IX.

Прерванный разсказъ.

Преодолѣвъ тягостное, грустное ощущеніе, пробужденное воспоминаніемъ о злополучной судьбѣ Лудовика XVI, г-нъ Бобилье продолжалъ:

-- Въ эту критическую минуту, мужество г. кавалера не только не измѣнило ему, но проявилось еще съ большимъ блескомъ.-- "Вы велите мнѣ пить за здоровье націи" вскричалъ онъ: "а что такое нація?" -- Это значитъ всѣ, исключая такихъ аристократовъ, какъ твой отецъ и твой братъ, отвѣчалъ Туссенъ-Жиль.-- "Стало-быть, вы и ваши товарищи нація?" -- Разумѣется.-- "Ну, такъ изрубите меня въ куски, а за здоровье націи пить не буду, потому-что не хочу пить за ваше здоровье!" -- А отъ-чего ты, аристократёнокъ, не хочешь пить за наше здоровье?-- "Отъ-того, что вы всѣ бродяги и разбойники, по которымъ я сталъ бы стрѣлять, какъ по бѣшенымъ собакамъ, еслибъ у меня было ружье моего брата". Сказавъ эти слова смѣло и громко, г. кавалеръ швырнулъ бутылку въ огонь.

-- Герой, герой! вскричала вдова, охотно предававшаяся восторгу, представлявшему ей возможность придавать лицу своему особое выраженіе, заученное для подобныхъ случаевъ передъ зеркаломъ.

-- Отецъ Туссена-Жиля, взбѣшенный этимъ смѣлымъ отвѣтомъ, схватилъ г. кавалера за горло, приподнялъ его и готовился уже бросить въ огонь, но вдругъ остановился.-- Не надобно расточать блага, сказалъ онъ свирѣпо смѣясь: -- на жаркое мы возьмемъ твоего отца. И такъ, избавляю тебя сегодня отъ пламени; но за то выпьешь по неволѣ, ужь не вина, а водицы.-- Съ этими словами разбойникъ велѣлъ подать себѣ веревку, перевязалъ ею г. кавалера подъ мышками и потащилъ къ большому колодцу, находившемуся, какъ вы, вѣроятно, изволили замѣтить, въ концѣ двора, на углу праваго флигеля замка.

-- Ахъ, Боже мой! онъ хотѣлъ утопить его? спросила г-жа де-Шатожиронъ.

-- Не совсѣмъ; по-крайней-мѣрѣ, послѣ того отецъ Туссена-Жиля всегда клялся и божился, что не имѣлъ намѣренія утопить г. кавалера; онъ говорилъ, что хотѣлъ только побѣдить упрямство г-на кавалера и заставить его выпить за здравіе націи.

-- И для этого онъ бросилъ его въ колодезь? спросилъ Ланжеракъ:-- хитро придумано, надо отдать ему справедливость.

-- Въ-продолженіе нѣсколькихъ часовъ, мужество ни на минуту не покидало г. кавалера, и онъ терпѣливо сносилъ страшную пытку, надъ которою теперь такъ мило подшучиваетъ г. виконтъ де-Ланжеракъ. Его то опускали, то подымали; то висѣлъ онъ надъ пропастью, то погружался по самый подбородокъ въ воду; палачи, отвратительныя лица которыхъ онъ видѣлъ футовъ на пятьдесятъ надъ собою, добровольно смѣняли другъ друга, чтобъ только позабавиться надъ его страданіями; по-временамъ въ колодезь заглядывалъ и Туссенъ-Жиль.-- Эй, ты! кричалъ онъ: -- не хорошо тебѣ? Будетъ, что ли? Закричишь теперь: Да здравствуетъ нація?-- Да здравствуетъ король! отвѣчалъ каждый разъ г. кавалеръ.-- Какъ его ни мучили, а не заставили закричать виватъ націи; но наконецъ силы измѣнили ему, и онъ пересталъ отвѣчать.-- Будетъ съ него, сказали тогда нѣкоторые крестьяне: -- несправедливо мучить ребенка, непричинившаго намъ никакого зла.-- Воспользовавшись минутой отсутствія Туссена-Жиля, они вытащили г. кавалера изъ колодезя; пора было, потому-что онъ обмеръ, и долго его не могли привести въ чувство.

-- Бѣдный ребенокъ! повторила маркиза съ состраданіемъ.

