III.

Представленія.

Г-жа де-Шатожиронъ была не одна въ гостиной, куда мужъ ея ввелъ г. де-Водре.

Томно лежа на кушеткѣ и держа въ одной рукъ флакончикъ съ спиртомъ, который часто подносила къ носу, какъ-бы желая предупредить вторичный обморокъ, г-жа Бонвало снисходительно внимала словамъ своего неизмѣннаго чичисбея.

Ланжеракъ, рѣшившись извлечь всевозможную пользу изъ своей царапины, обвязалъ себѣ щеку шелковымъ шейнымъ платкомъ, черный цвѣтъ котораго очень шелъ къ его бѣлокурымъ волосамъ. Благодаря этой хитрой уловкѣ, чувствительная вдова не могла взглянуть на него безъ нѣжнаго сочувствія и безпрестанно повторяла про себя:

-- Защищая меня, онъ получилъ эту рану!

Оправившись совершенно послѣ несовсѣмъ-мужественныхъ ощущеній, испытанныхъ имъ за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ, виконтъ храбрился, какъ Панюржъ послѣ грозы, и весьма-мило подшучивалъ надъ возмущеніемъ и различными лицами, принимавшими въ немъ участіе. Страшные усы капитана Туссена-Жиля, выдровая фуражка вице-президента Лавердёна, бѣгство барабанщика пожарной команды, и въ-особенности героическій парикъ стараго мирнаго судьи служили ему неистощимымъ источникомъ шутокъ, на которыя г-жа Бонвало, не смотря на свою слабость, отвѣчала по-временамъ томной улыбкой.

Въ углубленіи одного окна, совершенно-оправившійся и болѣе, прежняго живой, пылкій, проворный г. Бобилье прижалъ мэра Амудрю въ уголъ, въ полномъ смыслѣ этого слова. Одной рукой, юный старецъ схватилъ почтеннаго администратора за пуговицу. чтобъ отнять у него всякое средство къ бѣгству; другою размахивалъ съ жаромъ, сопровождая эту выразительную пантомиму выговоромъ, образчикъ котораго мы представимъ читателямъ.

-- Ваше поведеніе, Амудрю, непростительно, говорилъ мирный судья тихимъ отъ гнѣва голосомъ:-- въ смутное время мѣсто мэра на площади, а не въ подвалѣ.

-- Да я жь вамъ говорю, г. Бобилье, отвѣчалъ Амудрю жалобно:-- что ходилъ на каменоломню смотрѣть, въ какомъ положеніи работы; увидавъ пламя, поднимавшееся выше башенъ замка, я прибѣжалъ сюда со всѣхъ ногъ; но когда я поспѣлъ сюда, все уже кончилось.

-- Сказки! Вы были дома. Выходя изъ церкви, я видѣлъ васъ у окна, а безпорядокъ начался въ это самое время. Вы не заслуживаете никакой пощады, говорю я вамъ, и въ своемъ донесеніи я долженъ буду прямо упомянуть о вашемъ преступномъ и малодушномъ бездѣйствіи. Что же касается до полученія на аренду земли маркиза, такъ и не думайте объ этомъ, или, по-крайней-мѣрѣ, не надѣйтесь на мою помощь.

Между-тѣмъ, какъ мирный судья съ негодованіемъ отдѣлывалъ такимъ образомъ безхарактернаго администратора, слушавшаго его повѣся носъ, пасторъ Доммартенъ, подсѣвъ къ г-жѣ де-Шатожиронъ, изъявлялъ свое сожалѣніе на-счетъ причиненнаго ей безпокойства.

Узнавъ о безпорядкахъ, происходившихъ передъ замкомъ, въ то самое время, когда собирался сѣсть за столъ, священникъ прежде всего пообѣдалъ; онъ рѣдко пренебрегалъ этою гигіеническою предосторожностью; а въ настоящемъ случаѣ, она имѣла совершенно-законную причину, ибо обѣдня продлилась, по случаю торжественной проповѣди, до двѣнадцати часовъ, и пасторъ до-тѣхъ-поръ ничего не ѣлъ.

