10 октября был опубликован приказ Реввоенсовета 4-й армии о переходе всей власти в Самаре и Самарской губернии к Самарскому революционному комитету. Его председателем назначили Куйбышева.
19 ноября 1918 года было созвано чрезвычайное заседание Самарского Совета рабочих и красноармейских депутатов. На этом заседании Куйбышева избрали председателем губисполкома, а затем обсудили вопрос о Брестском договоре. Этот договор Советское правительство аннулировало 13 ноября 1918 года, после революции в Германии, свергшей правительство императора Вильгельма II.
Выступив с докладом об этом, Куйбышев заявил:
— …Многим королям этот документ (постановление об аннулировании договора. — П. Б.) будет стоить трона, а некоторым партиям — политической смерти. Таковы, например, левые эсеры и максималисты, ездившие на брестском коньке. Правые меньшевики и правые эсеры, опираясь на Брестский договор, обманывали трудовую Россию. Теперь у них больше нет аргументов, они политические банкроты… И мне хочется сказать, что я, когда-то противник Брестского мира, ошибался в своих заключениях. Тактика товарища Ленина восторжествовала. Брестский тяжелый, позорный мир сыграл революционную роль и в Германии. Брестский мир — определенно грабительский — показал германским рабочим всю сущность германского империализма.
* * *
Германские империалисты потерпели поражение. Но на смену им пришли империалисты других капиталистических стран. При их содействии гражданская война расширялась и обострялась. Особенно ожесточенной она становилась на Восточном фронте, важнейшем фронте, на котором, по заявлению В. И. Ленина, решалась судьба революции, судьба Советской республики. В связи с этим значительно повышалась роль 4-й армии Восточного фронта.
В декабре 1918 года командование этой армией было поручено Михаилу Васильевичу Фрунзе. Это был испытанный большевик-ленинец, уже в то время завоевавший репутацию крупного, талантливого военного деятеля. Работая военным комиссаром Ярославского военного округа, Фрунзе за короткий срок сумел сформировать и обучить несколько боеспособных частей для усиления советских армий, сражавшихся на фронтах гражданской войны. Партия и Советское правительство высоко оценили его выдающиеся военно-организаторские способности и теперь направили на Восточный фронт.
В штаб армии, в Самару, Фрунзе прибыл 31 января 1919 года и в тот же день встретился с Куйбышевым. Валериан Владимирович увидел человека в простой полувоенной форме. Его округлое добродушное лицо с румянцем, проступавшим сквозь тонкую кожу, было привлекательно. Темно-русые волосы, поднятые кверху и подстриженные ежиком, открывали большой выпуклый лоб. Серые глаза лучились внутренним блеском и оттого казались темнее.
Куйбышев и Фрунзе быстро, с первой же встречи, сошлись, полюбили друг друга. У них оказалось много общего. Были они почти земляками, долгие годы жили в Средней Азии: один — в Кокчетаве, другой — в Пишпеке. Позже, в период первой русской революции, они, будучи студентами, жили в Петербурге и принимали активное участие в революционной борьбе. Затем оба были в ссылке в одной и той же Иркутской губернии, неподалеку друг от друга: один — в Тутурах, другой — в Манзуркс. Оба удачно бежали из ссылки. Но особенно сближали их, роднили одинаковые убеждения и взгляды, их большевистская принципиальность и стойкость, непоколебимая преданность партии и ее вождю В. И. Ленину. И вот теперь они встретились в Самаре, чтобы вместе работать.
Куйбышев ознакомил Фрунзе с общим положением в 4-й армии в прифронтовом районе. Положение было тяжелое, угрожающее. Углублялась разруха народного хозяйства. В деревнях усиливалось кулацкое влияние. Все чаще вспыхивали контрреволюционные мятежи.
Пробравшись с коварной целью в красноармейские штабы, контрреволюционеры принимали в ряды Красной Армии кулаков и прочих антисоветских людей. Под их зловредным влиянием боеспособность отдельных красноармейских частей ослабевала. Дисциплину часто нарушали не только рядовые бойцы, но и командиры. Иногда при обсуждении боевых приказов такие командиры отказывались выполнять их. Другие требовали смены своих частей и отвода их в тыл, угрожая самовольным уходом. Были даже случаи открытых мятежей и кровавые расправы. Так, 20 января 1919 года на станции Озинки мятежники убили члена Реввоенсовета 4-й армии Г. Д. Линдова и политического комиссара армии В. П. Мяги.
Вследствие этого и положение на фронте было непрочным. Правда, незадолго до приезда Фрунзе в Самару 4-я армия одержала крупную победу: был освобожден от белогвардейцев город Уральск. Однако закрепить и развить этот боевой успех с такой армией было невозможно. К тому же ее фронт оказался очень растянутым и во многих местах открытым для вражеских прорывов. Не было ни окопов, ни укреплений. То красноармейские отряды прорывались далеко вперед, то белогвардейцы совершали дерзкие броски в тыл советских войск.