-- Можетъ ли быть, чтобъ люди могли до идти до такого звѣрства? сказала вдова съ видомъ недовѣрчивости.-- Я скорѣе предполагаю, что въ этомъ случаѣ память г. мирнаго-судьи дурно служитъ ему, или что его поэтическое воображеніе преувеличиваетъ факты...

-- Сударыня, сухо перебилъ ее старый чиновникъ:-- мнѣ семьдесятъ-два года, но я еще въ своемъ умѣ, и если воображеніе мое лишилось своей пылкости, то память уцѣлѣла; я ничего не выдумываю, а разсказываю, что видѣлъ.

-- Ручаюсь за точность разсказа г. Бобилье, сказалъ Ираклій: -- но не могу не упомянуть о пропускѣ, сдѣланномъ, вѣроятно, съ намѣреніемъ, но вредящемъ цѣлости происшествія, о которомъ мнѣ нѣсколько разъ разсказывалъ дядюшка.

-- О пропускѣ, г. маркизъ?

-- Который вы позволите мнѣ пополнить. Злодѣи не по собственному побужденію, какъ вы сказали, освободили моего дядю: увѣщаніями, убѣжденіями, просьбами вы, г. Бобилье, подвергаясь опасности сдѣлаться жертвой своей преданности, пробудили нѣкоторыя человѣческія чувства въ этихъ жестокихъ и огрубѣлыхъ сердцахъ; кромѣ васъ, всѣ бывшіе свидѣтелями разсказанной вами сцены, говорятъ, что вы рисковали собственною жизнію, чтобъ спасти моего дядю.

-- Помилуйте, г. маркизъ... сказалъ старикъ стыдливо.

-- Нѣтъ, любезный г. Бобилье, нѣтъ ни милости, ни пощады вашей скромности! Дядя мой, помнящій малѣйшія подробности этого происшествія, самъ нѣсколько разъ говорилъ мнѣ, что безъ вашего мужественнаго заступничества его непремѣнно утопили бы.

-- Г-нъ баронъ слишкомъ-милостивъ, вспоминая о...

-- О томъ, что вы ему спасли жизнь? Кажется, этого забыть нельзя! сказала г-жа де-Шатожиронъ, подаривъ старика улыбкой, исполненной благосклонности.

-- Положимъ даже, что мнѣ удалось представить г. барону слабое доказательство моей преданности, такъ все-таки въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго: я исполнилъ свой долгъ, сказалъ г-нъ Бобилье самымъ натуральнымъ тономъ, но съ выраженіемъ глубокаго убѣжденія.

-- Любезный мирный судья! сказалъ Ираклій:-- не старайтесь, по излишней скромности, уменьшать важность заслуги, которою вы пріобрѣли право на нашу вѣчную признательность. Какъ-бы ни велика была дружба, съ давнихъ временъ существующая между нашими фамиліями, однакожь ваши обязанности не простирались до пожертвованія собственною жизнію для спасенія моего дяди. Въ томъ, что вы называете своимъ долгомъ, мы всѣ видимъ черту самой высокой и великодушной преданности.

-- Г-нъ маркизъ, отвѣчалъ старый чиновникъ, кланяясь съ почтительною признательностью:-- душевно благодарю васъ за лестное истолкованіе моего простаго поступка, по вмѣстѣ съ тѣмъ осмѣлюсь повторить, безъ всякой ложной скромности, что я исполнилъ только долгъ свой. Въ родѣ Бобилье, отцы всегда внушали дѣтямъ исполненіе трехъ главныхъ обязанностей, а именно: любви къ Богу, вѣрности королю, и преданности Шатожиронамъ.

-- Не въ обиду будь сказано іезуитамъ и университету, замѣтилъ Ланжеракъ:-- эта программа воспитанія совершенна, по моему мнѣнію; удивляюсь только, что въ ней нѣтъ четвертаго правила. Судя по г. мирному судьѣ, родъ Бобилье, должно быть, всегда отличался особенною любезностью; тѣмъ болѣе я удивляюсь, что забыто четвертое правило.

-- Какое четвертое правило? спросилъ старикъ, пристально смотря на виконта.

-- Любовь къ прелестному полу, отвѣчалъ Ланжеракъ съ ироническою напыщенностью:-- я ныньче только убѣдился, что этотъ девизъ трубадуровъ можно примѣнить и къ старостамъ.

