Второй экзаменъ. Неудача Вана. Ему приходится вести скитальческую жизнь китайскаго "пролетарія", т.-е. жизнь наемнаго рабочаго, не имѣющаго другихъ средствъ къ жизни, кромѣ своей рабочей силы. Миссіонеры-проповѣдники христіанства въ Китаѣ. Выносливость китайца.
Между тѣмъ, наступило для Вана время сдавать второе испытаніе, второй экзаменъ -- экзаменъ на званіе "цзюй-женя". Ванъ съ товарищами и старымъ ученымъ отправились въ городъ, гдѣ экзаменъ былъ назначенъ. Они остановились въ гостиницѣ. Она, оказалось, была биткомъ набита такими же, какъ Ванъ, молодыми людьми, пріѣхавшими для экзамена. Говорили, что на этотъ разъ ихъ собралось до 15.000. Прибыли и ученые мандарины-экзаменаторы.
На большой площади города, обведенной высокою стѣной съ одними только воротами, стоялъ домъ для мандариновъ. Вокругъ него было построено болѣе 9.000 каменныхъ каморокъ безъ оконъ, съ низкой дверью.
Въ день начала экзаменовъ у воротъ этой "испытательной храмины" толпилось множество молодыхъ людей. Они пришли съ одѣялами, съ запасной одеждой, со свѣчами; принесли съ собой и запасъ пищи на нѣсколько дней, чайники, чашки. Ихъ провожали родственники. Многіе плакали отъ волненія и страха.
* * *
Въ воротахъ особые служители строго обыскивали каждаго, досматривали -- нѣтъ-ли у кого въ вещахъ или подъ платьемъ спрятанной книги.
Переступивъ за ворота, вся толпа испытуемыхъ собралась у дома ученыхъ мандариновъ. Мандарины дали каждому изъ молодыхъ людей по красной бумажкѣ, гдѣ было обозначено, о чемъ кому писать на экзаменѣ. Затѣмъ служители развели испытуемыхъ по каморкамъ и заперли ихъ тамъ на два дня.
Очутившись въ своей кельѣ, Ванъ зажегъ свѣчку и принялся писать на выданномъ листкѣ бумаги. Ему надо было написать три сочиненія; изъ нихъ одно -- въ стихахъ и при томъ такъ, чтобы въ сочиненіи было не больше 400, и не меньше 300 знаковъ. Ванъ сидѣлъ, теръ себѣ лобъ, припоминалъ кудрявыя изреченія и знаки ихъ и стряпалъ изъ нихъ замысловатыя, напыщенныя предложенія. Въ кельѣ съ трудомъ можно было повернуться, было душно... ноги и руки затекали, голова кружилась, но Ванъ крѣпился. Ему казалось даже, что онъ пишетъ хорошо.
На третій день пришли чиновники и отобрали сочиненія. Они передали ихъ ученымъ мандаринамъ для поправки.
Черезъ день молодыхъ людей снова заперли и приказали написать пять сочиненій въ три дня. Какъ ни скверно было Вану въ духотѣ и тѣснотѣ, онъ выполнилъ и эту задачу. Но не всѣ были такъ счастливы. Нѣсколькихъ молодыхъ людей, слабыхъ, болѣзненныхъ, нашли въ кельяхъ въ обморокѣ, полуживыми; двое умерли въ тяжкомъ затворѣ отъ духоты и волненія.
Темъ не менѣе, едва давъ испытуемымъ день отдыха, ихъ снова заперли. Этотъ разъ приказано было въ три дня написать сочиненіе, о чемъ кто хочетъ. Этимъ испытаніе кончилось.
Ученые мандарины принялись за просмотръ написанныхъ работъ и сидѣли за этимъ дѣломъ три недѣли. Каково было испытуемымъ ждать ихъ рѣшенія! Изъ 15.000 пропустить можно было только 75 лучшихъ!
