Въ слѣдующіе дни Марія одна знала, гдѣ находится учитель.
Къ вечеру онъ тихонько подплывалъ вдоль берега съ запада, и, задолго до того, какъ вставало солнце, уплывалъ опять.
Старики на берегу то и дѣло вопросительно поглядывали на Іиско. Вѣдь отъ руководилъ ими всѣ эти годы. Они вѣрили, что онъ избранъ для этого, и всегда ждали его словъ. Теперь онъ больше не говорилъ съ ними. Одни думали, что ею угнетаетъ, вѣроятно, скорбь объ Алитѣ, и въ то же время недоумѣвали, почему учитель допустилъ Алита уйти послѣ того, какъ совершилъ надъ нимъ чудо. Другіе думали, что Іиско, можетъ быть, ждетъ словъ учителя, а третьи до такой степени были полны его прежними проповѣдями, что не замѣчали его молчанія. Но никто изъ нихъ не понималъ, что то, что Іиско предсказывалъ въ теченіе тридцати лѣтъ, уже исполнилось, и что ему нечего больше предсказывать имъ.
Самъ Іиско тоже не зналъ, куда ушелъ учитель, и не смѣлъ спрашивать.
Съ тѣхъ поръ, какъ появилось ученіе Іиско, никто не осмѣливался рѣшиться на что-нибудь. Они узнали, въ чемъ заключается зло, и научились бояться зла. Они привыкли ждать суда и наказанія. И всѣ люди здѣсь таились и боялись другъ друга.
Одинъ не смѣлъ убить другого изъ страха быть самому убитымъ когда-нибудь. Если кто-нибудь кралъ, то зналъ, что въ свою очередь будетъ обокраденъ, и потому никто не кралъ ничего, за исключеніемъ птицъ въ силкахъ и рыбы въ сѣтяхъ. Но это считалось кражей только наполовину. И если кто-нибудь думалъ дурно о другомъ, то ждалъ того-же и отъ сосѣда, и потому никто не смѣлъ обнаруживать свои мысли.
Такъ было и съ Іиско.
Онъ боялся, что учитель -- потому что все же онъ былъ учитель, въ возвѣщенный часъ пришедшій по водѣ -- прочтетъ сомнѣніе въ его вопросѣ и осудитъ его. Съ самаго того дня, когда рѣшимость говорить измѣнила ему -- когда пришелъ учитель, и люди уже не видѣли его, предсказавшаго это пришествіе -- съ самаго того дня силы его сломились, и увѣренность его исчезла. Раньше онъ никогда не думалъ о томъ, что случится, когда учитель появится среди нихъ, и въ этомъ сказывалось его сомнѣніе -- въ самомъ себѣ и въ своей собственной проповѣди. Въ глубинѣ души онъ никогда не вѣрилъ въ дѣйствительное пришествіе учителя.
Онъ только повиновался вдохновенію.
Священникъ на равнинѣ, въ старину преподававшій ему Слово Божіе, велѣлъ ему итти въ міръ и проповѣдывать пришествіе Господа. И Іиско нашелъ слова о проповѣдникѣ:
-- Я -- гласъ вопіющаго въ пустынѣ. Уготовайте пути Господу.
И пошелъ собирать учениковъ.
Сначала онъ говорилъ только по вдохновенію, но потомъ, когда народъ сталъ притекать къ нему, онъ говорилъ уже ради собственнаго возвеличенія, и собирать всѣхъ вокругъ себя превратилось для него въ вопросъ честолюбія.
