Ночью въ эту субботу Марія видѣла сонъ. И опять во снѣ пришелъ къ ней Яона. Только на этотъ разъ онъ не стоялъ надъ ней, какъ раньше; разстояніе между ними было больше, и, можетъ быть, именно потому она видѣла его отчетливѣе, чѣмъ когда-либо.
Онъ стоялъ неподвижно, словно окаменѣлый, но въ склоненной напередъ позѣ его болѣе, чѣмъ обычно, чувствовалась угроза приближенія. Глазъ его, для котораго разстояніе не имѣло значенія, горѣлъ прежнимъ безуміемъ, и въ безконечномъ грезовомъ пространствѣ времени онъ быстро, безъ единаго живого движенія, скользнулъ вдругъ прямо къ ней.
Во снѣ она совершенно ясно припоминала, что обыкновенно онъ стоялъ надъ ней тихо, не шевелясь, какъ въ старину возлѣ кучи дровъ. Никогда раньше онъ не приближался къ ней съ такой внезапностью, какъ неотвратимая, неизбѣжная опасность.
И онъ не только приближался -- временами онъ отступалъ, словно ярко освѣщенная огнемъ картина, которая, если долго смотрѣть на нее, колеблется взадъ и впередъ передъ утомленнымъ взоромъ. Потомъ онъ тихо скользнулъ назадъ и отступилъ такъ далеко, что она видѣла только его взглядъ, но въ слѣдующее мгновеніе снова придвинулся такъ стремительно, что она обомлѣла отъ ужаса. Всякій разъ, какъ онъ приближался, его освѣщенное лицо и горящій глазъ сливались въ раскаленный огненный языкъ, тянувшійся къ ней. Ощущеніе опасности, охватившее ее при видѣ грозно подступающаго Яоны, какъ бы сгорѣло въ этомъ огнѣ, обжигавшемъ ее. Она хотѣла крикнуть, но голосъ не повиновался, хотѣла, протянуть руку, чтобы прикрыть свое тѣло, но рука не поднялась, и воля ея словно уничтожилась.
И вдругъ сонъ перемѣнился -- съ внезапностью, свойственной снамъ.
Яона, огонь и чары, сковавшія ее, исчезли, какъ въ туманѣ. Тамъ, гдѣ во мракѣ и пламени стоялъ Яона, струился теперь тихій свѣтъ, и въ немъ, передъ нею -- стоялъ учитель. Взоръ его былъ необыкновенно нѣженъ, руки были подняты, какъ бы отстраняя какое-то видѣніе, и она все еще думала, что это сонъ, когда онъ вдругъ закрылъ лицо руками и отошелъ.
Тогда она увидѣла, что уже разсвѣло, и поняла, что онъ разбудилъ ее своимъ приходомъ. Онъ стоялъ надъ нею -- и видѣлъ ее разметавшейся и обнаженной во снѣ. И ушелъ отъ нея.
Марія не сознавала, что шевельнулось въ ней въ эту минуту. Вскочивъ съ постели, она бросилась за нимъ и хотѣла схватить его. Схватить крѣпко-крѣпко, прижаться къ его груди, чтобы укрыться отъ глазъ Яоны и равнодушія стариковъ.
Но она не догнала его, а, когда подбѣжала къ двери, его лодка уже отплывала отъ берета. Стоя одной ногой на кормѣ, а другой упираясь въ землю, онъ оттолкнулъ лодку отъ затѣнявшаго берегъ лѣса -- въ багряный свѣтъ, лившійся съ востока и мерцавшій на водѣ. Потомъ взялся за весла и уплылъ отъ нея -- одинъ -- какъ уплылъ когда-то другой, котораго она позвала на берегъ, чтобы утолить его тоску.
Къ вечеру того дня разыгралась буря.
Марія выѣхала одна въ своей лодкѣ осмотрѣть сѣти у восточной стороны острова. Некому было поѣхать съ ней. Кейра ушелъ въ лѣсъ, а у остальныхъ все валилось изъ рукъ. Они была необыкновенно молчаливы и подавлены и думали, что это оттого, что учитель покинулъ ихъ, но, вѣроятно, ихъ угнетала просто надвигавшаяся буря. Туде сидѣлъ у постели маленькаго Алита, который страшно ослабѣлъ съ субботы,-- отъ радости по случаю чуда, какъ они думали. Яону Марія не видѣла. Лодки его тоже не было у берега, когда она отъѣзжала.