Наконецъ, мандарины объявили имена этихъ счастливцевъ... Увы, въ числѣ ихъ имени Вана не было!
* * *
Рѣшенія мандариновъ вызвали, однако, серьезныя возраженія. По поводу молодого китайца, который выдержалъ экзаменъ лучше всѣхъ, землякъ его, изъ зависти, подалъ заявленіе, въ которомъ утверждалъ, что счастливый соперникъ его -- "внукъ цирульника".
Цырульники, актеры, судорабочіе и ихъ потомки до третьяго колѣна не имѣютъ права экзаменоваться.
Разобрали дѣло. Оказалось, что заявленіе справедливо. Молодого человѣка, несмотря на его блистательныя работы, званія "цзюй-женя" не удостоили. Городскіе цырульники такъ обидѣлись за своего собрата, что отказались брить головы и заплетать косы. А коса -- украшеніе всякаго китайца, и онъ всегда заботится, чтобы она была въ порядкѣ. Мандаринъ -- правитель города, приказалъ ловить цирульниковъ, собралъ ихъ въ тюрьмы, билъ палками по пятамъ, но это не помогало... Цырульники стали разбѣгаться, возмутили цирульниковъ сосѣднихъ городовъ... "Собратъ" невышелъ въ "цзюй-жени", а нужда вскорѣ заставила цырульниковъ вновь приняться за работу.
Другая исторія разыгралась еще болѣе печально. Въ числѣ выдержавшихъ испытаніе былъ племянникъ одного изъ ученыхъ мандариновъ. Оказалось, что, исправляя его сочиненіе, дядя скрылъ нѣсколько ошибокъ. Мандарина схватили и отослали въ столицу. Тамъ его судили и... отрубили ему голову.
* * *
Однако, Вану отъ того легче не стало, -- онъ все-таки не попалъ въ число 75-ти счастливцевъ!
Ему было горько, совѣстно передъ отцомъ, который такъ надѣялся, такъ желалъ видѣть его мандариномъ! Вернуться къ отцу, явиться въ семью, въ свою деревню неудачникомъ ему не позволяло самолюбіе... А продолжать работу, попытать счастья еще разъ, хотя-бы черезъ годъ, онъ не хотѣлъ. Безсмысленныя занятія ему опротивѣли.
Онъ не зналъ, что дѣлать? Наконецъ, рѣшилъ бѣжать "куда глаза глядятъ", пробиваться собственными силами и не возвращаться домой, пока какъ-нибудь не пристроится.
Послѣ экзамена старый наставникъ, съ которымъ онъ пріѣхалъ, долго искалъ его, не нашелъ, и такъ и уѣхалъ безъ него съ остальными питомцами, которыхъ постигла неудача такъ же, какъ Вана.
* * *
Между тѣмъ, Ванъ слонялся по улицамъ большого города безъ крова и денегъ и старался придумать,-- чѣмъбы прокормиться? Но въ городѣ было такъ много всякихъ бездомныхъ бѣдняковъ, готовыхъ взяться за всякую работу, что никто не нуждался въ Ванѣ. Онъ заходилъ въ лавочки, спрашивалъ -- не надо-ли приказчика? освѣдомлялся въ харчевняхъ -- не потребуется-ли слуга? цѣлыми часами толкался на базарѣ въ ожиданіи -- не найметъ-ли его кто-нибудь въ носильщики, на какую-нибудь работу... Все напрасно!
Задумалъ было Ванъ даже поступить въ солдаты. Но для этого приходилось сдать особый экзаменъ.
Тутъ не требовалось вздорной премудрости, которую Ванъ изучалъ столько лѣтъ, а требовались сила, ловкость: на экзаменѣ надо было натянуть длинный, тугой лукъ, пустить изъ него въ цѣль три мѣткихъ стрѣлы, поднять большую тяжесть. Этого Ванъ не могъ.