Отъ-того ли, что, садясь за довольно-сытный и вкусный столъ, достопочтенный Доммартенъ ощущалъ восторгъ, замедляющій жеваніе, или отъ-того, что онъ былъ весьма-мало расположенъ компрометировать свой высокій санъ въ буйной толпѣ, -- словомъ, по привычкѣ или по разсчету, г. Доммартенъ старался продлить свой обѣдъ до самаго прекращенія бунта; но лишь-только возмутители разсѣялись по разнымъ сторонамъ, лишь-только замолкли звуки патріотическихъ пѣсень, онъ вышелъ изъ дома, точно какъ радуга, рисующаяся на облакахъ послѣ грозы, и направилъ шаги къ замку, придумывая въ умѣ своемъ рѣчь, приспособленную къ обстоятельствамъ.

Выразивъ маркизѣ тягостное впечатлѣніе, глубокое огорченіе и сердечное соболѣзнованіе, причиненное ему безпорядочными сценами, происходившими на площади, пасторъ, обратившись къ самому-себѣ ораторскимъ оборотомъ, свойственнымъ проповѣдникамъ, сталъ спрашивать себя, какая могла быть причина этихъ отвратительныхъ сатурналій, -- и надобно отдать ему справедливость: отвѣтъ немедленно послѣдовалъ за вопросомъ. Что другое могло довести часть шатожиронскихъ гражданъ до подобныхъ крайностей, какъ не философія, или, лучше сказать, философизмъ восьмнадцатаго столѣтія, развратившій Францію, поколебавшій основаніе наиболѣе-достойныхъ уваженія вѣрованій, истребившій всякую моральную идею и распространившій безвѣріе до послѣднихъ крестьянъ? Какой удобный случай отбросить въ головы Руссо и Вольтера камни, пущенные бунтовщиками въ окна замка!-- и краснорѣчивый священникъ не упустилъ его; но мы должны прибавить, что онъ не забылъ приберечь самые тяжелые камни для университета, этого центра разврата, этой школы мерзостей, этого разсадника безбожниковъ!

Изъ вѣжливости г-жа де-Шатожиронъ притворялась внимательною къ словамъ молодого священника, но въ сущности была вдвойнѣ разсѣяна: во-первыхъ, маленькой Полиной, сидѣвшей у нея на колѣняхъ, во-вторыхъ, невольнымъ смущеніемъ при мысли о томъ, что она скоро увидится съ г-мъ де-Водре, дядей, съ которымъ давно желала познакомиться и о прибытіи котораго ее уже извѣстили.

При видѣ сельскаго дворянина, котораго Ираклій, отворивъ двери, пустилъ впередъ, въ залѣ произошло общее волненіе. Г. Бобилье отпустилъ пуговицу Амудрю и приблизился къ камину, между-тѣмъ, какъ мэръ, получившій такой строгій выговоръ, ускользнулъ въ углубленіе другаго окна, какъ-бы надѣясь защититься тамъ отъ новаго приступа. Вдова и виконтъ прекратили мѣну нѣжныхъ взглядовъ и съ любопытствомъ устремили взоры на вошедшаго. Пасторъ скоро всталъ, но не такъ скоро, какъ маркиза, которая, не дождавшись, чтобъ мужъ представилъ ей дядю, сама прямо пошла къ нему съ улыбкой на раскраснѣвшемся лицѣ и съ искреннею радостью въ глазахъ.

-- Наконецъ-то! сказала она, протянувъ къ нему руку съ движеніемъ, котораго граціозная живость выражала истинное уваженіе.

