Джулія пошла въ полицейскій судъ вмѣстѣ съ м-ромъ Брадберри и сѣла на задней скамейкѣ въ галереѣ, отведенной для публики. Старикъ всю дорогу не переставалъ убѣждалъ ее и томъ, что Джемса навѣрное оправдаютъ. Что такое, въ самою дѣлѣ, три фунта? Ошибка въ сложеніи и только. Сама Джулія иногда ошибалась въ счетѣ. Что касается возмѣщенія недостающихъ денегъ, то онъ готовъ это сдѣлать самъ. Помилуйте, и цѣломъ Лондонѣ нѣтъ честнѣе человѣка, чѣмъ Джемсъ. Пусть только Джулія успокоится и все будетъ хорошо. Онъ говорилъ такъ поспѣшно и съ такой настойчивостью, что болѣе опытная особа, чѣмъ Джулія, замѣтила бы его тревогу. На дворѣ суда стояли на мостовой группы людей, друзья подсудимыхъ. Лица мѣняются съ каждымъ днемъ, но группы, кажется, остаются все тѣ же; много женщинъ, нѣкоторыя съ грудными младенцами на рукахъ. Онѣ страстно обсуждаютъ дѣло съ своей собственной точки зрѣнія. Время отъ времени одна которая-нибудь отдѣляется отъ остальныхъ и бѣжитъ въ залу суда, гдѣ даетъ съ дикими, трагическими жестами, торопливое и страстное показаніе или же присаживается въ галереѣ и скрежещетъ зубами, потому что ей не позволяютъ ругать судей.
Галерея -- небольшой четырехъ-угольный ящикъ, гдѣ всего четыре скамейки и на нихъ могутъ размѣститься человѣкъ тридцать, не болѣе. Сидѣвшіе на скамейкахъ очень были похожи на тѣхъ, которые стояли на дворѣ, но Джулія не обращала на нихъ вниманія. Люди, живущіе въ простонародныхъ кварталахъ Лондона, не обращаютъ большого вниманія на наружность другихъ людей, даже если у этихъ послѣднихъ голова повязана окровавленными платками, глаза подбиты, а лица носятъ слѣдя всякаго рода необузданныхъ страстей. Она пришла сюда не затѣмъ, чтобы глядѣть на всѣхъ этихъ людей, но затѣмъ, чтобы видѣть судей и своего жениха, попавшаго въ бѣду. Джимъ укралъ деньга? Джимъ воръ? Какая нелѣпость!
Напротивъ галереи былъ узкій корридоръ, въ которомъ стоялъ очень высокій полисменъ, а какъ радъ подлѣ находилась скамья подсудимыхъ, походившая на фамильную церковную ложу: затѣмъ шло открытое пространство со столомъ и стульями для чиновниковъ и адвокатовъ, и наконецъ конторка съ красной дранировкой и кресло судьи.
Когда этотъ страшный человѣкъ, которому дана власть засаживать людей въ тюрьму, лишать ихъ добраго имени и навлекать стыдъ и безчестіе на цѣлую семью, сѣлъ на свое мѣсто, тогда началось разбирательство дѣлъ. Сначала судились пьяницы и производившіе уличные безпорядки, мужчины и женщины, чьи лица Джуліи были какъ бы знакомы, потому что -- странное дѣло -- если вы долго живете въ Лондонѣ и много гуляете по улицамъ, вы какъ будто привыкаете ко всѣмъ встрѣчающимся вамъ лицамъ. Нѣкоторые изъ нихъ были стары и сѣды: Джулія подумала про своего дѣдушку; нѣкоторыя изъ женщинъ были стары, другія молоды и среднихъ лѣтъ. Но она видала такихъ женщинъ и раньше. Былъ въ числѣ другихъ молодой джентльменъ, назвавшій себя Уильямомъ Смитомъ и медицинскимъ студентомъ; съ него потребовали штрафъ, и одинъ изъ его пріятелей, находившійся въ судѣ, заплатилъ за него штрафъ, и они оба ушли, причемъ медицинскій студентъ имѣлъ пристыженный видъ и вѣроятно позавидовалъ тѣмъ, у кого хмѣль бываетъ веселый и выражается смѣхомъ и дружеской болтовней, потому что такіе никогда не попадаютъ въ тюрьму, а любовно притыкаются полисменами къ стѣнѣ или же отводятся домой. Бѣда для джентльмена, если онъ сердитъ во хмѣлю.
