На самомъ же дѣлѣ, когда Яона отплывалъ отъ берега, всталъ не учитель, а Риме. Когда костеръ погасъ, онъ озябъ и повернулся полусонный, какъ вдругъ до него донесся крикъ. Въ одну секунду онъ проснулся совсѣмъ и сталъ соображать -- что такое случилось.
Тутъ онъ вдругъ вспомнилъ о лодкахъ, которыя искалъ, о людяхъ возлѣ костра и сразу понялъ все. Схватился за голову и уставился, глазами въ потухающіе угли.
Они потушили огонь, и всѣ уѣхали отъ него!
Риме бросилъ быстрый взглядъ на спящаго рядомъ съ нимъ человѣка. Только одинъ -- это мало. Онъ поискалъ остальныхъ. Куда же они дѣвались? Пальцы его шевелились, точно ища, за что ухватиться, и онъ перевелъ глаза отъ костра въ тьму. Но не увидѣлъ никого изъ тѣхъ, что недавно были здѣсь. А между тѣмъ ему казалось, что онъ спалъ всего нѣсколько минутъ.
Вдругъ до него долетѣли слова Яоны:
-- "Проснись!" -- услышалъ онъ. Остальное отнесъ вѣтеръ. Потомъ опять:
-- "Пойди по водѣ!"
Смысла онъ не понялъ, да и не старался понять. Но онъ узналъ голосъ, и этотъ голосъ какъ будто звалъ и предупреждалъ.
Значить, остался все-таки одинъ изъ уѣхавшихъ -- одна знакомая лодка. Риме уже не смотрѣлъ на спящаго. А думалъ только о томъ, чтобы догнать остальныхъ, уѣхавшихъ отъ него, и кинулся бѣжать, какъ безумный.
Лишь пробѣжавъ нѣсколько шаговъ по водѣ, онъ остановился. Онъ бѣжалъ наугадъ. Ослѣпленный отблескомъ тлѣющаго костра, онъ ничего не видѣлъ во мракѣ. Теперь онъ слышалъ только плескъ удалявшихся веселъ. И даже его слышалъ очень недолго. Онъ замеръ въ бурѣ, и Риме остался на берегу, покинутый и брошенный всѣми.
Мысль о томъ, что они уѣхали, наполняла его до того, что онъ не сразу вспомнилъ о своей лодкѣ. Но потомъ онъ вдругъ вспомнилъ, что и у него тоже должна же быть лодка. Въ возбужденіи онъ забылъ, гдѣ она находится. Онъ повернулся въ одну сторону, потомъ въ другую, взглядомъ ища по берегу, хотя и зналъ, что впотьмахъ все равно ничего не увидитъ. Потомъ побѣжалъ прямо. Онъ вдругъ сообразилъ, что находится на островѣ.
Въ заливчикѣ возлѣ ближайшаго мыса онъ нашелъ лодку, въ томъ мѣстѣ, куда втащилъ ее, и сейчасъ же пришелъ въ себя. Если память его и сохраняла еще что-либо, то только то, что касалось его имущества. Обхвативъ рукой корму, онъ потащилъ лодку, такъ что песокъ скрипѣлъ подъ нею.
Днемъ волны заливали лодку. Она стояла плохо до тѣхъ поръ, пока онъ случайно не вспомнилъ, что надо втащить ее повыше. Скамейка была мокрая, и Риме поискалъ своей медвѣжьей шкуры, чтобы подложить ее на сидѣнье, но не нашелъ и сейчасъ же догадался. Она осталась на берегу -- возлѣ костра,
Двумя взмахами веселъ онъ подплылъ къ берегу и побѣжалъ за шкурой.
