Приготовленія.
-- О, какіе высокіе дома!-- вскричала Эльза, когда они очутились на улицѣ.
На самомъ дѣлѣ дома не были высоки, даже для Констанца. Это былъ бѣдный кварталъ города. Нѣсколько дальше, внизъ по улицѣ виднѣлись изъ-за стѣнъ извивавшихся домовъ деревья и кусты. Хотя несчастная дѣвушка въ прежніе годы не разъ видала ихъ, тѣмъ не менѣе они совершенно испарились изъ ея памяти, и она шла по улицѣ, словно во снѣ.
-- Посмотри, какъ нависли эти крыши!-- говорила она.
Улица была не велика, но отъ нависшихъ крышъ съ трубами
и плоскими на нихъ окнами, громоздившихся одна возлѣ другой въ живописномъ безпорядкѣ, она казалась гораздо длиннѣе.
Изъ трубъ весело бѣжалъ дымокъ. На черномъ фонѣ черепич' ныхъ крышъ выдѣлялось блѣдно-голубое облачко, подбитое се ребромъ. Дойдя до не загороженнаго ничѣмъ неба, оно вдругъ стало золотымъ. Весело взлетѣла стая голубей, на минуту заполнивъ собой все свободное пространство. Черезъ минуту они вернулись, однако, на залитыя солнцемъ крыши, какъ бы рѣшивъ, что не стоитъ летѣть, когда и здѣсь такъ хорошо. Внизу на улицѣ у своихъ дверей играли дѣти, улыбаясь на двухъ прохожихъ. Все дышало миромъ и спокойствіемъ, и Эльза, столько лѣтъ пробывшая въ уединеніи, смотрѣла на все съ довольствомъ и радостью. Но ея братъ шелъ впередъ равнодушно. Онъ хорошо зналъ добрый городъ Констанцъ.
Скоро они дошли до конца улицы, которая въ этомъ мѣстѣ развѣтвлялась. Прямо передъ ними, противъ маленькой площади высился большой массивный домъ. Его деревянныя части казались чернѣе, чѣмъ у другихъ домовъ. На дворѣ, словно глаза какого-нибудь дракона, вспыхивали въ темномъ погребѣ огни кузнеца мастера Вейганда, погасавшіе только три раза въ годъ: на Пасху, Пятидесятницу и на Рождество. Когда грозы срывали въ городѣ крыши,-- а это случалось нерѣдко,-- дымъ изъ трубы кузнеца шелъ внизъ, выходилъ въ двери и окна, окрашивая въ черный цвѣтъ стѣны верхняго этажа.
Въ этотъ день огни здѣсь работали ярко, и весело работали мѣха, разбрасывая своимъ дуновеніемъ тысячи искръ.
Около печи, нахмурившись, стоялъ кузнецъ, сопровождая ругательствами каждый ударъ молотка. Время отъ времени онъ останавливался, чтобы перевести духъ и выпить изъ огромнаго кувшина, стоявшаго сзади него.
-- Какъ это вы учили меня, г. секретарь?-- спросилъ кузнецъ, поворачивая къ нимъ свое красное отъ огня и вина лицо.-- 'Одинъ разъ королю, другой -- папѣ, а третій -- дьяволу, сидящему внутри насъ!
И каждую фразу онъ сопровождалъ ударомъ молота, отъ котораго по всей кузницѣ летѣли огненныя брызги.
-- Это все пустое! Потому что на королю, ни папѣ, ни дьяволу отъ этого ни тепло, ни холодно!
Секретарь, вошедшій въ кузницу вмѣстѣ съ сестрой, взглянулъ на налитые кровью глаза кузнеца. Потомъ онъ перевелъ взоръ на блѣдную, изнуренную заботами женщину, которая стояла у окна и кормила грудью ребенка. Холодный отблескъ отъ камней мостовой падалъ ей прямо на лобъ и щеки, отчего онѣ казались еще блѣднѣе и худѣе. Видъ у нея былъ такой, какъ будто она уже много выстрадала въ жизни и впереди не ждала ничего хорошаго. И было отъ чего. Подвыпивъ, мастеръ Вейгандъ билъ ее и сокрушалъ, все, что попадало ему подъ руку, не обращая вниманія на то, былъ ли это старикъ, или женщина, или ребенокъ, или, наконецъ, его собственное имущество. Потомъ онъ съ мрачнымъ видомъ сидѣлъ передъ разбитымъ и поломаннымъ, терзаемый стыдомъ и угрызеніями совѣсти.