Клоки рваныхъ тучъ, несущіеся по небу, и темно-сѣрая, переходившая въ черную у берега гладь озера предвѣщали непогоду, но Марія не думала о ней. Взоръ ея, скользившій по озеру и вдоль берега, слѣдилъ не за признаками готовившейся бури, а искалъ лодки, подплывавшей къ острову.
На зарѣ онъ уѣхалъ, и они ждали его. Не одна она, но и Іиско, и работники тоже. Она видѣла это но ихъ глазамъ и по ихъ бездѣйствію.
Марія подумала о постоянныхъ угрозахъ Іиско, что она будетъ несчастлива за то, что не слушаетъ съ благоговѣніемъ его рѣчей о пришествіи учителя. Какъ она не хочетъ быть близкой къ Господу въ его священный день, такъ и Господь покинетъ ее когда-нибудь въ одиночествѣ.
Тогда Марія не обращала, вниманія на слова Іиско, но теперь они вспомнились ей, и она затрепетала.
Господь -- вѣдь это же онъ -- учитель -- принесшій ее, какъ ребенка, изъ лѣсу.
Каждый разъ, въ теченіе дня, когда взоръ ея скользилъ по направленію къ лѣсу, она останавливалась, съежившись, съ закрытыми глазами, чтобы снова почувствовать себя въ лѣсу, во мракѣ. Она не видѣла передъ собой учителя, какъ утромъ, когда онъ стоялъ надъ нею въ ясномъ, тихомъ свѣтѣ, послѣ ужасовъ ночи, но чувствовала его. Едва она закрывала глаза, ее обступалъ лѣсъ. Она ощущала запахъ хвойныхъ деревьевъ и объятіе двухъ сильныхъ рукъ и понимала -- и тогда, и еще больше теперь, находясь одна въ лодкѣ -- что ей хочется узнать что-то о немъ. Она должна узнать то, чего не хотѣла слушать. Насколько раньше она не вѣрила, что Іиско и другіе могутъ что-нибудь разсказать о немъ, и насколько мало она въ то время придавала значенія ихъ рѣчамъ о Господѣ, который долженъ притти къ нимъ, настолько теперь она была убѣждена, что они знаютъ то, чего не дано знать ей. И все-таки чувствовала, что ни Іиско, ни его избранники не знаютъ всего, что ей нужно. Она достаточно часто слышала раньше слова Іиско, чтобы составить себѣ представленіе о его пророчествахъ. Когда онъ говорилъ о Господѣ и Учителѣ, то всегда выходило такъ, какъ будто къ нимъ придетъ водопадъ, или вѣтеръ, или скала, оторвавшаяся отъ берега. Въ словахъ Іиско она никакъ не могла увидѣть учителя, какъ обыкновенно видѣла человѣка, о которомъ говорили. Изъ разговоровъ Іиско и другихъ она никогда не могла себѣ представить, какіе у него волосы, какая обувь, и сильнѣе ли онъ другихъ людей. Она не знала, мужчина ли онъ, и даже -- человѣкъ ли онъ.
Теперь -- увидѣвъ его -- она это знала. Но то, что сдѣлалось ей яснымъ, казалось безконечно малымъ, а то, чего она не знала -- безконечно манящимъ и важнымъ.
Всѣ другіе люди -- Іиско, и старики, и рыбаки, жившіе вокругъ озера, показались ей вдругъ такими ничтожными то сравненію съ учителемъ. У нея не было съ ними ничего общаго, и она не представляла себѣ, можетъ ли она имѣть что-либо общее съ человѣкомъ, настолько выше остальныхъ. Можетъ ли между ними быть что-нибудь такое, о чемъ она думала бы съ радостью, я чего не знали бы другіе. Только, когда учитель поднялъ ее въ лѣсу, разгоряченный отъ бѣга и отъ ея близости, она почувствовала, что это возможно. Новыя ощущенія нахлынули на нее такъ неожиданно, а она совсѣмъ не привыкла думать. Но знала, что когда бѣжала отъ него но мракѣ, то гналъ ее не одинъ страхъ. Ей хотѣлось, чтобы онъ догналъ и схватилъ ее. Хотѣлось, чтобы онъ несъ ее по лѣсу, какъ маленькаго ребенка.. И это случилось. Истомленная долгой, мучительной ночью, она хотѣла видѣть его передъ собой, какъ утромъ, въ ясномъ, тихомъ свѣтѣ, и рѣшила удержать его сама -- силой, если понадобится -- и привлечь его къ себѣ.