Костеръ свѣтилъ еще настолько, что онъ могъ разсмотрѣть человѣка, верхней частью тѣла лежащаго на медвѣжьей шкурѣ. Но въ эту минуту Риме некогда было думать ни о чемъ иномъ, кромѣ того, что онъ долженъ какъ можно скорѣе уѣхать. Схватившись рукой за край шкуры, онъ потащилъ ее такъ, что спящій окатился съ нея черезъ костеръ на песокъ,
О томъ, что этотъ человѣкъ вскочилъ съ удивленнымъ и испуганнымъ крикомъ, Риме не особенно раздумывалъ. Онъ совершенно позабылъ, кто этотъ человѣкъ, и, прежде чѣмъ тотъ сообразилъ, что такое происходитъ, Риме уже сидѣлъ въ своей лодкѣ и плылъ за другими -- уѣхавшими.
Они всѣ далеко обогнали его, но останавливались, поджидая другъ друга, а Риме безъ устали гребъ всю ночь. Къ утру онъ нагналъ ихъ возлѣ Большого острова. Буря утихла такъ же быстро, какъ поднялась, но мертвая зыбь еще колыхала лодки.
Риме окликнулъ ихъ издалека., и Яона, давно уже догнавшій остальныхъ, вздрогнулъ отъ страха. Онъ узналъ голосъ Риме, но въ слабомъ утреннемъ свѣтѣ трудно было разсмотрѣть; когда же лодка взлетѣла на гребень высокой волны, и онъ увидѣлъ у кормы спину высокаго человѣка, то не могъ рѣшить, Риме ли это, или кто-нибудь другой. Онъ трепеталъ передъ тѣмъ, что должно случиться, если это учитель, но тутъ лодка подошла ближе, и онъ увидѣлъ, что лопарь съ рѣки ѣдетъ одинъ.
Спросить его -- Яонѣ не пришло въ голову. Онъ могъ получить отвѣть, котораго не желалъ услышать при другихъ.
Они молча подъѣхали къ берегу, и каждый былъ полонъ мыслями объ опасности, отъ которой, наконецъ-то, избавился.
На берегу они не увидѣли ни души. Они переглянулись, съ удивленіемъ, думая объ отсутствующихъ -- объ Іиско и Маріи. Нѣкоторымъ хотѣлось крикнуть, чтобы дать знать о своемъ прибытіи, но или случившееся ночью, или тишина на островѣ угнетали ихъ -- и они говорили вполголоса, а то и совсѣмъ молчали. И такъ подошли къ избѣ.
Кейра не хотѣлъ войти сразу. Онъ помнилъ прошлую ночь и сослался на то, что ему нужно принести дровъ.
Туэмми тоже остановился, удержанный тѣмъ же воспоминаніемъ, что и Кейра -- остальные же нерѣшительно вошли. За ними вползъ и Яона.
Они не увидѣли никого. Въ очагѣ не горѣлъ огонь, и стѣны простыли. Всѣ спрашивали себя -- гдѣ же Іиско? Но никто не рѣшался выговорить этого вслухъ. Въ избѣ царилъ разгромъ. Пьеттаръ искалъ полѣнья, лежавшія у него въ изголовья, а Риме напрасно шарилъ по стѣнамъ, не понимая, куда дѣвались его весла. И никто не могъ найти словъ, чтобы выразить свое недоумѣніе, пока въ дверяхъ не появился неожиданно Кейра.
Дровъ при немъ не было. Руки его безпомощно висѣли вдоль тѣла, и на лицѣ выражался смертельный ужасъ. Лица остальныхъ сейчасъ же отразили его ужасъ, и лопарь съ сѣвернаго берега, не знавшій, говорилось ли объ этомъ раньше, спросилъ -- въ чемъ дѣло?
Кейра не сразу могъ отвѣтить. Онъ едва переводилъ духъ отъ испуга и быстраго бѣга. Жилы на обнаженномъ черепѣ его надулись. Шрамъ на щекѣ былъ краснѣе, а гримаса губъ неподвижнѣе, чѣмъ обычно. Онъ долго глоталъ воздухъ, потомъ дрожащими губами вымолвилъ:
-- Іиско -- Іиско!
И, какъ безумный, бросился бѣжать отъ двери.
Всѣ устремились за нимъ. Лопарь съ сѣвернаго берега, посадивъ къ себѣ на плечи Яону, побѣжалъ послѣднимъ.