Такъ было и вначалѣ, когда онъ возвѣстилъ, что по Писанію Они избраны итти по путямъ Господнимъ. Самъ онъ зналъ о путяхъ Господнихъ лишь то, что запомнилъ изъ проповѣдей священника съ равнины, но, разбирая по складамъ въ своей потрепанной библіи, какъ училъ его священникъ, нашелъ -- слово въ слово -- все то, о чемъ мечталъ и думалъ. Тогда сила его возрасла. Онъ сейчасъ же позабылъ священника и его ученіе и напалъ проповѣдывать то божество, которое создалъ себѣ самъ изъ Писанія. То, что вначалѣ онъ проповѣдывалъ немногимъ, теперь стало казаться ему слишкомъ малымъ для многихъ. И онъ обѣщалъ имъ, что учитель придетъ. Обѣщалъ, что учитель будетъ жить среди нихъ и совершать чудеса, и что придетъ онъ скоро. Это превратилось въ цѣль, которая все расла по мѣрѣ того, какъ онъ шелъ къ ней, и чѣмъ она казалась ему ближе. И вдругъ, сразу, когда онъ достигъ ея, когда онъ миновалъ ее, и учитель стоялъ среди нихъ, власть надъ покатившимся камнемъ, который онъ же самъ сдвинулъ съ мѣста, ускользнула отъ него. Все, созданное имъ въ мысляхъ, предстало передъ нимъ, какъ непостижимая дѣйствительность, и онъ былъ не въ силахъ объять ее. Она переросла его, и онъ сталъ опять прежнимъ Инкерисомъ Іиско, умѣвшимъ только управлять лодкой и забрасывать сѣти. Теперь же, когда взоры всѣхъ преслѣдовали его вопросомъ, онъ даже не зналъ, гдѣ находится учитель.
Однажды утромъ Марія тихонько пробралась по берегу, чтобы посмотрѣть, куда направляется лодка Вуоле, и нашла его у западнаго мыса, гдѣ Большой Островъ вздымается изъ воды крутыми склонами, обточенными волнами и льдомъ.
Пробираясь по лѣсу, она сначала могла слѣдить за лодкой, но потомъ Вуоле сталъ грести быстрѣе, а лѣсъ былъ слишкомъ частъ, на берегу же ей не хотѣлось показываться. Она потеряла его изъ виду, но все-таки побѣжала къ прогалинѣ въ лѣсу. На краю острова она остановилась у самой опушки, чтобы посмотрѣть, куда дѣвалась лодка. Передъ ней разстилалось прозрачное озеро, но лодки не было видно. Она долго стояла, пораженная ея исчезновеніемъ, потомъ шагнула немного впередъ, чтобы получше всмотрѣться, и вдругъ -- прямо передъ ней оказалась вытащенная на берегъ лодка, а, обернувшись, она увидѣла и самого учителя. Онъ сидѣлъ на вершинѣ холма, упираясь локтями въ колѣни и положивъ подбородокъ на раскрытыя ладони.
Съ того дня, какъ увезли умершаго Алита, Вуоле постоянно пріѣзжалъ на западный край Большого Острова. Онъ и такъ не рѣшался покинуть эти мѣста, а то, что онъ перечувствовалъ, возвращаясь съ острова мертвыхъ, заставляло его, какъ только день склонялся къ вечеру, потихоньку уѣзжать сюда, чтобы видѣть передъ собой эти острова.
Можетъ быть, тамъ есть еще одна дорога? Постоянная неутолимая тоска подсказывала ему, что тамъ Алитъ нашелъ, можетъ быть, входъ въ ту самую страну, о которой говорилъ поморскій священникъ. И это возбудило сомнѣнія въ Вуоле. Можетъ быть, то, чего онъ искалъ -- не здѣсь? онъ только приблизился къ нему. Онъ все еще на пути, и дорогой его задержали..
Но онъ думалъ объ этомъ не все время, а только тогда, когда невольно вспоминалъ о человѣкѣ, ушедшемъ до него -- о человѣкѣ съ взморья, ушедшемъ за дикими птицами.
Онъ долженъ встрѣтить этого человѣка на пути. Онъ сразу узнаетъ его и спроситъ о многомъ. Но, можетъ быть, онъ еще очень далеко впереди. Вуоле казалось, что онъ пришелъ къ мѣсту, гдѣ раздѣляется много дорогъ, и онъ думалъ, что дорога, по которой ушелъ Алитъ, настоящая.