4-я армия сражалась на южном участке Восточного фронта против белогвардейских полчищ бывшего царского адмирала Колчака.
В то время Колчак был самым опасным противником Советского государства, так как его поддерживали не только кулаки и прочие внутренние враги советской власти, но и зарубежные империалисты, объединившиеся против молодой Советской республики с первых дней ее существования.
Американский президент Вильсон, которого В. И. Ленин считал «главой американских миллиардеров, прислужником акул капиталистов»[11], и английский министр Черчилль были главными вдохновителями и организаторами вооруженного нападения на Советскую республику. Им особенно был обязан Колчак. «Считаю отрадным долгом, — писал Колчак Черчиллю, — выразить вашему превосходительству глубокую признательность за ту материальную помощь и сердечную поддержку, которую Великобритания неуклонно оказывала нашей армии».
Большую помощь колчаковцы получали также и от Вильсона. Из американских военных складов отправляли Колчаку винтовки, пулеметы, орудия, самолеты, патроны, снаряды, обмундирование.
Помогая Колчаку, империалисты в то же время наживались. За их помощь Колчак расплачивался золотом, украденным у русского народа. Только американским и английским империалистам Колчак передал свыше ста тонн золота. Кроме того, из Сибири и Дальнего Востока интервенты в уплату за военное снабжение вывозили хлеб, мясо, масло, меха.
При поддержке своих зарубежных хозяев Колчак сумел посредством обмана и угроз мобилизовать огромную, четырехсоттысячную армию. Охрану колчаковского тыла взяли на себя интервенты. Их войска (около ста пятидесяти тысяч солдат и офицеров) захватили Дальний Восток и Сибирь, держали в своих руках железные дороги, хозяйничали в городах и селах, подавляли партизанское движение, помогая колчаковским полчищам продвигаться дальше к Волге.
Советской России угрожал опасный враг.
Конечно, Куйбышеву было известно о теснейшей связи Колчака с его зарубежными покровителями. Борьба с Колчаком осложнялась еще и тем, что положение внутри страны и в армии было весьма тяжелое.
Зимой 1919 года ожесточенные бои шли на юге Урала, где надо было добить белое казачество. Борьба велась в трудных зимних условиях. На фронте свирепствовали лютые морозы и бураны. Красноармейские части находились далеко от железной дороги, что сильно затрудняло их снабжение.
В январе 1919 года 4-я армия заняла Уральск, а в марте — Лбищенск. В рядах казачества началось разложение. Тысячи казаков сдавались в плен. Сопротивление было сломлено.
В боях за Лбищенск отличилась знаменитая Чапаевская дивизия. Куйбышев уже давно оценил выдающиеся способности ее командира Василия Ивановича Чапаева, недюжинный талант этого народного полководца, его отвагу и природную сметку. Когда Фрунзе принял командование 4-й армией, Валериан Владимирович порекомендовал ему назначить именно Чапаева командиром Александрово-Гайской бригады, а затем командиром 25-й стрелковой дивизии и, как впоследствии оказалось, не ошибся.
Впервые познакомился Куйбышев с Чапаевым во фронтовой обстановке. Как-то, объезжая воинские части, Валериан Владимирович зашел в избу, где находился красноармейский штаб. За простым крестьянским столом сидел сухощавый человек, среднего роста, одетый во френч защитного цвета и синие брюки. Куйбышев сразу заприметил его светло-синие глаза, острые, умные. Это был Чапаев. Склонив голову на руки, он пел вполголоса грустно, почти жалобно:
Сижу за решеткой в темнице сырой…
— Что так грустно поешь, товарищ? — с удивлением спросил его Куйбышев. Он знал, что недавно закончился победно бой, и потому эта песня показалась странной, неуместной.
Чапаев, недовольно посмотрев на незнакомца, продолжал свою печальную мелодию. За Чапаева ответил его неразлучный друг — порученец Петя Исаев. Высунувшись из другой комнаты, он шепотом объяснил Куйбышеву:
— Василий Иванович на разные голоса пост эту песню. Если плохо ему, он на грустный голос поет, если хорошо — на веселый.
— О чем же грустить? Врага отбросили — радоваться надо.
— Боеприпасов мало, продовольствие кончается, — угрюмо промолвил Чапаев, услышав разговор.
— Так я же привез вам и боеприпасы, и продовольствие, и обмундирование, и даже махорку, — весело заявил Валериан Владимирович.
— Привез? — недоверчиво спросил Чапаев. — А кто вы такой?
— Я Куйбышев.