Когда всѣ эти дѣла были разобраны, дошла очередь до болѣе тяжкихъ проступковъ. Прежде всего судился человѣкъ, укравшій пару сапогъ. Это былъ жалкій человѣкъ, бывшій, повидимому, когда-то и почтеннымъ, и красивымъ. Его дѣло было отложено до дальнѣйшихъ справокъ. Послѣ него пришла очередь малаго съ бульдожьей мордой, который сбилъ съ ногъ кулакомъ старика и отнялъ у него два пенса. Его дѣло тоже отложили, чтобы возстановить всю его предъидущую исторію, и надо думать, исторію довольно некрасиваго свойства.
Затѣмъ, увы! дошла очередь до Джемса Атерстона.
Дѣвушка на задней судейской скамейкѣ съ трудомъ перевела духъ и вся задрожала, когда ея милый появился на позорной скамьѣ. Щеки его были красны; онъ казался разсерженнымъ и крѣпко стиснулъ зубы. Обѣими руками ухватился on за рѣшетку и глядѣлъ прямо передъ собой. Но онъ ничего не видѣлъ, потому что душа его полна была жгучей ярости. Родная мать привела его на эту скамью; родная мать оклеветала его невѣсту. Все это сдѣлала родная мать.
Дѣло было изложено въ короткихъ словахъ, и Джиму предоставлено было слово въ защиту себя. Онъ покачалъ головой и пробормоталъ что-то сквозь зубы, что судомъ было принято за: "не виновенъ". Затѣмъ всталъ истецъ и объявилъ, что ему поручено фирмою, на службѣ которой находился подсудимый, вести дѣло о растратѣ. Другой повѣренный объявилъ, что ему поручено защищать подсудимаго, и что хотя онъ не можетъ отрицать обнаруженнаго дефицита, но что долженъ указать на то, что поведеніе подсудимаго было безукоризненно до тѣхъ поръ, пока онъ не попалъ въ руки интриганки и что поэтому онъ проситъ судью снисходительно отнестись къ подсудимому.
При словѣ "интриганка", Джулія крѣпко сжала руки, но не шевельнулась.
Тогда главный свидѣтель показалъ про дефицитъ въ кассѣ, но заявилъ, что книги велись правильно и не было попыти подчиститъ цифры, и что подсудимый и самъ не отрицалъ дефицита. Спрошенный свидѣтелемъ, отчего онъ не пополнилъ суммы, онъ отвѣчалъ, что мать отказала ему въ деньгахъ.
Тогда судья замѣтилъ, что, вѣроятно, мать не въ состоянія была внести такой суммы.
-- Нѣтъ,-- возразилъ свидѣтель,-- его мать состоятельная женщина; у ней есть лавочка я небольшой капиталъ. Но она отказалась помочь ему.
-- Это очень странно,-- замѣтилъ судья.
-- Она пришла къ хозяевамъ,-- пояснилъ свидѣтель,-- когда уже было слишкомъ поздно и предлагала внести деньги, говоря, что дала бы ихъ сыну раньше, но что онъ отказался прекратятъ свой дурной образъ жизни и дурное знакомство.
Послѣ того полисменъ, отводившій Джемса въ тюрьму, далъ свое показаніе.
Наконецъ адвокатъ, защищавшій подсудимаго, позвалъ его матъ, и миссисъ Атерстонъ появилась на свидѣтельской скамьѣ.
Она была блѣдна, губы ея были крѣпко сжаты, а въ глазахъ выражалась непреклонность. Она не взглянула на сына, который съ своей стороны съ какимъ-то недоумѣніемъ уставилъ на нее глаза. Чѣмъ заслужилъ онъ, что родная мать навлекла на него такую бѣду?
