И вотъ началась мирная и прелестная идиллія, хотя пастухъ былъ всего только приказчикъ книжнаго магазина, а нимфа -- театральная статистка. Съ одной стороны юноша съ живымъ воображеніемъ, прочитавшій большинство тѣхъ книгъ, которыя продавалъ, я которому мерещился цѣлый міръ чудныхъ мыслей въ большихъ и блестящихъ глазахъ, плѣнившихъ его сердце. Это убѣжденіе внушало ему безграничное уваженіе къ своей милой. Что за дѣло до общественнаго положенія дѣвушки, если она съумѣла внушить такое убѣжденіе своему поклоннику? Съ другой стороны дѣвушка, находившая, что ея поклонникъ хорошо воспитанный, красивый и благородный человѣкъ. Она всегда считала себя такой ничтожной, что эта чудная вещь, его любовь, внушала ей удивленіе и страхъ. Какъ могъ онъ полюбить такую простенькую дѣвушку, какъ она? Какимъ образомъ приковать ей его любовь къ себѣ, такъ, чтобы онъ больше не заглядывался на другихъ женщинъ?
Разумѣется новое положеніе, въ какомъ она очутилась, прежде всего инстинктивно заставило ее хлопотать о томъ, чтобы быть какъ можно красивѣй. Поэтому при всякой возможности она прибавляла какую-нибудь бездѣлицу къ своимъ незатѣйливымъ нарядамъ. А такъ какъ счастіе всегда выражается во внѣшности, то она стала прямѣе держаться и развязнѣе ходить. Кашель прошелъ, щеки покруглѣли, грудь пополнѣла; она съ каждымъ днемъ хорошѣла. Глаза ея улыбались предмету ея мечтаній, но эта же улыбка озаряла и весь остальной свѣтъ.
-- Джулія,-- говорила ей бабушка, съ уныніемъ, такъ какъ очень скоро пронюхала, какимъ образомъ дѣвушка проводила воскресные дни.-- Джулія, помни, что бываютъ всякіе молодые люди. Иные изъ нихъ стремятся обижать дѣвушекъ. Берегись. Мнѣ сдается, что я кое-что о немъ слышала... но оставимъ это. Будь осторожна, дѣвушка... Водить компанію, -- дѣвушкѣ не сдобровать отъ этого, помни это. Другое дѣло -- выдти замужъ. Дѣвушкѣ не годится откладывать свадьбу. Будь осторожна и слушайся бабушки. И вотъ что, Джулія, никогда не давай ему денегъ!
Джулія смѣялась. Ея Джимъ будетъ ее обижать! онъ самъ тратитъ всѣ свои деньги на нее. Но она сдѣлала одну вещь, отъ которой старуха пришла въ ужасъ: она осмѣлилась удержать всѣ свои деньги и отдала изъ нихъ бабушкѣ только столько, сколько нужно было на квартиру и на столъ. Что-жъ это такое? откуда взять денегъ на выпивку? Старики сидѣли и глядѣли другъ на друга и съ уныніемъ обсуждали этотъ вопросъ. Старуха пошла въ театръ и попросила, чтобы жалованье внучки выдавалось ей на руки. Тамъ надъ ней только посмѣялись. Она отправилась съ такой же просьбой къ м-ру Брадберри, но вернулась, повѣся носъ и оскорбленная въ своихъ чувствахъ.
Джулія же, хотя и ходила по прежнему въ воскресенье утромъ къ м-ру Брадберри, но не вела больше съ нимъ счетовъ. Она приносила съ собой работу и шила себѣ наряды въ то время какъ онъ курилъ трубку и разсуждалъ о негодности существующихъ учрежденій. Джулія слушала, но ничего не слышала, такъ какъ сердце ея было далеко. Кромѣ того, она ничего не знала о существующихъ учрежденіяхъ, а потому какое ей было дѣло до того, что они дурны?
-- Ты не слушаешь того, что я тебѣ говорю, Джулія,-- ворчалъ онъ.-- Вотъ такъ всегда бываетъ съ дѣвушкой. Стоить только ей влюбиться и она непремѣнно испортится. ли о чемъ другомъ она больше думать не въ состояніи.