— Ой! Неужто! — воскликнул Чапаев, вскакивая с места и здороваясь с Валерианом Владимировичем.
Чапаев проникся большой любовью и доверием к Куйбышеву, часто обращался к нему за помощью, зная, что тот его поддержит в любую, трудную минуту. А Куйбышев, в свою очередь, познакомившись ближе с Чапаевым, еще более оценил его.
У Чапаева было немало врагов. Троцкий обвинял его в партизанских замашках, привлек к судебной ответственности. Однако Куйбышев решительно выступил в защиту народного полководца и настоял на прекращении судебного дела.
Бывая в районе Чапаевской дивизии, Валериан Владимирович изучал ее личный состав, вел задушевные беседы с ее прославленным командиром. Не раз подвергая свою жизнь смертельной опасности, Куйбышев разъезжал по позициям, занятым полками Чапаевской дивизии, и своими пламенными речами воодушевлял бойцов на дальнейшую борьбу. После его отъезда чапаевцы были уверены, что обещанные патроны, сапоги, гимнастерки, шинели вовремя будут доставлены на фронт.
Но Валериан Владимирович знал, что, несмотря на большую помощь, которая оказывалась красноармейским частям, они еще во многом нуждаются. Всякое благодушие, всякая попытка приуменьшить трудности, скрыть армейские недостатки возмущали Куйбышева.
Однажды к нему явился корреспондент Российского телеграфного агентства. Валериан Владимирович коротко рассказал о положении на фронте. Каково же было удивление и возмущение Куйбышева, когда появилась большая статья этого корреспондента, в которой Куйбышеву приписывалось то, чего он не говорил.
— Но это было бы еще с полбеды, — негодовал Валериан Владимирович, обращаясь к политработникам. — Беда в том, что в статье есть мысли, которые я не только не высказывал, но и не мог высказывать. Разве я, член Реввоенсовета, ответственный за операции на огромном участке Восточного фронта, мог утверждать, что все обстоит благополучно, что можно быть спокойным?!
Куйбышев взял газету и в раздражении ткнул в нее пальцем:
— Смотрите. Статья буквально так, по-обывательски, и кончается: «Самарцы могут быть спокойны: Красная Армия их в обиду не даст». Я краснею от одного предположения, что кто-нибудь из товарищей подумает, что я мог это сказать. У Красной Армии, борющейся с лютым врагом — Колчаком, нет будто бы другой цели, как заботиться о «спокойствии самарцев»…
Валериан Владимирович привстал и, нервно ероша рукой свои волосы, зашагал.
— Я сроднился с самарским пролетариатом, — продолжал он. — Дорожу доверием, которое он мне оказывает. Но я совершил бы преступление против общей борьбы — и этого не простил бы мне сознательный самарский пролетариат, — если бы я в своей деятельности руководствовался исключительно его спокойствием. «Самарцы могут быть спокойны»! Если тут имеются в виду обыватели, то я предпочел бы, чтобы они успокоение находили в приеме валерьяновых капель, а не из моих уст. Рабочие же Самары знают, что они должны беспокоиться за судьбы революции…
На другой день в «Революционной армии», газете политотдела 4-й армии, было опубликовано письмо Куйбышева с негодующим протестом против лживой статьи корреспондента.
«…Быть спокойным, — писал Куйбышев, — в момент, когда происходит решительная схватка с ожесточенным и напрягающим все свои силы врагом, не удел пролетария. Бездеятельность в такое время недопустима, спокойствие преступно, и еще в десять раз преступнее звать к спокойствию и преуменьшать грозящую опасность.
Ложь, что мы уже создали для армии человеческие условия. Ложь, что у нас нет разутых и раздетых. Стыдно говорить это перед лицом страданий, переживаемых армией. Не самохвальство облегчит борьбу Красной Армии, а самодеятельность широких организованных рабочих масс при сознании грозности положения. Не спокойствие приведет рабочий класс к победе, а величайшее напряжение энергии и священная тревога за судьбы мировой революции!»
Проявляя повседневную заботу о Красной Армии, укрепляя ее мощь, Куйбышев одновременно с этим продолжал руководить всей советской и партийной жизнью в Самарской губернии. Под его председательством проходят съезды Советов и партийные конференции; его назначают председателем ревтрибунала, избирают делегатом на VI Всероссийский съезд Советов, председателем губисполкома и горисполкома. Почти ежедневно он выступал на рабочих собраниях и митингах, всюду вел беспощадную борьбу с врагами революции, мобилизовывал массы, знакомил их с положением на фронте, развертывал плодотворную работу по восстановлению народного хозяйства губернии, разрушенного белогвардейцами.
28 февраля 1919 года Самарская губернская партийная конференция избрала Куйбышева своим делегатом на VIII съезд партии.