Вѣдь тамъ тоже есть дикія птицы. Онъ видѣлъ, какъ онѣ летали надъ островомъ, и когда лодки отплывали на нѣкоторое разстояніе отъ берега птицы снова, одна за другой, рѣя въ воздухѣ, возвращались съ запада и падали на-утесы.
Когда Вуоле въ первый разъ подплывалъ въ своей лодкѣ съ запада отъ устья рѣки, то Большой Островъ и открытая водная равнина, тянувшаяся къ юго-востоку, были его цѣлью. Озеро казалось ему гораздо больше фьорда на взморьѣ, потому что материкъ на востокѣ былъ очень низокъ, а слабо озаренный разсвѣтомъ Большой Островъ, съ своими обнаженными вершинами и извилистымъ лѣснымъ берегомъ, вставалъ изъ тумана, какъ призрачное видѣніе.
Тогда онъ не замѣтилъ острова мертвыхъ. Онъ казался такимъ маленькимъ во мракѣ. Когда онъ проѣзжалъ мимо него, была вѣдь почти ночь. Но въ то утро, когда увозили умершаго Алита, и теперь, когда онъ видѣлъ его съ Большого Острова такъ одиноко вздымающимся изъ воды, такъ отличнаго по формѣ и окраскѣ отъ всего остального берега, освѣщенный солнцемъ и его собственнымъ воображеніемъ, имъ становился больше всего, что онъ видѣлъ передъ собою на западѣ, и неотразимо манилъ его къ себѣ. Можетъ быть, потому, что онъ пробылъ на немъ такъ недолго.
Большой Островъ -- его онъ достигъ, и его онъ больше не видѣлъ. Онъ былъ слишкомъ близокъ, слишкомъ затемненъ собственной тѣнью, чтобы привлекать его къ себѣ.
Садясь въ сумеркахъ въ лодку, чтобы осмотрѣть или забросить сѣть, Вуоле сразу же начиналъ колебаться, не уѣхать ли ему опять на западъ, и рѣшеніе его вернуться къ остальнымъ всегда сопровождалось чувствомъ лишенія.
Это же чувство лишенія лежало и въ его тихомъ ожиданіи въ тѣ дни, когда онъ просто ѣхалъ вдоль Большого Острова, выходилъ на берегъ у мыса и цѣлый день проводилъ тамъ одинъ, съ заманчивымъ островомъ передъ глазами, питаясь парой сушеныхъ рыбокъ. Онъ могъ бы сейчасъ же поѣхать туда, какъ, когда-то уѣхалъ съ взморья. Но что то удерживало его здѣсь. Онъ не зналъ, что удерживаетъ его Марія -- но она это знала.
Желаніе, которое она таила въ себѣ, надъ которымъ недоумѣвала и съ которымъ искала, возрастало въ ней, и она сама росла вмѣстѣ съ нимъ. То, что раньше она хотѣла знать -- то, что, по ея мнѣнію, оніа должна была знать о немъ -- теперь ей было достаточно знать о себѣ самой, и каждая ея мысль, и каждый поступокъ превращались въ ударъ весла по волнамъ, вздымаемымъ ея страстью.
Она поняла, что должна брать своими руками не только хлѣбъ и рыбу, необходимые ей для жизни. Не одну оленью шкуру отбирать силой и тащить на свою постель, чтобы не зябнуть. И она узнала, что нѣтъ бури такой силыной, чтобы воля, направляемая страстью, не осилила ее.
Какъ раньше утромъ, она безсознательно вскочила со своей постели, чтобы схватить человѣка, стоявшаго надъ нею и видѣвшаго ее разметавшейся и обнаженной во снѣ, такъ теперь она слѣдила за нимъ съ сознательнымъ желаніемъ. Хотя никто изъ другихъ не спрашивалъ, куда она идетъ, она убѣждала себя, ради нихъ, что она только хочетъ посмотрѣть, куда поѣхалъ учитель, но сама сознавала, что подъ этимъ крылось ея собственное желаніе. Желаніе взять и удержать то, что она считала своимъ.
