Испытаніе.
Хотя дни были уже достаточны длинны, но стало совсѣмъ темно, когда онъ добрался до воротъ дома Фастрады. Онъ нашелъ своихъ людей уже на мѣстѣ, которое имъ было указано, хотя и было еще рано. Лошади были въ полной исправности и стоили денегъ, которыя онъ за нихъ заплатилъ. Но, какъ и предупреждалъ Маклюръ, люди не хотѣли трогаться съ мѣста прежде, чѣмъ имъ не будетъ уплачено за мѣсяцъ впередъ.
-- Видите ли, капитанъ,-- заговорилъ Мортье, онъ былъ французъ и говорилъ лучше, чѣмъ его товарищъ:-- мы вѣрили вашему, слову и знаемъ, что вы прежде всего постараетесь заплатить намъ. Но это совершенно необыкновенное предпріятіе. Тутъ человѣкъ рискуетъ не только висѣлицей, но и костромъ, если правда то, что о васъ говорятъ. Ваша храбрость тутъ не поможетъ: насъ только трое да двѣ женщины въ придачу. Такъ что, если мы не будемъ чувствовать, какъ подъ нашими куртками золото согрѣваетъ сердце, намъ нѣтъ и охоты браться за это дѣло, хотя мы съ удовольствіемъ ушли бы отъ этого скряги шотландца и перешли бы на вашу службу. Мы помнимъ, что вы спасли намъ жизнь и какую клятву мы дали. Но вѣдь теперь никто не держитъ своихъ клятвъ, и всѣ надъ ними смѣются. Если и вы не сдержите свою, то мы на васъ сердиться не будемъ... Не такъ ли, товарищъ?
-- Да, да,-- отвѣчалъ Россъ, не любившій тратить много словъ.
-- Видите, капитанъ. Костеръ и возможность погубить душу тоже надо принимать во вниманіе.
-- Да, вижу,-- отвѣчалъ Магнусъ съ презрѣніемъ.-- Ваша храбрость испаряется передъ костромъ, а ваша честь передъ деньгами, какъ, впрочемъ, у большинства людей. Я не могу дать вамъ сейчасъ всю сумму. Но подождите здѣсь немного. Я вернусь и уплачу вамъ сполна.
Онъ исчезъ, а люди, сконфуженные, продолжали стоять въ тѣни, отбрасываемой огромной стѣной скотобойни.
Магнусъ надѣялся достать денегъ у Фастрады. Онъ думалъ, что она не оскорбитъ его гордость, естественную въ подобномъ случаѣ въ мужчинѣ. Онъ зналъ, что она располагаетъ довольно значительной суммой, которая лежитъ у нея въ столѣ.
Онъ вошелъ въ домъ и спросилъ ее. Уже отужинали. Ему неоднократно случалось за-ходить къ нимъ въ это время, чтобы захватить ее на факельную процессію или какое-нибудь другое вечернее гулянье.
Фастрада вышла.
-- Не можешь ли ты выйти со мной на минутку?-- спросилъ Магнусъ.
-- Вѣдь эти не видно!-- засмѣялась она.-- А луна взойдетъ не раньше полуночи.
-- Зато есть звѣзды.
Въ его тонѣ послышались какія-то необычныя нотки. Фастрада испугалась.
-- Ужъ не случилось ли чего?-- спросила она.
-- Ты не выйдешь со мной?-- спросилъ онъ.
-- Развѣ нельзя сказать здѣсь? Тутъ никого нѣтъ.
Секретарь зналъ, что и стѣны имѣютъ уши не только во дворцахъ папы и короля, но и въ домѣ простыхъ бюргеровъ. Такъ какъ онъ не хотѣлъ говорить здѣсь, то она набросила на себя плащъ и пошла съ нимъ. Онъ привелъ ее на паперть собора св. Павла. Маленькій дворъ передъ церковью, отгороженный отъ улицы стѣной и засаженный старинными липами, былъ совершенно безлюденъ. Онъ сначала обошелъ его одинъ, чтобы убѣдиться, что тутъ никого болѣе нѣтъ, а затѣмъ, остановившись въ калиткѣ, на которую падалъ слабый свѣтъ отъ звѣздъ, принялся разсказывать ей. Онъ считалъ себя обязаннымъ сдѣлать это. Ему казалось, что это будетъ оскорбленіемъ ихъ любви, если онъ скроетъ отъ нея все только ради того, чтобы не безпокоить и не разстраивать ее.