По докладу В. И. Ленина партийный съезд утвердил новую программу партии, а также определил новую политику по отношению к среднему крестьянству — политику прочного союза с середняком при сохранении в этом союзе руководящей роли рабочего класса. Это важное решение VIII съезда партии сыграло большую роль в успешной борьбе против интервентов и белогвардейцев.
Такое же значение имело постановление съезда по военному вопросу. Партийный съезд решительно осудил «военную оппозицию», которая защищала пережитки партизанщины в армии, боролась против создания регулярной Красной Армии и против использования старых военных специалистов бывшей русской армии.
Решения съезда по военному вопросу способствовали повышению боеспособности Красной Армии, что было очень важно тогда ввиду смертельной угрозы со стороны колчаковских полчищ. Этими решениями стал руководствоваться и Куйбышев, которого партия вскоре вновь назначила военным комиссаром.
Весною 1919 года снова разгорелась ожесточенная борьба за Среднее Поволжье. Колчак хотел захватить Среднее Поволжье — эту почти единственную в то время житницу Советской республики, зажать пролетариат в тисках голода, прорваться к Москве. Отстоять Среднее Поволжье от белогвардейцев, уничтожить их, дать хлеб Москве и другим важнейшим городам — такие задачи предстояло разрешить Красной Армии.
На захват Среднего Поволжья Колчак бросил три белые армии. Одна из них, так называемая Западная армия, под начальством генерала Ханжина, действовала против нашей 5-й армии в направлении на Уфу. Вторая белая армия, под командованием Дутова, признавшего над собой власть Колчака, действовала против 1-й, 4-й и Туркестанской армий в районе Оренбург — Орск — Актюбинск. Третья колчаковская армия, в состав которой входили уральские казаки, оперировала в районе Уральска.
Части Красной Армии были утомлены постоянными переходами и боями и потому в начале борьбы с Колчаком терпели неудачи. Пользуясь значительным превосходством своих сил, генерал Ханжин 6 марта нанес поражение 5-й армии и заставил ее отступить к Волге. А это, в свою очередь, повлекло за собой отступление 1-й и Туркестанской армий. Одновременно с продвижением белых армий агенты Колчака и эсеры подняли кулацкое восстание, которое охватило почти всю Самарскую и Симбирскую губернии. Колчак захватил ряд городов — Уфу, Белебей, Бугуруслан, Бугульму, Орск и Актюбинск. Белогвардейские полчища двигались уже к Самаре и Симбирску. Они предполагали через Среднюю Волгу прорваться к Москве.
В этот трудный момент, в марте 1919 года, была сформирована Южная группа армий Восточного фронта. Командующим группой был назначен М. В. Фрунзе, а членами Реввоенсовета — В. В. Куйбышев и Ф. Ф. Новицкий. Сначала эта группа состояла из двух армий — 4-й и Туркестанской, а затем, в апреле, в нее дополнительно включили 1-ю и 5-ю армии.
Состояние этих войск было тяжелое. Туркестанскую армию, по существу, приходилось заново формировать в боевой обстановке. В тылу 4-й армии кулаки и белогвардейцы разжигали контрреволюционные мятежи. 1-я и 5-я армии под натиском колчаковцев отступали, порою беспорядочно. Надо было быстро, на ходу, под непрекращающимися ударами врага произвести коренную перестройку войсковых частей, поднять в них боевой дух, укрепить их волю к борьбе и победе. Одновременно с этим нужно было подавлять контрреволюционные восстания в тылу Красной Армии.
Под руководством Фрунзе и Куйбышева закипела работа штаба Южной группы. Была проведена широкая мобилизация для пополнения частей и для создания необходимых резервов. В наиболее уставшие полки вливались свежие роты из рабочих и коммунистов. Из тыла на фронт непрерывным потоком направлялось вооружение — орудия, пулеметы, винтовки, снаряды, патроны. Накапливались запасы продовольствия.
Значительно были усилены оборонительные сооружения Самарского укрепленного района. Строительство этих сооружений непосредственно осуществлял выдающийся инженер Д. М. Карбышев, которого Валериан Владимирович сумел привлечь на сторону советской власти и политически воспитал. В своих воспоминаниях Д. М. Карбышев писал: «Большое внимание укреплению позиций уделял Валериан Владимирович Куйбышев. Перегруженный административной и партийно-политической работой, В. В. Куйбышев объезжал вместе со мною отделы строительства не только днем, но и в ночное время. Ряд ночей ему приходилось работать без сна. Объезжая район, Куйбышев на месте знакомился с состоянием оборонительных работ, делал необходимые замечания, давал указания и санкционировал мои распоряжения». Впоследствии, за подвиги в период Великой Отечественной войны, Д. М. Карбышеву посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
Воодушевляемые Куйбышевым и Фрунзе, сотрудники Реввоенсовета напряженно работали, сознавая огромную ответственность перед Родиной. Решалась судьба Советской России!
