ЧЕРЕЗЪ ОКЕАНЪ ВЪ НОВЫЙ СВѢТЪ.
Пароходъ вышелъ въ море на другой день утромъ. Обязанности Мити были очень несложны и заключались въ чисткѣ парохода по утрамъ и въ дежурствѣ на палубѣ. Благодаря удачному случаю Митя, былъ избавленъ отъ пребыванія въ душной эмигрантской каютѣ и могъ совершить плаваніе черезъ океанъ съ удобствомъ и удовольствіемъ. На вахтахъ онъ любовался моремъ и наблюдалъ пароходную жизнь, которая показалась ему очень любопытной. Огромная верхняя палуба представляла полный просторъ для пассажировъ первыхъ двухъ классовъ; зато несчастные пассажиры третьяго класса могли прогуливаться только по крытой нижней палубѣ вдоль боковъ парохода и почти не видѣли моря, а на ночь ихъ запирали, какъ скотъ, въ душныхъ помѣщеніяхъ. Первые дни погода стояла тихая, и пароходъ, слегка покачиваясь, ходко шелъ впередъ. Изящно одѣтые пассажиры проводили на палубѣ все время. Одни читали, развалясь на удобной мебели, другіе кучками болтали или играли въ особыя игры. Одна игра заключалась въ бросаніи свитыхъ изъ каната колецъ на деревянный столбъ поставленный въ нѣсколькихъ саженяхъ. Это было бы нетрудно, если бы не мѣшала качка, благодаря которой игроки невольно принимали самыя смѣшныя позы, а кольца летѣли мимо при единодушномъ хохотѣ зрителей. Другая игра вызывала еще больше веселья. На палубѣ была начерчена мѣломъ большая фигура, разбитая на клѣтки, какъ шашечная доска. Игроки вооруженные длинными палками съ широкимъ концомъ, толкали ими деревянные кружки, стараясь попасть въ ту или другую клѣтку и выбить изъ нея кружокъ другого игрока. Наклонъ палубы постоянно разстраивалъ разсчеты игроковъ, такъ что многіе горячились и злились, совершенно забывая о качкѣ. По вечерамъ мужчины забирались въ курилку, безцеремонно задирали ноги на столъ и пили пиво или пѣли. Однажды устроили литературно-музыкальный вечеръ. Сперва нѣсколько пѣвцовъ и пѣвицъ спѣли, плохо спѣли, но не взыскательная публика дружно хлопала имъ. Потомъ выступили ораторы и разсказчики, а въ заключеніе какой-то инженеръ прочелъ лекцію о новыхъ открытіяхъ въ области электричества.
На ночь публика уходила спать. Разгуливая тогда по палубѣ, Митя любовался безграничнымъ просторомъ океана и вспоминалъ, какъ онъ училъ въ первомъ классѣ: океановъ пять -- Великій, Атлантическій, Индѣйскій, Сѣверный и Южный Ледовитые. "Вотъ, -- думалъ Митя, -- Атлантическій-то океанъ вотъ онъ какой, не то что на картѣ", и онъ уходилъ на носъ и любовался, какъ пароходъ рѣзалъ воду, разметая на двѣ стороны два величественныхъ фонтана. Брызги этихъ фонтановъ поднимались вверхъ на три сажени и съ шумомъ разсыпались на обѣ стороны. Съ кормы зрѣлище океана было еще любопытнѣе. Винты парохода взбудораживали здѣсь воду въ страшный водоворотъ, и полоса пѣны вилась за пароходомъ далеко по морю. Днемъ пѣна была ярко-голубая, а ночью брызги горѣли сильнымъ фосфорическимъ блескомъ. Казалось, каждая капля воды испускала свой свѣтъ, и все это сливалось въ общее яркое пламя, которое медленно угасало, уносясь вдаль, по мѣрѣ движенія парохода. Митя любовался этимъ зрѣлищемъ цѣлыя ночи, пока не наступало время убирать палубу. Тогда онъ бралъ швабру въ видѣ громадной кисти и вмѣстѣ съ толпой матросовъ ерзалъ ею по палубѣ, поливаемой водой, такъ, что когда дерево высыхало, оно сверкало точно серебро. Затѣмъ Митя бралъ тряпку и мѣлъ и чистилъ мѣдные скобки, прутья каютъ и перила. "Въ имѣньи у насъ, -- думалъ онъ при этомъ, -- все это дѣлали Дуняша, Михайло, а тутъ я".
