Рауль де-Рошбейръ.
У новыхъ владѣтелей Монторни были четыре дочери и сынъ.
Этотъ сынъ былъ уже два года членомъ законодательнаго корпуса, избранный огромнымъ большинствомъ избирателей своего округа. Не будучи еще знаменитымъ политическимъ ораторомъ, онъ былъ однако честнымъ и дѣятельнымъ депутатомъ, желающимъ добра всѣмъ и въ особенности тѣмъ, чьимъ онъ былъ представителемъ.
Едва тридцати лѣтъ отъ роду, онъ отличался прямымъ и сильнымъ умомъ, обладалъ честнымъ и твердымъ характеромъ, котораго ничто не могло заставить сойти съ избраннаго имъ пути. Въ обсужденіи земледѣльческихъ и промышленныхъ вопросовъ онъ стоилъ на вѣсъ золота.
Уже нѣсколько времени, какъ Рауль де-Рошбейръ жилъ въ замкѣ Монторни, къ радости матери и сестеръ, которыхъ онъ былъ идоломъ.
Еслибы преувеличенныя похвалы и безграничное восхищеніе могли испортить молодаго человѣка, онъ давно уже погибъ бы по винѣ своего семейства, но лесть всего міра не могла бы сдѣлать фатомъ Дубскаго депутата. Время, проводимое у родныхъ, онъ употреблялъ на охоту, будучи искуснымъ стрѣлкомъ, и на визиты выдающимся личностямъ страны.
Онъ пріѣхалъ въ Монторни только въ Сентябрѣ.
Изъ четырехъ дочерей барона, двѣ были еще въ пансіонѣ, другія же двѣ были уже взрослыя, разсудительныя барышни.
Когда отецъ и мать уѣхали въ замокъ къ больному графу, дочери оставались въ Парижѣ, на попеченіи кузины барона, госпожи Давидъ де-Рошбейръ. Уже послѣ смерти графа, прибыли онѣ, въ свою очередь, въ Монторни.
Амели и Люси, такъ звали старшихъ дочерей барона, были обѣ высокаго роста и блондинки, густой румянецъ, покрывавшій ихъ щеки, служилъ явнымъ признакомъ здоровья.
Хотя онѣ выѣзжали въ свѣтъ уже не одинъ годъ, но все еще не нашли себѣ мужей, однако онѣ не чувствовали ни горя, ни зависти, видя какъ выходятъ замужъ ихъ подруги одного возраста съ ними и даже моложе. Онѣ были увѣрены, что придетъ и ихъ очередь и ихъ аристократическія имена будутъ неизбѣжно записаны въ брачной книгѣ одной изъ мерій благороднаго предмѣстья.
Страсть устраивать браки свойственна всѣмъ женщинамъ, отъ дряхлой согнувшейся бабушки до ребенка гордаго своимъ розовымъ поясомъ. Въ этомъ отношеніи Люси и Амели де-Рошбейръ не отстали отъ остальной части прекраснаго пола.
Онѣ часто спрашивали себя, которая изъ нихъ рѣшится первая намекнуть о возможности брака между графиней Маргаритой и Papa, какъ онѣ называли своего брата, еслибы удалось заставить ихъ полюбить другъ друга.
Все равно, которой изъ нихъ пришла въ голову эта блестящая идея, дѣло въ томъ, что она была встрѣчена съ восторгомъ, баронесса одобрительно улыбнулась когда узнала объ этомъ.
И почему же нѣтъ? Съ точки зрѣнія свѣта, Маргарита была превосходной партіей. Этотъ бракъ соединилъ бы земли Монторни съ землями Рошбейръ и Рауль, наслѣдуя титулъ барона, сдѣлался бы гораздо богаче своихъ предковъ, и могъ бы разсчитывать на болѣе важныя должности.
Ея Рауль былъ такъ добръ, уменъ, благоразуменъ, что для Маргариты нечего было и желать лучшаго руководителя на жизненномъ пути.
Конечно, очень вѣроятно, будь приданое Маргариты не такъ велико, сестры выказали бы меньше стремленія къ этому браку.
Однако, поспѣшимъ прибавить, что въ ихъ мысляхъ финансовыя соображенія занимали меньше мѣста, чѣмъ можно было думать.
Съ первой встрѣчи, Амели и Люси полюбили свою хорошенькую кузину. Онѣ настолько знали ея исторію, чтобы чувствовать симпатію къ бѣдному ребенку, изгнанному изъ подъ родного крова за проступки другихъ.
Сверхъ того онѣ были пріятно поражены, найдя Маргариту такой граціозной и умной; онѣ раньше представляли ее себѣ маленькой, неловкой пансіонеркой, неопытной и наивной дѣвочкой, ни о чемъ не слыхавшей дальше стѣнъ своего монастыря.
Маргарита, принятая ласково и привѣтливо, скоро распустилась, какъ цвѣтокъ подъ живительными лучами солнца.
Ея молчаливость исчезла какъ ледъ подъ дыханіемъ весны. Быть неутѣшной въ потерѣ отца, котораго она едва помнила, было бы неестественно съ ея стороны. Ея тихая и спокойная печаль, скорѣе брала начало въ природной чувствительности ея любящаго и нѣжнаго сердца и это придавало ей новую прелесть.
Мало-по малу улыбка стала чаще появляться на ея губахъ, къ ней вернулась ея веселость и шаловливость и, къ концу октября, молодая пансіонерка монастыря Кармелитокъ сдѣлалась любимицей всѣхъ обитателей Монторни.
