После побега из иркутской ссылки Валериан Владимирович приехал в Самару с явкой к одному товарищу, работавшему в пекарне Неклютина. В этой же пекарне устроили и Куйбышева табельщиком под именем Иосифа Андреевича Адамчика.
Самара к этому времени стала одним из крупнейших городов Поволжья. Расположенная на весьма выгодных водных и железнодорожных путях, Самара быстро росла. Ее население лишь за сорок лет утроилось ив 1916 году превышало полтораста тысяч человек. Сельскохозяйственное сырье богатейшего края способствовало развитию пищевой промышленности. Это был центр волжских миллионеров — мукомолов и пивоваров. Быстро росли и расширялись также механические и другие заводы. Все это сопровождалось значительным увеличением промышленного пролетариата.
Среди самарских рабочих в 1916 году под влиянием большевистской агитации очень усилились антивоенные настроения. На заводах и фабриках учащались забастовки. Готовый к более решительным революционным выступлениям, самарский пролетариат нуждался в таких политических руководителях, как Куйбышев.
Поселился он в доме № 83 по Предтеченской (ныне Некрасовской) улице. Жил в маленьком темном чуланчике. Никакой мебели в нем не было. Вместо постели на полу лежали два полена и на них дверь. Эта «кровать» была прикрыта тонким одеялом.
Вскоре Куйбышев уволился из пекарни и перешел на работу в кооператив «Самопомощь» конторщиком. В помещении кооператива иногда происходили тайные собрания рабочих. Это-то и было важно для Куйбышева, искавшего связей с массами.
С той же целью он стремится поступить на Самарский трубочный завод. Этот военный завод вырабатывал снаряды, был крупнейшим в Самаре и являлся центром революционного движения. Там насчитывалось свыше двадцати тысяч рабочих. Среди них было много высланных большевиков. На этом заводе, кроме официального стола найма рабочей силы, существовал неофициальный, подпольный. Он состоял из революционно настроенных высококвалифицированных рабочих, задачей которых было дать квалификацию тем, кто приходил на завод для революционной, подпольной работы.
Конечно, новые, неопытные товарищи часто ломали инструменты. Чтобы из-за этих поломок мастера цехов не могли заподозрить и разгадать деятельность большевиков-подпольщиков, надо было иметь запасные инструменты и быстро ликвидировать неисправности, а также помогать новичкам-подпольщикам овладевать специальностью. Это и делал подпольный стол найма рабочей силы.
Однажды к рабочему завода Дмитриеву, фрезеровщику шестой мастерской, подошел приемщик Быков и, осторожно оглянувшись, сказал:
— Вот что, Дмитриев, я к тебе приведу человека… нашего… Понимаешь? Будешь обучать фрезерному делу.
Вскоре Быков действительно пришел к нему с Куйбышевым-Адамчиком.
«Это, видно, большой человек, — подумал Дмитриев. — Его послала к нам на завод партия. Надо помочь ему…» И начал обучать Адамчика.
Первое время у Валериана Владимировича тоже были поломки. При затяжке гаек на болтах у него часто срывалась резьба, фрезы на оправках разлетались в куски. Приставленный к нему Дмитриев еле успевал исправлять поломки. Однако вскоре Куйбышев освоил станок и стал не только выполнять, но и перевыполнять норму.
— Ну, как новый подмастерье-то? — спросил приемщик Быков, повстречав Дмитриева. — Успевает?
— Успевает вполне, — ответил тот, хитровато подмигивая. — Ученик толковый.
Вспоминая об этом впоследствии, Валериан Владимирович признавался:
— К концу моей работы на заводе я вырабатывал норму большую, чем любой старый фрезеровщик. Дело доходило до того, что мои партийные товарищи приходили ко мне и просили вырабатывать меньше, чтобы не снижать общий заработок рабочих.
Фрезерный станок был лишь ширмой, за которой скрывалась настоящая, революционная работа Куйбышева. Вскоре он сумел создать на заводе восемь подпольных кружков. Их руководителями стали наиболее передовые рабочие, подготовленные и воспитанные Куйбышевым.
Рабочие завода часто собирались в курилках. Там у них разгорались политические споры и беседы. Курилки заменяли им клуб. Куйбышев тоже заходил туда и беседовал с рабочими. Он говорил о том, как живут рабочие в царской России, как их угнетают и эксплуатируют капиталисты. Осторожно, не открывая сразу своей принадлежности к большевистской партии, он объяснял, кому выгодна кровавая бойня, за что борются большевики, какие требования должны предъявлять рабочие своим хозяевам. Слушать его любили. Говорил он просто, понятно.
— Для кого и для чего мы готовим снаряды? — с этого вопроса Валериан Владимирович обычно начинал беседу и затем разъяснял смысл империалистической, захватнической войны.