-- Ты не такъ меня понялъ,-- отвѣчалъ Магнусъ Штейнъ.-- Дай-ка мнѣ молотокъ.
Схвативъ правой рукой тяжелый молотокъ, онъ махнулъ имъ раза два-три, какъ бы для того, чтобы разсчитать его тяжесть. Затѣмъ онъ схватилъ лѣвой полосу желѣза, которую ковалъ кузнецъ. Смѣло и ловко ударилъ онъ по красному желѣзу. Искры снопомъ полетѣли подъ самый потолокъ.
-- Это королю,-- звонко воскликнулъ онъ. Освѣщаемое огнемъ, кузнецу его лицо казалось свирѣпымъ.-- Это папѣ! А это дьяволу!
Въ третій разъ молотъ, вмѣсто того, чтобы ударить по желѣзу, опустился на кувшинъ, стоявшій нѣсколько вправо отъ наковальни. Съ трескомъ разлетѣлись обломки по всей комнатѣ, а вино, словно потокъ жидкаго золота, разлилось по полу.
Съ минуту всѣ стояли неподвижно отъ изумленія, словно пригвожденные къ своему мѣсту. Мужчины прекратили свою работу, мальчики у мѣховъ глядѣли, вытаращивъ глаза, жена кузнеца, видимо, испугалась. Самъ Вейгандъ въ остолбенѣніи смотрѣлъ на осколки своего любимаго кувшина. Когда онъ наконецъ понялъ, что случилось, жилы на его лбу налились, и, стиснувъ кулаки, онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по направленію къ секретарю. Въ глазахъ послѣдняго загорѣлся какой-то странный огонекъ. Кузнецъ увидѣлъ знакъ, который тотъ сдѣлалъ молоткомъ на горячемъ желѣзѣ, и струхнулъ. Опустивъ глаза, онъ пробормоталъ:
-- Что вы, съ ума, что ли, сошли? Кувшинъ отличнаго вина! Не говоря уже о самомъ кувшинѣ, который стоитъ четыре флорина. У меня теперь нѣтъ другого!
-- Нѣтъ -- лучше,-- мрачно отвѣчалъ секретарь.-- Неужели ты думаешь побѣдить дьявола одними ударами? Ударь сначала по своимъ порокамъ, а потомъ ужъ по королю и папѣ!
Мастеръ Вейгандъ былъ еще достаточно трезвъ и не могъ не почувствовать справедливость этихъ словъ.
-- Не знаю, въ этомъ проклятомъ зельѣ есть что-то, что привораживаетъ человѣка. Должно быть, въ немъ самъ дьяволъ.
-- Именно, дьяволъ, мастеръ Вейгандъ, но больше въ насъ самихъ, чѣмъ въ винѣ.
-- Тутъ виновата еще эта проклятая рыба, отъ которой такъ хочется пить,-- продолжалъ кузнецъ, указывая на стоявшую на столѣ соленую рыбу.
Секретарь взялъ ее и бросилъ въ огонь.
-- Теперь она не будетъ больше возбуждать у тебя жажды.
Кузнецъ опять едва не разсердился, но снова преодолѣлъ себя.
-- Пропалъ ужинъ!-- сказалъ онъ съ дѣланнымъ смѣхомъ.
-- Постись, постись! Завтра самъ будешь радъ.
-- Трудно, знаете, когда человѣкъ долженъ работать и не можетъ ни съѣсть, ни выпить.
-- Трудно?
Бросивъ молотъ, секретарь вдругъ схватилъ одного изъ учениковъ и выволокъ его на средину кузницы, какъ будто желая заставить его заплакать отъ боли.
-- Трудно? А управлять этимъ малымъ и заставлять его плакать не трудно! Научись лучше управлять дьяволомъ въ себѣ самомъ. Что касается кувшина, то я готовъ заплатить его стоимость.
Мастеръ Вейгандъ вспыхнулъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, господинъ секретарь. Я знаю, что вы это сдѣлали не съ дурными цѣлями, и урокъ пойдетъ мнѣ на пользу.