Блѣдный, исхудалый, шатался онъ по улицамъ, съ завистью поглядывая на уличныхъ закусочниковъ, у которыхъ на длинныхъ жердяхъ болтались повѣшенныя за хвосты жареныя крысы -- лакомая пища китайскихъ бѣдняковъ.
Ванъ такъ-бы и пропалъ, если-бы на четвертый день голоднаго шатанія его не подобралъ, полуживого, подъ заборомъ какой-то старикъ въ очкахъ, въ китайской одеждѣ, но съ чужимъ, не китайскимъ лицомъ. Старикъ ласково разспросилъ Вана -- почему онъ такъ отощалъ, а затѣмъ увелъ его въ домъ съ обширнымъ дворомъ. Здѣсь жило еще нѣсколько несчастныхъ, голодныхъ бродягъ, такихъ же, какъ Ванъ. Во дворѣ была школа. Въ ней обучалось много китайскихъ сиротъ. Возлѣ школы стояло странное зданіе, какихъ китайцы не строятъ. Внутри зданія въ полумракѣ, передъ крестомъ и передъ картинами въ позолоченныхъ рамахъ горѣли свѣчи; люди въ странной одеждѣ пѣли и очень хорошо играли у большого шкафа съ мѣдными трубами... На башнѣ того же зданія висѣли колокола.
Вана накормили; дали ему постель. Отъ китайской прислуги Ванъ узналъ, что находится въ домѣ французскихъ миссіонеровъ -- "заморскихъ дьяволовъ", которые ничего худого не дѣлаютъ, а только предлагаютъ всѣмъ китайцамъ перемѣнить китайскую вѣру на ихъ -- "католическую". Узналъ онъ, что зданіе, въ которомъ жгутъ свѣчи передъ крестомъ и картинами, поютъ и играютъ, -- католическая церковь, а шкафъ съ трубами -- музыкальный инструментъ, орг а нъ.
Миссія -- слово французское. Оно, собственно, значитъ "посольство". Иногда его и употребляютъ въ этомъ смыслѣ. Такъ, вмѣсто "Россійское посольство" говорятъ "Россійская миссія"; но чаще подъ словомъ "миссія" разумѣютъ именно группу людей, отправленныхъ для проповѣди христіанства. Миссіонеръ -- посланный на проповѣдь.
Въ Китаѣ миссіонеры стараются обратить не-христіанъ къ христіанству. Къ сожалѣнію, многіе изъ нихъ дѣйствуютъ при этомъ не только проповѣдью и примѣромъ христіанской жизни, а способами очень непривлекательными, напримѣръ, подкупаютъ бѣдняковъ, чтобы они крестились.
Проповѣдь чужого вѣроученія, призывая къ отторженію отъ вѣры предковъ, конечно, непріятна китайцамъ, поэтому они относятся къ миссіонерамъ враждебно; иногда позволяютъ себѣ и насилія противъ непрошенныхъ проповѣдниковъ. А въ такихъ случаяхъ миссіонеры нерѣдко прибѣгаютъ къ заступничеству христіанскихъ правительствъ и тѣмъ даютъ европейскимъ державамъ поводъ лишній разъ впутаться въ китайскія дѣла, причемъ державы требованія свои всегда готовы поддержать военною силой. Это еще болѣе вооружаетъ китайцевъ и противъ миссіонеровъ, и противъ всѣхъ "заморскихъ дьяволовъ".
* * *
Измѣнять вѣрѣ предковъ Ванъ не имѣлъ никакой охоты, но онъ былъ очень благодаренъ за данный ему пріютъ. Когда два миссіонера, одинъ -- старикъ, другой -- помоложе, собрались въ сосѣдній городъ, Ванъ, изъ благодарности, вызвался даже везти въ тачкѣ старика, которому, по слабости, ѣхать на мулѣ было тяжко.
Дорога шла по холмистой мѣстности... Ванъ обливался потомъ, толкая тяжелую тачку.
