Еще о прошломъ.
Монастырь Кармелитокъ расположенъ около Мезонъ-Лафитъ, въ нѣсколькихъ километрахъ отъ города и замка Сенъ-Жерменъ.
Это было, какъ и большая часть французскихъ монастырей, обширное зданіе изъ тесаннаго камня, смѣшанной архитектуры, стиля Renaissance эпохи Франциска I и готическаго.
Происхожденіе этого монастыря не теряется во мракѣ вѣковъ.
Его существованіе не восходитъ ранѣе царствованія благочестиваго монарха Карла X, при которомъ онъ былъ построенъ среди очаровательной мѣстности на мѣстѣ другаго монастыря кармелитокъ, сожженнаго въ 1793 году.
Герцогиня Беррійская, невѣстка короля, хотя и не отличавшаяся особенной набожностью, сдѣлалась основательницей этого монастыря, и приношенія благочестивыхъ жертвователей, увлеченныхъ модой или желаніемъ сдѣлать пріятное герцогинѣ, начали наполнять монастырскую кассу по мѣрѣ того, какъ работы подвигались впередъ.
Но увы! Рабочіе уже оканчивали послѣднія работы по внутренней отдѣлкѣ монастыря, архіепископъ парижскій собирался освятить его въ присутствіи всего аристократическаго предмѣстья, какъ вдругъ революція 1830 года разстроила программу этого торжества.
Вмѣсто того, чтобы стоя на колѣняхъ на монастырскомъ дворѣ принимать благословеніе прелата, всѣ эти рабочіе -- маляры, позолотчики, стекольщики, каменьщики, столяры, вооружившись пиками и мушкетами, шумно бѣжали въ Парижъ помогать истребленію швейцарской стражи христіаннѣйшаго величества.
Поэтому монастырь былъ доконченъ только въ царствованіе Луи-Филиппа и нашелъ тогда въ обществѣ лишь слабую поддержку. Вклады были рѣдки и незначительны, поэтому монахини начали брать къ себѣ на воспитаніе молодыхъ дѣвушекъ.
Такъ графъ де-Монторни помѣстилъ здѣсь свою единственную дочь подъ надзоръ настоятельницы монастыря.
Настоятельница обѣщала обращаться съ ребенкомъ какъ мать и сдержала свое слово. Учителя и учительницы наперерывъ старались объ образовоніи молодой графини; она не знала что такое строгость или несправедливость.
Но не смотря на всѣ заботы настоятельницы, годы, проведенные Маргаритою въ душныхъ монастырскихъ стѣнахъ, были очень печальны.
Развлеченія не входили въ планъ воспитанія учрежденій этого рода; подруги Маргариты, имѣвшія родныхъ внѣ монастыря, уѣзжали каждый годъ на вакаціи. И съ какимъ нетерпѣніемъ ожидали они всегда этой блаженной минуты! Какимъ же длиннымъ и скучнымъ должно было казаться это время бѣдному, покинутому ребенку, котораго единственное развлеченіе состояло въ прогулкѣ по монастырскому саду, окруженному высокой и мрачной стѣной.
Когда Маргаритѣ пошелъ шестнадцатый годъ, ея здоровье начало видимо разстроиваться, такъ что монастырскій докторъ г. Маріонъ счелъ необходимымъ серьезно переговорить объ этомъ съ настоятельницей.
-- Эта дѣвочка, замѣтилъ онъ, очень скучаетъ. Она похожа на птицу въ клѣткѣ; если ей не дадутъ болѣе воздуха и свободы она проживетъ не долго. Необходимо измѣнить монотонную и спокойную жизнь, которую она принуждена вести. Я могъ бы, продолжалъ онъ, познакомить ее съ однимъ семействомъ, въ которомъ я лечу. Они тоже изъ Франшъ-Конте, какъ и графиня, а разговоры о родинѣ составляютъ лучшее лекарство отъ носталгіи... Это семейство недавно пріѣхало сюда и живетъ въ старомъ замкѣ Трамбль въ двухъ километрахъ отсюда.
Докторъ говорилъ о семействѣ де-Ламбакъ, состоявшемъ изъ де-Ламбака, его жены, племянницы Генріетты Жаке, молодой дѣвушки почти однихъ лѣтъ съ Маргаритой де-Монторни, и де-Ламбака-сына, котораго г. Маріонъ не видалъ ни разу, такъ какъ онъ былъ въ это время въ Алжирѣ со своимъ полкомъ.
Это были видимо люди хорошаго круга, госпожа де-Ламбакъ была очень добра и любезна и докторъ не сомнѣвался, что здѣсь будутъ очень рады посѣщенію графини Маргариты.
Настоятельница вѣрила безусловно старому доктору, но она обязана была дѣйствовать какъ можно предусмотрительнѣе и осторожнѣе во всемъ, что касалось пансіонерокъ. Правила монастыря были самыя строгія и всякія посѣщенія, исключая близкихъ родственниковъ были безусловно запрещены.
Но дочь графа де-Монторни, такъ аккуратно платившаго, какія бы счеты ему не представляли, казалась почтенной настоятельницѣ исключительнымъ существомъ.