Иногда,-- но не часто, потому что мать не любила, чтобы онъ поздно возвращался домой,-- Джимъ шелъ встрѣтить ее, когда она выходила изъ театра и провожалъ ее домой. Но обыкновенно они сходились по воскресеньямъ, когда она надѣвала свое самое нарядное платье и они шли гулять. Все послѣ-обѣда и вечеръ воскреснаго дня они проводили вмѣстѣ. Лѣто стояло довольно хорошее; рѣдко выпадали дождливыя воскресенья и они могли ѣздить по окрестностямъ. Какъ и всѣ лондонскіе юноши, Джемсъ зналъ наперечетъ всѣ загородныя увеселительныя мѣста: въ Реджентъ-паркѣ днемъ играетъ музыка по воскресеньямъ; другой оркестръ играетъ въ прекраснѣйшемъ павильонѣ въ Батерси-паркѣ, гдѣ можно напиться чаю, и такъ далѣе.
Для Джуліи лѣто проходило, точно сонъ; она не заглядывала въ прошлое и не задумывалась о будущемъ; она жила настоящимъ; всю недѣлю, сидѣла ли она наклонившись надъ своими приходо-расходными книгами, вдыхая запахъ клейстера, или же находилась въ душномъ театрѣ, она мысленно переживала свои воскресные дни, припоминала то, что ей говорилъ ея Джемсъ, думала о тѣхъ вещахъ, которыя онъ ей подарилъ, и о томъ, какъ онъ глядѣлъ, когда поцѣловалъ ее при встрѣчѣ на улицѣ; гадала о томъ, что они будутъ дѣлать въ будущее воскресенье. Во время этихъ прогулокъ она узнала такія вещи, о которыхъ прежде и не подозрѣвала: лѣса, поля, полевые цвѣты, пѣніе чернаго дрозда. Всѣ эти чудеса были такъ же новы для нея, какъ и мысли, вычитанныя ея Джимомъ изъ книгъ и газетъ его лавки и сообщаемыя имъ своей внимательной слушательницѣ. Ея умъ обогатился новыми идеями и представленіями; у ней явились новыя надежды; она на все стала смотрѣть совсѣмъ иначе. Она уже не чувствовала прежняго довольства своей судьбой. Она точно вновь на свѣтъ родилась и родилась съ новыми и странными стремленіями и требованіями.
Что касается Джемса, то ни на одну минуту онъ не переставалъ быть самымъ пламеннымъ влюбленнымъ; онъ окружая ее такимъ вниманіемъ, какъ еслибы онъ былъ настоящій джентльменъ, а она настоящая молодая леди. Онъ находилъ, что ничто не могло быть слишкомъ хорошо для нея; онъ никогда не былъ съ нею раздражителенъ или не въ духѣ; верхомъ счастія для него, какъ и для его возлюбленной, было гулять подъ руку за городомъ, по лѣснымъ тропинкамъ и вдоль полевыхъ изгородей. Онъ не пилъ вина и не курилъ; онъ говорилъ о книгахъ и о томъ, что онъ въ нихъ прочиталъ, о газетахъ и о томъ, что дѣлается на бѣломъ свѣтѣ, такъ что Джулія устыдилась своего невѣжества и купила учебникъ и географическую карту; иногда онъ приносилъ книгу въ карманѣ и читалъ ей, сидя въ тѣни подъ деревомъ. Онъ былъ въ сущности юношей съ сильно развитымъ воображеніемъ, и, при образованіи, изъ него могъ бы выйти поэтъ. При этомъ у него были очень простые вкусы, и чашка чаю и бутербродъ, съѣденный въ обществѣ Джуліи, казались ему привлекательнѣе альдерменскихъ пировъ безъ нея. Что же касается вкусовъ Джуліи, то у ней ихъ совсѣмъ не было; она думала, какъ Джемсъ, любила то, что онъ любилъ, жила его умомъ и считала его такимъ же умнымъ, какъ и красивымъ, и такимъ же разсудительнымъ, какъ и ласковымъ.
По большей части она молча шла рядомъ съ нимъ, въ то время какъ юноша, исполненный великодушныхъ и дикихъ идей, соціалистъ и республиканецъ, и радикалъ, вѣрившій въ человѣка и любившій все, что привлекаетъ пламенную юность, открывалъ ей душу, чувствуя себя вполнѣ вознагражденнымъ, когда она, поднимая на него свои прекрасные глаза, говорила:-- О, Джемсъ, еслибы всѣ могли говорить, какъ ты!