Узнавъ, что случилось, Фастрада онѣмѣла, какъ человѣкъ, пораженный внезапнымъ ударомъ. Ея женихъ не просилъ у нея ничего, онъ просто разсказалъ ей все тихо и спокойно, и она даже не могла разсмотрѣть его лица въ темнотѣ. Тѣмъ не менѣе она чувствовала, что онъ спрашиваетъ ее, останется ли она, или поѣдетъ за нимъ. И рѣшать этотъ вопросъ надо теперь же, нельзя откладывать рѣшенія, пока епископскій судъ не постановитъ своего рѣшенія. Если она останется въ Констанцѣ, то, очевидно, всякая связь между ними будетъ разорвана. Съ другой стороны, ей и и ея семьѣ грозитъ страшная опасность. Конечно, есть вѣроятіе, что онъ выйдетъ сухъ изъ этого дѣла, если, какъ говорятъ, король... Но вѣдь это только вѣроятіе. Нельзя, не роняя своего достоинства, отречься отъ Магнуса, пока будетъ длиться процессъ и опять считаться его невѣстой, когда онъ окончится. Нѣтъ, этого она не можетъ допустить. Да и ея отецъ не успокоится, пока между ними не произойдетъ окончательнаго разрыва. Жена и дочь во многихъ случаяхъ управляли Мангольтомъ. Но когда дѣло шло объ его безопасности, съ нимъ нельзя было шутить: онъ становился грубъ и, гдѣ нужно, безпощаденъ.
Положеніе было совершенно ясно, и полумѣры не могли помочь дѣлу: она должна или соединить сегодня свою судьбу съ нимъ или же разстаться съ нимъ. Фастрада чувствовала, что человѣку, который подвергается смертельной опасности, нужно же оказать какое-нибудь утѣшеніе.
Видя, что она не отвѣчаетъ ему, секретарь сказалъ:
-- Не знаю, слѣдуетъ ли мнѣ настаивать, чтобы ты связала свою судьбу съ моею. Мы, правда, обручены, но я могу вернуть тебѣ твое слово.
Нѣсколько минутъ длилось глубокое молчаніе. Фастрада стояла, опустивъ глаза и какъ бы боясь встрѣтиться съ нимъ взглядомъ, хотя въ темнотѣ этого и нечего было страшиться. Онъ не жаловался, но его молчаніе говорило краснорѣчиво за него.
-- Конечно, я не возьму свое слово назадъ, ибо ты въ опасности,-- сказала она, наконецъ.-- Но все это такъ ужасно и такъ внезапно случилось, что я поражена, какъ громомъ. Когда мы должны рѣшить этотъ вопросъ?-- спросила она тихо, задерживая дыханіе.
Она знала, что рѣшаться на что-нибудь надо сейчасъ, но спросила объ этомъ, какъ дѣлаютъ всѣ слабохарактерные люди, переспрашивающіе по нѣсколько разъ, хотя отвѣтъ имъ извѣстенъ заранѣе.
-- Увы! Сейчасъ же.
-- Сейчасъ! Какъ же мы можемъ вѣнчаться, когда надъ твоей головой виситъ судъ. Смерть будемъ застилать всякое будущее...
Ея голосъ замеръ въ рыданіяхъ.
-- Увы, дорогая моя, смерть всегда застилаетъ намъ будущее. Но въ данномъ случаѣ можно надѣяться, что она наступитъ не такъ-то скоро. Мое дѣло правое, и хотя правосудіе сдѣлалось рѣдкимъ дѣломъ въ этомъ мірѣ, но Господь всемогущъ и раньше времени отчаиваться не слѣдуетъ. Если бъ у меня не было этой надежды, я не предлагалъ бы тебѣ слѣдовать за мной. Но есть еще одно обстоятельство, которое я долженъ сообщить тебѣ прежде, чѣмъ ты будешь рѣшать. Мнѣ тяжело упоминать объ этомъ, но я считаю это необходимымъ. Ты выйдешь замужъ за человѣка,-- если только это будетъ,-- не равнаго тебѣ по рожденію: я чадо незаконной любви, хотя и рожденъ замужней женщиной. Я сынъ короля. Я узналъ это отъ матери только сегодня.
