Когда мы начинаем знакомиться с высказываниями Зайцева по социальным и политическим вопросам, нам прежде всего бросается в глаза резко отрицательное отношение В. Зайцева к капиталистическому строю в целом. Обличая капитализм, Зайцев не скупится на резкие выражения и беспощадные характеристики и, повидимому, понимает все отрицательные стороны этого строя. "Для современной науки стало ясно, -- пишет он в рецензии на II том "Рассуждений" Д.-Ст. Милля, -- что пауперизм есть своего рода рабство, что пролетарий ничем существенным не отличается от крепостного".

В другом месте, разбирая сочинения того же Милля, Зайцев с негодованием и возмущением характеризует мультузианство, эту буржуазную теорию воздержания, согласно которой пауперизм будет изжит, если трудящиеся научатся избегать деторождения. "Здесь уже дело идет не о том, чтобы обеспечить голодного пролетария в пользу сытого буржуа, -- говорит Зайцев, -- ...бедные должны позволить своим благодетелям, дающим им кусок хлеба, ежечасно контролировать самые драгоценные человеческие чувства... и в награду за это -- теплый угол, кусок хлеба и отеческая власть капиталиста".

Другие высказывания Зайцева показывают, что он умеет делать и политические выводы из своего анализа социальных явлений. Так, в статье "Маколей" Зайцев сначала с большим негодованием говорит об Англии, в которой "пять миллионов сытых и свободных буржуа, вооруженных богатством и наукой, изобретениями, энергией, независимостью, эксплоатируюг двадцать пять миллионов голодных, невежественных, упавших духом бедняков". А вслед за этим он переходит к разоблачению того политического строя, который способствует такому положению дел. Уже в это время, в начале шестидесятых годов, Зайцев выступает в роли убежденного противника буржуазного демократизма. Никакая конституция, никакой парламент, никакой демократизм не могут, с его точки зрения, смягчить ужасы капитализма. Зайцев прекрасно понимает несостоятельность буржуазного парламентаризма. Это ясно видно из его статьи о Маколее, добрая половина которой посвящена ядовитому высмеиванию английских либералов, восторженных сторонников "славных вольностей и великой хартии". "Теперь немного найдется таких ограниченных людей. -- говорит Зайцев, -- чтобы не только считать великие учреждения идеалом, но даже чтобы не видеть всех гнусностей, скрывающихся за ними", и вслед за этим указывает на страшные восстания, которые в течение последних 50 лет приходилось несколько раз укрощать с оружием в руках, на невероятно тяжелое положение английского пролетариата и на другие явления, сопровождающие "эксплоатацию массы меньшинством, труда -- капиталом".

Однако эта страстная и убежденная критика капитализма и буржуазной демократии не доводится Зайцевым до конца. Неизвестно, читал ли он "Положение рабочего класса в Англии" Энгельса, но во всяком случае, когда приходится коснуться вопроса о том, можно ли преодолеть или уничтожить капитализм и, если возможно, то каким образом, Зайцев сразу обнаруживает неуверенность и непоследовательность мышления. Конечно, на страницах легального журнала Зайцев не мог прямо призывать к социальной революции. Однако, когда это было нужно, он прекрасно умел выражать свои мысли эзоповым языком. Кое-где у него имеется косвенное одобрение революции, например, в тех строках статьи о Маколее, где он называет французскую революцию 1789 г. "великим историческим движением XVIII века" и говорит, что это движение дало миру сотни совершенно новых идей по всем вопросам, какие могут встречаться в жизни обществ, так что "теперь в Европе почти не осталось ни в одной стране ни одного из государственных, политических или социальных явлении, на котором бы не отразилось влияние этого времени".

Однако, в других случаях, говоря о революции, Зайцев употребляет такие неловкие для революционера выражения, как "зло, бедствие" и т. д. В той же статье о Маколее имеется, например, такое признание: "Мы сами готовы ужасаться жестокостям революции, восставать против многих идей ее, порицать непрочность многих целей ее". А в одной из своих рецензий {В рецензии на книжку Эстерлена "Человек и сохранение его здоровья. "Р. Сл." 1663. No 12.} Зайцев, красочно охарактеризовав положение трудящихся масс, жизнь которых не что иное, как "медленное умирание с голоду", "медленная агония", "труд которых -- борьба за жалкую жизнь", делает вслед за этим такое заключение: "Ни войска, ни полиция, ни красноречие разных публицистов и экономистов не могут спасти общество от ужасов революции. Только коренная реформа всего общественного быта может положить конец этому злу, -- иначе революции сделаются таким же неотразимым периодическим бедствием, какими раньше были войны, чума и голод. Только люди, находящие подобное положение для себя выгодным, упорно противятся всяким реформам и называют утопией и мечтой всякую попытку положить конец ненормальному положению общества".

Революции здесь совершенно недвусмысленно противопоставляются "коренные реформы" существующего строя. Революция -- не только бедствие, но и совершенно бесполезная затея; если не будет реформы, революции будут повторяться до бесконечности, сменяясь периодами реакции, и только. В возможность победоносной социальной революции Зайцев, невидимому, не верит и все свои надежды возлагает на то, что те, от кого это зависит, -- повидимому, представители привилегированных классов. --- поймут, наконец, положение дела и перестанут противиться реформам.

Получается несколько странное впечатление. Ужасы капитализма невыносимы, политическая свобода при капитализме -- мираж, буржуазный парламентаризм -- сплошной обман и лицемерие. Однако путем коренных реформ можно избавиться от всех социальных бедствий, не прибегая к революции. Как же мыслит себе Зайцев эти реформы, от кого они должны исходить и в чем должны заключаться? Чтобы получить ответ на все эти вопросы, необходимо познакомиться с представлениями Зайцева о движущих силах истории и о социальной структуре общества.