Потянулись длинные дни и ночи езды в душном арестантском вагоне, переполненном ссыльными. Ночью наверху мигала свеча. Внизу, под полом, монотонно громыхали колеса. За окном одна за другой проплывали станции, мелькая тусклыми фонарями.
Кое-кого из ссыльных страшила глухая, суровая Сибирь, где они будут обречены на холод и голод, на тяжкие испытания.
Наблюдая за душевными страданиями этих товарищей, Валериан Владимирович чувствовал, что многие из них нуждаются в нравственной поддержке. Он часто беседовал с ними, уверял, что Сибирь не так страшна, как она кажется им:
— Вот я побывал в ссылке и не в одной, а в трех: в Каинске, в Нарыме и в Иркутской губернии. Но, как видите, не погиб там, выжил… Выживете и вы, тем более что недолго придется быть там: ведь скоро, скоро революция…
Однажды, беседуя с товарищами, Куйбышев сказал им:
— Вот послушайте — прочту вам свое стихотворение.
Скоро свобода! И сердце невольно
Трепетно бьется и жадно и больно…
Искры мечты о неведомой дали
В сердце больном так светло засверкали.
Будет ли отдых глухому страданью?
Будут ли силы отдаться желанью?
Хватит ли силы забыть дни позора?
Сердце вместит ли потоки простора?
Поезд стучит монотонно до боли…
Годы страданий, глухой, злой неволи
Так приучили к больному ненастью…
Силы нет верить ни жизни, ни счастью.
Ветер ворвался с просторных полей.
Бодростью, силой, свободой своей
Он воскресил светлых грез красоту,
Страстную жажду, святую мечту.
Путник усталый! Кручину развей!
Свергни кошмар долгих, тягостных дней!
Верь: не убили всех сил палачи!
Не говори же надежде: «Молчи!»
Верь: будет счастье, придет и любовь.
Силой и жизнью наполнится кровь.
Смело и дерзко бокал жизни пей!
Шире раскрой грудь для счастья лучей!
Это стихотворение Валериан Владимирович написал 16 февраля 1917 года, в поезде, по пути в ссылку. В поэтических строках удачно выражены не только чувства самого Куйбышева, его твердая вера в скорое освобождение, но и настроения тех ссыльных, которые не были так крепки духом, нуждались в теплом, товарищеском, ободряющем слове…
Путь в туруханскую ссылку лежал через пересыльные тюрьмы в Оренбурге, Челябинске, Ново-Николаевске, Красноярске. Сколько лишений и оскорблений пришлось изведать ссыльным!
Но все невзгоды и притеснения Куйбышев переносил стойко и мужественно.
До красноярской тюрьмы партия ссыльных добралась 25 февраля, накануне Февральской буржуазно-демократической революции, не подозревая о том, что делается в центре, в Петрограде.
Из Красноярска до места ссылки надо было идти пешком. Узнав, что очередная группа ссыльных выходит через день, Куйбышев, Бубнов и другие товарищи стали настаивать на включении их в эту группу, так как иначе им пришлось бы сидеть в тюрьме несколько месяцев в ожидании отправки следующей партии ссыльных: весною и летом болотистая тундра становилась непроходимой.
Начальник тюрьмы решительно отказал в их просьбе.
Тогда ссыльные потребовали прокурора. Но начальник тюрьмы и это требование отклонил. Они стали выражать резкий протест — шуметь, стучать. На следующий день, 26 февраля, прокурор все же появился. Ссыльные заявили ему:
— Отправьте нас завтра же с этой партией. Мы ссыльные. Какое имеете право держать нас в тюрьме несколько месяцев?
И вдруг неожиданно для всех прокурор охотно согласился:
— Хорошо. Если вы хотите — завтра же отправляйтесь.
Ссыльные не знали, что уже началась революция и что прокурор решил угнать их подальше от революционных событий.
Их погнали в тот страшный, отрезанный от всего культурного мира Туруханский край, откуда выбраться, бежать невозможно. Это был край безлюдный: на огромном пространстве его необозримых тундр в то время жило всего около трех тысяч русских и около восьми тысяч якутов, ненцев, эвенков, хантов. Даже село Монастырское — «столица» этого обширного края — состояло лишь из тридцати пяти домов с населением в сто восемьдесят пять человек. При такой малолюдности края беглецу надо было пробираться от жилья к жилью неделями, летом — по топким болотам, зимою — по непролазным сугробам. Побег при таких условиях был выше человеческих сил.
Но Куйбышев не унывал и не отчаивался. Отправляясь в туруханскую ссылку, он надеялся, что революция освободит его.
Империалистическая война, предпринятая царем в расчете на подавление революции, привела к падению русского самодержавия. Небывалая хозяйственная разруха в стране, порожденная войной и обрекавшая трудовые массы на нищету и голод, невыносимые страдания на фронте и бессмысленная смерть, опустошавшая солдатские окопы, тяжелые поражения русских армий как следствие бездарности и измены царских генералов и министров — все это вызывало ненависть трудящихся к царизму. Недовольна была и буржуазия. Она опасалась, что царское правительство, явно неспособное вести победную войну, заключит сепаратный мир с немцами и тем самым лишит ее военных прибылей и возможности захватить новые рынки. Опасались заключения царским правительством сепаратного мира также правительства Соединенных Штатов Америки (США), Англии и Франции.
