабскія племена вымерли чуть не сплошь, оставшіеся въ живыхъ разорились до тла. Сколько несчастныхъ родителей, продавшихъ своихъ дѣтей изъ состраданія къ нимъ въ рабство, работали потомъ цѣлые годы, горбомъ зашибая копѣйку, чтобы выкупить и вернуть себѣ любимаго сына или дочь. Чѣмъ лучше и благороднѣе были люди, тѣмъ сильнѣе пострадали они отъ этого бѣдствія; безсовѣстные и звѣрскіе, не гнушавшіеся грабежомъ и убійствомъ, не чувствовавшіе отвращенія къ мясу своихъ ближнихъ, пережили его и увеличили собою число дурныхъ людей въ странѣ.
Можно себѣ представить, какъ страшно отозвался этотъ голодъ въ тюрьмѣ, гдѣ влачилъ свое существованіе Нейфельдъ. Колодники должны были содержать себя сами; у кого не было родныхъ и денегъ, тотъ питался отъ даяній сотоварищей по заключенію. Но что могли они удѣлить ему, если Идрисъ эль-Сайеръ отбиралъ изъ присылаемыхъ запасовъ львиную долю себѣ и своимъ домочадцамъ?
Обычная пища заключенныхъ состояла изъ ассиды. Ассида представляла собою густую, невкусную и непитательную кашу изъ грубосмолотаго суданскаго проса. Но зато, проглотивъ порцію этой пищи, заключенный чувствовалъ нѣкоторую тяжесть въ желудкѣ и не жаловался на голодъ. Иногда родственникамъ удавалось всучить заключенному потихоньку отъ Идриса ломоть бѣлаго хлѣба, немного сыру или масла, а то и горсть кофе.
Положеніе Нейфельда было хуже другихъ заключенныхъ, и ему пришлось бы погибнуть отъ голода, еслибы немногіе плѣнные европейцы не посылали ему пищи. Въ числѣ ихъ старый католическій священникъ, патеръ Орвальдеръ, и старая гречанка Каттарина приняли въ немъ особенное участіе. Патеръ подкупалъ сторожей и такимъ образомъ проникалъ въ тюрьму, а когда у него не бывало денегъ, онъ притворялся, будто слыхалъ, что Нейфельдъ при смерти, и умолялъ впустить его, чтобы въ "послѣдній разъ передъ смертью" увидѣть его. То онъ самъ былъ при смерти и желалъ проститься съ Нейфельдомъ, то онъ приводилъ больныхъ для излеченія врачу Нейфельду, словомъ, изобрѣталъ тысячи средствъ, чтобы проникнуть въ тюрьму. Въ складкахъ одежды онъ приносилъ ему пищу, но дороже пищи были его увѣщанія не терять мужества и надѣяться на лучшее будущее. Жизнь Нейфельда въ тюрьмѣ была такъ ужасна, что лишь этимъ благодѣтельнымъ посѣщеніямъ и заботамъ друзей онъ обязанъ тѣмъ, что не лишился разсудка. Особенно цѣнна была эта поддержка во время голода! хотя цѣны на хлѣбъ и другіе припасы поднялись высоко, и у плѣнныхъ было мало денегъ, тѣмъ не менѣе Нейфельдъ получалъ каждый день свою пищу или по крайней мѣрѣ часть ея, оставленную ему жадными тюремщиками. Но даже эта ничтожная порція служила для другихъ заключенныхъ яблокомъ раздора. Едва въ дверяхъ тюрьмы появлялась фигура Хассины, несшей пищу своему господину, какъ изъ разныхъ угловъ съ земли вскакивало 30--40 живыхъ скелетовъ, скованныхъ цѣпями; въ припрыжку, перегоняя и опрокидывая другъ друга, скакали они наперерѣзъ Хассинѣ, насколько у кого хватало силъ, накидывались на нее и старались вырвать пищу. Тщетно тюремщики хлестали ихъ курбачами до крови: многіе съ жадностью прилипали къ разсѣченнымъ плетью ранамъ и сосали собственную кровь, чтобъ хоть этимъ обмануть голодъ. Нѣсколько разъ случалось, что несчастные сбивали съ ногъ Хассину, хватали на лету падавшіе куски и поѣдали ихъ на глазахъ Нейфельда, которому оставалось только надѣяться на завтрашній обѣдъ. Во избѣжаніе подобныхъ несчастій была придумана слѣдующая хитрость: Хассина купила на рынкѣ шкуру газели и сдѣлала изъ нея мѣшокъ, который вѣшала подъ платье. Въ этомъ мѣшкѣ она приносила пищу, а для отвода глазъ несла часть ея въ рукахъ или въ большой чашкѣ на головѣ. Съ громкимъ крикомъ, размахивая кулаками и лавируя изъ стороны въ сторону, пробиралась она черезъ облѣплявшую ее со всѣхъ сторонъ толпу голодныхъ, подбѣгала къ своему господину и, улучивъ минуту, тайно передавала ему мѣшокъ.