Через особо доверенных рабочих он распространял революционные прокламации.
— Раздавайте ребятам, — говорил он, передавая каждому по свертку листовок. — Но смотрите, осторожнее…
Революционная деятельность Куйбышева на трубочном заводе была успешной потому, что вместе с ним здесь работали другие опытные большевики-подпольщики. Таким был Николай Михайлович Шверник. В Самаре он появился в 1915 году после неоднократных арестов и ссылок. Работая в большевистских организациях Петербурга, Николаева и Тулы, Н. М. Шверник приобрел большой опыт революционной работы. И этот опыт он умело применял в подпольной большевистской организации трубочного завода, поднимая рабочих на борьбу против царизма и капитализма.
На трубочном заводе в то время работал слесарем-электромонтером Алексей Петрович Галактионов, талантливый организатор рабочих масс. В 1905 году семнадцатилетний юноша Галактионов вступил в большевистскую партию и с тех пор самоотверженно боролся за свободу трудового народа. В мрачные годы столыпинской реакции царская охранка всячески преследовала А. П. Галактионова. Но ни аресты, ни тюрьмы, ни ссылки не смогли сломить волю молодого большевика к борьбе. В 1915 году он вернулся в свой родной город Самару и возобновил революционную работу. На трубочном заводе он вербовал рабочих в подпольные кружки и руководил нелегальной страховой кассой, которая помогала семьям рабочих, подвергавшихся полицейским преследованиям.
Почти одновременно с Н. М. Шверником и А. П. Галактионовым в Самару приехали из ссылки нелегально, под фамилией Левандовских, большевики Франциск Иванович Венцек и его жена Серафима Ивановна Дерябина. Они также активно вели революционную работу среди рабочих трубочного завода и в кооперативе «Самопомощь».
Здесь же, в Самаре, В. В. Куйбышев встретился со своим старым партийным товарищем А. С. Бубновым. В то время он был одним из руководителей самарской большевистской организации.
Вместе с этими боевыми партийными друзьями Куйбышев проводил подпольные сходки, вел борьбу с меньшевиками и эсерами, влияние которых на рабочих благодаря этому стало значительно ослабевать. Рабочая масса шла теперь за большевиками. Особенно ожесточенная борьба велась по вопросу о революции, о том, как обеспечить ее победу: должны ли рабочие с оружием в руках захватить власть или достаточно им проголосовать и мирно получить власть от буржуазии. Куйбышев убедительно доказывал, что без борьбы достичь этого невозможно. В подтверждение он приводил примеры из истории. Рабочим становилась ясна и понятна необходимость вооруженного восстания.
На заводе готовились к забастовке. Предварительно должен был состояться общезаводской митинг. Накануне Куйбышев собрал большевиков-рабочих. Он говорил им о том, как нужно выступать на митинге:
— Главное, не поддавайтесь на провокации. Этого начальство и жандармы только и ждут, чтобы приступить к расправе. Отпора мы им пока дать не сможем, не в силах.
И действительно, когда начался митинг, полиция и войска окружили рабочих. Начальник завода генерал Зыбин стал угрожать:
— Расходитесь немедленно, иначе прикажу стрелять…
Солдаты взяли ружья на изготовку. Но рабочие продолжали спокойно стоять. Они внимательно выслушали речи Галактионова, Куйбышева и других товарищей и- только после этого стали расходиться. Забастовка была объявлена.
Куйбышев активно участвовал и в общегородской партийной жизни. Он помог восстановить разгромленный жандармами городской комитет РСДРП (б). 6 августа 1916 года в тридцати километрах от Самары, около Красной Глинки, собрались руководители фабрично-заводских большевистских организаций. На этом собрании были избраны городской комитет партии, организационный комитет по созыву Поволжской конференции большевиков и пропагандистская коллегия. Председателем коллегии избрали Куйбышева, а в числе избранных в организационный комитет были А. С. Бубнов, В. В. Куйбышев и Н. М. Шверник.
Необходимость в созыве конференции большевиков Поволжья уже давно чувствовалась. Нужно было установить во всех поволжских губерниях общую тактику по многим вопросам, связанным с войной, избрать областной комитет для руководства всеми большевистскими организациями Поволжья.
Жандармы, предупрежденные провокатором Соловьевым-Сапожковым о созываемой конференции, установили усиленную слежку за самарскими большевиками, особенно за членами организационного комитета. С большим трудом Куйбышеву удалось наладить связь с иногородними большевистскими организациями, согласовать с ними повестку дня, договориться о месте и времени конференции.
Конференция собралась в Самаре вечером 13 сентября 1916 года в доме № 13 по Вознесенской улице (в настоящее время улица Степана Разина). Здесь были представлены большевистские организации Самары, Саратова, Нижнего Новгорода, Пензы, Оренбурга.