Царизм, оставшийся без поддержки и в своей стране и за рубежом, был низвергнут. 27 февраля 1917 года власть перешла к Временному комитету Государственной думы. Был создан Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, первое заседание которого состоялось вечером 27 февраля. Через два дня было сформировано Временное правительство из представителей буржуазных и мелкобуржуазных партий.
Куйбышев и его товарищи, не зная, что царизм уже свергнут, 27 февраля вышли из красноярской тюрьмы, скованные попарно рука в руку.
Во время одного из привалов в пути конвойный начальник попросил Валериана Владимировича выделить кого-нибудь из ссыльных для занятий с ним по алгебре и геометрии. Куйбышев посоветовался с товарищами. Решили помочь начальнику, но за это потребовали для себя льгот: снимать кандалы на привалах и покупать продукты в попутных селах. Начальник согласился. Заниматься с ним поручили Валериану Владимировичу.
Пройдя около двухсот километров, 6 марта партия ссыльных пришла в село Бобровка. Расположились на отдых. Политических расковали. Они начали завтракать, пить чай.
Вдруг к Куйбышеву подбежал конвойный солдат:
— Вас требует начальник конвоя.
Валериан Владимирович подумал, что начальник вызывает его заниматься, и потому недовольно ответил:
— Вот напьюсь чаю и приду.
Через несколько минут конвойный опять появился:
— Начальник требует вас немедленно.
Куйбышев рассердился:
— Что я, разве обязан заниматься? Скажите ему, что я не нанялся к нему, а занимаюсь добровольно.
Солдат ушел, но вскоре возвратился:
— Вас господин начальник просит не для занятий. Другое, срочное дело у него к вам.
Недоумевая, Куйбышев пошел в караульное помещение. Там начальник сидел за длинным столом в окружении солдат. Он протянул Куйбышеву какую-то бумажку и сказал:
— Прочтите и разъясните.
Валериан Владимирович пробежал глазами бумажку. Это была телеграмма, извещавшая о свержении царя, о сформировании Временного правительства и об амнистии политическим. Валериан Владимирович хотел бежать к товарищам, чтобы сообщить им радостную весть. Но начальник конвоя задержал его:
— Объясните!
— Что же объяснять? Произошла революция. Мы амнистированы. Мы свободны.
— Нет, вы объясните как следует… Почему это? Без этого мы вас не выпустим отсюда.
Куйбышеву пришлось подчиниться, тем более что и ему было интересно, важно рассказать солдатам о происшедших событиях.
— Ну, а теперь идите. Только никому не говорите, — предупредил начальник конвоя, отпуская Куйбышева.
— Что вы, с ума сошли? Революцию в кармане не спрячешь.
— Значит, расскажете?
— Конечно, расскажу.
— Ну, хорошо, только имейте в виду, что если вы попытаетесь организовать побег, задержу вас… будем стрелять.
— На каком основании? Какое вы имеете право?
— Я присягал царю и пока не буду убежден в том, что действительно царь свергнут, до тех пор я вас не отпущу.
Когда Куйбышев вернулся к товарищам, те, ничего не подозревая, продолжали спокойно отдыхать.
— Товарищи, революция!
Все с недоумением и недоверием посмотрели на Куйбышева.
— Да, товарищи, революция!
И Куйбышев рассказал о случившемся. Ссыльные друг друга поздравляли, торжественно запели «Марсельезу».
Затем начали обсуждать, как быть, что предпринять. Вызвали начальника конвоя и потребовали освобождения. Но тот отказался:
— Я не знаю, может быть, власть действительно сменилась. Я буду всякой власти служить. Но я присягал царю, и, пока твердо не узнаю, что царь свергнут, я не могу вас освободить.
— Что же делать? — совещались между собою ссыльные. — Если мы попытаемся освободиться силой, то, может быть, половина из нас будет убита. А между тем через день-два и так будем освобождены.
На следующее утро ссыльные позволили заковать себя в кандалы и двинулись дальше.
8 марта, подходя к ближайшему селению Казачинскому, они издали увидели людей с красными флагами. Это шли демонстранты, чтобы освободить их. Но начальник конвоя опять предупредил, что он прикажет солдатам стрелять в ссыльных, если они попытаются уйти из-под конвоя. И на этот раз пришлось подчиниться насилию. Конвойный начальник запер ссыльных в «этапку», а сам ушел разузнавать, действительно ли сменилась власть в столице.
Ушел — и пропал, скрылся. Часа через три какой-то солдат открыл дверь и освободил заключенных.
Валериан Владимирович решил немедленно направиться в Россию, туда, где он был нужен, где его ожидала революционная борьба за полное освобождение трудящихся.
Куйбышев договорился с Бубновым ехать вместе. В их пальто были зашиты деньги. Теперь они очень пригодились. Куйбышев и Бубнов на эти деньги наняли подводу и поехали в Красноярск, а оттуда вместе с группой других ссыльных выехали по железной дороге в Самару.
В день их приезда, 17 марта 1917 года, на вокзал пришли со знаменами рабочие всех фабрик и заводов. Подошел поезд. Первым из вагона вышел Куйбышев. Его краткая речь прозвучала бодрым призывом к победной борьбе.
Центральный Комитет партии оставил Куйбышева в Самаре для руководства революционной борьбой самарского пролетариата. Бубнов же вскоре был отозван в Москву, а затем в Петроград. Там он принял участие в подготовке и проведении Великой Октябрьской социалистической революции.