Онъ ожидалъ, что это должно возмутить ее, но дѣйствіе его словъ оказалось совершенно другимъ.
-- О, что касается этого, то въ этомъ случаѣ виновата твоя мать, а не ты,-- промолвила она, причемъ въ ея голосѣ не было ни негодованія, ни удивленія.-- И притомъ король есть король, и это не то, что сынъ какого-нибудь сапожника.
Ему показалось, что она хочетъ утѣшить его, и онъ почувствовалъ къ ней благодарность. Но медлить было нельзя: въ этотъ часъ все надо было все выяснить и обо всемъ переговорить.
-- Не забывай, что если ты пойдешь со мной, тебѣ придется испытать многое, можетъ быть, гораздо больше, чѣмъ ты воображаешь въ этотъ моментъ. Если ты поѣдешь со мной сегодня изъ Констанца, то неизвѣстно, что ждетъ насъ впереди. Какія опасности, какія трудности и лишенія! Неизвѣстно даже, останусь ли я въ живыхъ, или нѣтъ. Твоя судьба будетъ велика -- это я могу обѣщать тебѣ, но велика не въ томъ смыслѣ, какъ люди обыкновенно это понимаютъ. Мой мечъ не пріобрѣтетъ тебѣ корону, и я не собираюсь выкраивать для тебя какое-нибудь герцогство, какъ это дѣлаютъ ландскнехты по ту сторону Альпъ. Если я когда-нибудь буду въ силѣ, то она будетъ употреблена на то, чтобы исправить несправедливости, а не для того, чтобы чинить новыя, чтобы помогать нищему, а не королю, еретику, а не папѣ. Тебѣ, быть можетъ, придется жить въ изгнаніи и подъ проклятіемъ церкви, если не за теперешнія мои дѣла, то за будущія. Подумай хорошенько, достаточно ли крѣпко ты любишь меня: разъ рѣшившись, ты уже не вернешься назадъ.
Дѣвушка задрожала. Только теперь она поняла, что отъ нея требуется.
-- Но для чего же все это?-- спросила она, рыдая.-- Для чего эти страданія, лишенія, смерть?
-- Жизнь есть борьба, дорогая моя. Блаженны тѣ, кто борется сознательно и за свое дѣло.
Опять настало молчаніе. Онъ не могъ видѣть ее. Онъ только слышалъ, какъ она прерывисто и часто дышала.
-- Итакъ, обдумай все это хорошенько.
Наконецъ заговорила и она.
-- Конечно, я люблю тебя. Но... если бъ ты пошелъ къ королю и разсказалъ ему все... онъ, конечно, вступится за тебя... Если бъ ты открылъ ему...
-- Что!-- вскричалъ Магнусъ, не вѣря своимъ ушамъ:-- сказать королю! Королю Сигизмунду! Итти и просить у него уплаты за позоръ моей матери! Неужели ты этого не понимаешь, Фастрада?
-- Но если ты самъ не хочешь итти, то найдутся другіе. Многіе заинтересованы въ томъ, чтобы тебѣ и Эльзѣ была оказана справедливость.
-- Я не могу пойти на это и не могу оставить свою сестру на произволъ епископскаго суда,-- отвѣчалъ секретарь сквозь зубы.-- На это я рискну потомъ, но одинъ, а не съ нею. Нѣтъ, я все обдумалъ, и другого выхода для меня нѣтъ.
Фастрада знала, но продолжала отчаянно цѣпляться за соломинку.
-- Пусть такъ. Я не хочу спорить съ тобой въ такую минуту. Но Господь не допуститъ, чтобы за преступленіе одного человѣка пострадало столько невинныхъ. Но бѣжать такъ, среди ночи, не приготовившись...
Слезы брызнули у нея изъ глазъ, когда она припомнила свои мечты о свадьбѣ: ея свадьба должна была быть пиромъ для всего города; въ день ея къ ней должны были явиться ея подруги собирать ее къ вѣнцу. Представилась ей и процессія по городскимъ улицамъ, и торжественная служба въ великомъ соборѣ, гдѣ она привыкла съ дѣтства молиться. Она уже видѣла себя замужемъ, видѣла, какъ постепенно поднимаются они по общественной лѣстницѣ, пока ея мужъ не становится первымъ лицомъ въ городѣ. Ея дѣти растутъ около нея въ довольствѣ и спокойствіи. Все это давно рисовалось ей въ воображеніи... и вдругъ...