Изъ всего, что онъ сообщалъ ей, у нея слагалась новая и чудесная вѣра, что положеніе вещей можетъ быть измѣнено къ лучшему и созданъ лучшій міръ, гдѣ всѣ мужчины будутъ такъ честны и смѣлы, какъ ея Джемсъ, а всѣ женщины такъ же хороши, какъ она, по мнѣнію Джемса.
И каждый вечеръ въ воскресенье, когда они разставалась на Брауншвейгской площади, гдѣ онъ обнималъ ее и цѣловалъ въ губы и въ щеки, она, возвращая ему поцѣлуи, шептала: -- О! Джемсъ! какъ ты добръ ко мнѣ!
-- Провалиться мнѣ!-- говаривалъ м-ръ Брадберри,-- я совсѣмъ не узнаю тебя Джулія!-- должно быть, это его вліяніе! Право, ты стала вдвое толще противъ прежняго! У тебя и щеки закруглились и ты поешь за работой, и стала рѣзвушкой! Кто бы повѣрилъ, что ты можешь быть рѣзвушкой, Джулія? И право, мнѣ кажется, что твой кашель совсѣмъ прошелъ. А твоя бабушка говорила мнѣ, что ты наконецъ взялась за умъ и не позволяешь себя грабить въ конецъ, а отдаешь только половину своего жалованья. Приходила сюда ревѣть и просила меня отдавать твое жалованье ей на руки,-- говорила, что ты неблагодарная внучка. Не безпокойся, Джулія. Я сказалъ ей, что если она содержала тебя въ продолженіе десяти лѣтъ, то ты содержала ее тоже въ продолженіе десяти лѣтъ, и что если она не урезонится, то я уведу тебя далеко, далеко, и много ли она отъ того выиграетъ, желалъ бы я знать?
Это была правда. Джулія, съ укрѣпленіемъ своихъ силъ и здоровья, стала смѣлѣе и рѣшилась, какъ выше сказано, оспаривать у бабушки право отнимать у ней всѣ деньги. Она начала даже, увлекшись низкимъ и мизернымъ разсчетомъ, откладывать деньги въ почтовый банкъ. Мало того: она пригрозила старикамъ совсѣмъ уйти отъ нихъ, если они не перестанутъ пилить ее упреками.
Эта угроза, вмѣстѣ съ предположеніемъ о возможности, чтобы Джулія вышла замужъ, ужасно встревожила ихъ. Они сидѣли каждый вечеръ за джиномъ, который теперь имъ приходилось пить умѣренно, и обсуждали этотъ вопросъ съ различныхъ сторонъ. Не могли ли они идти за невѣстой въ родѣ какъ бы приданаго, такъ чтобы ея мужъ призналъ ихъ право жить на его счетъ? Или же, если это было невозможно, то чтобы имъ назначено было еженедѣльное содержаніе, въ родѣ того, какое внучка имъ давала теперь? или же нельзя ли,-- что было бы лучше всего,-- устроить такъ чтобы свадьба разстроилась?
-- И что только онъ нашелъ въ ней?-- говорила бабушка.-- Такъ-себѣ, сухопарая дѣвчонка, и ничего больше. А про нее и говорить нечего, стоитъ только произнести его имя, и она сейчасъ же встанетъ на дыбы.
-- Что же ты намѣрена теперь дѣлать?-- спрашивалъ мужъ, дозволявшій женѣ свободно замышлять всякія козни и не находившій въ этомъ ничего предосудительнаго.
-- Увижу,-- отвѣчала она.-- Но, что я этого такъ не оставлю, въ этомъ ты можешь быть увѣренъ. Она воображаетъ, что можетъ послать ко всѣмъ чертямъ бабушку, которая ее выростила!-- какъ бы не такъ! Будь увѣренъ, что я что-нибудь придумаю. Неблагодарная тварь!
-- Вѣрно! вѣрно!-- бормоталъ старикъ, глядя на пустую бутылку отъ джина.