Валериан Владимирович условился, что он придет на конференцию последним, чтобы убедиться, не следят ли шпики за домом, в котором собрались делегаты. Он осторожно подошел к месту конференции и, проходя мимо угла квартала, где был расположен дом, заметил подозрительного человека, который, взглянув на него, посмотрел на часы. Против этого квартала был расположен Александровский сад. Вместо того чтобы прямо идти на конференцию, Куйбышев прошел в сад и оттуда стал наблюдать. Вскоре он увидел, что мимо дома прошел другой подозрительный человек, помахивая тросточкой и пристально вглядываясь в окна дома. Затем этот человек снова прошел уже в обратном направлении, так же помахивая тросточкой и всматриваясь в окна. Это окончательно убедило Куйбышева в том, что конференция провалилась.
«Надо во что бы то ни стало предупредить товарищей», — подумал Валериан Владимирович.
Он поднялся с садовой скамейки и в тот момент, когда шпик завернул за угол, одним прыжком перемахнул через садовую ограду и бросился в дом, где его с нетерпением ожидали делегаты конференции.
— Немедленно разойтись! — проговорил Куйбышев, вбежав в комнату. — За нами следят шпики…
Некоторые запротестовали:
— Все это пустяки, ложная тревога…
Убеждать и доказывать не было времени. Куйбышев почти силой выпроводил всех из квартиры. Партийные документы и дела он заставил сжечь, а некоторые спрятал в надежном месте.
Едва все разошлись, явились шпики и жандармы. Они никого уже не застали.
Но через несколько дней А. С. Бубнов, П. А. Стяжкина и другие участники конференции были арестованы. Куйбышева арестовали в ночь на 18 сентября и заключили в тюрьму. Позже в той же тюрьме оказался А. П. Галактионов, Яков Бауэр, Жан Бауэр и другие активисты самарской большевистской организации.
Куйбышева арестовали по паспорту Адамчика. В паспорте значилось, что он сын крестьянина. Это показалось подозрительным: Адамчик не был похож на крестьянина. Жандармы подумали, что они поймали особо важного преступника-каторжанина. Жандармский полковник Познанский на допросе прямо заявил Куйбышеву:
— Вы не Адамчик. Вы бежали с каторги, и, следовательно, мы должны снова угнать вас туда.
Но арестованный продолжал утверждать, что он — Адамчик.
Через несколько дней на очередном допросе Валериан Владимирович признался, что он действительно не Адамчик, а бежавший из ссылки Куйбышев и что никакой каторги ему не смогут дать.
Негодованию жандарма не было удержу. Он кричал на Куйбышева:
— Вы врете! Мы вас разоблачим!
— Господин полковник, не волнуйтесь. Посмотрите ваши архивы. Вы там, наверное, разыщете мои фотографии и убедитесь, что я действительно Куйбышев.
Через несколько минут Познанский вернулся с пачкой фотографий и с точными сведениями о Куйбышеве. Полковник был огорчен: ему не удалось угнать Валериана Владимировича на каторгу. Однако озлобленный жандарм все же отомстил: он добился ссылки Куйбышева в Туруханский край на пять лет, в то время как большинство остальных арестованных пошло в иркутскую ссылку, менее суровую и на меньший срок.
Но прежде чем отправиться в ссылку, Куйбышеву пришлось провести много томительных дней в тюремном заключении. Сколько он передумал за это время! Как часто он вспоминал тех, кто остался там, на воле, и продолжал революционную борьбу! Иногда ему удавалось послать им весточку о себе.
Как-то декабрьским вечером Куйбышев сидел в общей камере. За окованной жестью дверью в глухой тишине порою раздавались резкие, грубые окрики тюремщиков, ответные голоса заключенных, то робкие, пугливые, то смелые, раздраженные. Иногда к двери приближались шаги и кто-то заглядывал в волчок. Куйбышев встал, подошел к оконцу. За окном стояла нудная темнота. Лишь изредка сквозь рваные облака выглядывала луна.
Куйбышев присел к столику, взял лист бумаги и, низко склонившись над ним при тусклом освещении, начал писать своему товарищу по самарскому подполью:
«Сильно мне захотелось побеседовать с вами на прощанье. Скоро ссылка. Тысяча верст, суровая мачеха моя — Сибирь, долгие месяцы и годы ссылки — все это стоит между мною и моими здешними друзьями, с которыми я пережил немало светлых минут. Выдержит ли дружба эти испытания?..»
Валериан Владимирович задумался, перестал писать. Он встал и начал шагать по камере, потом снова принялся писать:
«Сейчас ходил по камере, курил свою неизбежную папиросу (превращенную здесь в козью ножку)…
Что вам сказать о нашей здешней, так сказать, жизни? Я здоров и бодр. Большего при данных условиях от меня требовать нельзя, я думаю…
Внешне моя жизнь последнее время идет так. В половине шестого встаю. Напившись чаю, иду на работу в столярную мастерскую; в 12 часов обед, потом опять работа до 6 часов. После работы и ужина читаешь и засыпаешь с книгой. Время идет быстро с тех пор, как стал работать, и едва успеваешь зачеркивать в календаре прожитые дни».