Г. Бобилье пріосанился и, презрительнымъ взглядомъ отвѣтивъ на улыбку насмѣшника, сказалъ:

-- Очень можетъ быть, что нынѣшніе молодые люди, которыхъ надобно учить и проучивать, не знаютъ, что должно любить прелестный полъ и служить ему; но въ мое время нѣжное обожаніе само-собою рождалось въ благородныхъ сердцахъ; молодые люди всасывали вмѣстѣ съ молокомъ понятіе о любви, и это же самое понятіе согрѣвало послѣдній капли крови стариковъ!

-- Э! г-нъ мирмнй судья, весело сказала г-жа де-Шатожиронъ: -- вы съ такимъ жаромъ говорите о любви, что можно подумать...

-- Что такое, сударыня? спросилъ старикъ, замѣтивъ, что молодая женщина не договаривала своей фразы.

-- Можно подумать, что и теперь еще раны, нанесенныя вамъ лукавымъ божкомъ, не совсѣмъ зажили.

-- Клянусь вамъ, маркиза, что не далѣе, какъ вчера утромъ не было и слѣдовъ этихъ ранъ.

-- Ужь не раскрылись ли онѣ со вчерашняго утра? спросилъ Иракліи смѣясь.

-- Всѣ за-разъ, и теперь уже нѣтъ надежды, чтобъ онѣ когда-нибудь зажили, отвѣчалъ мирный судья, съ любезностью поклонившись г-жѣ де-Шатожиронъ.

-- Любезный Бобилье, сказалъ маркизъ, продолжая смѣяться: -- вы забываете, что я ревнивъ, и что подобное изъясненіе въ моемъ присутствіи...

-- Дѣлайте что хотите, г. маркизъ, съ живостію и весело отвѣчалъ старикъ: -- дѣлайте что хотите! Но я проговорился и не отопрусь отъ сказаннаго.

-- Все это очень-мило, сказала вдова, насильно зѣвая:-- но мнѣ кажется, что г. мирный судья не кончилъ своего разсказа.

-- И я, вмѣстѣ съ г-жею де-Бонвало, молю объ окончаніи разсказа, сказалъ Ланжеракъ:-- эпизодъ колодезя чрезвычайно-занимателенъ, но я увѣренъ, что эпизодъ печи еще интереснѣе.

-- Если вамъ, маркиза, угодно, чтобъ я досказалъ исторію, такъ извольте приказать, отвѣчалъ Бобилье такимъ тономъ, какъ-бы хотѣлъ сказать вдовѣ и виконту: какое мнѣ дѣло до вашихъ похвалъ и насмѣшекъ! Я дорожу только мнѣніемъ г-жи де-Шатожиронъ.

-- Я сама хотѣла просить васъ о томъ, сказала Матильда съ большею еще благосклонностью, постоянно открывая въ старомъ мирномъ судьѣ благородныя и великодушныя чувствованія, съ избыткомъ вознаграждавшія нѣкоторыя смѣшныя слабости его.

-- Пока г. кавалеръ сидѣлъ въ колодезѣ, въ замкѣ происходили другія, не менѣе-жеетокія сцены. Будучи схвачены, по возвращеніи съ охоты, взбунтовавшимися крестьянами, г. маркизъ и г. графъ также подверглись самымъ злодѣйскимъ оскорбленіямъ. Разбойники требовали, чтобъ первый выдалъ имъ поземельную книгу, спрятанную моимъ отцомъ, и написалъ формальное отреченіе отъ всѣхъ своихъ феодальныхъ правъ; но г. маркизъ показалъ въ этомъ случаѣ то же мужество, которымъ прославился въ молодости своей на войнѣ.-- Вы можете убить меня, но не заставите унизиться, отвѣчалъ онъ съ презрительнымъ хладнокровіемъ на всѣ требованія и угрозы своихъ васалловъ, упоенныхъ виномъ и жаждавшихъ крови.

-- Гвардія умираетъ, но не сдается, небрежно сказалъ виконтъ.

-- Всѣ герои братья, серьёзно возразилъ старый чиновникъ! нѣтъ ничего удивительнаго, что г. маркизъ, одинъ изъ лауфельтскохъ и фонтенуаскихъ героевъ, въ опаснѣйшую минуту своей жизни поступилъ точно такъ, какъ поступилъ генералъ Камброннъ на полѣ ватерлооской битвы.

-- Г. Бобилье совершенно-правъ, сказалъ маркизъ съ серьёзнымъ видомъ, обратившись къ своему пріятелю:-- замѣть это и постарайся исправиться, если можешь, отъ дурной привычки подшучивать надъ всѣмъ и всѣми.

-- О, если такъ, отвѣчалъ Ланжеракъ: -- то я буду впередъ серьёзенъ и нѣмъ, какъ рыба.