Вотъ громадное поле, засѣянное высокимъ гаоляномъ... Вдругъ изъ чащи гаоляна выскакиваетъ нѣсколько крупныхъ китайцевъ... Они вооружены ножами, дрекольемъ... накидываются на миссіонеровъ, стаскиваютъ одного съ тачки, другого съ мула, хватаютъ Вана... Другой слуга, который былъ понятливѣе Вана, быстро сбросилъ башмаки и пустился бѣжать по дорогѣ... Только пятки его сверкали! Два разбойника кинулись въ догонку, но не могли настигнуть прыткаго китайца.
Разбойники связали миссіонерамъ руки...
-- Ты христіанинъ?-- спросили они у Вана.
-- Нѣтъ, я не измѣнялъ вѣрѣ отцовъ,-- отвѣчалъ Ванъ. Услыхавъ этотъ отвѣтъ, его не стали вязать; однако, вмѣстѣ съ миссіонерами поволокли въ чащу гаоляна. Здѣсь плѣнниковъ тщательно обыскали. Денегъ при нихъ оказалось очень мало.
-- Куда вы запрятали серебро? Подавайте его сюда, не то начнемъ пытать васъ!-- кричалъ атаманъ шайки.
-- Убьемъ!-- угрожали его товарищи и махали оружіемъ.
Но миссіонеры не растерялись. Связанные по рукамъ, они спокойно стояли среди разбойниковъ и кротко увѣряли, что у нихъ денегъ съ собою больше нѣтъ. Ванъ подтвердилъ, что они говорятъ правду.
-- Эти "заморскіе дьяволы", -- прибавилъ онъ, -- не злые люди. Я не ихъ вѣры, только нанялся въ услуженіе. Но не могу не засвидѣтельствовать истины: не видѣлъ отъ нихъ ничего худого. Пощадите, не убивайте ихъ!
Китайскіе разбойники обыкновенно нападаютъ только на людей богатыхъ, бѣдныхъ же простолюдиновъ не трогаютъ. Возстановлять противъ себя населеніе имъ не расчетъ, да съ бѣдныхъ и взять нечего.
Потащили разбойники плѣнныхъ подальше отъ большой дороги, въ горы. Старикъ миссіонеръ съ трудомъ передвигалъ ноги... поднималъ глаза къ небу и шепталъ молитвы.
-- Смотрите, -- сказалъ одинъ изъ бродягъ,-- онъ колдуетъ! Не напустилъ-бы онъ на насъ злыхъ духовъ!
-- Нѣтъ, мой другъ, я только молюсь!-- отвѣтилъ старикъ. И онъ, и молодой спутникъ его хорошо говорили по-китайски.
Они встрѣтили бѣду спокойно. Они свыклись съ жизнью среди опасностей. Они знали, что китайцы не любятъ "заморскихъ дьяволовъ" и особенно миссіонеровъ. При народныхъ волненіяхъ китайцы первымъ дѣломъ поджигаютъ миссіи и избиваютъ миссіонеровъ и китайцевъ-христіанъ, благо они подъ рукой, и на нихъ можно излить злобу, которая накопилась противъ "бѣлыхъ", которые издалека тревожатъ Китай своими притязаніями и насиліями.
-- Чего имъ нужно отъ насъ!-- кричитъ чернь.-- Мы не лѣземъ въ ихъ страну; зачѣмъ же они приходятъ къ намъ, зачѣмъ нарушаютъ нашъ покой и старину? Или они думаютъ, что ихъ вѣра, ихъ обычаи лучше нашихъ?
Въ горахъ бродяги содрали съ плѣнниковъ ихъ одежды, вошли въ какую-то пещеру, развели въ ней огонь и разсѣлись вокругъ него. Миссіонеровъ же оставили у входа. Несчастные совсѣмъ продрогли отъ холода.