Рѣдкое соединеніе нравственной и физической силы въ чевѣкѣ, который стоялъ передъ нимъ, видимо, производило на него сильное впечатлѣніе. Онъ взялъ изъ огня желѣзную полосу, которую ковалъ секретарь. Двумя ударами онъ сдѣлалъ то, что Вейганду едва ли удалось бы сдѣлать съ трехъ. И человѣкъ, сдѣлавшій это, не употреблялъ вина и проповѣдывалъ постъ.
-- Изъ васъ вышелъ бы хорошій кузнецъ,-- промолвилъ мастеръ Вейгандъ.
Это была высшая похвала, на которую онъ былъ способенъ.
-- Благодарю васъ, мистеръ Вейгандъ. Но, конечно, мнѣ далеко до васъ. Это хитрое ремесло, если понимать его какъ слѣдуетъ. Однако мнѣ нужно итти. Нельзя ли на нѣсколько часовъ оставить
у васъ Эльзу? Ноя мать тоже ушла, и мнѣ не хотѣлось бы оставлять ее одну. Она любитъ смотрѣть на огонь и наблюдать, какъ вы овладѣваете желѣзомъ.
Кузнецъ согласился. Эльза но разъ бывала въ кузнецѣ, хотя теперь она этого уже не помнила. Прежде, чѣмъ уйти, братъ взялъ ее за руку и отвелъ въ сторону.
-- Я скоро вернусь, дорогая моя,-- сказалъ онъ.-- Но если я не приду черезъ нѣсколько часовъ, не тревожься. Жди здѣсь и побольше молчи. Когда тебя будутъ спрашивать, отвѣчай "да", или "нѣтъ" -- II только.
Она обѣщала исполнить все, какъ онъ сказалъ, и секретарь ушелъ.
Молотки съ ритмическимъ звукомъ продолжали падать внизъ, мѣхи гудѣли, и искры летѣли во всѣ стороны, словно огненный дождь.
Улицы теперь были освѣщены не такъ ярко и рѣзко, хотя на крышахъ солнце попрежисму свѣтило во всю. Магнусъ шелъ быстро. До вечера было еще часа три-четыре, но у него было много дѣла.
Онъ перешелъ черезъ площадь, когда на золотую вывѣску гостиницы падали уже послѣдніе лучи, и пошелъ по узкому переулку, поворачивавшему направо. Сдѣлавъ нѣсколько поворотовъ, онъ дошелъ до небольшой площади сзади гостиницы, которая, какъ всѣ тогдашніе дома, длинные и узкіе, выходила на двѣ улицы. Можетъ быть, съ этой-то стороны и былъ ея настоящій фасадъ. Эта часть зданіи имѣла болѣе спокойный и аристократическій характеръ и была населена болѣе зажиточными постояльцами, которые хотѣли устроиться подешевле, не желая, однако, смѣшиваться со всякой мелкотой.
Секретарь прошелъ въ ворота и спросилъ Вильяма Маклюра, капитана папской гвардіи, который долженъ былъ сопровождать его святѣйшество въ Римъ. Гостиница едва ли могла служить приличнымъ убѣжищемъ для человѣка такого положенія, но онъ былъ младшимъ сыномъ въ роду. Къ тому же, несмотря на многіе грабежи, съ тѣхъ поръ, какъ онъ началъ свою военную карьеру, онъ былъ бѣденъ и не любилъ тратить лишняго.
У двери въ его комнату стоялъ на стражѣ старый шотландецъ, рыжеволосый, голубоглазый, съ щетинистыми усами и отрывистой рѣчью, когда онъ говорилъ. Угрюмое, свирѣпое существо, которое перерѣзало на своемъ вѣку гораздо болѣе глотокъ, чѣмъ самъ Маклюръ. Онъ былъ, однако, такъ же бѣденъ, какъ и его командиръ.
-- Дома капитанъ Маклюръ?-- спросилъ секретарь.
-- А вы кто такой и что вамъ отъ него нужно? Не можетъ же онъ принимать всякаго, въ родѣ васъ,-- отвѣчалъ шотландецъ, прищуривая глаза въ знакъ презрѣнія къ бюргеру.
Но передъ нимъ былъ человѣкъ, не расположенный ждать.
-- Скажи ему, что я хочу его видѣть во имя прошлаго и самого дьявола,-- гнѣвно промолвилъ Магнусъ,-- Да поворачивайся! Я пришелъ не за деньгами. Поворачивайся, не то будетъ худо.