-- Увидѣвъ героическую твердость своего господина, продолжалъ мирный судья:-- крестьяне пришли въ ярость.-- Если онъ сопротивляется, сказалъ Туссенъ-Жиль:-- такъ пріймемъ рѣшительныя мѣры; сунемъ его въ печь и какъ онъ ни упрямится теперь, а въ жару-то опомнится и согласится на всѣ наши требованія.-- Прочіе разбойники одобрили это свирѣпое предложеніе дикимъ воплемъ, произведшимъ на меня такое сильное впечатлѣніе, что воспоминаніе о немъ долгое время нарушало сонъ мой и даже теперь мнѣ кажется, что я слышу его отголоски.

-- Г. мирный-судья разсказываетъ такъ краснорѣчиво и съ такимъ жаромъ, сказалъ виконтъ, забывая свое обѣщаніе:-- что передаетъ слушателямъ свои собственныя ощущенія.-- Не знаю, ошибаюсь ли я, но и мнѣ слышится дикій вопль, о которомъ упомянулъ г. Бобилье.

Точно, крики сельскихъ бунтовщиковъ слышались ближе-и-ближе.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, сказалъ маркизъ:-- на площади кричатъ. Вѣроятно какіе-нибудь пьяницы дерутся; въ деревняхъ воскресныя удовольствія ограничиваются большею частію двумя занятіями: пьянствомъ и дракой.

Г-жа Бонвало покачала головой.

-- Опять-таки вы несправедливо обвиняете добрыхъ Шатожиронцевъ, сказала она:-- какъ ни предосудительны прежніе поступки ихъ отцовъ, нынѣшніе Шатожиронцы все-таки добрые, прекрасные люди; то, что вамъ кажется шумомъ драки, не что иное, какъ невинныя пѣсни.

-- Маменька правду говоритъ, сказала маркиза: -- на площади поютъ, и очень-громко, хоть не совсѣмъ-согласно.

-- Будь снисходительна, дочь моя, будь снисходительна, сказала вдова: -- вспомни, что ты сама вчера говорила: "мы здѣсь не въ Итальянской-Оперѣ", Это, вѣроятно, опять какой-нибудь концертъ въ честь нашего пріѣзда; мы должны быть снисходительны и цѣнить не искусство исполненія, но намѣреніе. Что касается до меня, такъ я чрезвычайно-признательна добрымъ поселянамъ за ихъ внимательность и предлагаю выйдти на балконъ, чтобъ лучше слышать ихъ; веселыя и наивныя пѣсни добряковъ разгонятъ непріятное впечатлѣніе, произведенное на насъ мрачнымъ разсказомъ г. мирнаго судьи.

Припѣвъ патріотическаго гимна, громко повторенный шестьюдесятью голосами вдругъ, довольно-явственно достигъ до слуха собесѣдниковъ.

-- Что они, кричатъ или поютъ? спросилъ Ланжеракъ: -- вотъ вопросъ, какъ говоритъ Гамлетъ.

-- Мнѣ бы очень хотѣлось услышать слова, сказала вдова вставая, потому-что ей крайне хотѣлось выйдти на балконъ и показаться доброму шатожиронскому народу.

-- По напѣву не трудно угадать слова, сказалъ мирный судья, прислушивавшійся съ изумленіемъ, смѣшаннымъ съ безпокойствомъ.-- Во время революціи болѣе ста тысячъ человѣкъ были зарѣзаны подъ звуки этой пѣсни, которая показалась вамъ веселой и наивной.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, они поютъ Марсельезу, вскричалъ Шатожиронъ, раздѣлявшій изумленіе, но не безпокойство старика.

-- Марсельезу! повторила г-жа Бонвало, внезапно разочарованная.

-- Пьерръ, что тамъ такое? спросилъ маркизъ лакея, съ любопытствомъ смотрѣвшаго въ окно.

-- Г-нъ маркизъ, отвѣчалъ слуга, обративъ къ своему господину испуганное лицо: -- человѣкъ двѣсти идутъ къ замку; впереди несутъ трехцвѣтное знамя, и, кажется, они намѣрены разбить рѣшотку.

Шатожиронъ всталъ поспѣшно и подошелъ къ окну.

Прочіе собесѣдники послѣдовали его примѣру.

Всѣ, мужчины и женщины, были поражены крайнимъ изумленіемъ при видѣ неожиданнаго зрѣлища, представившагося глазамъ ихъ.