Старушка не была такъ привлекательна, какъ старикъ; бѣлые волосы послѣдняго и гладко выбритое лицо придавали ему чрезвычайно благообразный видъ. У старухи же волосы повыпали и чепецъ не могъ вполнѣ скрыть опустошеній, произведенныхъ временемъ; облысѣвшая и состарѣвшаяся Венера не можетъ быть хороша безъ помощи искусства, а у старухи не было средствъ завести себѣ парикъ. Кромѣ того у нея были хитрые глазки, которые постоянно бѣгали и какъ будто что-то замышляли, а губы вѣчно двигались, точно помогали глазамъ. Почему она казалась такой хитрой -- не можетъ быть разумно объяснено никакой теоріей, потому что жизнь ея, проведенная въ томъ, чтобы одѣвать и раздѣвать актрисъ въ театрѣ, была не изъ такихъ, которыя способствуютъ развитію въ человѣкѣ хитрости.
Она рѣшила что-нибудь предпринять. Но что же именно?
Сначала она подумывала-было сказать что-нибудь такое молодому человѣку, что бы охладило его страсть. Но она понимала, что его очень трудно сдѣлать, и кромѣ того это, конечно, приведетъ къ разрыву съ Джуліей и навлечетъ головомойку со стороны м-ра Брадберри, котораго старуха побаивалась.
Затѣмъ она могла насказать чего-нибудь такого самой Джуліи, и уже пыталась сдѣлать это.
Наконецъ, она могла натравить родственниковъ молодого человѣка. Но она не знала, кто они такіе, и гдѣ живутъ.
Весь остатокъ недѣли ломала она надъ этимъ голову, но ничего не говорила до воскресенья утромъ, когда предложила внучкѣ помочь ей въ работѣ.
-- Ты вѣдь знаешь, милочка,-- заявила она съ порывомъ необычайной нѣжности,-- что, когда у меня глаза не болятъ, я могу такъ же хорошо шить, какъ и бывало. Дай-ка мнѣ иголку и нитки; ты шей свое, а я свое. Не безпокойся о дѣдушкѣ. Пусть себѣ лежитъ въ постели, если ему это нравится. Ахъ! милочка, если все дѣло въ твоемъ счастіи, то я вѣдь не прочь. Да! да! совсѣмъ не прочь, если только онъ стоитъ тебя! Я съ радостью уступлю тебя ему. Вѣдь онъ приказчикомъ въ книжной лавкѣ, не правда ли?
Джулія кивнула головой.
-- Скажите, вѣдь дѣдушка-то твой тоже всегда былъ на этой линіи. Тутъ видѣнъ какъ бы перстъ провидѣнія! А кто его родители, Джулія? Тоже книгопродавцы?
Она подняла на свѣтъ платье и критически оглядывала его, точно была поглощена этимъ занятіемъ и ей въ сущности не било никакого дѣла до родителей Джима.
Джулія, захваченная, такимъ образомъ, врасплохъ, разсказала, не подозрѣвая ничего худого, все, что знала.
-- И мать его,-- заключила она,-- очень строгая и религіозная женщина; принадлежитъ къ обществу трезвости и не одобряетъ театра, не знаю почему. Поэтому, когда мы повѣнчаемся, я буду жить съ м-ромъ Брадберри, который обѣщаетъ удвоить мнѣ жалованье и я оставлю театръ. А до тѣхъ поръ она ничего не должна знать про театръ.
-- Онъ удвоить тебѣ жалованье, говоришь ты? Ахъ! я всегда говорила, что ты служишь ему за безцѣнокъ. А гдѣ живетъ мать молодого джентльмена?
-- Она содержитъ мелочную лавочку на Госвелъ-Родѣ,-- отвѣчала Джулія.
-- Она содержитъ лавочку на Госвелъ-Родѣ, -- медленно повторила бабушка,-- и она религіозная, строгая женщина, стоитъ за трезвость и не любитъ театра. Ого!