На третій день плаванья погода измѣнилась къ худшему. Поднялся сильный вѣтеръ, который скоро перешелъ въ штормъ. Густыя мрачныя тучи заволокли все небо, и часто обдавали судно настоящими потоками ливня. По океану катились одна за другой громадныя водяныя горы, покрытыя во всѣхъ направленіяхъ волнами разной величины до мелкой ряби. Порывы вѣтра срывали бѣлые гребешки ихъ и кидали брызги воды высоко въ воздухъ. Пароходъ, переваливаясь съ боку на бокъ, то взбирался на водную гору, то опускался въ черную долину. А навстрѣчу росла подъ самыя небеса новая водяная громада, которая надвигалась съ мрачной рѣшимостью залить судно. Пароходъ глубоко зарывался носомъ въ воду, затѣмъ медленно подымалъ его и ползъ вверхъ, а бѣшеныя волны катились въ это время по всей палубѣ и яростно хлестали въ бока, такъ что корпусъ судна дрожалъ и гудѣлъ. На мокрой, скользкой палубѣ невозможно было оставаться. При малѣйшей неосторожности волна могла сорвать и снести въ море. Хотя всѣ снасти и подвижныя вещи были крѣпко привязаны, но то и дѣло что-нибудь отрывалось и хлопало, какъ птица крыломъ. Матросы осторожно пробирались вдоль бортовъ, цѣпляясь за что попало, и закрѣпляли сорвавшуюся снасть или скамейку. На случай крушенія, на верхней палубѣ было подвѣшено множество лодокъ и даже два большихъ паровыхъ катера, а въ каютахъ надъ каждымъ пассажиромъ висѣли пробковые пояса, и Митя съ тревогой думалъ, не придется ли ему барахтаться въ соленой водѣ въ такомъ нарядѣ. Пассажиры забились въ койки и мучились морской болѣзнью. Въ третьемъ классѣ, набитомъ биткомъ, происходило что-то ужасное: люди стонали и метались среди страшнаго безпорядка, вой и плачъ женщинъ и дѣтей сливались съ адскими проклятіями больныхъ. Матросы съ мрачными лицами, вооруженные ведрами и швабрами, то и дѣло подмывали полъ, кидаемые качкой то туда, то сюда. Никто почти ничего не ѣлъ. За ужинъ въ первомъ классѣ изъ трехсотъ съ лишнимъ пассажировъ за столъ сѣло всего пятнадцать человѣкъ, и хотя посуда была поставлена въ особыя рамки, но супъ и соусы качались въ тарелкахъ и мискахъ, обливая скатерть и платья пассажировъ. Изъ каютъ доносились проклятья и стоны больныхъ.
Ночь наступала черная и мрачная. Капитанъ приказалъ убавить ходъ, потому-что машинистъ донесъ ему о плохомъ состояніи машины: качка парохода вліяла на дѣйствіе сложнаго механизма и, кромѣ того, винты работали неправильно -- они поочередно, а то и оба заразъ обнажались изъ воды и съ бѣшеной быстротой, но совершенно безплодно вертѣлись въ воздухѣ. Ночью шальной валъ разбилъ въ щепы одинъ ботъ и сорвалъ въ море другой, причемъ едва не увлекъ съ собой помощника капитана и матроса.
Митя съ ужасомъ смотрѣлъ на разъяренный океанъ, а матросы-товарищи удивлялись, какъ это его не беретъ морская болѣзнь. Къ утру положеніе стало опаснымъ. Штормъ не прекращался, а разыгрывался сильнѣе и сильнѣе. Въ природѣ происходило что-то ужасное -- небо и океанъ, казалось, вступили въ дружный союзъ съ цѣлью доканать желѣзное чудовище, которое гудѣло и дымило своими тремя гигантскими трубами, отчаянно сопротивляясь ихъ бѣшеному напору. По приказу капитана осмотрѣли и приготовили боты, осмотрѣли незамѣтно отъ пассажировъ и другія спасательныя принадлежности -- капитанъ не хотѣлъ возбуждать среди нихъ тревогу. Начальство ходило озабоченное, -- лица матросовъ были мрачно насуплены.
-- Еще сутки, услыхалъ Митя въ сторонѣ слова подшкипера, и наша посудина не въ состояніи будетъ держаться, -- машина расхлябалась.
Наконецъ качка одолѣла и Митю. Онъ слегъ и пролежалъ до утра въ матросской каютѣ, а когда утромъ очнулся, то былъ пораженъ тишиной и ровнымъ ходомъ судна. Когда онъ поднялся на палубу и оглянулся, то къ немалому изумленію увидалъ ясное небо и море, которое спокойно катило низкія гладкія волны. Палуба 1-го класса была усыпана выздоровѣвшими пассажирами.
-- Китъ! -- крикнулъ кто-то, указывая пальцемъ въ море.
Митя посмотрѣлъ туда и увидалъ черную полоску и небольшой фонтанчикъ. Вскорѣ китъ подплылъ ближе и можно было видѣть его широкую черную спину и столбъ пара и брызгъ, которые онъ съ шумомъ выпускалъ черезъ ноздри. Въ воздухѣ съ крикомъ носились чайки. Медленно и мѣрно махая колѣнчатыми крыльями, онѣ кружились кругомъ судна, садились, точно приклеивались, къ снастямъ и снова, отрываясь, съ крикомъ неслись прочь. Въ этотъ день, оказавшимся воскреснымъ, на пароходѣ произошли два событія: отслужили церковную службу -- католическую въ каютѣ 1-го класса, лютеранскую -- во второмъ, и вышелъ номеръ пароходной газеты -- на суднѣ оказалась даже типографія.