Тонъ и манера обращенія произвели свое дѣйствіе на стараго солдата. Въ нихъ видно было что-то военное. Быстро поднявшись, онъ сказалъ:
-- Иду, иду. Почему же ваша милость сразу не сказали, какъ слѣдуетъ. Я сейчасъ доложу.
Маклюръ былъ высокій, жилистый человѣкъ съ рѣзкими чертами лица, съ крѣпкимъ подбородкомъ, стальными глазами и такими же щетинистыми усами, какъ у его денщика. Онъ поздоровался съ секретаремъ, и это еще болѣе укрѣпило хорошее мнѣніе о гостѣ, уже сложившееся у стараго шотландца.
-- Чѣмъ могу быть полезенъ вамъ, господинъ секретарь? Или какъ мнѣ величать васъ?-- спросилъ Маклюръ, когда они сѣли.
-- Вы назвали меня правильно. Я все еще городской секретарь.
-- Отлично. Правда, это звучитъ для меня довольно странно, особенно, когда я припомню, что служилъ подъ вашей командой, когда вы были помощникомъ того испанца. Позволите предложить вамъ что-нибудь? Въ этой мерзкой гостиницѣ вино отвратительно, а пиво безвкусно. А въ лучшей я останавливаться не могу. Могу послать за бутылкой чего-нибудь, что можно было бы распить, если у васъ есть время подождать.
-- Благодарю васъ,-- сухо отвѣчалъ секретарь.-- Вы знаете, я не пью вина. Къ тому же мы оба -- бѣдные люди, которымъ не приходится зря бросать деньги.
-- Клянусь св. Дунстаномъ, вы правы. Но чѣмъ же я могу служить вамъ? Вѣдь вы пришли, конечно, не для того, чтобы имѣть удовольствіе разговаривать со мной.
-- Откровенно говоря, нѣтъ. Мнѣ нужны два человѣка и пять лошадей сегодня вечеромъ. Помогите мнѣ найти ихъ, ради нашего прошлаго.
-- Наемникъ теперь получаетъ восемнадцать флориновъ въ мѣсяцъ. Дешевле теперь не наймешь. На сколько времени вы хотите ихъ нанять?
-- На недѣлю. Впослѣдствіи я разсчитываю пристроить ихъ на другую службу. Ибо я...
-- Не стоитъ говорить объ этомъ. Я не желаю знать вашихъ секретовъ. Если я ихъ не знаю, то но могу и выдать, хотя бы меня пугали слабостью нашей грѣшной плоти. Но вернемся къ дѣлу. Два человѣка, скажемъ, по пятнадцати флориновъ въ мѣсяцъ, это составитъ тридцать флориновъ. На меньшій срокъ не достанете. Вамъ, конечно, нужны надежные люди, которые умѣютъ сражаться и не оставятъ васъ въ бѣдѣ. Въ такомъ случаѣ, возьмите двоихъ
изъ Старой роты. Въ городѣ ихъ найдется съ полдюжины, и вы съ ними старый знакомый.
-- Конечно, я предпочиталъ бы взять ихъ. Вчера я встрѣтился съ двоими. Но сегодня утромъ они должны были ѣхать съ какимъ-то прелатомъ.
-- Хорошо. Давайте на столъ тридцать шесть флориновъ, если дѣло рискованное. У людей будутъ свои лошади. Вамъ, стало быть, придется купить еще трехъ. Нанять теперь невозможно. Положимъ, вамъ удастся купить ихъ за пятьдесятъ флориновъ, это составитъ все вмѣстѣ восемьдесятъ. У васъ есть эти деньги?
-- Нѣсколько дней тому назадъ я получилъ свое жалованье. Да еще сберегъ кое-что на непредвидѣнные расходы. Но все-таки этихъ денегъ не хватитъ. Можетъ быть, люди удовольствуются пока половиной содержанія. Къ тому же я вѣдь не потребую отъ нихъ, чтобы они служили мнѣ цѣлый мѣсяцъ. Къ тому же на горящихъ развалинахъ замка въ Пауту -- помните?-- мы дали клятву помогать другъ другу всѣмъ, чѣмъ можемъ, не щадя даже крови своей и жизни.
-- Такія клятвы каждый день нарушаются и папой, и королемъ, и всѣми бюргерами. Почему же только солдатъ долженъ быть ей вѣренъ?-- холодно спросилъ Мюклюръ.