Движеніе маркизы было такъ внезапно, такъ радушно и привѣтливо; она сама, съ малюткой на рукахъ и нѣжнымъ румянцемъ на щекахъ, была такъ хороша, что, вопреки своимъ предубѣжденіямъ, г. де-Водре ощутилъ пріятное изумленіе, выразительно отразившееся на мужественномъ лицѣ его. Около минуты онъ съ болѣе и болѣе одобрительнымъ вниманіемъ глядѣлъ на племянницу, которой до-сихъ-поръ не прощалъ пятна, сдѣланнаго мѣщанскимъ происхожденіемъ ея на родословномъ древѣ Шатожироновъ, и, наконецъ, поднесъ къ своимъ губамъ бѣлую, атласистую ручку молодой женщины.

-- Такъ развѣ долженъ цаловать дядя? съ живостью сказала Матильда, отдернувъ руку и подставивъ свою свѣженькую щеку.

-- И васъ не пугаетъ борода моя? спросилъ ее баронъ улыбаясь.

-- Вѣдь и у Ираклія борода.

-- Да, но у него она не жестка, и не сѣда; впрочемъ, дяди имѣютъ полное право быть стариками.

-- Они имѣютъ также право цаловать своихъ племянницъ, но, кажется, не любятъ пользоваться этимъ правомъ.

Г. де-Водре взялъ въ обѣ руки голову маркизы и напечатлѣлъ на лбу ея звучный поцалуй.

-- Теперь Полину, продолжала г-жа де-Шатожиронъ, представляя барону свою дочку.

-- Ее зовутъ Полиной?

-- Вѣдь васъ зовутъ Полемъ, отвѣчала Матильда съ граціозно-тонкой улыбкой: -- хоть сердитесь, а дѣло сдѣлано; вы ея крестный отецъ.

Болѣе и болъе подчиняясь вліянію невиннаго кокетства, внушаемаго маркизѣ желаніемъ пріобрѣсть дружбу человѣка, котораго она заочно полюбила, баронъ поцаловалъ свою крестницу; но она приняла эту ласку не такъ, какъ бы желала мать ея; когда огромная борода, на которую Полина во все время смотрѣла съ изумленіемъ и страхомъ, коснулась нѣжнаго ея личика, она закричала такъ же громко и пронзительно, какъ наканунѣ, когда аккомпанировала кудахтанью Шатожиронскихъ пѣвицъ.

-- Жена твоя твердо выучила свой урокъ, шопотомъ сказалъ баронъ племяннику, пока Матильда старалась унять дочь.

-- Свой урокъ, дядюшка?

-- Да; ты научилъ ее, какъ поступить, чтобъ сдѣлать ручнымъ шатожирон-ле-вьельскаго медвѣдя, и я долженъ признаться, она очень-мило исполнила свое дѣло.

-- Нравится ли она вамъ?

-- Еще бы! она не только хороша, даже прелестна.

-- А главное, очень-добра; я увѣренъ, что вы полюбите ее.

-- Parbleu! Она такъ меня опутала, что я и теперь уже люблю ее. Но ты забываешь представить меня своей тещѣ.

Маркизъ, нѣсколько обезпокоенный ироническимъ тономъ послѣднихъ словъ, взялъ дядю за руку и подвелъ его къ г-жѣ Бонвало, которая хотѣла приподняться, но тотчасъ же опять опустилась назадъ, какъ-будто такое усиліе было свыше силъ ея. Въ сущности вдова была совсѣмъ не такъ слаба, какъ казалась; но не забывъ, что баронъ отказался пріѣхать на свадьбу Ираклія, она сочла ненужнымъ измѣнять для него изъисканное положеніе, принятое ею на кушеткѣ и казавшееся ей исполненнымъ аристократической небрежности.

-- Сударыня, сказалъ ей Шатожиронъ: -- позвольте представить вамъ г. де-Водре, моего дядю, о которомъ я уже имѣлъ честь нѣсколько разъ говорить вамъ.