И вотъ онъ ушелъ -- можетъ быть, какъ говорилъ Іиско, молиться -- и оставилъ ее одну.
Она не понимала, что значить молиться. Здѣшніе люди всѣ молились, какъ молятся дѣти, когда хотятъ получить какую-нибудь чужую вещь. Молились о томъ, что проповѣдывалъ Іиско -- о наградѣ, когда ничего не дѣлали, и объ избавленіи отъ наказанія за свои предполагаемыя прегрѣшенія. Іиско и ей приказывалъ молиться. Но она не знала, какой ей просить награды, и ни въ чемъ не согрѣшила. И еще ребенкомъ убѣдилась, что, сколько бы она ни просила, ничто не давалось ей добровольно, отъ сердца.
Наоборотъ, она привыкла къ тому, что если она не брала чего-нибудь самовольно, своими собственными руками, то оно никогда не доставалось ей. Будь то рыба, которую ей хотѣлось съѣсть, или оленья шкура на подстилку для спанья. Иногда она не брала, и тогда оставалась и безъ рыбы, и безъ подстилки. И потому не вѣрила, что можетъ получить что-нибудь, если попроситъ.
И только теперь въ ней проснулось сомнѣніе -- можетъ быть, другіе, молившіеся постоянно, обладаютъ за это тѣмъ, чего она невидитъ. Можетъ быть, это и есть именно знаніе объ учителѣ, къ которому она такъ страстно стремится теперь?
Много субботъ собирались они на холмѣ и привозили своихъ дѣтей, которыхъ любили. Ее никто не бралъ съ собою, и потому она по привычкѣ не ходила на собранія. Тогда это не огорчало ее, но теперь ей показалось, что она стоитъ точно внѣ этихъ людей, и припомнила, какъ одна женщина, разсердившись, сказала разъ, что она -- чужая среди нихъ.
Когда она ждала учителя -- а ждала она его, можетъ быть, больше всѣхъ -- то думала она не о наградѣ и не о наказаніи, пугавшемъ ее теперь только потому, что она была одна -- нѣтъ, ожиданіе ея было лишь обороной противъ одиночества -- утѣшеніемъ въ горькомъ сознаніи, что она чужая окружавшимъ ее людямъ.
Въ ночь, когда она стояла передъ нимъ на берегу и вдругъ поняла, что ждала именно его, когда увидѣла, что онъ такъ непохожъ на другихъ, когда вдругъ очутилась совсѣмъ рядомъ съ нимъ и почувствовала, что онъ смотритъ только на нее; вся горечь и тоска ея воскресли съ новой силой -- горечь и презрѣніе къ собравшимся на холмѣ старикамъ. Ей не нужно было ихъ видѣть. Она чувствовала, что они тамъ. Сидятъ на холмѣ, дрожа отъ тревожнаго волненія и старческой немощи.
Они всѣ отталкивали ее. Теперь она гордо стояла передъ ними.
Учитель, пришедшій на ихъ берегъ, смотрѣлъ не на нихъ, а на нее одну. Его здѣсь ждали только двое -- она и всѣ другіе -- и онъ пришелъ къ ней.
Въ этомъ она уже не сомнѣвалась, и, отъъѣзжая отъ берега и взглядомъ ища его лодку, она ни разу не подумала, чтобы учитель могъ вернуться къ другимъ. Если Іиско говорилъ правду, что онъ уѣхалъ въ отдаленіе помолиться -- если такъ сказано въ Писаніи, въ которомъ Іиско читаетъ о томъ, что должно случиться -- то, все равно, учитель уѣхалъ только для того, чтобы вернуться снова только къ ней. Можетъ быть, потому онъ и не хотѣлъ остаться на зарѣ, когда она побѣжала за нимъ. Все время она видѣла его передъ собой такимъ, какимъ онъ былъ, когда несъ ее по лѣсу. Стоило ей закрыть глаза и онъ являлся передъ нею. Онъ стоялъ у ея кровати въ ясномъ, тихомъ свѣтѣ, и она чувствовала крѣпкое объятіе это рукъ.