Послышались приближающиеся шаги. Кто-то подошел к камере. Заскрежетал железный засов.
Куйбышев как бы очнулся и быстро набросал еще две, последние строчки:
«Надо сдавать письмо. Целую Вас и всех.
Валериан».
Куйбышев всячески пытался разузнать, что же происходит там, за тюремными стенами. Иногда доходили до него радостные вести о нараставшей революционной борьбе по всей стране, на фронтах. И он рвался на волю, туда, где так нужен был каждый боец.
Однажды Валериан Владимирович попытался организовать побег. Но этому помешал еще неразоблаченный провокатор Соловьев-Сапожков. Его преднамеренно посадили в тюремную камеру вместе с арестованными большевиками. Узнав от них о подготовлявшемся побеге, провокатор донес об этом в охранку. Тюремщики еще более усилили надзор за заключенными, особенно за Куйбышевым…
Но вот наступил и день отправки в ссылку.
Когда заключенным объявили об этом, Валериан Владимирович написал стихотворное обращение к своим друзьям, оставшимся на свободе:
Тянулась нить дней сумрачных, пустых,
Но мысль о вас, о милых и родных,
Тоску гнала. Улыбка расцветала,
И радость бурная по камерам витала.
Мы светло грезили о счастье дней былых.
Мы в путь пошли под звуки кандалов,
Но мысль бодра и дух наш вне оков,
Когда увидели мы лица дорогие,
Заботы милые, улыбки молодые,
Веселый смех и ласку милых слов.
И там вдали, в снегах страны чужой,
Ваш образ милый, бодрый, дорогой
Растопит лед суровой, злой неволи
И воскресит мечту о светлой, гордой доле,
О днях грядущих, наполненных борьбой.
Валериан Владимирович подозвал к себе товарищей по камере и прочитал им эти стихи. Они очень хорошо выражали настроение заключенных, и потому все охотно подписали их и переслали на волю своим партийным друзьям.
Перед отправкой в ссылку заключенным стали выдавать отобранные при аресте часы, деньги, документы. Тюремный надзиратель, выдавая документы, тщательно выверял анкетные сведения о каждом заключенном. Когда он прочел: «Валериан Владимирович Куйбышев, сын полковника», то добавил:
— Жаль, был бы теперь офицером…
— У нас он будет генералом, — послышалось в ответ.
Из Самары ссыльных отправили 25 января 1917 года, когда уже чувствовалось приближение революции. Поэтому тюремное начальство несколько ослабило строгости. Воспользовавшись этим, к высылаемым в тюремную камеру пришли попрощаться многие рабочие-партийцы.
И у тюремных ворот толпились сотни рабочих, пришедших проводить своих товарищей. Несмотря на трескучий мороз и снежную вьюгу, все терпеливо ожидали появления ссыльных.
Кто-то запел «Сижу за решеткой», и сотни голосов подхватили эту печальную мелодию.
Но вот из ворот стали выводить ссыльных. Звеня кандалами, они строились в ряды, а затем в окружении конвойных тронулись к вокзалу.
По дороге толпа провожавших настолько увеличилась, что полиция была бессильна разогнать ее. Где-то раздобыли цветы и бросали их ссыльным. А те подхватывали букеты и бережно несли в руках, предохраняя цветы от январского мороза.
«Да, значит, мы дороги рабочим, — думал про себя Куйбышев, слыша приветственные, сочувственные возгласы. — Они с нами… Мы теперь сильны, как никогда… И победа будет за нами!»
Пришли на вокзал. Ссыльных подвели к поезду и стали рассаживать по вагонам. Туда же конвойные вносили подарки ссыльным от рабочих: караваи хлеба, булки, калачи, колбасу, сало, одежду, книги, журналы. Подарков было так много, что их до вокзала везли на санях.
Поднимаясь по ступенькам арестантского вагона, Куйбышев оглянулся и ласково, благодарно посмотрел на провожавших, прокричав им бодро, приветливо:
— До свидания, товарищи! До свидания, друзья! Мы скоро вернемся к вам. Вернемся с цветами!
А затем, когда его ввели в вагон и поезд тронулся, он еще раз взглянул на провожавших сквозь оконные решетки и крикнул им:
— Не горюйте, друзья, скоро увидимся!..
«В. В. Куйбышев у станка на трубочном заводе в Самаре»
С картины художника В. Сварога.
«Приезд В. В. Куйбышева из ссылки в Самару».
С картины художника В. В. Соколова.