Не слѣдуетъ, однако, думать, что заключенные жили, какъ дикіе звѣри, не чувствуя состраданія другъ къ другу. Напротивъ, въ это тяжелое время многіе, у кого были средства, покупали пищу своимъ сотоварищамъ по несчастью. Такъ одинъ изъ колодниковъ, Махмудъ Надъ Саидъ, ежедневно утромъ и вечеромъ покупалъ порцію ассиды и молока на 30--40 заключенныхъ. Другіе также дѣлились, чѣмъ могли, стараясь смягчить страданія своихъ ближнихъ. Только одни сторожа не оставили своихъ привычекъ и продолжали даже въ мѣсяцы самаго ужаснаго голода и дороговизны урывать себѣ большую долю пищи заключенныхъ.
Многіе изъ несчастныхъ, дойдя до крайней степени отчаянія отъ истощенія и жестокости тюремщиковъ, потерявъ всякую надежду на спасеніе, сами обрекали себя на смерть. Они ложились на землю и безропотно ждали смерти. Каждый день изъ тюрьмы выносили восемь, девять труповъ людей, погибшихъ отъ голода и дурного обращенія; тѣла ихъ бросали въ Нилъ. За время пребыванія Нейфельда въ тюрьмѣ, въ ней нашли смерть нѣсколько тысячъ человѣкъ, но число заключенныхъ не уменьшалось, такъ какъ "милосердіе" халифа посылало ежедневно въ тюрьму все новыя и новыя жертвы.
Около этого же времени Нейфельду пришлось перенести унизительное варварское наказаніе плетьми. Одинъ изъ тюремщиковъ, вообразивъ почему-то, что у Нейфельда должны быть деньги, вздумалъ вытянуть изъ его кармана нѣкоторую сумму. Обычнымъ пріемомъ въ этомъ случаѣ являлись разныя прижимки и стѣсненія, и такъ какъ другіе заключенные выгружали какъ разъ въ это время суда на Нилѣ, то тюремщикъ приказалъ Нейфельду принять участіе въ этой работѣ. Обыкновенно, если заключенный почему-либо рѣшался не повиноваться тюремщику, то садился на землю и отказывался двинуться съ мѣста. Нейфельдъ, конечно, поступилъ такимъ же образомъ. Тюремщикъ попытался вогнать его въ дверь тюрьмы, но при этомъ приблизился къ Нейфельду настолько близко, что тотъ однимъ ударомъ свалилъ его съ ногъ. Внѣ себя отъ ярости сторожъ побѣжалъ къ Идрису и изложилъ ему всѣ обстоятельства дѣла.