Когда часъ или для спустя, Джулія пошла на свиданіе съ женихомъ, старуха, надѣнь шляпку и накинувъ на плечи шаль, отправилась кратчайшимъ путемъ на Госвелъ-Родъ. Медленно проходя по улицѣ, она читала вывѣски на домахъ, пока не увидѣла имени "Атерстонъ". Ставни были закрыты, по случаю воскресенья, но лавочка была, очевидно, незначительная и неважная. Пока она стояла и разглядывала вывѣску, дверь отворилась и на порогѣ показалась женщина. На ней былъ надѣтъ вдовій чепецъ, а въ рукахъ она держала библію. Ей было лѣтъ сорокъ-пять и лицо ея сморщилось отъ заботы; то была не дюжинная забота о деньгахъ, такъ какъ лавочка и небольшой капиталъ, оставленный ей мужемъ, дозволяли ей безбѣдное существованіе. Забота ея была другого рода: она непрерывно трепетала за спасеніе души своего сына. Этого рода тревога въ былые дни, когда пуританство было сильнѣе распространено, чѣмъ теперь, отравляла жизнь многихъ тысячъ матерей, проводившихъ все свое время въ молитвахъ, увѣщаніяхъ и опасеніяхъ. Она принадлежала къ той строгой и логичной сектѣ, которая самымъ положительнымъ образомъ знала, кто будетъ спасенъ и кто нѣтъ. Разумѣется тѣ, которые не соблюдаютъ субботы, ходятъ въ театры, поздно ложатся спать и не посѣщаютъ церкви по крайней мѣрѣ разъ въ недѣлю, не могутъ войти въ царствіе небесное. Поэтому какую надежду могла она питать на то, чтобы сынъ ей былъ спасенъ?
-- Вы -- миссисъ Атерстонъ, сударыня?-- смѣло подошла и заговорила съ ней старуха.
-- Да. Чѣмъ могу служить вамъ?
-- Я проходила мимо, сударыня,-- продолжала старуха съ любезнѣйшей улыбкой,-- и подумала, загляну ужъ кстати къ лэди, о которой слышала такъ много хорошаго и съ которой скоро мнѣ придется породниться.
-- Я не понимаю, что вы хотите сказать,-- замѣтила миссисъ Атерстонъ.-- Мнѣ кажется, вы ошибаетесь.
-- О! нѣтъ, нѣтъ, сударыня,-- возразила посѣтительница.-- Я вѣдь бабушка Джуліи.
-- Кто такая Джулія?
-- Какъ?
И старуха прикинулась крайне изумленной.
-- Какъ? вы не знаете даже имени молодой леди, на которой вашъ сынъ собирается жениться?
-- Мой сынъ... собирается жениться?
Лицо бѣдной матери выдало ея изумленіе.
-- На комъ онъ собирается жениться? я ничего не знаю. Войдите пожалуйста и разскажите мнѣ, въ чемъ дѣло.
Она провела ее въ пріемную, помѣщавшуюся сзади лавочки. Бабушка сѣла и раввавала ленты у своей шляпки, что въ нѣкоторыхъ кружкахъ означаетъ дружеское расположеніе и намѣреніе поговорятъ по душѣ.
-- Объясните пожалуйста, -- спросила миссисъ Атерстонъ дрожащими губами:-- что такое вы знаете про моего сына?
-- Онъ женится на моей внучкѣ, Джуліи. Господи! да неужели же вы ничего объ этомъ не знаете?
-- И кто же... извините пожалуйста, не мнѣ нужно вѣдь это знать... мой сынъ не хорошо со мной поступаетъ... Кто же вы сами?
-- О!-- отвѣчала бабушка,-- мы люди почтенные, увѣряю васъ, и хотя не держимъ собственной лавочки, но могли бы не хуже другихъ. Мой мужъ всю жизнь служилъ на Патерностеръ-Роу и до сихъ поръ тамъ, хотя уже старикъ и не имѣетъ прежней силы. Я же была горничной въ греческомъ театрѣ, пока не нажила ревматизма въ пальцахъ и теперь не могу больше работать. Мы всегда были самыми приличными людьми.
-- А... а вашъ сынъ? вы говорили, что она ваша внучка.
-- У меня былъ только одинъ ребенокъ, да и то дочка. Джулія, ея дитя, а моя дочка умерла съ обручальнымъ кольцомъ на пальцѣ. Что же касается отца Джуліи, то я никогда не спрашивала и не знала, кто онъ такой, да оно и лучше.
Миссисъ Атерстонъ выслушивала всѣ эти объясненія съ удрученнымъ сердцемъ. Но ей нужно было задать еще одинъ вопросъ.
-- А чѣмъ же занимается ваша внучка?