Подъѣхавъ къ мелкому мѣсту у восточнаго края острова, гдѣ были закинуты сѣти, Марія замѣтила, что поднимается вѣтеръ. Самого вѣтра еще не было, и лѣсъ на берегу стоялъ неподвижно. Но вода уже зыбилась мѣстами и пестрѣла свѣтомъ и тѣнями, словно какая то огромная рука играла подъ поверхностью. Длинныя, мелкія волны вставали тамъ, гдѣ озеро еще минуту назадъ было ровно и блѣдно, и вдругъ -- внезапно -- съ запада дохнулъ вѣтеръ.
Онъ надвигался не быстро, но Марія знала, что онъ можетъ усилиться. Сложивъ весла, она приподняла за прутъ ближайшую сѣть. Рыбы въ ней было мало, всего нѣсколько штукъ мелкихъ сиговъ, и, замѣтивъ, что вѣтеръ превращается въ бурю, она поспѣшно побросала сѣти одну за другой въ лодку. Когда она убирала послѣднюю, озеро уже покрылось бѣлыми гребешками, и вода заливала лодку. А у мыса ужъ шумѣлъ сильный прибой. Надо было держаться тамъ, гдѣ глубже. Вдругъ, на востокъ отъ отмели, она увидѣла темныя очертанія лодки, вынырнувшей изъ волнъ и сумрака.
Она сейчасъ же, подумала, что это возвращается учитель. Должно быть, увидѣлъ въ бурю ея лодку и спѣшитъ на помощь. Она заключила это по сильнымъ взмахамъ его веселъ. Лодка такъ быстро мелькала на высокихъ гребняхъ волнъ.
Ей показалось, что грести стало гораздо легче. Она не подумала, что безсознательно перестала бороться съ волнами и только покачивалась на нихъ, ожидая учители.
Что онъ ѣдетъ къ ней -- это она знала по быстрому ходу лодки и по своему собственному волненію. Она вся дрожала и едва могла держать весла. Но это ничего не значить. Если даже буря поборетъ ее, то противъ учителя она, все равно, безсильна. Такъ говорилъ Іиско по Писанію. Онъ -- владыка всего, что можетъ случиться.
Лодка подошла такъ близко, что Марія слышала за вѣтромъ всплески веселъ. Вдругъ человѣкъ обернулся, чтобы провѣрить направленіе. И только тутъ Марія увидѣла, что это не учитель. Да и лодка была не это, хотя до сихъ поръ она такъ твердо была увѣрена въ этомъ, что даже не замѣтила разницы.
Это былъ Перрокесъ Яона -- калѣка.-- Длинными своими руками онъ гналъ по озеру лодку такъ, что вода бурлила за кормой.
Вся радость Маріи погасла, когда ожиданіе ея оказалось обманутымъ. Буря, оставлявшая ее до сихъ поръ равнодушной, теперь устрашала ее и дѣлала безсильной противъ этого человѣка. Сначала она сидѣла, какъ парализованная, опустивъ весла и не зная, куда ей направиться, по потомъ, съ тою же силой, какъ въ дѣтствѣ, еще охватилъ страхъ, заставлявшій ее въ безуміи бѣжать по берегу.
Противъ волнъ грести не стоило. Она все равно съ ними не справится, и Яона сейчасъ же нагонитъ ее. А если плыть по волнамъ, то берега не будетъ до утра, если буря не утихнетъ раньше.
Когда Яона снова обернулся, она повернула лодку и стала грести по вѣтру.
Онъ тоже повернулъ свою лодку. Поставивъ одно весло противъ волнъ, а другое по волнамъ, онъ измѣнилъ положеніе руля и находился уже на разстояніи нѣсколькихъ саженъ отъ ея лодки. Отблескъ закатившагося солнца, кроваво-краснаго отъ бури, озарялъ его крѣпко сжатыя губы и спокойно смотрѣвшіе глаза.