-- Что же съ ними дѣлать?-- разсуждали разбойники.
-- Убить!-- кричали одни.
-- Конечно!-- поддерживали другіе.-- Что съ нихъ возьмешь!
-- Вотъ что, братцы!-- рѣшилъ, наконецъ, атаманъ.-- Убить ихъ -- толку мало. Чего ради мы сидѣли, караулили въ гаолянѣ? Лучше возьмемъ съ нихъ выкупъ. Пусть этотъ молодецъ (атаманъ указалъ на Вана) возьметъ отъ нихъ записку къ ихъ братьямъ и принесетъ выкупъ -- 1000 фунтовъ серебра!
-- Правильно!.. Такъ!-- согласились бродяги.
Атаманъ подошелъ къ старику.
-- Пиши своимъ, чтобы присылали скорѣе за васъ выкупъ въ тысячу фунтовъ серебра!-- повелительно сказалъ онъ.
-- У нашихъ братьевъ нѣтъ столько серебра, -- кротко замѣтилъ миссіонеръ.
-- Пиши: "1000 фунтовъ"!-- повторилъ разбойникъ.-- Не то...
Миссіонеръ отказался:
-- Не могу, нѣтъ у насъ такихъ денегъ, и достать негдѣ!
Разбойники пригрозили пыткой и, вѣроятно, выполнили бы свою угрозу, если-бы часовые не забили тревогу...
Всѣ всполошились... Однако напрасно. Къ пещерѣ приближались не солдаты, а христіане китайцы. Они услыхали о нападеніи отъ бѣжавшаго слуги и пришли умолять, чтобы отцовъ ихъ духовныхъ отпустили съ миромъ. Имъ удалось увѣрить разбойниковъ, что миссіонеры, дѣйствительно, люди бѣдные. Бродяги съ проклятіями согласились отпустить ихъ за 50 фунтовъ серебра.
Старикъ-миссіонеръ написалъ записку, въ которой просилъ духовныхъ дѣтей своихъ порадѣть объ освобожденіи его и его товарища.
Два дня слонялся Ванъ по городу съ этой запиской миссіонера прежде, чѣмъ ему удалось собрать нужныя деньги.
Получивъ, наконецъ, свободу, миссіонеры были такъ изнурены, что вернулись въ свой городъ, отказавшись отъ предположеннаго путешествія.
Они были очень тронуты поведеніемъ Вана, вновь предлагали ему остаться у нихъ и креститься. Ванъ снова отказался.
Онъ видѣлъ, что въ христіанство большею частью обращаются бѣдняки въ надеждѣ этимъ облегчить свою жизнь; видѣлъ, что прочіе китайцы сторонятся отъ отщепенцевъ, а онъ былъ китаецъ душою и не могъ отрѣшиться отъ китайскихъ воззрѣній, отъ родной старины. Миссіонеры подарили ему порядочную одежду, дали денегъ... Затѣмъ онъ снова очутился на улицѣ.
* * *
Ему было тоскливо на чужой сторонѣ, ему хотѣлось повидать своихъ, но въ то же время стыдно было показаться на глаза своей деревнѣ. Не удалось пробраться въ мандарины, такъ хотѣлось, по крайней мѣрѣ, вернуться на родину не оборваннымъ неудачникомъ, а человѣкомъ достаточнымъ.
Но какъ разбогатѣть, когда на рукахъ всего одинъ таель серебра, т.-е. 250 кэшей? Заняться мелкой торговлей? Но мелкихъ торговцевъ и такъ много!.. Ремесла Ванъ не зналъ, а въ учителя никто не возьметъ уличнаго оборванца. Ванъ, однако, не отчаивался и упорно присматривался -- чѣмъ-бы заняться?