-- Она служитъ въ театрѣ, м-мъ, какъ ея бабушка и мать служили раньше ея,-- отвѣчала экс-субретка, взглянувъ на слушательницу своими хитрыми глазками.-- Она поступила на сцену еще крошкой, какъ скоро научилась ходить. Не для разговора и представленья, потому что у бѣдной дѣвочки слабая грудь и слабый голосъ, а для того, чтобы стоять впереди въ хорошенькомъ платьѣ и быть въ толпѣ или въ процессіи или въ хорѣ деревенскихъ дѣвушекъ и притомъ самой красивой изъ нихъ. О! вы будете гордиться ею, м-мъ, когда увидите на сценѣ, право! Вашъ сынъ увидѣлъ ее въ театрѣ, влюбился въ нее, какъ и многіе другіе джентльмены, которые незнаютъ, что вся красота эта отъ размалевки, такъ что ужъ лучше б имъ влюбиться въ горничную. Послѣ того онъ...
-- Благодарю васъ,-- перебила миссисъ Атерстонъ,-- вы достаточно разсказали мнѣ. Сынъ сообщитъ мнѣ остальное.
-- Милости просимъ къ намъ, м-мъ,-- отвѣчала старуха, вставая.-- Если вы пожелаете пойти въ театръ завтра вечеромъ, то я проведу васъ за кулисы или въ партеръ, куда вамъ угодно. Быть можетъ, вы пожелаете поглядѣть на Джулію изъ партера, это заставитъ васъ скорѣе полюбить ее, м-мъ, думается мнѣ.
-- Я никогда не ходила въ театръ.
-- Ну чтожъ такое, никогда не поздно начать. А теперь, когда мы такъ поладили съ вами, то и дальше будемъ ладить и будемъ часто видаться другъ съ другомъ. Я какъ-нибудь вечеромъ приведу своего старика съ его трубкой и мы разопьемъ рюмочку другую чего-нибудь тепленькаго. Увидите, какой онъ чудесный собесѣдникъ.
-- Въ моемъ домѣ ничего не пьютъ, кромѣ воды, а табака никогда не допускается.
Послѣ этого старуха ушла, разсыпаясь въ дружескихъ завѣреніяхъ. Всю дорогу домой она качала головой, жевала губы, подмигивала глазомъ и ухмылялась, такъ что случись на ту по какой-нибудь антикварій на улицѣ, онъ навѣрное принялъ бы ее за колдунью, схватилъ бы ее и бросилъ въ бассейнъ Сити-Родъ, чтобы видѣть, пойдетъ она во дну или поплыветъ. Но улицѣ никого не было и она благополучно вернулась домой и, сидя на досугѣ, съ величайшимъ удовольствіемъ размышляла о славныхъ дѣлахъ, надѣланныхъ ею поутру, и о заваренной ею кашѣ, которая съ успѣхомъ могла загубить вѣкъ двумъ человѣкамъ.
-- Она воображаетъ, что можетъ бросить свою старую бабушку и выдти замужъ, а насъ спустить въ богадѣльню. По смотримъ!
Этотъ вопросъ она задавала себѣ сто разъ, будучи въ томъ расположеніи духа, которое до сихъ поръ еще не получило никакого названія -- когда паціентъ, совершивъ какой-нибудь безумный или безобразный поступокъ, ощущаетъ въ сердцѣ радость, потираетъ руки, хотя и не безъ нѣкоторой тревожной оглядки, и объявляетъ, что доволенъ тѣмъ, что сдѣлалъ, и что повторилъ бы это, и жалѣетъ, что давно уже такъ не поступилъ, и что вотъ онъ имъ всѣмъ покажетъ себя.
Этотъ день показался Джуліи счастливѣйшимъ въ ея жизни. Послѣ девятнадцати лѣтъ страданій, четыре мѣсяца счастія. Чтожъ! огромная печаль забывается, когда достанется на долю маленькая радость. Однако, когда она пройдетъ окончательно и невозвратно, то нѣтъ худшей муки, какъ вспоминать прошлое счастіе. Это было сказано раньше, я знаю, и много разъ цитировалось. Но это не вполнѣ вѣрно. Человѣкъ можетъ безъ отчаянія вспоминать о томъ, какъ былъ молодъ; онъ можетъ съ чувствомъ тихой грусти вспоминать былые, счастливые дни, когда любилъ, и пѣлъ, и танцовалъ, ссорился съ любимымъ предметомъ, безумно надѣялся, вѣрилъ и любилъ; но лишиться такого счастія, какъ Джулія, потерять его внезапно, ужасно, насильственно, видѣть, какъ его растоптали ногами или вырвали изъ рукъ -- это, повѣрьте мнѣ, приведетъ къ тому, что во всю свою остальную жизнь, будетъ ли она коротка или длинна, человѣкъ станетъ только мучиться и терзаться.