Она зарыдала.
-- Каждый день невинные страдаютъ за виновныхъ. Если ты хочешь соединить свою судьбу съ моею, то надо бѣжать сейчасъ среди ночи, безъ всякихъ приготовленій. Я могу обѣщать тебѣ только любовь свою -- въ награду за потерю цѣлаго міра. Подумай, достаточно ли тебѣ этого?
Опять у ней не хватило духу сказать, что нѣтъ.
-- Я не говорю о себѣ. Но... наши дѣти....
Онъ не могъ видѣть въ темнотѣ, какъ она вспыхнула.
-- Ты не подумалъ объ этомъ?
-- Они также должны учиться бороться съ жизнью. Богу извѣстно,-- горячо прибавилъ онъ:-- что темна будетъ моя жизнь безъ тебя, но не слѣдуй за мной, если не любишь меня такъ крѣпко.
Его голосъ упалъ. Въ немъ слышалось какое-то отчаяніе, какъ будто онъ уже не вѣрилъ въ ея любовь. Онъ чувствовалъ, хотя и не хотѣлъ въ этомъ сознаться, что дѣйствительно любящую женщину незачѣмъ приглашать дважды.
Фастрада не знала, что отвѣчать. Въ его словахъ было какъ будто осужденіе, хотя онъ и не упрекалъ ее ни въ чемъ. Ей хотѣлось итти съ нимъ, но она знала, что она не пойдетъ съ нимъ. Она хотѣла его любви, но приходила въ ужасъ отъ цѣны, которой она пріобрѣтается. Днемъ она, вѣроятно, еще стала бы бороться съ нимъ, и ея женскій умъ подсказалъ бы ей тысячи уловокъ. Но теперь его печальный голосъ, какъ-то торжественно звучавшій въ темнотѣ, наводилъ на нее страхъ.
Передъ ней стояли статуи двухъ святыхъ, охранявшіе портикъ церкви. То были мученики, добровольно потерпѣвшіе за свою вѣру. Строго смотрѣла они на нее, какъ бы упрекая ее въ слабости. Надъ ней простиралась, словно нависшая черная бездна, крыша портала, и звѣзда, которую она раньше видѣла на полоскѣ незакрытаго неба, теперь скрылась изъ виду.
Ей страшно хотѣлось плакать, но плакать она не могла.
-- Когда мы должны ѣхать?-- шопотомъ спросила она.
-- Сейчасъ, моя дорогая. Нужно какъ можно скорѣе собрать вещи, если ты ѣдешь. Если у тебя есть колебаніе и сомнѣніе, то лучше не ѣздить. Хотя ты и не отвѣтила на мой вопросъ, достаточно ли крѣпко ты меня любишь, но я думаю, что этотъ отвѣтъ уже данъ.
-- Почему ты это знаешь?-- воскликнула несчастная дѣвушка, мучимая сомнѣніями, страхомъ и стыдомъ.-- Что мужчина понимаетъ въ такихъ дѣлахъ? Кто тебѣ сказалъ, что я колеблюсь изъ страха за себя? Я колеблюсь потому, что не знаю, гдѣ правильный путь.
Она знала, что это неправда, но въ темнотѣ нельзя было разсмотрѣть, какъ она покраснѣла.
-- Дай мнѣ нѣкоторое время подумать. Я не могу думать здѣсь въ темнотѣ, на этомъ страшномъ мѣстѣ, куда слетаются всякія привидѣнія. Дай мнѣ время!-- повторила она, вздрагивая.-- Черезъ часъ я вернусь и дамъ тебѣ отвѣтъ.
-- Мы здѣсь стоимъ въ священной оградѣ церкви, къ которой не посмѣютъ приблизиться никакія привидѣнія. Я не могу дать тебѣ время на размышленіе. Я рискнулъ бы на это, если бъ былъ одинъ, но со мной сестра.
-- А обо мнѣ ты не думаешь? Несмотря на громкія слова, ты, очевидно, любишь ее больше, чѣмъ меня.