Китаецъ вообще трудно поддается отчаянію. Онъ упоренъ въ преслѣдованіи своихъ цѣлей, трудолюбивъ, чрезвычайно умѣренъ въ пищѣ, стойко выноситъ лишенія, самой смерти глядитъ въ глаза равнодушно. Ванъ толкался на базарахъ, шлялся по улицамъ, прислушивался, присматривался, скупо тратя свои кэши, питаясь однимъ рисомъ...
Однажды онъ стоялъ въ толпѣ всякаго званія людей, которые окружили въ темномъ закоулкѣ какихъ-то подозрительныхъ китайцевъ. Протискавшись впередъ, Ванъ увидѣлъ, что тутъ идетъ игра.
Китайцы вообще страстные игроки. У нихъ множество азартныхъ игръ. Играютъ почти всѣ, особенно женщины. Во фруктовыхъ лавкахъ, напримѣръ, играютъ "въ апельсины". Торговецъ беретъ изъ кучки апельсинъ и предлагаетъ покупателямъ отгадать -- сколько въ немъ зернышекъ?
-- 20!.. 17!.. Ни одного!.. два!..-- раздаются голоса.
Торговецъ взрѣзаетъ апельсинъ и считаетъ въ немъ зерна. Кто случайно отгадаетъ число зеренъ, получаетъ апельсинъ, да въ придачу -- пять разъ стоимость его деньгами.
Въ городахъ вездѣ множество игорныхъ домовъ -- для богатыхъ, для бѣдныхъ, даже для нищихъ.
Въ кучкѣ, къ которой подошелъ Ванъ, играли въ "чинтау". На небольшомъ столикѣ лежала четырехугольная доска съ нумерами по угламъ: No 1, No 2, No 3, No 4. Хозяинъ доски высыпалъ на середину горсть кэшей и сейчасъ же прикрывалъ ихъ блюдечкомъ. Играющіе ставили кэши на одинъ изъ угловъ -- кто сколько хотѣлъ. Тогда хозяинъ поднималъ блюдечко и считалъ свои кэши, откладывалъ ихъ въ сторону кучками по четыре монеты въ каждой. Если, послѣ такого отбора полныхъ кучекъ, на столѣ оставался одинъ кэшъ, -- хозяинъ выдавалъ по кэшу на каждый кэшъ ставки No 1. Если оставалось два кэша, -- выигрывалъ No 2; оставалось три, -- выигрывалъ No 3; если оказывалось, что всѣ кэши уложились безъ остатка, -- выигрывалъ No 4.
Вана эта игра забрала за живое...
-- Дай, -- подумалъ онъ,-- попытаю счастья и я!..
Положилъ 10 кэшей на No 3... и выигралъ!.. Положилъ затѣмъ на No 4, и снова выигралъ. Ванъ покраснѣлъ, жадность разгорѣлась въ немъ, и онъ продолжалъ играть; выигрывалъ, проигрывалъ, снова проигрывалъ еще больше... Вдругъ раздался крикъ:
-- Дао тай (градоначальникъ) съ солдатами ѣдетъ!
Толпа игроковъ быстро разсыпалась по переулкамъ.
Ванъ нащупалъ въ своемъ карманѣ 10 кэшей -- какъ разъ сколько нужно, чтобы купить у уличнаго разносчика порцію риса.
На другой день Вана ожидалъ голодъ. Онъ долго не могъ сообразить -- какъ вывернуться изъ бѣды.
Но голодъ, говорятъ, великій учитель! Ванъ извернулся. Изъ найденной булавки онъ сдѣлалъ крючекъ, навязалъ его на нитку, нитку привязалъ концомъ къ тростинкѣ -- получилась удочка. Утромъ рано Ванъ наловилъ на навозной кучѣ мухъ и выбрался со своей удочкой на рисовыя болота. Тамъ, равнодушный къ ругани сторожей, онъ сталъ ловить на приманку большихъ зеленыхъ лягушекъ. Тутъ же занимались ловлей лягушекъ и другіе бѣдняки.