-----
Дѣло было въ началѣ октября; стоялъ самый чудный осенній день, какой только когда-либо выпадалъ на долю Англіи; влюбленные отправились вмѣстѣ въ Горнси и блуждали по полямъ и лугамъ. Эта окрестность одна изъ самыхъ тихихъ; мало народу гуляетъ тамъ даже въ воскресные дни. Солнце ярко сіяло и лучи его сквозили сквозь деревья красными и золотистыми пятнами. Поспѣли и лѣсныя ягоды, которыхъ Джулія до того и не пробовала никогда. Вотъ, наконецъ, они усѣлись на траву и стали бесѣдовать, держа другъ друга за руку и открывая другъ другу всю свою душу.
Первая заговорила Джулія, хотя слѣдовало бы, наоборотъ, заговорить ея жениху, такъ какъ иниціатива въ этихъ дѣлахъ должна принадлежать мужчинѣ. Она удивлялась со слезами на глазахъ, что въ такое короткое время такая большая перемѣна произошла въ ея жизни и какъ это она могла прожить такъ долго на свѣтѣ и такъ малому научиться? Но теперь она всѣмъ обязана своему милому... и "о! Джимъ, м-ръ Брадберри говоритъ, что удвоитъ мое жалованье, если я поселюсь съ нимъ. И тогда мнѣ можно будетъ оставить театръ и твоей матери нечего будетъ меня стыдиться. Ты знаешь, милый, что хотя ты и влюбился въ меня, когда я была на сценѣ, но я не особенно ею дорожу. Мнѣ кажется, что это потому, что я слишкомъ хорошо знаю, какъ это все тамъ дѣлается... всѣ эти театральныя штуки и фокусы. Я съ радостью оставлю театръ".
-- Если ты будешь рада, Джулія, -- отвѣчалъ онъ, -- то и я буду радъ. Я еще не говорилъ объ этомъ съ матушкой, но поговорю сегодня вечеромъ. Я нарочно вернусь домой пораньше, и если она дастъ свое согласіе, то мы скоро и повѣнчаемся. Гдѣ мы поселимся?
-- Еслибы можно было поселиться гдѣ-нибудь поближе къ полямъ,-- сказала она,-- но вѣдь работа не позволитъ этого. Джимъ, поселимся въ Гокстонѣ или въ Клеркенвелѣ. Развѣ тебя не поражаетъ городской воздухъ послѣ деревенскаго, когда мы возвращаемся съ прогулки?
И вотъ какимъ образомъ они строили свои незамысловатые воздушные замки и мечтали, какъ они сдѣлаютъ то-то я то-то, какъ они будутъ счастливы, какъ ни въ чемъ не будутъ знать неудачи, никогда не будутъ ссориться, никогда не обнищаютъ, никогда не состарѣются, а будутъ себѣ жить да поживать, да добро наживать. Затѣмъ наша глупенькая чета нѣжно поцѣловалась и опять побрела вдоль цвѣтущихъ изгородей.
Они рано разстались, въ половинѣ восьмого, такъ какъ Джимъ собирался переговорить съ матерью. Когда они поцѣловались на прощанье на углу Брауншвейгской площади, то въ воздухѣ пахло грозой, громъ гремѣлъ, молнія сверкала и падали крупныя капли дождя. Но ничто не предвѣщало грядущей бѣды и никакого предчувствія о ней въ нихъ не просыпалось. Джулія не знала, что значатъ предчувствія и разныя предвѣщанія: лондонская дѣвушка наименѣе суевѣрна изъ всѣхъ женщинъ въ мірѣ. Однако, и въ Лондонѣ женщина можетъ получить кое-какія предостереженія.
Они разстались въ этотъ свой послѣдній счастливый вечеръ не нѣжнѣе обыкновеннаго. Джимъ поцѣловалъ ее, когда она стояла на порогѣ двери, нѣжно и страстно, а она, возвращая ему поцѣлуй, прошептала, какъ обыкновенно: -- "О! Джимъ, какъ ты добръ ко мнѣ!"