Фрунзе и Куйбышев были всюду вместе. Часто можно было наблюдать, как их головы сближались над одной и той же оперативной картой, утыканной булавками с разноцветными флажками, испещренной карандашными значками. Изучив подробно расположение неприятельских частей, Фрунзе и Куйбышев намечали наиболее верные пути для наступления Красной Армии. Они вместе руководили оперативными совещаниями, диктовали боевые приказы. Здесь, на работе в Реввоенсовете Южной группы, Фрунзе и Куйбышев еще более оценили друг друга, привыкли понимать с полуслова, на ходу советовались и тут же, без промедления, принимали важные решения. Нередко они вместе выезжали на передовые позиции и принимали непосредственное участие в сражениях, поднимая боевой дух красноармейских масс. И каждый из них добивался этого по-своему. Фрунзе был горяч в бою. и своей пылкостью увлекал других. Куйбышев же даже в пылу ожесточенных схваток оставался непоколебимо спокойным. И это спокойствие, разлитое по всей его богатырской фигуре, действовало ободряюще.
Стратегическое руководство разгромом белогвардейцев и интервентов осуществлял Центральный Комитет партии. Из пяти фронтов гражданской войны главным был признан Восточный фронт. Перед его армиями партия поставила боевую задачу — разбить Колчака и отвоевать Заволжье, Урал, Сибирь и Дальний Восток.
На основе директивных указаний Центрального Комитета партии, Реввоенсовет Южной группы разработал оперативный план разгрома Колчака. В то время войска Южной группы на участке между Оренбургом, Самарой и Симбирском образовали выступ в сторону противника, угрожая главным силам Колчака, наступавшим на Самару. В свою очередь, намечавшийся прорыв белых к Волге угрожал разгромом всей Южной группы советских армий.
Учитывая это, Фрунзе и Куйбышев пришли к убеждению, что остановить наступление Колчака можно лишь посредством контрнаступления. Для этого было решено сосредоточить лучшие войска в районе Бузулука и отсюда нанести удар по левому флангу белогвардейской армии Ханжина, наступавшей от Бугуруслана на Самару.
Перед началом боевых операций 10 апреля 1919 года Куйбышев и Фрунзе в обращении к своим войскам писали:
«Солдаты Красной Армии!
Внимание трудовой России вновь приковано к вам. С затаенным вниманием рабочие и крестьяне следят за вашей борьбой на востоке…
Чуя близость позорного конца, видя рост революции на Западе, где одна страна за другой поднимает знамя восстания, колчаковцы делают последние усилия. Собрав и выучив на японские и американские деньги армию, заставив ее слушаться приказов царских генералов путем расстрелов и казней, Колчак мечтает стать новым державным венценосцем.
Этому не бывать!..
Помощь идет. Вперед же, товарищи, на последний решительный бой с наемником капитала — Колчаком!
Вперед за счастливое и светлое будущее трудового народа!»[12]
А через день после этого приказа были опубликованы составленные В. И. Лениным «Тезисы ЦК РКП (б) в связи с положением Восточного фронта», сыгравшие решающую роль в организации разгрома колчаковщины. Центральный Комитет партии указал на то, что «победы Колчака на Восточном фронте создают чрезвычайно грозную опасность для Советской республики. Необходимо самое крайнее напряжение сил, чтобы разбить Колчака»[13].
Исходя из этого, Центральный Комитет партии призвал весь советский народ оказать максимальную помощь Восточному фронту. Согласно директивным «Тезисам» повсеместно была проведена широкая мобилизация в Красную Армию, в прифронтовой полосе вооружены поголовно все члены профсоюзов, повсюду организованы комитеты содействия мобилизованным, усилена работа продовольственных отрядов для обеспечения армии продовольствием. Все эти мероприятия способствовали коренному перелому на фронте Южной группы и обеспечили успех подготовлявшегося контрнаступления на армии Колчака.
Уверенность в успехе контрнаступления еще более укрепилась после того, как 18 апреля разведчики из 25-й дивизии Чапаева перехватили два приказа колчаковского командования. Из этих приказов стало известно, что между двумя колчаковскими корпусами образовались широкие разрывы, достигавшие сорока-пятидесяти километров. В эти незащищенные разрывы были брошены ударные соединения Южной группы.
Общее наступление было назначено на 28 апреля. Однако на отдельных участках бои завязались раньше, причем сразу же определился успех советских войск. У белогвардейцев были захвачены тысячи пленных, отбиты большие обозы. Но особенно важно было то, что наступление колчаковцев почти повсеместно было приостановлено. Это позволило войскам Южной группы успешно развернуть контрнаступление на широком фронте — в двести сорок километров.
