Перья цапли.
Уже десять минутъ извощикъ Роже напрасно старался заставить идти своихъ лошадей. Самыя энергическія "Ну! Ну!" въ сопровожденіи здоровыхъ ударовъ бича были безсильны.
Лошади не трогались съ мѣста. Передняя лошадь, здоровое и сильное животное, уставилась передними ногами въ какую то лужу и рѣшительно отказывалось двигаться впередъ, при каждомъ ударѣ бича, она вздрагивала и ржала, но не трогалась съ мѣста.
-- Что это такое? Что это сдѣлалось сегодня съ Сѣрой? подумалъ извощикъ Жозефъ, погляди-ка, прибавилъ онъ громко, не упалъ ли тамъ мѣшокъ на дорогу.
Жозефъ спустился съ груды мѣшковъ съ зернами, на которыхъ онъ собирался уже заснуть, и протеревъ кулаками глаза, пошелъ посмотрѣть, что за препятствіе остановило Сѣрую.
-- Ну, мѣшокъ то не испугалъ бы ее! проворчалъ онъ.
Очевидно Сѣрая была кровнымъ рысакомъ, котораго не остановило бы подобное ничтожное препятствіе.
-- И! вотъ въ чемъ дѣло-то вскричалъ Жозефъ! Тутъ какой-то молодецъ растянулся во всю длину, поперегъ дороги. Должно быть онъ хлебнулъ лишнее, заключилъ Жозефъ, по понятію котораго только неумѣренное употребленіе вина могло заставить христіанина выбрать такое опасное мѣсто для отдыха.
-- Молчи животное! замѣтилъ Роже, становясь на колѣни у тѣла лежавшаго неподвижно среди дороги. Развѣ ты не видишь кровь?... Это не пьяный, а убитый.
Дѣйствительно, тѣло лежало въ лужѣ крови, въ которую лошадь не могла рѣшиться вступить, что и было причиной ея упорства.
Признаки жизни однако не оставили еще несчастнаго. Когда Роже тронулъ его за плечо, то онъ чуть слышно простоналъ и по тѣлу его пробѣжала дрожь.
Правое плечо и рука его были совершенно залиты кровью, на платьѣ были ясные слѣды обжога и еще слышался слабый запахъ жженой шерсти, что доказывало, что выстрѣлъ, ранившій несчастнаго, былъ сдѣланъ почти въ упоръ.
-- Это вѣрно несчастный случай, замѣтилъ Жозефъ. Его ружье должно быть само выстрѣлило.
Но Роже тотчасъ замѣтилъ ему всю несообразность его мнѣнія, такъ какъ около раненаго не было ружья и кромѣ того онъ вовсе не походилъ на охотника.
Послѣ краткихъ переговоровъ, было рѣшено положить раненаго на телѣгу и вести его въ Оде, такъ какъ все равно приходилось ѣхать мимо этой деревни.
До деревни было не болѣе двухъ километровъ, скоро телѣга остановилась передъ гостинницей Бѣлой Лошади и Роже съ Жозефомъ принялись изо всѣхъ силъ стучать и кричать, до тѣхъ поръ пока не разбудили всѣхъ обитателей гостинницы, спавшихъ въ это время крѣпчайшимъ сномъ.
Каково же было изумленіе хозяина гостинницы, когда въ полумракѣ разсвѣта онъ узналъ въ раненомъ своего безпокойнаго и буйнаго жильца, капитана де-Ламбака.
Капитанъ вышелъ изъ гостинницы поздно вечеромъ, но его отсутствіе не возбудило никакихъ безпокойствъ.
Гастонъ де-Ламбакъ принадлежалъ къ числу людей которые очень быстро сводятъ знакомство, будучи притомъ очень не разборчивы; поэтому въ Оде и въ окрестностяхъ, онъ скоро нашелъ себѣ друзей, которыхъ нѣсколько стакановъ вина помирили съ его нахальствомъ и грубостью
Въ послѣднее время капитанъ проводилъ цѣлые дни въ обществѣ этихъ новыхъ друзей.
Раненный былъ все еще безъ чувствъ, когда пріѣхалъ докторъ, за которымъ поспѣшилъ послать хозяинъ гостинницы.
Оказалось, что крупный зарядъ дроби проникъ въ правое плечо и руку капитана; хотя никакой важный органъ не былъ поврежденъ, но большая потеря крови заставляла опасаться за его жизнь.
Очевидно, преступленіе было совершено не съ цѣлью грабежа, такъ какъ у капитана остались его часы съ брелоками, кольца и кошелекъ съ нѣсколькими золотыми монетами.
-- Что, докторъ, онъ умретъ? спросилъ хозяинъ гостинницы, провожая доктора до дверей.
Но докторъ Туріо, вѣрный принципамъ своей профессіи, въ отвѣтъ только покачалъ головой и сказалъ, что рана опасна, но что надежда на благопріятный исходъ еще не потеряна.
Съ этими словами докторъ сѣлъ на ожидавшую его лошадь и поскакалъ домой, торопясь къ ожидавшему его завтраку.
Докторъ Туріо, мѣстная знаменитость, кромѣ занятій, свойственныхъ его профессіи, сотрудничалъ также въ журналѣ департамента. Поэтому между завтракомъ и вторымъ визитомъ къ капитану де-Ламбаку, онъ поспѣшилъ набросать краткій разсказъ о трагическомъ событіи и отправить его въ редакцію, будучи увѣренъ, что редакторъ съ радостью дастъ ему мѣсто на столбцахъ своего журнала. Кромѣ того, этотъ разсказъ, помѣченный Оде и подписанный именемъ доктора, былъ для него отличной рекламой.