Каждый изъ остальныхъ думалъ, что учитель пришелъ только ради него, и такъ же думала Марія, только еще сильнѣе прочихъ, потому что она чувствовала и знала, что она значитъ для него больше, чѣмъ кто-либо изъ нихъ. Но въ то время, какъ для другихъ онъ былъ судьей и помощникомъ, сыномъ Божіимъ, предвозвѣщеннымъ Іиско, для нея онъ былъ только человѣкомъ, возбуждавшимъ ея желаніе.
Его чудеса -- что онъ исцѣлялъ больныхъ и ходилъ по водѣ -- возвеличивали его въ глазахъ, но, по сравненію со страстью, которую она питала къ нему, все остальное становилось такимъ незначительнымъ и легко позабывалось. Тамъ, гдѣ другіе, какъ люди, склонялись передъ его божественностью, она въ душѣ своей стояла передъ нимъ, не склоняя головы, и когда они съ трепетомъ, говорили о его чудесахъ, она только радовалась тому, что сила, лежавшая въ никъ, принадлежитъ ей.
Самовнушеніе ея, заставившее дѣйствительнаго Яону въ бурю отступить передъ вызваннымъ воображеніемъ обликомъ учителя, выросло въ ней въ крѣпкую вѣру. То, чего она еще только искала руками и чувствами, когда онъ обнялъ ее въ лѣсу, теперь могло сдѣлаться осязательнымъ -- только бы онъ подошелъ къ ней поближе.
Другіе мужчины -- пріѣзжіе парни и Яона -- всегда слѣдили за ней глазами, и хотя она не знала, зачѣмъ, все же чувствовала, что взгляды ихъ какъ бы касаются чего то въ ней. То, что заключалось въ нихъ -- и смущало ее, заставляя кровь горячей волной приливать къ ея сердцу -- теперь уже не было сокрыто отъ нея теперь она это видѣла и не боялась видѣть. Все, что другіе переносили на нее своими жадными глазами, связанное и замкнутое ея робостью, только ждало освободителя, и онъ -- учитель и великій помощникъ для другихъ -- именно для нея являлся освободителемъ.
Человѣкъ на утесѣ былъ съ нею одинъ. Не только на островѣ, но и во всемъ Нуовъясѣ и во всемъ вѣдомомъ ей мірѣ.
Другіе люди на островѣ и на озерѣ не существовали для нея! Если бы въ какой-нибудь день, проснувшись, она не нашла ихъ, или если бы буря поглотила ихъ всѣхъ во время рыбной ловли, она не почувствовала бы никакой утраты. Просто лѣсъ и горы и вся земля сомкнулись бы плотнѣе вокругъ нихъ, оставшихся вдвоемъ.
Всѣ ея поступки были направлены къ одной цѣли. Она не знала никакого иного пути, кромѣ того, по которому недавно прокралась за нимъ по лѣсу, и не знала иныхъ средствъ, кромѣ тѣхъ, какимъ научили ее нужда и насиліе.
Марія прошла настолько далеко, что ясно видѣла передъ собой Вуоле. Она подвигалась, шагъ за шагомъ, поднимаясь все выше, чтобы узнать, что удерживаетъ его тамъ, и на что онъ смотритъ. Лѣсъ уже не скрывалъ ее, но она была еще настолько далеко, что онъ не могъ слышать ея приближенія. Онъ сидѣлъ попрежнему неподвижно, подпирая голову руками и устремивъ взглядъ на западъ. Марія тоже взглянула на. озеро. Тамъ не видно было ни лодки, ни звѣря, и она не могла понять, за чѣмъ слѣдитъ его взоръ. Но хотѣла узнать и подошла ближе. Тогда онъ быстро вскочилъ и обернулся къ ней.
Онъ не слышалъ, какъ она подходила, она была слишкомъ далеко, и башмаки у нея были мягкіе. Онъ только почуялъ ее вмѣстѣ съ слабымъ вѣтеркомъ, какъ чуялъ близость песцовой норы или направленіе, въ которомъ прошелъ лось.
Марія мгновенно повернулась и побѣжала по опушкѣ -- сама не зная, куда.