Сверхъ того невозможно было отрицать, что щеки молодой дѣвушки блѣднѣли, и она видимо худѣла отъ скуки и печали. Это побудило настоятельницу отступить немного отъ правилъ, тѣмъ болѣе, что какъ она узнала, де-Ламбаки были во всѣхъ отношеніяхъ достойны уваженія.
Тогда предложеніе доктора было принято, и тотъ поспѣшилъ представить де-Ламбакамъ графиню Маргариту, которая съ этого дня стала часто бывать въ замкѣ Трамбль.
Мы должны прибавить, что въ этихъ прогулкахъ Маргаритѣ всегда сопутствовала старая, дряхлая Пьеретта, монахиня низшаго ордена, которая была привратницей монастыря, и въ то ше время смотрѣла за птичникомъ, молочной и прачешной.
Если же время, выбранное для посѣщенія замка было послѣ заката солнца, что часто случалось зимой, то тогда свита увеличивалась садовникомъ съ факеломъ и толстой суковатой палкой, вполнѣ безполезной, такъ какъ ничто не могло угрожать мирнымъ обитательницамъ монастыря.
Это знакомство съ людьми своей родины, создало для Маргариты новую жизнь. Она цѣлые часы проводила съ ними въ разговорахъ.
Запущенный видъ сада, прилегавшаго къ старому замку, для глазъ Маргариты представлялъ пріятный контрастъ съ безукоризненной чистотой и строгимъ порядкомъ царствовавшимъ въ монастырѣ. Въ этомъ отношеніи настоятельница была очень взыскательна и строга. Паркетъ залъ блестѣлъ какъ зеркало, дворы выложенные плитою были ежедневно мыты, а аллеи сада вычищены и выметены съ такимъ же стараніемъ съ какимъ звонили Angelus. Всякая вещь была вымыта и вычищена и стояла на разъ поставленномъ мѣстѣ.
Но эта строгая симметрія, эта методическая пунктуальность были слишкомъ монотонны для пылкаго воображенія молодой дѣвушки, тогда какъ въ замкѣ Трамбль, нѣкоторый безпорядокъ, природная безпечность, открывали широкое поле романическимъ идеямъ, которымъ не было пищи въ прозаическихъ стѣнахъ монастыря.
Старый и разрушенный замокъ, внутри не вполнѣ меблированный, въ которомъ ни одна комната не была обитаема, благодаря непрочности крыши, снаружи представлялъ живописный видъ съ своими высокими башеньками, съ гигантскими флюгерами на крышахъ, которые при малѣйшемъ вѣтрѣ глухо скрипѣли на петляхъ.
Надъ главнымъ входомъ въ замокъ видны были остатки каменнаго щита, на которомъ можно было еще разглядѣть слѣды герба, обезображеннаго молоткомъ революціонеровъ.
На дворѣ высокая и густая трава совершенно скрывала находившійся на срединѣ загрязненный бассейнъ; въ глубинѣ виднѣлись обширныя конюшни, давно уже совершенно пустыя, затѣмъ въ углу возвышалась старинная голубятня, нѣчто въ родѣ каменной башенки солидно построенной, на крышѣ которой еще кружились и ворковали породистые голуби.
Лучшимъ украшеніемъ замка былъ обширный садъ; но давно уже заброшенный, онъ представлялъ картину полнаго безпорядка и разрушенія.
Пруды были до такой степени покрыты водорослями и тиной, что карпы едва находили мѣсто гдѣ бы имъ можно было погрѣться на солнцѣ, поиграть своею золотистою чешуей.
Среди этого хаоса трудно было отличить цвѣты и фруктовыя деревья, такъ они были затеряны среди сорныхъ травъ и зарослей.
Вѣтви деревьевъ спускались такъ низко, что дѣлали непроходимыми многія дорожки, усыпанныя полусгнившими листьями. Аллеи напоминали собою болотистые луга.
Однимъ словомъ это была скорѣе пустыня чѣмъ оазисъ. Всего печальнѣе казалось мѣсто, гдѣ находились большія солнечныя часы и старая заброшенная теплица, почти обратившаяся въ прахъ.
Тамъ и сямъ виднѣлись стволы деревьевъ, поваленныхъ бурей, а не рукой человѣка. Они представляли самыя странныя формы; одинъ напоминалъ крестъ, другой дракона, иные какія-нибудь фантастическія, необыкновенныя фигуры. Кусты, давно уже незнавшія ножницъ садовника, сплелись въ густую, непроходимую ограду, за которой мирно росли терновникъ и чертополохъ.
Вообще замокъ не имѣлъ большой цѣнности. Онъ принадлежалъ богатому человѣку, жившему въ Парижѣ, и казалось мало заботившемуся объ этой частицѣ своихъ владѣній.
Замокъ былъ порученъ одному изъ Сенъ-Жерменскихъ нотаріусовъ, который отдалъ его въ наймы де-Ламбаку за весьма скромную цѣну.
Де-Ламбакъ не гнался за удобствомъ помѣщенія, только бы плата была не слишкомъ высока...
Но мы посвятили этому семейству отдѣльную главу, такъ какъ оно призвано играть важную роль въ нашемъ разсказѣ.