Рауль улыбнулся съ оттѣнкомъ недовѣрчивости, когда по пріѣздѣ его въ замокъ, сестры начали наперерывъ расхваливать ему свою новую подругу. Зная, на сколько дружба склонна преувеличивать, онъ не ожидалъ встрѣтить что-нибудь особенное въ молодой графинѣ.
Въ этомъ расположеніи духа сошелъ онъ первый разъ къ обѣду, убѣжденный, что расхваленный фениксъ окажется самой обыкновенной молодой дѣвушкой или наивной пансіонеркой, или глупой и тщеславной болтуньей.
Но онъ былъ положительно пораженъ увидя Маргариту, которая въ это время была еще лучше чѣмъ въ тотъ день, когда она, блѣдная и взволнованная, въ первый разъ переступила порогъ замка.
Рауль не былъ волокитой. Онъ чувствовалъ себя свободнѣе на трибунѣ, чѣмъ въ ложѣ Оперы, но все-таки у него была уже нѣкоторая опытность; однако на этотъ разъ она ему ни къ чему не послужила. Въ Маргаритѣ было что-то такое, чего онъ не могъ понять.
-- Я видѣлъ и недотрогъ и кокетокъ, женщинъ добрыхъ и глупыхъ, злыхъ и умныхъ, но я ни разу не встрѣчалъ подобной ей, думалъ онъ, гуляя по берегу маленькой рѣчки, протекавшей вблизи замка Монторни. У ней одной больше ума и здраваго смысла, чѣмъ у Люси и Амели вмѣстѣ, и однако она позволяетъ имъ обходиться съ ней какъ съ ребенкомъ. Она говоритъ хорошо не прибѣгая никогда къ банальнымъ выраженіямъ, но трудно различить, когда говоритъ серьезно и когда шутитъ... Я предпочелъ бы однако, чтобы моя будущая жена была бы немного менѣе загадочна... Пеки, сюда!..
И Рауль наклонился, чтобы поласкать своего любимца Пеки, большую собаку, обычнаго спутника его прогулокъ.
Пеки была добрая и вѣрная собака и его хозяинъ непремѣнно привозилъ его всегда съ собой къ отчаянію баронесы, которая будучи боязливаго характера не могла пріучить себя къ виду этого животнаго.
Надо впрочемъ замѣтить, что никто изъ семейства де-Рошбейра, кромѣ Рауля, не чувствовалъ себя вполнѣ ловко въ присутствіи великана-Пеки.
Пеки былъ патрицій собачей расы, внушительный и красивый, съ гордымъ и серьезнымъ видомъ, онъ никогда не затѣвалъ ссоръ ни съ какимъ животнымъ двуногимъ или четвероногимъ.
Не смотря на всѣ эти достоинства и хотя въ то же время онъ обращался съ друзьями своего господина съ замѣчательною вѣжливостью, но все-таки его ласкали съ какимъ-то боязливымъ уваженіемъ, какъ бы спрашивая на это его дозволенія.
Одна Маргарита, по странному капризу, вполнѣ сообразному съ ея эксцентрическимъ характеромъ, не хотѣла бояться Пеки. Когда тотъ, лежа на коврѣ, лѣниво смотрѣлъ на огонь камина, она садилась около громаднаго животнаго на низкое кресло и теребила его, гладила и ласкала, какъ будто бы какого-нибудь кингъ-чарльза или болонку.
Раулю доставляло большое удовольствіе смотрѣть, какъ очаровательное созданіе играло съ огромной собакой, смѣшивая длинные локоны своихъ черныхъ какъ смоль волосъ съ желтой, косматой шерстью животнаго. Но одно странное обстоятельство поражало молодаго человѣка, болѣе проницательнаго чѣмъ его мать и сестры, онъ замѣтилъ, что если Маргарита не боялась Пеки, то напротивъ было ясно видно, что Пеки боялся Маргариты.
Это можетъ показаться нелѣпымъ, однако это былъ, фактъ.
Опытный взглядъ хозяина всегда замѣчалъ въ собакѣ явныя признаки боязни при приближеніи молодой дѣвушки. Когда маленькія ручки графини ласкали большую голову Пеки, въ глазахъ животнаго можно было прочесть робкую покорность.
-- Пеки, мой другъ, онъ и я, мы отлично понимаемъ другъ друга! говорила не разъ съ улыбкой Маргарита.
Но это говорилось такимъ тономъ, что въ душѣ Рауля невольно зародились сомнѣнія и онъ начиналъ стараться понять смыслъ, который могли скрывать, слова молодой дѣвушки.
-- Вы должны были бы отдать его мнѣ! прибавляла она. Какое удовольствіе было бы для меня бѣгать съ нимъ! Ну, дай лапу, Пеки! Ахъ! Пеки, какъ я тебя, люблю!
И Пеки, никому кромѣ хозяина не дававшій лапы, дѣлалъ исключеніе въ пользу Маргариты, какъ бы уступая очарованію ея взгляда и голоса...
-- Ужь не околдовала ли тебя волшебница, старый дружище? говорилъ Рауль Пеки, важно шествовавшему за нимъ вдоль рѣчки. Можетъ быть она-то и есть королева фей?.. Да, мать права, это была бы превосходная партія: малютка хороша и къ тому же у ней богатое приданое, что нисколько не помѣшаетъ счастію.. Но... Но все это требуетъ еще зрѣлаго обсужденія Ничто не оправдываетъ моихъ колебаній и однако., я колеблюсь...