Онъ догадался, то она слѣдила за нимъ, и ее охватилъ стыдъ, особенно сильный потому, что обычно онъ былъ ей совершенно незнакомъ.
Вуоле былъ тоже увлеченъ ея бѣгствомъ, но всего на нѣсколько шаговъ. Потомъ онъ остановился, схватившись рукой за лобъ, и видѣлъ, какъ она въ послѣдній разъ промелькнула между деревьями на островѣ. Что это была она -- женщина, за которой онъ гнался по лѣсу въ ту ночь -- это онъ зналъ. Онъ почуялъ это по вѣтру прежде, чѣмъ увидѣлъ ее. Но что ей нужно здѣсь, и зачѣмъ она опять побѣжала прочь -- онъ не понималъ.
Его тянуло побѣжать за ней. Онъ разыскалъ бы ея слѣды, какъ разыскивалъ слѣды лося. И раскрытыя руки его уже приготовились схватить. Но фигура человѣка, крикнувшаго ему ночью, встала передъ нимъ, какъ живая. И страхъ, что онъ поступилъ дурно и провинился. А потомъ -- онъ мгновенно обернулся съ свѣтлой улыбкой -- островъ на западѣ такъ соблазнительно поднимался изъ воды. Онъ не спросилъ себя, зачѣмъ онъ посмотрѣлъ, вслѣдъ женщинѣ, потомъ на островъ, и потомъ опять вслѣдъ женщинѣ.
А если бы и спросилъ, то не сумѣлъ бы отвѣтить. Онъ чувствовалъ только, что его влечетъ къ этому острову. Вѣдь потому то онъ и забрался на этотъ утесъ. Теперь что то влекло его побѣжать за женщиной, и онъ стоялъ въ нерѣшительности долго спустя послѣ того,-- какъ она исчезла. Потомъ торопливо пошелъ между деревьями, гдѣ видѣлъ ее, разставивъ руки и расширенными ноздрями ловя вѣтеръ.
Сначала онъ опредѣлялъ направленіе по слуху. Потомъ замѣчалъ задѣтую, еще качавшуюся вѣтку, или только что упавшій въ безвѣтріи листокъ. Онъ чувствовалъ также -- едва уловимо, но все-таки чувствовалъ -- гдѣ она только что прошла. Но этого было мало. Онъ слишкомъ волновался, бѣжалъ черезчуръ быстро и потерялъ направленіе. Тогда желаніе его погасло, и онъ тихонько пошелъ къ своей лодкѣ и къ своему острову на западѣ. Но когда онъ взглянулъ на островъ, онъ уже не показался ему такимъ привлекательнымъ. Солнце ушло отъ него, и внутренняя буйная сила заставила его смотрѣть не на островъ, а на опушку лѣса.
Вдругъ женщина опять выйдетъ оттуда, какъ она вышла передъ тѣмъ?
Черезъ день послѣ этого подулъ восточный вѣтеръ, и лодка Маріи тихонько проплывала вдоль берега мимо утеса, гдѣ сидѣлъ Вуоле.
Онъ зналъ, что съ озера его плохо видно -- мѣшалъ выступъ, утеса и кусты можжевельника -- и продолжалъ сидѣть, замѣтивъ лодку. Только спустился пониже, чтобы его совсѣмъ нельзя было видѣть.
Ему не приходило въ голову, что Марія знаетъ, что онъ здѣсь, или что она пріѣхала ради него. Она не смотрѣла на утесъ, на которомъ онъ сидѣлъ. Весла ея тихо бороздили воду, и она сидѣла, повернувшись къ берегу и къ утесу, когда онъ впервые замѣтилъ ее. Вуоле не подумалъ, что она ищетъ кого-нибудь. Подумалъ только, что если лодка, пойдетъ дальше, то попадетъ на отмель, тянувшуюся на порядочное разстояніе отъ берега, и врѣжется въ песокъ. И она дѣйствительно врѣзалась въ песокъ -- ни только раньше ее нагнала другая лодка,-- яликъ Яоны, внезапно вынырнувшій изъ за берега съ востока и прямо направлявшійся сюда, вспѣнивая носомъ воду.