-- Нашъ прежній командиръ Вернардонъ Серрскій всегда держалъ свое слово. Такъ же поступалъ испанецъ донъ-Родриго, хотя въ другихъ отношеніяхъ онъ и не былъ такъ благороденъ.
-- Вернардона Серрскаго уже нѣтъ въ живыхъ. Онъ убитъ преждевременно въ несчастномъ дѣлѣ подъ Вилльфраншемъ. Ему не было еще и сорока лѣтъ. Неизвѣстно еще, какого онъ былъ бы образа мыслей теперь. А донъ-Родриго никогда не давалъ такихъ обѣщаній, которыя ему трудно было бы потомъ сдержать. Какъ видите, намъ приходится самимъ думать о своихъ удобствахъ, разъ другіе люди объ этомъ не думаютъ. Что касается меня, то, какъ вамъ извѣстно, я человѣкъ бѣдный.
-- Знаю,-- сухо возразилъ Магнусъ.-- Прошу не забывать, что лично у васъ я ничего не просилъ. Я говорилъ о людяхъ.
-- Это правда,-- спокойно отвѣчалъ Маклюръ, слегка покраснѣвъ.-- Здѣсь Россъ и Мортье, которыхъ вы тогда лично извлекли изъ пламени. Я пошлю за ними. Они теперь служатъ у меня въ отрядѣ, но я могу отпустить ихъ. Для нашего путешествія въ Римъ годится всякій. Я объясню имъ, въ чемъ дѣло. Можетъ быть, вамъ удастся и лошадей купить подешевле.
Онъ всталъ, подошелъ къ двери и сдѣлалъ распоряженіе своему денщику. Вернувшись, онъ опять сѣлъ и продолжалъ:
-- Я велѣлъ Фергюссону привести ихъ обоихъ. Если вы подождете немного, то можете переговорить съ ними сами. Можетъ быть, они сдѣлаютъ для васъ то, что не захотѣли бы сдѣлать для другого. Всѣ очень жалѣли, когда вы оставили нашъ отрядъ,-- добавилъ Маклюръ ради учтивости.
-- Благодарю васъ,-- коротко отвѣчалъ секретарь.
-- Я знаю, что въ моемъ отрядѣ многіе предпочли бы служить подъ вашимъ начальствомъ, чѣмъ подъ моимъ,-- продолжалъ Маклюръ съ улыбкой.
-- Что жъ, теперь мнѣ представляется эта возможность, хотя и на время.
Маклюръ поднялъ брови.
-- Мнѣ всегда казалось, что послѣ меча вамъ не сладко работать перомъ.
-- Я работалъ перомъ еще раньше, чѣмъ взялся за мечъ.
-- Этого я не зналъ. Когда вы оставили насъ послѣ этого дѣла въ Ландокѣ,-- нужно сознаться, что съ идеальной точки зрѣнія это дѣло было неважно,-- мнѣ очень хотѣлось знать, неужели новый образъ жизни придется вамъ болѣе по вкусу. Какъ видно, онъ не оправдалъ вашихъ ожиданій. Я всегда думалъ, что идеалы, о которыхъ вы иной разъ говорили, это только мечты поэта, а не реальная сила, способная поддерживать и руководить человѣкомъ въ его карьерѣ. А вотъ теперь и вы идете на компромиссъ съ жизнью, какъ и всѣ мы.
-- Вовсе нѣтъ!-- сурово возразилъ секретарь.-- Я не сдѣлалъ ни одной уступки жизни! Ни одной! Я не измѣнилъ моимъ убѣжденіямъ, и они теперь стали глубже, чѣмъ когда-либо.
-- Конечно, я не знаю, что вы хотите предпринять. Но если вы разсчитываете опять принять команду, то вамъ не легко будетъ это сдѣлать съ такими убѣжденіями. Можетъ быть, васъ будетъ выручать ваше прежнее имя, но это продолжится недолго.
-- Мнѣ Это совсѣмъ не нужно.
Наступило молчаніе. Маклюръ задумчиво смотрѣлъ на стѣну, увѣшанную оружіемъ и разными военными трофеями.
-- Вы странный человѣкъ, мастеръ Штейнъ,-- наконецъ сказалъ онъ.
-- Да? А вы развѣ не опредѣлили также для себя границы, которую вы не переступите? Развѣ при Гарфлерѣ, когда всѣ бѣжали безъ оглядки, вы остались на своемъ посту, хотя вамъ явно грозила смерть? Почему вы поступили такъ?