Наступление на армию Колчака завершилось полным разгромом белогвардейщины на востоке в результате трех блестяще проведенных боевых операций: бугурусланской, белебеевской и уфимской.
Первая, бугурусланская, операция, длившаяся шестнадцать дней (с 28 апреля по 13 мая), сопровождалась ожесточенными боями, в результате которых советские войска одержали много крупных побед и отбросили колчаковцев на сто двадцать — сто пятьдесят километров к востоку, освободив значительную территорию и много городов, в том числе Бугуруслан (4 мая) и Бугульму (13 мая). С этого времени колчаковцы, утратив инициативу, вынуждены были перейти к обороне, в то время как советские войска с каждым днем наращивали силу и стремительность контрнаступления В красноармейских частях явно обозначился боевой подъем. В колчаковских же войсках, наоборот, усиливалось разложение и распад.
Однако, добившись большого боевого успеха, Реввоенсовет Южной группы в период бугурусланской операции все же не смог полностью осуществить свой основной замысел — окружить и целиком уничтожить противника. Виной этому были отчасти путаные директивы из штаба Восточного фронта, против которых Фрунзе решительно возражал. Так, 12 мая в разговоре с командующим Восточным фронтом Самойло он заявил: «Сегодня утром я прибыл в Самару и ознакомился с вашей директивой, а одновременно и с вашей запиской. Должен откровенно сознаться, что директивой и запиской я сбит с толку»[14]. Эта директива фактически расформировывала Южную группу и лишала Фрунзе возможности выполнить план разгрома армии Ханжина, отступавшей к Бугульме.
Вторая, белебеевская, операция также не увенчалась полным успехом: колчаковские войска еще сохраняли боеспособность, хотя под напором красноармейских частей все более стремительно откатывались на восток, неся огромные потери в людях и боевой технике. 17 мая, после освобождения Красной Армией Белебея, разбитый враг в беспорядке стал отступать к реке Белой, на Уфу. Вслед за колчаковцами двигались армии Южной группы.
Но эти победы советских войск давались нелегко. Приходилось не только преодолевать ожесточенное сопротивление колчаковских полчищ, но и вести упорную борьбу против ошибочных распоряжений Реввоенсовета Восточного фронта. По его директиве сначала предполагали расформировать Южную группу, а затем 17 мая, в самый разгар победоносного наступления, командование Восточного фронта отдало приказ приостановить дальнейшее продвижение с тем, чтобы часть войск перебросить на другие фронты.
Фрунзе и Куйбышев забили тревогу. Потребовалось вмешательство Центрального Комитета партии и лично В. И. Ленина. 29 мая В. И. Ленин телеграфировал Реввоенсовету Восточного фронта: «…Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы…»[15]
Теперь Южная группа получила свободу действий и вновь перешла в наступление. Началась третья, наиболее важная и трудная уфимская операция. Взрывая за собой переправы, белогвардейцы укрылись за рекой Белой — крупным водным рубежом. В это время после половодья река еще не вошла в свои берега. Подошедшие красноармейские части остановились перед этой широкой (до трехсот метров) водной преградой. А за нею, на восточном берегу, враг ощетинился жерлами своих батарей, выставил вперед свои отборные офицерские полки. Предстояла трудная переправа через реку под смертоносным орудийным и ружейно-пулеметным огнем. Уфа казалась неприступной крепостью.
«Красные обломают свои зубы об Уфу», — хвастливо доносил генерал Ханжин адмиралу Колчаку.
Но и на этот раз надежды белогвардейцев не оправдались.
По плану советского командования 25-я дивизия Чапаева должна была переправиться севернее Уфы и обойти город слева. 2-й и 24-й дивизиям было приказано переправиться южнее Уфы и затем отрезать отход колчаковцев по железной дороге на Челябинск. Войска соседних—1-й и 5-й — армий должны были с севера и юга содействовать успеху боев за Уфу.
Наибольшая тяжесть этих боев легла на 217-й Пугачевский и 220-й Иваново-Вознесенский полки, входившие в состав Чапаевской дивизии.
8 июня темной ночью иванововознесенцы бесшумно стали грузиться на недавно отбитые у белых пароходы. Бойцы столпились у зыбких, скользких мостков, торопливо перебегали по ним на пароходы, отчаливавшие в ночном мраке.
Переплывали и на утлых челнах. Бесшумно скользили по реке челны с красноармейцами, державшими ружья наготове. На носу угрожающе торчали хоботы пулеметов…
Руководя переправой, Фрунзе и Куйбышев говорили командирам и политработникам:
— На том берегу ни шагу назад! Только вперед! Помните, товарищи, сзади — река, уже завоеванная вами. Ее нельзя опять отдавать врагу!..
Вместе с героическими бойцами через реку переправился Куйбышев.