Баронъ низко поклонился, окинувъ напередъ проницательнымъ и свѣтлымъ взглядомъ кокетку на-возрастѣ; ни морщины, замазанныя бѣлилами, ни фальшивая коса, ни вставные зубы, ни странный нарядъ,-- словомъ, ни одна изъ смѣшныхъ странностей ея не ускользнула отъ строгаго взора наблюдателя.

Г-жа Бонвало довольно-легко кивнула головой на почтительный, по-видимому, поклонъ сельскаго дворянина; потомъ, сжавъ губы аристократической, по ея мнѣнію, улыбкой, она произнесла медленно, протяжно и ударяя, для большей выразительности, на каждомъ словѣ, слѣдующій маленькій урокъ:

-- Точно, маркизъ, въ-продолженіе восьмнадцати мѣсяцевъ вашей женитьбы, то-есть, во все то время, въ которое мы тщетно ожидали посѣщенія господина-барона, вы имѣли время нѣсколько разъ исчислить намъ всѣ достоинства вашего дядюшки.

Г. де-Водре быстро выпрямился и посмотрѣлъ на зачинщицу съ изумленіемъ, которое можно сравнить развѣ только съ удивленіемъ лисицы, на которую нападаетъ курица въ ту минуту, когда она сама готовится задавить ее.

-- Сударыня, отвѣчалъ онъ, придавъ своему лицу приличное выраженіе:-- косвенный, весьма-милый упрекъ, которымъ вы меня удостоили, пристыдилъ бы меня несказанно, еслибъ у меня не было отговорки.

-- Отговорки!.. а! господинъ баронъ! возразила г-жа Бонвало, снова сжавъ губы и придавъ лицу своему величественное выраженіе.

-- Да, сударыня, отговорки; и надѣюсь, вы пріймете ее. Благоволите сообразить, что бракъ моего племянника съ вашею дочерью былъ заключенъ въ Парижѣ, въ восьмидесяти льё отсюда; присутствіе бѣднаго сельскаго дворянина нимало не увеличило бы блеска этого брака; а, главное, отъ моего отсутствія могли пострадать дѣла мои; я владѣлецъ виноградниковъ, сударыня, то-есть, почти такой же виноторговецъ, какъ и вашъ покойрый супругъ; а вы, сударыня, по опыту должны знать, что въ подобной торговлѣ отсутствіе хозяина всегда вредитъ сбыту товара.

Между предметами, пользовавшимися привилегіей раздражать нервы г-жи Бонвало, -- а число такихъ предметовъ было велико,-- находился одинъ особенно для нея непріятный, именно: малѣйшій намекъ на ремесло ея покойнаго мужа; въ неудовольствіи, ощущаемомъ ею въ подобныхъ случаяхъ, было много неблагодарности, ибо пересылкой въ Америку и Англію произведеній бордоскихъ виноградниковъ покойникъ честнымъ образомъ нажилъ нѣсколько мильйоновъ, половина которыхъ, во время раздѣла послѣ его смерти, доставила уже зрѣлой вдовѣ его порядочное состояніе. Услышавъ, что баронъ назвалъ покойнаго г. Бонвало виноторговцемъ, лукаво придавъ и себѣ-самому это названіе, вдова забыла роль больной, слабонервной женщины и быстро вскочила, задыхаясь отъ досады; но пока она придумывала рѣзкій отвѣтъ, взоръ сельскаго дворянина опустился на нее съ такою гордою ироніею, что она смѣшалась, не нашлась что сказать и разсудила, что лучше всего опять упасть въ обморокъ.

-- Боже мой, госпожѣ Бонвало дурно! вскричалъ съ притворнымъ участіемъ баронъ, нимало-необманутый уловкою вдовы: -- всѣ эти спирты только раздражаютъ нервы; лучше всего прыснуть ей въ лицо водою.

Опасаясь за свои румяна и бѣлила, которымъ такъ измѣннически угрожалъ коварный совѣтъ человѣка, сдѣлавшагося съ этой минуты смертельнымъ врагомъ ея, г-жа Бонвало полураскрыла глаза и слабымъ голосомъ объявила, что ей легче, и что, стало-быть, средство, присовѣтанное барономъ, было ненужно.