-- Почему? Потому что для шотландца и Маклюра бѣгство -- позоръ.
-- Вы сражались противъ англичанъ. Почему же теперь вы поддаетесь менѣе благороднымъ чувствамъ? Почему вы боитесь бѣдности и могущества? Солдатъ не долженъ бояться ничего!
-- Нужно же человѣку имѣть что-нибудь для жизни,-- запротестовалъ Маклюръ.-- Хорошо, что вы уѣзжаете изъ Констанца,-- добавилъ онъ со смѣхомъ.-- А того, чего добраго, вы убѣдили бы меня отдать все, что у меня есть,-- я бѣдный человѣкъ,-- и отправиться въ новый крестовый походъ.
-- Нѣтъ надобности ходить такъ далеко. Для человѣка, который ничего не боится, найдется не мало опасныхъ дѣлъ и здѣсь.
Въ эту минуту около двери надышались шаги. Маклюръ обрадовался возможности прекратить разговоръ и всталъ.
-- Канальи не хотятъ наниматься меньше, чѣмъ на мѣсяцъ,-- сказалъ онъ, вернувшись къ собесѣднику.-- Оба они будутъ здѣсь черезъ часъ. Теперь они на часахъ у дворца. Если хотите, подождите ихъ.
-- Благодарю васъ. Если вы будете такъ любезны переговорить съ ними отъ моего имени...
-- Съ удовольствіемъ. Куда и когда они должны будутъ явиться къ вамъ?
-- Сегодня въ девять часовъ въ городской скотобойнѣ. Около него расположились торговцы скотомъ, поэтому появленіе людей и лошадей не привлечетъ особаго вйиманія. Вотъ деньги за лошадей и жалованье людямъ за полмѣсяца. Остальное я уплачу имъ передъ отъѣздомъ. Не забудьте, что двѣ лошади должны быть подъ дамскимъ сѣдломъ.
-- Отлично. Я все устрою.
Маклюръ самъ торговалъ лошадьми, у него ихъ всегда можно было найти.
-- Благодарю васъ,-- промолвилъ онъ, получивъ деньги отъ Магнуса.-- Прощайте, желаю вамъ всякаго благополучія.
Секретарь вынулъ изъ кармана письмо и попросилъ Маклюра передать его завтра утромъ епископу. Они пожали другъ другу руки и разстались.
Магнусъ отправился занимать денегъ -- вещь довольно трудная для такого гордаго человѣка. Но онъ рѣшился на это безъ колебаній. Онъ направился къ мастеру Шварцу. Шелъ онъ быстро, ибо надо было попасть на другой конецъ города и перейти мостъ между Констанцемъ и Петерсгаузеномъ. Здѣсь, среди прелестныхъ береговъ озера, у Шварца былъ свой домъ, прятавшійся въ зелени садовъ и огородовъ.
Секретарь засталъ его сидящимъ передъ дверью. Подъ нимъ лежало озеро, а въ отдаленіи высилась величавая цѣпь горъ, едва позлащенная солнечными лучами.
-- Вотъ неожиданная честь,-- промолвилъ Шварцъ, поднимаясь и снимая шляпу.
-- Сказать по правдѣ, я пришелъ не ради чести, а для того, чтобы попросить васъ сдѣлать мнѣ одолженіе.
Мастеръ Шварцъ опять насмѣшливо снялъ шляпу.
-- Тѣмъ больше чести для меня! Я уже думалъ, что послѣ ссоры въ таверпѣ "Чернаго Орла" вы не удостоите больше меня своей дружбы.
-- Вижу, что вы обидѣлись на меня, мастеръ Шварцъ, и очень сожалѣю объ этомъ.
-- Чѣмъ могу служить вамъ?
-- Мнѣ нужно занять двадцать-тридцать флориновъ. Я разсчитываю уплатить ихъ черезъ мѣсяцъ или, самое позднее, черезъ два. Не можете ли вы ссудить мнѣ эти деньги?
-- Тридцать флориновъ! По нынѣшнимъ временамъ это сумма не малая. Какое же ручательство вы можете представить?
-- Никакого, кромѣ моего слова, мастеръ Шварцъ. Я даже хочу предупредить васъ, что все въ рукахъ Божіихъ и вы можете потерять эти деньги. Тѣмъ не менѣе я прошу васъ одолжить мнѣ эту сумму: она пойдетъ на хорошее дѣло.