Они ссорились, гоняли другъ друга съ "хорошихъ мѣстъ"... Вану везло; вечеромъ онъ наловилъ 17 лягушекъ и сбылъ свой товаръ лавочнику, который торговалъ этимъ китайскимъ лакомствомъ, по кэшу за лягушку. Оказалось у него 17 кэшей, -- двѣ копейки на наши деньги. Бѣдняки въ Китаѣ питаются почти однимъ рисомъ, а рисъ дешевъ, на 17 кэшей можно было прожить кое-какъ, поэтому Ванъ не оставилъ своего промысла. Вскорѣ присоединился къ нему еще и другой.
Когда лягушки не клевали, Ванъ ловилъ полевыхъ сверчковъ. Всѣ, конечно, знаютъ этихъ насѣкомыхъ, которые такъ громко стрекочутъ въ травѣ. Сверчки-самцы -- большіе забіяки: какъ только встрѣтятся, непремѣнно подерутся. А китайцы любители разныхъ боевъ между животными. У нихъ процвѣтаютъ пѣтушиные бои, бои перепеловъ, бои сверчковъ... Ванъ ловилъ драчуновъ сверчковъ, сажалъ ихъ въ горшечки съ пескомъ на днѣ, кормилъ и заставлялъ драться. Наиболѣе смѣлыхъ и сильныхъ онъ носилъ на бои со сверчками другихъ любителей; иногда выигрывалъ, иногда выгодно продавалъ своихъ задорныхъ питомцевъ. Это занятіе было уже доходнѣе ловли лягушекъ.
Ванъ голодалъ рѣже, а все-таки еще не могъ выбиться изъ нищеты, изъ грязныхъ притоновъ отдаленныхъ частей города, гдѣ ютились тысячи бѣдняковъ, у которыхъ не было ничего, кромѣ жалкой одежды на плечахъ.
Нищихъ въ китайскихъ городахъ чрезвычайно много: слѣпые съ поводырями, прокаженные, уроды всѣхъ возрастовъ валяются у храмовъ, толпятся на мостахъ, на базарахъ, но прохожіе мало обращаютъ на нихъ вниманія.
Китаецъ -- сказали мы -- выноситъ всякую бѣду, даже смерть съ чрезвычайнымъ спокойствіемъ; за то онъ обыкновенно и къ чужой бѣдѣ относится довольно равнодушно.
Ужасающая, безысходная нужда заставляетъ подчасъ бѣдняковъ китайцевъ лишать себя жизни. Потеряетъ несчастный всякое терпѣніе, отравляется, а того чаще идетъ ночью на площадь и вѣшается на деревѣ или на какомъ-нибудь столбѣ.
На пустыряхъ въ большихъ городахъ нерѣдко можно видѣть умирающихъ отъ голода китайцевъ. Бѣдняки, потерявшіе послѣднюю надежду пропитаться, приходятъ сюда, ложатся на землю и съ терпѣливой покорностью судьбѣ ожидаютъ приближенія смерти. Коршуны и собаки поѣдаютъ ихъ трупы и растаскиваютъ кости.
Ванъ не разъ натыкался на такихъ висѣльниковъ, мимо которыхъ китайцы проходятъ съ полнымъ равнодушіемъ. Нерѣдко Ванъ задавалъ себѣ вопросъ:
-- Не ждетъ-ли и его такая участь?
"Нѣтъ, -- думалъ онъ, -- если придется очень худо, лучше продамъ свою жизнь за большія деньги. Пусть палачъ отрубитъ мнѣ голову, а деньги достанутся роднымъ".
Въ Китаѣ богатому преступнику, котораго судьи приговорили къ смерти, въ нѣкоторыхъ случаяхъ дозволяется нанять себѣ замѣстителя. Ни въ чемъ неповинный бѣднякъ добровольно продаетъ свою жизнь преступнику богачу, чтобы только избавить свою семью отъ нищеты.