Въ полдень Митя увидѣлъ вдали паруса, но это оказались не паруса, а ледяныя горы. Пароходъ, оказывается, пересѣкъ теплое теченіе Гольфштромъ, которое движется съ юго-запада на сѣверо-востокъ вдоль американскаго берега, и вступилъ въ полосу холоднаго теченія, которое спускается узкой полосой съ сѣвера, вклиниваясь между Гольфштромомъ и американскимъ берегомъ. Это оно и приноситъ громадныя ледяныя горы или айсберги, которыя медленно и величественно плывутъ на югъ, гдѣ ихъ ждетъ тепло и смерть. Надъ студеной водой холоднаго теченія воздухъ замѣтно холоднѣе, а когда теплый и влажный воздухъ Гольфштрома смѣшивается съ нимъ, то осаждаетъ густой туманъ, который стоитъ на морѣ плотной стѣной. Оттого эту часть моря американцы называютъ "холодной стѣной".
Скоро Митя познакомился съ этимъ туманомъ. Пароходъ врѣзался въ стѣну его, такъ что съ кормы видно было, какъ передняя часть судна уходила въ молочную массу и становилась невидима. Черезъ минуту плотный туманъ обволокъ все. Пароходъ сильно замедлилъ ходъ и пустилъ въ дѣло сирену, то есть паровой ревунъ, который издавалъ пронзительный ревъ, слышный, говорятъ, за пять верстъ. Ямериканскій берегъ было уже недалеко, и можно было въ туманѣ столкнуться съ другимъ судномъ. Вдругъ машина стала, а затѣмъ дала задній ходъ. Судно медленно поползло назадъ, а навстрѣчу ему вѣтеръ несъ холодный рѣзкій воздухъ. Митя глянулъ случайно вверхъ и увидалъ тамъ вдали слабо свѣтившееся сквозь туманъ облако. Но это было не облако, а блестящая верхушка ледяной горы. Оказалось, пароходъ едва не столкнулся въ туманѣ съ ледяной горой. Капитанъ во время почуялъ перемѣну въ воздухѣ, такъ какъ тающая ледяная гора плыветъ словно окутанная пеленой холода, который распространяется кругомъ нея. Пароходъ отпятился назадъ, потомъ взялъ слегка вправо и осторожно обошелъ громадину. Черезъ часъ онъ, несмотря на гудѣвшую сирену, едва не столкнулся съ другимъ пароходомъ. Громадная масса его, невидимая въ туманѣ, съ шумомъ и плескомъ пронеслась въ пятидесяти саженяхъ лѣвѣе.
На другой день, около полудня, среди пассажировъ распространилась вѣсть, что виденъ берегъ. Митя побѣжалъ на носъ и увидѣлъ вдали низкую отмѣль, а вскорѣ стали видны постройки и фабричныя трубы. Эмигранты повылѣзли наверхъ, иные блѣдные, съ измученными лицами. Одни радовались и набожно крестились, другіе стали собирать вещи. Матросы начали укрѣплять и приводить въ порядокъ причалы и паровыя лебедки. Вокругъ то и дѣло неслись парусныя лодки, большіе и маленькіе пароходы, иные съ музыкой, полные публики. Городъ медленно выплывалъ изъ моря со своими высокими домами, трубами, мостами. Вотъ налѣво видна гигантская статуя: женщина въ бѣлой хламидѣ на высокомъ пьедесталѣ держитъ высоко въ воздухѣ факелъ-фонарь. Это была статуя-маякъ, изображавшая "Свободу". Ее подарила Американскимъ Штатамъ Французская республика въ 1886 г., въ день столѣтія американской свободы. Статуя стояла на островѣ и служила маякомъ.
-- Пьедесталъ, -- говорилъ какой-то. пассажиръ Митѣ, -- въ 22 сажени, фигура въ 16, а вся до верха факела 21 сажень, итого 43 сажени. У нея носъ въ 4 1/2 фута, а средній палецъ 8 футовъ въ длину.
-- Какъ же зажигаютъ фонарь?-- заинтересовался Митя.
-- Она пустая, -- отвѣчалъ тотъ, -- вся изъ толстыхъ мѣдныхъ листовъ, а внутри есть лѣстницы до самаго верху, двѣ лѣстницы винтовыя, одна -- подниматься, другая -- сходить. Это называется "Статуя Свободы, освѣщающая міръ".-- Господинъ помолчалъ, вздохнулъ и добавилъ: "Посмотримъ, точно ли здѣсь свобода освѣщаетъ или, лучше сказать, просвѣщаетъ -- ну, пусть не весь міръ, а хотя бы человѣка!"