По субботам семья Филата в бане парилась: Филат -- с женой, а поселенец -- со старухой.
Степан и тут без шуток не обходился.
Бегает глазами по желтому, морщинистому скелету старухи и вздыхает:
-- Ох-ох-хо... худо, бабушка...
Старуха хлюпается руками в лохани, седые и реденькие волосы полощет и ворчит:
-- Чего опять надумал?
-- Да как же... обидно! Сама рассуди: кому нельма, а кому -- чебак вяленый...
Сдвинет старуха седые брови:
-- Какой чебак? Что ты мелешь?
Степан моет свои курчавые волосы, белые зубы скалит:
-- У дяди Филата, говорю, баба-то -- как нельма! А я вот, с тобой парюсь и моюсь, вроде как с чебаком вяленым!
-- Тьфу, варнак, насмешник!.. Это ты меня чебаком вяленым прозываешь?
-- Ну, конечно, тебя.
-- Ах, ты варнак, варнак! Ужо накажет тебя господь! И пошто ты такой просмешник уродился, варначьи твои глаза?!
-- Ничего не поделаешь, бабушка, -- отвечал Степан, едва удерживаясь от хохота. -- Смешинка часто попадает мне на язык -- потому я и такой смешливый.
Начнет одеваться старуха. Хмурит седые брови, а в подслеповатых глазах ласка светится. Придет в избу, сядет за стол чай пить и воркует:
-- Хорошего работника добыл ты, Филат. Парень-то -- огонь!
Филат разглаживает рыжую куделю на малиновом послебанном лице, с шипением потягивает из блюдца чай и гудит:
-- Не говори, маменька, -- гору своротит!..
-- Надо бы, сынок, поболе присеять ноне... десятинки на две, на три.
-- Думаю, маменька, да не знаю, справимся ли?
-- А ты рассуди да развесь. Ночь-то не шибко дрыхни, обдумай.
-- Думаю, маменька... Потерял и сон!
-- Думай, шибче думай! Видишь, какой работник-то оказался. Ни с одной девкой на улице не остановится и не поговорит. В хороводы тоже не ходит. Даже со здешними поселенцами не встречается. Все время в работе -- в будни и в праздники. Видишь?
-- Вижу, маменька! Замечаю...
Старуха начнет швыркать из блюдца густой кирпичный чай, а Филат сидит, опершись длинными руками о лавку, в пол смотрит. И думает.
Земли удобные в уме перебирает; семена в закромах на десятины прикидывает. И бредит.
Перед глазами у него уже березовый лес колышется. Где-то далеко черные полосы по утрам паром курятся. И точно такой же мужик, как он, Филат, шагает по ним с лукошком.
Широкими золотистыми брызгами зерно по черной пахоте разбрасывает.