Много лѣтъ ждалъ онъ и желалъ эту женщину.
Инкерисъ Іиско иногда разсказывалъ о томъ, какъ она соблазняла и искушала его нечистымъ духомъ, жившимъ въ ней. Іиско думалъ, должно быть, что она искушала его одного. Яона усмѣхнулся. онъ зналъ, что Марія искушала и его тоже.
Теперь, когда онъ былъ увѣренъ, что она не уйдетъ отъ него, что она въ его власти, въ немъ проснулось все, о чемъ онъ думалъ днями и ночами. Душа это до краевъ была полна горечи и злобы противъ Іиско и всѣхъ остальныхъ, не считавшихся съ нимъ -- калѣкой.
Іиско таинственно разсказывалъ, что въ движеніяхъ Маріи и во всей ея необузданности, когда она убѣгала, былъ такой соблазнъ, что ему всегда хотѣлось броситься за нею. Яона отлично понималъ Іиско. Ему тоже хотѣлось погнаться за бѣжавшей по берегу Маріей, только у него не было ногъ. И еще Іиско разсказывалъ, что побуждалъ его къ этому нечистый духъ, живущій въ Маріи. При этихъ словахъ Яона всегда смѣялся. И не только надъ духомъ, въ котораго вѣрили эти глупцы, но и надъ самимъ Іиско. Должно быть, въ немъ самомъ, бѣднягѣ, жилъ нечистый духъ, что онъ имѣлъ эту женщину и не бралъ ее, и довѣрялся ему, Яонѣ, думая, что если у человѣка нѣтъ ногъ, такъ онъ уже и мертвъ.
Они не считались съ нимъ на землѣ и позабыли, что надо считаться съ нимъ, когда онъ въ лодкѣ. Одинъ разъ онъ находился близко къ Маріи и чуть-чуть не взялъ ее. Но въ тотъ разъ они были слишкомъ близко и къ землѣ. И потомъ помѣшалъ Кейра. Яона мелькомъ подумалъ, что было бы недурно, еслибъ медвѣдь когда-нибудь поосновательнѣе занялся головой Кейры.
Теперь вѣтеръ дуетъ отъ земли. Теперь она можетъ кричать, сколько угодно. Онъ сейчасъ на водѣ. Онъ уже не калѣка и можетъ потягаться и съ ней, и съ другими.
Яона обернулся и посмотрѣлъ въ ту сторону. Лодка Маріи какъ разъ поднялась на волнѣ, и онъ видѣлъ ее словно на вершинѣ. Она гребла хорошо. Разстояніе между ними опять увеличилось. Но вѣдь ему некуда спѣшить. Онъ принялъ прежнее положеніе и задумался.
Еще когда она была совсѣмъ дѣвочкой, онъ невольно замѣтилъ ее, оттого что она всегда убѣгала отъ него. Когда она стала подрастать, это привлекало его, сначала онъ самъ не понималъ, почему. Это постоянное бѣгство захватывало и его. Онъ былъ пастухомъ, гонялся по лѣсамъ за звѣрями и зналъ, какъ заманчива убѣгающая добыча. И о Маріи онъ думалъ, какъ о животномъ, которое не имѣетъ большой цѣны, если не старается убѣжать. Именно ея бѣгство и возбудило его желаніе.
Она бѣгала отъ него и впослѣдствіи, уже взрослой, когда въ немъ проснулось влеченіе къ ней. Но тогда она была умнѣе и убѣгала недалеко. Она знала, что ей незачѣмъ такъ далеко убѣгать отъ человѣка, который можетъ только ползать, и просто отходила настолько, чтобы онъ не могъ дотянуться до нея. И онъ не смѣлъ прикоснуться къ ней и при другихъ. Но всегда въ душѣ радовался, что не смѣетъ прикоснуться къ ней и никто изъ тѣхъ глупцовъ, которые могли бы догнать ее. Иногда кто-нибудь изъ молодыхъ парней, пріѣзжавшихъ по субботамъ, взглядывалъ на нее -- Яона зналъ, что таилось въ его взглядѣ -- конечно, то же желаніе, что и у него -- и ненавидѣлъ этого парня.
И вотъ пришелъ учитель.