К рассвету красноармейцы неприметно залегли уже на восточном берегу реки Белой. В это время с другого, западного берега грохнула советская артиллерия по первой линии колчаковских окопов. Затем губительный огонь перенесла на вторую линию.
Внезапно бросились в атаку иванововознесенцы, приводя в ужас застигнутого врасплох неприятеля. Растерявшиеся колчаковцы стали отходить.
Но, оправившись и подтянув подкрепления, они пошли в контратаку под прикрытием своего артиллерийского огня. Над полем битвы появились вражеские самолеты. Они расстреливали из пулеметов красноармейские цепи.
Иванововознесенцы приостановились и залегли. Их ряды сильно поредели. Истощились запасы патронов. Казалось, вот-вот бойцы дрогнут и будут опрокинуты.
В этот момент подскакали всадники. Они спешились и подбежали к красноармейцам.
— Товарищи, везут патроны!.. Вперед, товарищи, вперед! Ура-а!..
Действительно, вскоре подъехали подводы с патронами. Бойцы быстро разгрузили их, а затем стали разносить ящики с патронами по красноармейским окопам.
Среди подоспевших всадников был Фрунзе в красноармейской гимнастерке и фуражке защитного цвета.
Радостная весть молнией пронеслась среди бойцов:
— Фрунзе в цепи!.. Фрунзе с нами!
А Фрунзе, выхватив у своего ординарца винтовку, поднялся во весь рост и ринулся вперед, увлекая за собою бойцов:
— Иванововознесенцы, за мной! Вперед!
Отвагой наполнил сердца иванововознесенцев этот боевой призыв любимого командующего: многие из них помнили Фрунзе еще с тех пор, когда он работал в большевистском подполье. Рванулись бойцы вслед за командующим, опрокинули, смяли вражеские цепи, погнали колчаковцев.
Несколько раз пытались белогвардейцы контратаковать наступавших, но безуспешно. Они натыкались на непоколебимую стойкость иванововознесенцев.
Так же успешно продвигались советские войска и на других участках.
Желая еще более воодушевить бойцов и поощрить их героизм, Валериан Владимирович организовал выдачу наград тут же, на месте боев. Особо отличившимся бойцам были вручены часы и портсигары вместе с грамотой: «Честному воину Красной Армии от ВЦИК». Каждая грамота была подписана Куйбышевым.
Между тем сражение становилось все более ожесточенным. Получив подкрепление, красноармейские части приближались к Уфе. Но здесь они натолкнулись на упорное сопротивление ударных батальонов генерала Каппеля. С винтовками наперевес, молча, не стреляя, стройными колоннами наступали каппелевцы в темном английском обмундировании, со значками скрещенных костей и черепа на рукавах. Это была знаменитая «психическая атака» каппелевцев — последняя попытка Колчака отстоять Уфу.
Но ничто не могло устрашить красноармейцев, приостановить их натиск. Подпустив вражескую колонну на близкое расстояние, они в упор расстреливали белогвардейцев из пулеметов. На место сраженных подходила новая колонна каппелевцев под губительный ружейно-пулеметный огонь красноармейцев.
Почти три часа длилась кровавая схватка с каппелевцами. Но вот их сопротивление было сломлено, и полки Чапаевской дивизии неудержимо двинулись к Уфе.
9 июня 1919 года Уфа была освобождена.
Разгромленные колчаковцы, спасаясь, устремились к Уральскому хребту.
Врага разгромили, но еще не уничтожили. Надо было добить его окончательно, добить немедля, пока его ряды расстроены, пока явный перевес на стороне Красной Армии.
Однако главнокомандующий Вооруженными Силами республики И. И. Вацетис предложил приостановить наступление и перебросить несколько дивизий с Восточного фронта на другие фронты гражданской войны, где советские войска находились в трудном положении. Вацетиса поддержал Троцкий, занимавший в то время важнейший военный пост председателя Революционного Военного Совета республики.
Против Вацетиса и Троцкого выступили Фрунзе и Куйбышев, а затем и Реввоенсовет Восточного фронта. 15 июня Пленум Центрального Комитета партии дал директиву возобновить наступление на Колчака. Но Троцкий и Вацетис продолжали настаивать на своем предложении о снятии нескольких дивизий с Восточного фронта для подкрепления советских армий Южного и Петроградского фронтов.
В те дни положение Петрограда действительно было тяжелое. Крупные силы белогвардейцев под командованием генерала Родзянко наступали и угрожали северной столице. Петроград нуждался в подкреплениях.
Однако И. В. Сталин, руководивший обороной Петрограда, 18 июня доложил по прямому проводу В. И. Ленину:
— Колчак является наиболее серьезным противником… По сравнению с Колчаком генерал Родзянко представляет муху… Поэтому ни в коем случае не следует брать с Востфронта такое количество войск для Петроградского фронта, которое могло бы вынудить нас приостановить наступление на Востфронте[16].