-- Хотѣлъ бы я этого,-- отвѣчалъ онъ съ такой тоской, что она не могла не тронуть дѣвушку.
-- Но вѣдь я прошу у тебя всего часъ, даже меньше. Еще не такъ поздно. Я не могу думать здѣсь, не могу. Развѣ ты не видишь, что я внѣ себя? Сжалься! Пробыть часъ наединѣ съ собою и съ Богомъ -- развѣ это много?
Еще разъ ему было сказано, что у него нѣтъ жалости. На этотъ разъ ему пришлось услышать это отъ любимой имъ дѣвушки. Онъ понималъ, что настоящей сильной любви нечего раздумывать, но онъ любилъ ее. Къ тому же она просила пощады.
-- Ворота запираются въ девять часовъ,-- прошепталъ онъ.-- Остается меньше часа. Сегодня, впрочемъ, базарный день, и многіе запоздаютъ. Насъ пропустятъ часовъ до десяти. Я пойду сейчасъ за Эльзой, хотя я предполагалъ захватить ее мимоходомъ. Такимъ образомъ у тебя будетъ нужное время. Мы встрѣтимся опять здѣсь.
-- Благодарю тебя,-- сказала она, переводя дыханіе.
Невѣрными шагами она прошла мимо него. Онъ не протянулъ руки и не останавливалъ ее.
Перейдя порогъ портала, охраняемаго изображеніями святыхъ, она бросилась бѣжать, какъ будто ее дѣйствительно преслѣдовали привидѣнія и демоны. Она не останавливалась, пока не добѣжала до своей комнаты. Здѣсь она бросилась на колѣни передъ образами, которые висѣли надъ ея кроватью. Но молиться она не могла: ея мозгъ горѣлъ, и мысли кружились съ безпорядочной быстротой.
Черезъ нѣсколько минутъ она бросилась въ церковь Миноритовъ. Она была недалеко и сегодня была открыта до поздняго вечера, чтобы дать возможность благочестивымъ людямъ прежде, чѣмъ уѣхать изъ города, помолиться въ послѣдній разъ передъ чудотворной ракой св. Розабели.
Можетъ быть, св. Розабель дастъ ей указаніе, ибо она считается покровительницей всѣхъ дѣвственницъ?
На лѣстницѣ она встрѣтилась съ отцомъ.
-- Я иду къ св. Розабели,-- сказала она.
Изъ-подъ плаща не видно было ни ея испуганныхъ глазахъ, ни ея разстроеннаго лица.
-- А, это хорошо,-- отвѣчалъ мастеръ Мангольтъ.-- Св. Розабелъ покровительствуетъ дѣвушкамъ. Не забудь захватить съ собой маленькое приношеніе.
Въ другое время она встрѣтила бы эти слова презрительной улыбкой, ибо ея отецъ, который первый кричалъ о жадности и плутняхъ монаховъ, когда это было въ модѣ, теперь вдругъ сталъ очень набожнымъ, когда вѣтеръ задулъ въ другую сторону. Въ другое время она улыбнулась бы, но теперь она почувствовала и къ нему, и къ себѣ сильную жалость.
Воздухъ въ церкви былъ тяжелъ и насыщенъ куреніями, совершаемыми возлѣ раки святой. Передъ ея образомъ ярко горѣли свѣчи, но въ туманѣ, заполнившемъ весь притворъ, онѣ свѣтили довольно тускло. Среди этихъ благовоній и свѣчъ возвышалась статуя св. Розабели, сидѣвшей въ пышныхъ одѣяніяхъ подъ золотымъ балдахиномъ, увѣшаннымъ драгоцѣнностями -- приношеніе вѣрующихъ. Вокругъ нея по стѣнамъ притвора висѣли безчисленныя сердца изъ серебра и другія приношенія. Лицо святой было строго и печально, какъ будто она, возложивши на себя вѣнокъ мученичества, презирала теперь блестящую золотую корону, которую надѣли на нее люди; какъ будто, вкусивъ славы небесной, она находила бѣдной и слишкомъ человѣческой всякую земную роскошь.
Народъ толпами стекался къ ея ракѣ и стоялъ на колѣняхъ около причудливой рѣшетки, которой отдѣлялся ея алтарь. Ея лицо было изъ раскрашеннаго дерева, но зато его можно было видѣть простыми глазами. Тверда и холодна была отдѣляющая ее рѣшетка, но зато ее можно было осязать руками.