Дѣйствительно, редакторъ былъ въ восторгѣ отъ этого сообщенія и тотчасъ же послалъ на мѣсто происшествія одного изъ сотрудниковъ, для собранія болѣе подробныхъ свѣдѣній.
Но свѣдѣнія были довольно скудны и нисколько не объясняли этого таинственнаго преступленія.
Хотя капитанъ де-Ламбакъ пришелъ въ себя и былъ въ состояніи отвѣчать на обращенные къ нему вопросы, но его показанія также ничего не объяснили.
Онъ не видѣлъ въ лицо преступника. Онъ помнилъ только то, что, возвращаясь въ гостинницу, около часу ночи, онъ былъ вдругъ ослѣпленъ яркимъ свѣтомъ, похожимъ на блескъ молніи, потомъ онъ лишился чувствъ и опомнился уже въ гостинницѣ, на своей постели, у изголовья которой находились докторъ и сидѣлка.
Полиція употребила всѣ усилія, чтобы найти виновнаго, лѣсъ былъ тщательно осмотрѣнъ, всѣ окрестные жители допрошены, но все было напрасно и не было ни малѣйшей надежды напасть на слѣдъ преступника.
Журналистъ, отряженный въ Оде, могъ узнать только одно, что здоровье раненнаго поправляется и что можно надѣяться на его выздоровленіе, благодаря искусству доктора Туріо.
Кромѣ того, онъ услышалъ, что, нѣсколько дней тому назадъ, къ де-Ламбаку пріѣзжала въ гостинницу молодая дама, родственница барона де-Рошбейръ.
Разговоръ капитана и дамы былъ, повидимому, очень бурный, но о чемъ именно они говорили, осталось неизвѣстнымъ, хотя служанка гостинницы и подслушивала у дверей самымъ добросовѣстнымъ образомъ.
Безполезно говорить, что это обстоятельство не появилось въ печати.
Издатель журнала былъ богатый торговецъ хлѣбомъ, арендовавшій у барона де-Рощбейръ большую мельницу вблизи Бомъ-ле-Дамъ. Онъ хотѣлъ возобновить контрактъ, вслѣдствіе большихъ расходовъ, сдѣланныхъ имъ для улучшенія мельницы, и поэтому, весьма естественно, старался быть въ лучшихъ отношеніяхъ съ барономъ, которому было бы очень непріятно видѣть имя своей племянницы, примѣшанное къ уголовному дѣлу.
Поэтому, визитъ Маргариты остался тайной, такъ какъ, къ счастію, журналъ оппозиціи, не имѣвшій поводовъ щадить барона де-Рошбейръ, опоздалъ присылкой корреспондента и остался въ полномъ невѣдѣніи отношеній, существовавшихъ между графиней де-Монторни и неотесаннымъ капитаномъ.
Въ понедѣльникъ утромъ, когда посланный на рекогносцировку журналистъ выѣзжалъ изъ деревни, съ тощимъ запасомъ свѣдѣній, которыя онъ могъ собрать отъ жителей деревни и жандармовъ, очень недовольныхъ тѣмъ, что имъ не пришлось никого арестовать, въ это время лѣсничій Мартенъ явился въ замокъ Монторни.
Онъ припесъ большой пучекъ бѣлыхъ, шелковистыхъ перьевъ цапли, которыя графиня поручила ему достать для нея.
Аглая тотчасъ же ввела его въ розовую комнату, гдѣ ея госпожа, въ это время, была занята письмомъ.
-- Прошу извиненія у госпожи графини, сказалъ, въ смущеніи, Мартенъ, подавая Маргаритѣ свой трофей; вотъ все, что я могъ достать. Эта порода птицъ сдѣлалась очень рѣдкою, мнѣ пришлось искать много дней, чтобы найти хоть одну. Я совсѣмъ было уже потерялъ надежду.
Говоря это, Мартенъ смотрѣлъ то на коверъ, то на потолокъ, то по сторонамъ, но видимо избѣгалъ встрѣтиться со взглядомъ графини.
-- Это настоящія перья цапли? спросила Маргарита, съ любопытствомъ разсматривая пучекъ перьевъ, принесенный лѣсничимъ. Мнѣ всегда хотѣлось увидѣть эти большія перья, которыя были въ такомъ почетѣ у нашихъ предковъ, когда еще не привозили изъ Африки цѣлыя грузы перьевъ страуса и марабу. Я не хочу васъ удерживать, Мартенъ, вотъ для вашей жены и дѣтей, прибавила она, вынимая изъ портмонэ, слоновой кости, банковый билетъ, совершенно смятый.
Первымъ движеніемъ лѣсничаго было развернуть билетъ, но онъ удержался и, зажавъ его въ кулакѣ, вышелъ въ слѣдъ за Аглаей, пробормотавъ нѣсколько словъ, въ видѣ благодарности. Только отойдя далеко отъ замка, среди густой чащи лѣса, онъ рѣшился развернуть клочекъ бумаги, данный ему графиней.
Это былъ не одинъ, а три билета, смятые вмѣстѣ, три билета по тысячѣ франковъ!