-- Каждый называетъ свое дѣло хорошимъ.
-- Я не для себя прошу деньги. Въ этомъ отношеніи вы меня знаете.
-- Да, да. Но съ нѣкотораго времени намъ всѣмъ стали нужны деньги. Тридцать флориновъ -- сумма немалая и безъ ручательства, да еще съ рискомъ потери, я не могу исполнить вашу просьбу.
-- Вспомните о вашей покойной женѣ, мастеръ Шварцъ. Однажды, когда она была еще жива, вамъ также понадобились деньги. Ради ея памяти, исполните мою просьбу. Вспомните о ней.
-- Я и безъ того часто вспоминаю о ней. Это мучительно, но дѣла теперь ужъ не поправить. Теперь я думаю только о своихъ удобствахъ. Если же удариться въ разныя фантазіи, то всегда найдется человѣкъ, который пойдетъ въ нихъ еще дальше. Въ концѣ концовъ все это вздоръ, ибо не можете же вы передѣлать весь міръ. Если, напримѣръ, я дамъ вамъ просимую сумму, то мнѣ придется дѣлать экономію и отказывать себѣ въ моемъ любимомъ итальянскомъ винѣ, которое я обычно пью для пользы желудка. И никакого удовлетворенія за это самопожертвованіе я не получу, кромѣ того, что вы, быть можетъ, будете сердиться на меня за то, что я не далъ вамъ вдвое больше. Этого вы можете требовать только отъ человѣка, котораго вы, помните, искали днемъ съ огнемъ. А я, какъ вамъ извѣстно, не таковъ.
-- Если я тогда обидѣлъ васъ, то очень сожалѣю объ этомъ. Мое почтеніе, мастеръ Шварцъ. Извините, что побезпокоилъ васъ.
И секретарь повернулся спиной къ красивому дому мастера Шварца, цвѣтникъ котораго спускался до самаго берега сіяющаго озера. Пройдя темный, крытый мостъ, онъ снова вступилъ въ мрачныя улицы города.
Мастеръ Шварцъ посмотрѣлъ ему вслѣдъ и пробурчалъ:
-- Онъ начинаетъ пожинать, что посѣялъ. Не нравится это ему. Ну, пусть это его научитъ уму-разуму.
Онъ опять усѣлся на скамью и, сдѣлавъ глотокъ изъ кувшина, съ гримасой отставилъ его прочь.
-- Это не того сбора чортъ возьми! Никогда нельзя знать, что получишь, хоть и платишь дорого!
Онъ опять попробовалъ вино.
-- Нѣтъ, это кислое. Пустая это штука жизнь,-- неожиданно заключилъ онъ.
Онъ угрюмо сталъ смотрѣть на Анютины глазки и незабудки, потомъ перевелъ глаза на голубыя воды озера, по которому отъ вечерняго вѣтерка во всѣ стороны шли серебряныя полосы.
Онъ молча и недовольно сидѣлъ на скамьѣ, а секретарь продолжалъ странствовать въ поискахъ денегъ, пока ночь медленно не спустилась надъ городомъ, пока не погасли послѣдніе огоньки въ окнахъ.
Магнусъ Штейнъ, несмотря на поздній часъ, еще не нашелъ денегъ. Знакомство у него было небольшое. Мужчины, съ которыми онъ не пилъ и порокамъ которыхъ не потакалъ, не любили его. Такъ же относились къ нему и женщины, за которыми онъ не ухаживалъ и которыхъ не понималъ, или дѣлалъ видъ, что не понимаетъ, когда тѣ предлагали ему свою любовь.
Теперь всѣ подъ разными предлогами отклонили его просьбу. Наиболѣе благороднымъ оказался одинъ старый еврей, который готовъ былъ повѣрить ему на слово.
-- Если вы обѣщаете уплатить мнѣ деньги съ процентами, то я достану вамъ эту сумму и даже большую безъ всякаго поручительства. Ибо я знаю, что вы человѣкъ, ходящій передъ Іеговой. Вы никогда не облагали меня незаконными налогами и никогда не лгали, какъ дѣлаютъ христіане.
Онъ досталъ деньги для секретаря, потребовавъ отъ него только его слова въ томъ, что эти деньги будутъ непремѣнно возвращены ему. Такого ручательства секретарь дать не могъ, и ушелъ отъ еврея, оставивъ его деньги лежать на столѣ.