Фастрада прильнула разгоряченнымъ лицомъ къ холодному пруту рѣшетки. Кругомъ нея стояла полная тишина: было уже поздно, и благочестивые богомольцы давно ушли изъ церкви. Удалились и монахи, бросивъ нанее послѣдній любопытный взглядъ. Одинъ за другимъ исчезали они во мракѣ церкви, какъ бы не желая смущать ея горячей молитвы.
Она осталась одна, лицомъ къ лицу со св. Розабелью. Свѣчи попрежнему ярко горѣли въ неподвижномъ воздухѣ, все было такъ тихо, что слышно было, какъ она дышала. И въ этой тишинѣ ни одинъ голосъ не утѣшилъ ее. Св. Розабелъ молчала, и не было отъ нея знаменія.
Фастрада увидѣла, что ей надо принять рѣшеніе, не разсчитывая на помощь свыше. Время отъ времени гдѣ-то открывали дверь, и по церкви пробѣгалъ холодный вѣтеръ, отъ котораго вздрагивала распростертая у ногъ святой Фастрада. Свѣчи около ея образа вдругъ вспыхивали, и одна или двѣ изъ нихъ погасли. Такъ гасли свѣчи, словно ихъ тушила невидимая рука, когда отлучали отъ церкви Іеронима Пражскаго.
Все гуще и гуще спускался мракъ изъ-подъ сводовъ церкви. Холодный вѣтерокъ вдругъ заставилъ Фастраду вспомнить о страшной силѣ -- проклятіи церкви, которое не остановится у дверей гроба, но перейдетъ за него въ вѣчность. Она слышала, что это -- пустая угроза. А что если это не такъ?
Она глубоко вздохнула и провела дрожащей рукой по лбу.
Вдругъ сзади нея послышались чьи-то шаги. Одинъ изъ монаховъ дѣлалъ обходъ всей церкви прежде, чѣмъ тушить свѣчи и запирать ее. Фастрада повернула голову и взглянула на монаха. То былъ отецъ Гальмотъ, къ которому она ходила исповѣдываться съ дѣтства, и который ее очень любилъ. Онъ слылъ за ученаго. Впрочемъ, многіе слыли учеными, пока не сожгли Яна Гусса и Іеронима Пражскаго
Вдругъ ей пришла въ голову мысль: она спроситъ его и, не разсказывая о себѣ, заставитъ его высказаться. Можетъ быть, такимъ путемъ ей и удастся найти выходъ.
Она бросилась вслѣдъ за монахомъ, зовя его по имени. Отецъ Гальмотъ вернулся, и они сѣли на скамейки, стоявшія рядомъ. Она не знала, который былъ часъ; ей казалось, что прошло нѣсколько минутъ. Монаху нечего было дѣлать, и онъ сталъ внимательно слушать ее. Хотя она и рѣшила не говорить ему о себѣ, однако онъ, ловко умѣло выспросилъ у нея все. Онъ былъ спокоенъ, она волновалась. Къ тому же, только дотронувшись до ея холодной руки, онъ сразу понялъ, что тутъ что-то неладно.
Онъ спокойно отвѣчалъ на ея вопросы. Ему задавали еще и не такіе!
-- Взгляни наверхъ,-- говорилъ онъ, указывая руками на высѣченные изъ камня ключи св. Петра, украшавшіе фризъ притвора.-- Что свяжете на землѣ, будетъ связано и на небѣ, и что разрѣшите на землѣ, будетъ разрѣшено и на небѣ. И ты еще сомнѣваешься въ силѣ проклятія святой церкви?
Отвѣтъ былъ очень простъ и сокрушилъ ее именно своей простотой. Она не могла не подумать, что сказалъ бы на это Магнусъ, если бъ онъ былъ здѣсь.
-- Развѣ церковь когда-нибудь проклинаетъ несправедливо?
Много еще говорилъ отецъ Гальмотъ. Она не сказала ему ни одного имени, но отецъ Гальмотъ былъ монахъ и зналъ, какъ добыть то, что было нужно. Какъ-то постепенно ей стало казаться, что она говоритъ на исповѣди, хотя это и не была исповѣдь. Когда она кончила, оставалось договорить немногое. Но монахъ задержалъ ее, то уговаривая, то угрожая, пока не пробило одиннадцать часовъ.