Яона почти забылъ и Марію, и бурю, задумавшись объ учителѣ.
Онъ вѣрилъ въ Слово, возвѣщаемое Іиско. Когда-то онъ былъ на равнинѣ и слышалъ, какъ другіе люди говорили о Богѣ то же, что говорилъ Іиско. Въ то время у него явилось желаніе непремѣнно вернуться туда и послушать еще. Такія удивительныя вещи разсказывали тамошніе люди. Но на него обрушилось несчастье, онъ сталъ калѣкой. И никогда ему не уйти туда. Онъ мотъ бы уѣхать съ оленеводами -- одинъ разъ, лѣтомъ, въ безумной тоскѣ, онъ совсѣмъ ужъ рѣшилъ было отправиться за пороги, по рѣкѣ, но изъ этого ничего не вышло, и тогда онъ присталъ къ Іиско. Можетъ быть, Іиско и говорилъ правду, что ихъ озеро -- то самое, на которое долженъ притти учитель. Всѣ остальные вѣрили въ это, и долгіе годы тщетнаго ожиданія укрѣпили ихъ вѣру. И когда распространился слухъ, что явился неизвѣстный человѣкъ -- непринадлежавшій къ ихъ племени и не выходившій на беретъ къ людямъ -- когда, этотъ человѣкъ въ субботу утромъ пришелъ, по водѣ -- какъ предсказывалъ Іиско -- то Яона, вмѣстѣ съ другими, повѣрилъ, что онъ и есть долго-жданный учитель.
Онъ не похожъ на нихъ -- лодка его не такая, какъ у нихъ -- и онъ не принадлежитъ къ ихъ племени, хотя и говоритъ на ихъ языкѣ. Онъ поднялъ Алита своей невидимой силой -- Яона видѣлъ это собственными глазами и повѣрилъ. Онъ изгналъ также нечистаго духа изъ Маріи. Но тутъ Яона не повѣрилъ, и, главнымъ образомъ, потому, что это возбудило въ немъ страшную ненависть, затемнившую все остальное.
Ясна никогда не создавалъ себѣ, подобно другимъ, образа учителя, о которомъ говорилъ Іиско. Ему было довольно того, что это ждали другіе. Кѣмъ бы онъ ни былъ для остальныхъ -- для Яоны онъ былъ просто человѣкъ, надѣленный необыкновенной силой -- и когда онъ вышелъ изъ лѣсу, неся на рукахъ Марію, Яона почувствовалъ, что вся эта сила какъ бы обращена противъ наго, и испыталъ ту же злобу, только еще гораздо сильнѣе, какую по временамъ испытывалъ противъ молодыхъ пріѣзжихъ парней.
Учитель молодъ, какъ они. У него есть ноги, онъ можетъ ходить и можетъ носитъ на рукахъ, что захочетъ. Онъ высокаго роста и, должно быть, обладаетъ невидимой силой. Яона же прикованъ къ землѣ и къ своей лодкѣ -- прикованъ своимъ маленькимъ искалѣченнымъ тѣломъ. Но именно этотъ маленькій ростъ и дѣлалъ такой отромной его ненависть.
Она выросла въ немъ въ одну ночь и все продолжала расти. Она питалась его искалѣченнымъ тѣломъ, какъ раньше оно же питало его ожиданія.
Всѣ остальные, окружавшіе Іиско, пришли къ нему, какъ и Яона, гонимые своими болѣзнями и несчастьями, которыя были слишкомъ тяжелы, чтобы они могли справиться съ ними одни. Никто въ Нуоньясѣ не могъ помочь имъ -- и потому они собрались въ ожиданіи великаго спасителя, предсказываемаго Іиско. Можетъ быть, онъ поможетъ имъ.
Яона не ждалъ помощи. И ужъ, во всякомъ случаѣ, не сейчасъ, въ лодкѣ, гдѣ онъ сильнѣе всѣхъ, пожалуй, сильнѣе самого учителя.
Теперь эта сила доставляла ему страстное наслажденіе. У него ея больше, чѣмъ нужно, и спѣшить некуда. Онъ зналъ, что отъ Маріи его отдѣляютъ всего нѣсколько саженъ, но не торопился нагнать ее.