Против ослабления Восточного фронта продолжал протестовать Реввоенсовет этого фронта.
3 июля вновь собрался Пленум Центрального Комитета партии и обсудил военное положение в стране, особенно на Восточном и Южном фронтах. В опубликованном после пленума письме ЦК РКП (большевиков) к организациям партии «Все на борьбу с Деникиным!» было указано, что «Колчак и Деникин — главные и единственно серьезные враги Советской республики»[17].
Пленум одобрил предложение В. И. Ленина о решительном наступлении на Колчака, об окончательном разгроме этого опасного врага. Троцкий был отстранен от руководства боевыми операциями на Восточном фронте, а вместо Вацетиса главнокомандующим назначен С. С. Каменев. Командующим всеми армиями Восточного фронта был утвержден М. В. Фрунзе.
После этого советские войска смогли усилить преследование колчаковцев, отступавших за Урал, в Сибирь. 25 июля был освобожден Челябинск. Дни Колчака были сочтены.
Под ударами Красной Армии колчаковцы отступали в двух направлениях: их южная группа под командованием генерала Белова — на юго-восток, на Туркестан, а северные армии Колчака — на восток, вдоль Сибирской железной дороги.
В связи с этим для успешного продолжения борьбы против колчаковцев на обоих направлениях Восточный фронт должен был тоже расчлениться.
14 августа образовался особый, Туркестанский фронт в составе 1-й, 4-й, 11-й армий и войск Советского Туркестана. Командующим этим новым фронтом был назначен М. В. Фрунзе.
Остальные армии Восточного фронта преследовали колчаковцев, отступавших в глубь Сибири.
Отступая, Колчак терпел одно поражение за другим. Чувствуя свое полное бессилие и неизбежную гибель, Колчак в начале января 1920 года сложил полномочия «верховного правителя», а через несколько дней был захвачен восставшими рабочими.
По постановлению Иркутского военно-революционного комитета 7 февраля 1920 года Колчак был расстрелян как лютый враг Советского государства.
Войска Восточного фронта под командованием Фрунзе и под политическим руководством Куйбышева разгромили Колчака, несмотря на то, что колчаковцев усиленно поддерживали империалисты США, Англии, Японии, Франции и других государств. Доблестная Красная Армия при поддержке всего советского народа героически отстояла свободу и независимость Советской республики.
Американские империалисты и прочие чужеземные захватчики, пытавшиеся при помощи колчаковских полчищ поработить нашу Родину, встретили сокрушительный отпор. Они были выброшены с позором из Советской Сибири.
В разгроме Колчака решающую роль сыграли Центральный Комитет партии и ее вождь В. И. Ленин. Восточному фронту партия уделяла огромное внимание как важнейшему фронту гражданской войны. На заседаниях Центрального Комитета партии обсуждались и решались не только общие, принципиальные вопросы стратегии, но и частные вопросы оперативного руководства. Владимир Ильич внимательно следил за развитием боевых операций на отдельных участках Восточного фронта, радовался успехам советских войск, огорчался их неудачами, помогал Реввоенсовету фронта своими указаниями. «Развитие успехов противника в районе Николаевска вызывает большое беспокойство, — писал В И. Ленин в телеграмме на имя М. В. Фрунзе. — Точно информируйте, достаточное ли внимание обратили вы на этот район? Какие вы сосредоточиваете силы и почему не ускоряете сосредоточение? Срочно сообщите о всех мерах, которые принимаете»[18].
Эта ленинская телеграмма вызвала у командующего чувство особой ответственности. Фрунзе решил посоветоваться с Куйбышевым и, написав текст ответной телеграммы, сделал приписку к ней: «Валериан Владимирович! Прошу не считать мой текст, не подлежащим изменению. Можете вносить в него поправки и дополнения, не присылая таковых на просмотр мне. Всего доброго. М. Ф.».
Куйбышев прочел ответную телеграмму Фрунзе, одобрил ее текст, сам зашифровал его и отправил В. И Ленину. На бланке отправленной телеграммы была наложена виза: «Хранить секретно. В. Куйбышев».
Эта переписка по частному боевому эпизоду весьма характерна и для В. И. Ленина, повседневно вникавшего в нужды Восточного фронта, и для боевых друзей-соратников Фрунзе и Куйбышева, проявлявших единство воли в руководстве советскими армиями. В этой переписке отразились взаимное доверие и великая дружба командующего и комиссара, успешно выполнявших партийные поручения, обеспечивших дружными, согласованными действиями полную победу над Колчаком.
В. В. Куйбышев
В. В. Куйбышев и М. В. Фрунзе (1919 г).