Услышавъ звукъ колокола, она быстро сорвалась съ мѣста, едва вѣря своимъ ушамъ. Не обращая ни на что вниманіе, она ринулась на улицу. Желая спасти себя, она не хотѣла губить его.
Отецъ Гальмотъ стоялъ и улыбался. Онъ былъ, какъ всѣ говорили, хорошимъ духовникомъ. Онъ никогда не бранилъ духовныхъ дѣтей и не тянулъ съ нихъ деньги. Онъ не былъ преданъ ни чревоугодію, ни пьянству, и вообще въ немъ не было обычныхъ пороковъ. Не легко было дьяволу соблазнить такого человѣка.
Но дьяволъ все-таки добился своего. Что про него ни говори, нельзя не сознаться, что онъ обладаетъ опытностью и тактомъ. У отца Гальмота было одно слабое мѣсто. Онъ былъ ревностнымъ поборникомъ церкви и страстно желалъ власти, чтобы, конечно, служить дѣлу Христову. Подслушавъ это, дьяволъ улыбнулся. Онъ внушилъ кардиналу Вранкаччьо мысль намекнуть кое о чемъ отцу Гальмоту, когда кардиналу, по причинамъ ему одному извѣстнымъ, захотѣлось наложить руку на нѣкоего Магнуса Штейна, секретаря добраго города Констанца.
Поэтому-то отецъ Гальмотъ и отправился прямо изъ церкви къ кардиналу -- доложить его преосвященству, что ему удалось сегодня узнать.
Фастрада шла, не останавливаясь и едва переводя дыханіе, пока не достигла собора св. Павла.
Мѣсяцъ еще не поднимался, но сдѣлалось какъ-то свѣтлѣе. Она могла уже у калитки различить Магнуса, который стоялъ на паперти, опершись на свою шпагу. Сзади него виднѣлись неопредѣленныя очертанія какой-то женщины. То была его сестра.
Увидѣвъ Фастраду, Магнусъ что-то сказалъ ей, и она скрылась въ темнотѣ.
-- Прости!-- прошептала Фастрада, едва переводя духъ.-- Я не знала, что уже такъ поздно. И...
Она не знала, что сказать. Въ отчаяніи она сняла кольца, которое онъ ей когда-то далъ, и протянула его ему. Конечно, онъ пойметъ этотъ жестъ.
-- Прости меня,-- безпомощно бормотала она.
Магнусъ понялъ все.
-- Можетъ быть, ты пожелаешь сохранить его на память обо мнѣ, Фастрада?-- мягко спросилъ онъ.
Она взглянула на него въ смущеніи и удивленіи. Она ожидала, что онъ скажетъ ей что-нибудь грубое, рѣзкое. Но этотъ мягкій безстрастный голосъ былъ въ десять разъ хуже!
Она не знала, цѣной какой внутренней борьбы онъ принудилъ себя прійти сюда такъ поздно, когда назначенный для встрѣчи часъ уже прошелъ!
Фастрада не могла говорить и только протягивала ему кольцо: она знала, что оно стоитъ дорого, и чувствовала, что не имѣетъ права удерживать его теперь у себя.
-- Въ такомъ случаѣ и я долженъ вернуть тебѣ твое,-- сказалъ Магнусъ, снимая свое обручальное кольцо.
Онъ хотѣлъ положить его въ ея вытянутую руку, но она отдернула ее, бросилась бѣжать со всей скоростью, на которую только и была способна, словно ее дѣйствительно хватали сзади демоны и привидѣнія.
Кольцо Магнуса упало на землю и закатилось въ щель мостовой. Несмотря на темноту, брильянтъ продолжалъ сіять слабымъ блескомъ, и Магнусу не стоило большого труда его найти. Кольцомъ Фастрады и своимъ собственнымъ онъ могъ заплатить обоимъ наемникамъ, которые ждали его.
-- Теперь я получилъ право располагать вашими гнусными мускулами, какъ мнѣ угодно,-- сказалъ онъ.
-- Да, капитанъ,-- отвѣчали тѣ.-- Теперь все правильно.
Кольца стоили вдвое дороже, чѣмъ нужно было имъ получить.