Разстояніе, которое Марія прошла такъ медленно, онъ проплылъ въ одно мгновеніе тремя взмахами весла. Онъ потерялъ шапку, и длинные волосы его разъѣхались по вѣтру. Онъ былъ разгоряченъ и озлобленъ. Разгоряченъ, потому что женщина, ѣхавшая впереди него, сдѣлала ему знакъ, когда отчаливала отъ берега -- знакъ, заставившій его вспомнить бурю -- и золъ до безумія на весло, которое Іиско подсунулъ ему въ лодку вмѣсто его собственнаго -- умышленно, какъ думалъ Яона.
Весло это сломалось, когда онъ отъѣхалъ на нѣсколько десятковъ саженъ. Ему пришлось кое-какъ добраться до берега и ползти между береговыми камнями за своимъ хорошимъ весломъ. Онъ не видѣлъ тогда Іиско, и некогда ему было искалъ его, но, гребя изо всѣхъ силъ, онъ думалъ объ этомъ, а въ Нуоньясѣ было извѣстно, что у Яоны мстительный нравъ.
Когда, онъ былъ уже на полпути, Вуоле спокойно смотрѣлъ на него, дивясь только тому, что онъ гребетъ такъ сильно. Но потомъ замѣтилъ, что онъ направляется къ отмели и къ засѣвшей на ней лодкѣ женщины. Онъ затрепеталъ отъ сознанія, что это касается чѣмъ то и его.
Онъ уже не думалъ скрываться, а поднялся, чтобы лучше видѣть.
Лодка Яоны была уже совсѣмъ близко, и когда Вуоле увидѣлъ широкіе взмахи веселъ, съ каждой секундой приближавшіе его къ женщинѣ, его охватило страшное волненіе. Онъ не думалъ о своихъ ощущеніяхъ и ничего не соображалъ. Онъ никогда не видѣлъ, чтобы какой-нибудь мужчина гнался за женщиной, и не подозрѣвалъ, что мужчина можетъ возненавидѣть другого мужчину изъ-за женщины. Но понималъ, что Яона, подплывавшій къ ней -- онъ узналъ его по лодкѣ -- его смертельный врагъ, и глаза это, слѣдившіе за взмахами веселъ, еще раздѣлявшими ихъ, говорили ему, что камнемъ, или выдернутымъ деревомъ, или голой рукой -- онъ долженъ убитъ этого человѣка.
Сила, таившаяся въ взмахахъ веселъ Яоны, больше всего озлобляла Вуоле. Руки его сжались въ кулаки и поднимались въ тактъ съ взмахами веселъ Яоны.
На женщину онъ не смотрѣлъ. Онъ забылъ о ней изъ-за этого человѣка и вспомнилъ только тогда, когда лодки столкнулись другъ съ другомъ.
И тутъ онъ тоже не подумалъ о ней. Только ея дикій крикъ заставилъ его на минуту обнять взглядомъ ихъ обоихъ.
Яона притянулъ къ себѣ ея лодку. Онъ уже наклонился надъ кормой. Длинной, вытянутой рукой и крѣпко сжатой кистью онъ держалъ примкнутыми другъ къ другу борта обѣихъ лодокъ. Другую руку онъ вытянулъ, чтобы схватить женщину и притянуть ее къ себѣ.
До этой минуты Марія сидѣла неподвижно. Когда лодка Яоны показалась изъ-за мыса, она смотрѣла то на нее, то на человѣка, стоявшаго на вершинѣ утеса, но когда лодка подошла ближе, и Вуоле въ волненіи всталъ, она видѣла только его. Она почти забыла, зачѣмъ плыла по вѣтру, и почему не оттолкнулась, когда лодка ея сѣла на мель. Только, когда лодка Яоны нагнала ее, и его длинная рука протянулась къ ней, она очнулась и закричала отъ непритворнаго испуга.