Идрисъ немедленно явился на мѣсто дѣйствія и потребовалъ выполненія приказанія, а когда Нейфельдъ пожаловался ему на корыстолюбіе сторожа, Идрисъ изо всей силы ударилъ его сафарогомъ (метательнымъ орудіемъ въ видѣ плоской дуги). Билъ онъ съ такой силой, что сафарогъ сломался, а Нейфельдъ, потерявъ сознаніе, повалился на-земь; тутъ подскочили другіе сторожа, растянули его на землѣ и по приказанію Идриса принялись стегать курбачами. Идрисъ назначилъ 500 ударовъ, но, замѣтивъ при шестидесятомъ ударѣ, что истязуемый лежитъ на землѣ безъ признаковъ жизни, онъ испугался, какъ бы не отвѣтить предъ халифомъ за смерть Нейфельда, и остановилъ бичующихъ. Но въ душѣ тюремщикъ затаилъ злобу и рѣшилъ при первомъ удобномъ случаѣ проучить упрямаго нѣмца. Этотъ случай не заставилъ себя долго ждать. Нейфельду удалось купить у сторожей маленькую глиняную хижину во дворѣ тюрьмы. Въ ней онъ проводилъ ночи и такимъ образомъ былъ избавленъ отъ всѣхъ ужасовъ Ум-Хагара. Конечно, онъ долженъ былъ платить Идрису за такую вольность опредѣленную сумму. Но сторожа, не зная, что заключенные уже купили себѣ это право у Идриса, обыкновенно взимали съ нихъ плату за дозволеніе провести ночь не въ Ум-Хагарѣ. Разумѣется, доходы Идриса не могли не сократиться вслѣдствіе выдачи сторожамъ этихъ денегъ, и онъ это сейчасъ же замѣтилъ. Однажды ночью Идрисъ внезапно явился въ тюрьму и произвелъ ревизію. Замѣтивъ этотъ "безпорядокъ", онъ накинулся на сторожей, а тѣ, уже получивъ съ колодниковъ мзду, извернулись передъ нимъ тѣмъ, что заключенные будто бы отказались повиноваться имъ, а они не могли справиться съ ними. Началась экзекуція. Сторожъ, врагъ Нейфельда, накинулся на него и ударами плети погналъ его въ тюрьму. Къ счастью, Нейфельдъ накинулъ на ночь толстое платье, такъ что на этотъ разъ избіеніе не оставило слѣдовъ на кожѣ.
Въ третій разъ при подобномъ же случаѣ Нейфельдъ получилъ 150 ударовъ. Другіе заключенные обыкновенно начинали просить прощенія у палачей въ самомъ началѣ наказанія. и палачи ограничивались въ такихъ случаяхъ. двадцатью ударами. Но такъ какъ Нейфельдъ былъ слишкомъ гордъ, чтобы унизиться до воплей, слезъ и просьбъ, то ожесточенные его упорствомъ и молчаніемъ палачи били изо всѣхъ силъ, приговаривая: "Станешь ты кричать? Или твое сердце и башка такъ же тверды, какъ черное желѣзо?" Стиснувъ зубы, съ крѣпко сжатыми губами, лежалъ истязуемый Нейфельдъ на землѣ, употребляя всѣ усилія воли, чтобы не издать ни звука. Удары сыпались градомъ, плети, какъ змѣи, извивались въ воздухѣ и впивались въ разсѣченное тѣло, сдирая кожу и мясо клочьями. Но ужаснѣе, чѣмъ физическая боль, было нравственное мученіе: европеецъ христіанинъ терпѣлъ, такое униженіе отъ невѣжественныхъ варваровъ, черныхъ рабовъ халифа, ставшихъ теперь его повелителями!
Высшей мѣрой наказанія была тысяча ударовъ по спинѣ, поясницѣ и груди. Большая часть несчастныхъ, подвергавшихся этой карѣ, не выдерживали истязанія и умирали подъ плетями, такъ что въ концѣ экзекуціи палачи хлестали уже по трупу.