Много лѣтъ ждалъ онъ эту женщину. И вотъ теперь она здѣсь, передъ нимъ. Берега уже не видно. Ей некуда убѣжать отъ него -- до самаго завтрашняго утра.
Буря ревѣла вокругъ нихъ, и сумерки сгущались все больше и больше. Красный отблескъ неба еще лежалъ на ихъ лицахъ и на клочьяхъ тучъ, несшихся надъ ними.
Марія почти ничего не сознавала. Она никогда не бывала такъ долго на озерѣ въ бурю и боялась, что волны захлестнутъ ее. Лодка виднѣлась лишь слабой черной тѣнью на свѣтломъ краю горизонта. Каждую секунду ей приходилось слѣдить за волнами, грозно вздымавшимися изъ подъ лодки. Освѣщены были только ихъ бѣлые гребни, и провалы между ними казались бездонными во мракѣ.
Весла ея работали безостановочно, совсѣмъ иначе, чѣмъ весла Яоны, спокойно и мѣрно оставлявшія бокъ одной волны, чтобы наискось, безъ единаго всплеска, врѣзаться въ слѣдующую. Марія чувствовала, что не выдержитъ долго, и это заставляло ее грести черезчуръ быстро. Весла ея, правда, большею частью разсѣкали волну, но случалось, что одно врѣзывалось только въ гребень ея, и тогда волна круто поворачивала лодку. Такъ она повернулась и въ ту минуту, когда правое весло выскользнуло изъ уключины. Марія попробовала выправить лодку, но соскользнувшее весло врѣзалось въ каждую волну, и пока она билась съ нимъ, Яона двумя взмахами веселъ настигъ ея лодку. Протянувъ свою длинную руку, онъ схватился за корму -- а въ Нуоньясѣ говорили, что если Яона взялся за какую-нибудь лодку, то она пойдетъ за нимъ, хотя бы отъ нея осталась только половина.
Крѣпко взявшись за корму и другой рукой, онъ перекинулся въ лодку Маріи. Онъ не смотрѣлъ на волны, кипѣвшія вокругъ, не смотрѣлъ на бурю -- что ему было до нихъ? Онъ уже не боялся бури. И даже не взглянулъ на свою лодку. Пусть ее плыветъ, куда хочетъ, хотъ къ рѣкѣ.
Марія выпустила весла. Руки ея совсѣмъ обезсилѣли. Одни только пальцы шевелились, словно ища, за что ухватиться. Такъ она сидѣла, неподвижно, слѣдя глазами за человѣкомъ, приближавшимся къ ней -- неотвратимо, медленными, увѣренными движеніями, упираясь обѣими руками въ борта лодки.
Лодка повернула къ западу. Послѣдній отсвѣтъ дня упалъ на лицо Яоны, и Марія увидѣла его такимъ, какимъ онъ являлся ей въ дѣтствѣ и въ сновидѣніяхъ.
За нимъ не видно было ничего. Тѣло его тоже терялось въ пустотѣ пространства. Она видѣла только его лицо и одну руку. Она была протянута, какъ звѣриная лапа. Его никогда не стриженые волосы висѣли длинными, грубыми космами, и въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ раздѣлилъ ихъ рукой, чтобы видѣть, горѣлъ устремленный на нее глазъ.
Подъ конецъ -- когда онъ придвинулся къ ней совсѣмъ близко -- Марія не видѣла и этого. Лодка сильно накренилась, и она подумала о бурѣ, грозившей имъ обоимъ. Они были совсѣмъ одни во мракѣ, и она могла искать защиты только у него. Онъ не можетъ подойти къ ней ближе -- чего же она боится? Она перестала смотрѣть на него, и, закрывъ глаза, увидѣла совсѣмъ другого.
Все было сномъ. Какъ въ прошлую ночь Яона пришелъ къ ней и внезапно исчезъ, такъ и этотъ сонъ разсѣялся, и передъ ней стоялъ тотъ, кого она желала -- учитель, котораго она ждала въ бурю.
Она могла удержать его, какъ ей хотѣлось сегодня утромъ, на зарѣ. И вдругъ она почувствовала крѣпкое объятіе его рукъ.
Бросаемые волнами, они уносились во мракъ и небытіе.