Въ ту ночь, когда онъ въ бурю поймалъ ея лодку, она выбилась изъ силъ отъ усталости. Тогда вокругъ нихъ стоялъ мракъ, и буря грозила имъ обоимъ. Теперь былъ ясный день, и на озерѣ -- ни волны. Теперь она видѣла его старость и изувѣченное тѣло, отвратительное отъ злобы и страсти. Это былъ совсѣмъ не тотъ человѣкъ, что взялъ ее въ бурю, и не тотъ калѣка, котораго она только что поманила на берегу. Сейчасъ онъ былъ страшнѣе всѣхъ ея дѣтскихъ страховъ. Онъ снова напоминалъ чудовище изъ Писанія -- предсказанное Іиско -- звѣря, которому имя Антихристъ, врагъ учителя.
Увѣренности, охватившей ее, когда она была съ нимъ одна и усталая, въ бурю, теперь въ ней не было. Учитель, котораго она ждала тогда и котораго утратила въ другомъ; стоялъ теперь отчетливо отдѣленный отъ него. Взоръ ея искалъ его, и она знала, что и онъ видитъ ее. Опять ей грозила буря, но теперь онъ мотъ притти къ ней на помощь, какъ она ждала его въ ту бурную ночь.
И онъ поспѣшилъ на помощь.
Онъ стоялъ, какъ скованный, пока она не крикнула. Но тутъ въ немъ точно развязалось что-то, до тѣхъ поръ связывавшее его сознаніе, и онъ почувствовалъ, что онъ силенъ, и что гнѣвъ даетъ ему право проявить свою силу.
Въ два прыжка онъ сбѣжалъ съ горы и уже стоялъ въ водѣ. Онъ не видѣлъ ничего, лежавшаго между лодками и берегомъ. Глубоко тамъ или мелко, и можно ли достать въ этомъ мѣстѣ дно -- объ этомъ онъ не думалъ. Въ ту минуту, какъ его охватилъ гнѣвъ, сила его уже перенеслась къ тѣмъ двоимъ въ лодкѣ, и самъ онъ послѣдовалъ за ней.
Отъ берега до лодокъ было шаговъ пятьдесятъ, и врядъ ли кто-нибудь отважился бы пройти ихъ безъ лодки. Но Вуоле бѣжалъ такъ, что вода кипѣла вокругъ него, и прежде, чѣмъ тѣ двое сообразили, что онъ сбѣжалъ съ утеса, онъ уже стоялъ, наклонившись надъ бортомъ лодки Маріи.
Она сейчасъ же подумала, что онъ пришелъ по водѣ -- ради нея,-- и на душѣ у нея стало такъ тепло, совсѣмъ иначе, чѣмъ она чувствовала до сихъ поръ. Яона же, не знавшій, что учитель находится поблизости, и не замѣтившій его до того, какъ имъ сбѣжалъ съ утеса, увидѣлъ только, что къ нему идетъ самый ненавистный ему въ мірѣ человѣкъ. Какъ и откуда отъ появился, Яона не зналъ. Съ земли ли, со дна-ли озера -- было для него безразлично. Это былъ человѣкъ, догнавшій женщину въ лѣсу -- принесшій ее на рукахъ къ костру. Онъ зналъ этого человѣка -- вотъ онъ шагнулъ въ лодку, съ обнаженной головой. Яона ненавидѣлъ его такъ, какъ можетъ ненавидѣть только калѣка. И, поднявъ весло, размахнулся имъ.
Въ слѣдующую секунду у него уже не было весла. А только исцарапанныя руки и расщепленный обломокъ весла. Протянувъ руку, Вуоле ударилъ наотмашь, а потомъ Яона, схваченный за горло и брошенный въ свою лодку съ такой силой, что она сошла съ мели и поплыла прочь, едва успѣлъ въ промелькнувшее мгновеніе подумать, что въ этотъ день ломаются не одни весла Іиско.
У него оставалось одно весло, двѣ исцарапанныхъ руки, и не было ногъ. Пока Вуоле и Марія могли видѣть его, онъ лежалъ неподвижно, и лодку медленно относило теченіемъ.