Во время этой краткой сцены, маркиза смотрѣла на стараго дворянина краснорѣчивымъ, умоляющимъ взглядомъ, но онъ притворялся, будто не понимаетъ его. Шатожиронъ ощущалъ почти такое же непріятное впечатлѣніе, какъ и жена его, и потому старался перемѣнить разговоръ.

-- Дядюшка, сказалъ онъ, коснувшись руки барона:-- представленія наши еще не кончились.

Г. де-Водре оглянулся.

-- Виконтъ де-Ланжеракъ, одинъ изъ лучшихъ друзей моихъ, продолжалъ Ираклій.

-- Такой же Ланжеракъ, какъ и я, проворчалъ Бобилье сквозь зубы, однакожь такъ явственно, что баронъ, близь котораго онъ стоялъ, могъ слышать его слова.

Нѣсколько изумившись, г. де-Водре обратилъ взоръ на бѣлокураго молодаго человѣка, кланявшагося ему съ особенною вѣжливостью, и, вмѣсто того, чтобъ отвѣчать на его поклонъ, посмотрѣлъ на него такъ пристально, что Ланжеракъ, обидясь или смѣшавшись отъ этого упорнаго наблюденія, внезапно пересталъ кланяться.

-- Государь мой, сказалъ ему баронъ, продолжая пристально на него смотрѣть:-- лицо ваше мнѣ знакомо, но я тщетно стараюсь припомнить, гдѣ я васъ видѣлъ.

-- И не удивительно, что вы его не узнаёте, сказалъ Ираклій: -- благодаря любезлости господъ шатожиронскихъ патріотовъ, бѣдный Ланжеракъ не похожъ на самого-себя.

-- Вы ранены? спросилъ старый дворянинъ.

-- Бездѣлица, отвѣчалъ виконтъ небрежно: -- въ меня попали камнемъ... порядочной, однакожь, величины.

-- Ударъ камнемъ въ скулу не бездѣлица; не вышибли ли вамъ зубовъ?

-- Кажется, нѣтъ, отвѣчалъ Ланжеракъ, улыбнувшись для того, чтобъ показать смотрѣвшей на него въ это время вдовѣ два ряда бѣлыхъ, неповрежденныхъ зубовъ.

-- Позвольте, продолжалъ баронъ:-- вы, можетъ-быть, гораздо-опаснѣе ранены, нежели сами полагаете. Я старый солдатъ и умѣю разбирать раны. Позвольте!

Не ожидая испрашиваемаго позволенія, г. де-Водре скоро и ловко снялъ повязку съ лица виконта.

-- О, ничего! Кажется, рана не смертельна, сказалъ онъ, насмѣшливо улыбаясь при видѣ едва замѣтной царапины на щекѣ Ланжерака.

-- Что этотъ долговязый жандармъ такъ пристально смотритъ на меня? спрашивалъ себя смутившійся виконтъ:-- онъ какъ-будто-бы хочетъ описать мои примѣты.

Снявъ съ лица виконта повязку, баронъ точно имѣлъ цѣлію открыть лицо его, чтобъ лучше разсмотрѣть его самого, а не удостовѣриться въ большей или меньшей важности его раны.

-- Да, я видѣлъ гдѣ-то это лицо, продолжалъ г. де-Водре про себя: -- но когда? гдѣ? никакъ не могу вспомнить. Ничего, послѣ вспомню.

-- Онъ увѣряетъ, что мое лицо ему знакомо, думалъ съ своей стороны виконтъ: -- и я, чѣмъ больше гляжу на него, тѣмъ больше удостовѣряюсь, что вижу его сегодня не въ первый разъ.

Вдругъ Ланжеракъ покраснѣлъ до ушей: онъ вспомнилъ мѣсто, гдѣ, нѣсколько лѣтъ назадъ, встрѣчался съ г. де-Водре...