Она сказала, то сыну ея двадцать-одинъ годъ и то онъ всегда былъ добрымъ сыномъ и хорошаго поведенія человѣкомъ, хотя и слабъ въ вѣрѣ. И только съ прошлой весны началъ поздно возвращаться домой и проводить воскресные дни въ кутежахъ въ безпутной компаніи. Что она только что передъ тѣмъ узнала, то онъ свелъ знакомство съ дурной женщиной -- тутъ м-ръ Брадберри зарычалъ, но Джулія, казалось, не слышала,-- танцовщицей или актрисой въ греческомъ театрѣ, одной изъ тѣхъ женщинъ,-- прибавила она,-- которыя должныя идти въ адъ. Чтобы достать деньги на эти кутежи, онъ тратилъ все свое жалованье и растратилъ деньги своихъ хозяевъ.
Судья спросилъ у нея: отказала ли она ему въ этихъ деньгахъ?
Она отвѣчала, то предлагала ему денегъ съ тѣмъ только условіемъ, чтобы онъ отказался отъ этой дѣвушки, но онъ такъ былъ очарованъ ею, то не послушалъ матери.
-- Вы знали,-- спросилъ судья,-- то если онъ не покроетъ дефицита въ своихъ книгахъ, то будетъ отданъ подъ судъ.
-- Я это знала,-- отвѣчала она.-- Стыдъ и позоръ -- мой удѣлъ во всю остальную жизнь; но я лучше соглашусь тысячу разъ на то, чтобы онъ сидѣлъ въ тюрьмѣ, нежели губилъ свою душу въ компаніи потерянныхъ женщинъ. Въ тюрьмѣ онъ будетъ, надѣюсь, читать библію и не можетъ нарушать дня субботняго.
М-ръ Брадберри, скрежеща зубами, взглянулъ на Джулію. Она слушала, опустивъ голову и сложивъ руки, но не шевелилась. Никакія бранныя слова не могли больше оскорбить ее.
-- У меня нѣтъ другихъ свидѣтелей,-- сэръ,-- объявилъ адвокатъ подсудимаго.
Тогда м-ръ Брадберри всталъ и попросилъ позволенія сдѣлать съ своей стороны показаніе. Онъ отправился на скамью свидѣтелей и принесъ присягу. Затѣмъ сказалъ, что знаетъ обояхъ и подсудимаго, и дѣвушку, его невѣсту, что она нѣсколько лѣтъ какъ служитъ у него...
Но тутъ судья перебилъ его, говоря, что желаетъ оказать снисхожденіе молодому человѣку на основаніи его прежняго хорошаго поведенія и то о молодой особѣ, замѣшанной въ дѣлѣ, лучше не говорить. Онъ сдѣлалъ это въ сущности по добротѣ своего сердца и потому, что смутное впечатлѣніе о дурной компаніи и неопредѣленный призракъ Далилы выгоднѣе для подсудимаго, нежели точное описаніе его оргіи и кутежей. Если намъ скажутъ въ общихъ словахъ, то лѣнивый подмастерье попалъ на худую дорогу, то мы отнесемся къ нему далеко не съ такимъ презрѣніемъ какъ тогда, когда Гогаргъ изобразилъ намъ его поведеніе своимъ безпощаднымъ карандашомъ.
Поэтому судья попросилъ м-ра Брадберри удалиться, и спросилъ подсудимаго, что онъ можетъ сказать въ свою защиту. Джимъ покачалъ головой. Ему нечего было сказать. Если бы онъ открылъ ротъ, то только для того, чтобы излить свою горечь и негодованіе на мать, которая погубила его. Родная мать сдѣлала это. Отъ этого языкъ прилипъ къ его гортани и онъ ничего не сказалъ, а только покачалъ головой.
Затѣмъ судья сказалъ, что дѣло это очень печальное; молодой человѣкъ, тщательно и религіозно воспитанный, сбился съ пути отъ соблазна -- Лондонъ полонъ такими соблазнами -- онъ желалъ бы, чтобы этотъ случай послужилъ урокомъ для всѣхъ молодыхъ людей въ Лондонѣ и они убѣдились, какое зло влечетъ за собой дурная компанія и общество балетныхъ и иныхъ актрисъ. Послѣ этого онъ приговорилъ подсудимаго къ четырехъ-мѣсячному тюремному заключенію, и дѣло было окончено. Джима взяли и увели изъ залы. Перешли къ слѣдующему дѣлу
адвокатъ подсудимаго заговорилъ съ повѣреннымъ противной стороны и оба засмѣялись: Джуліи показалось удивительнымъ, что они могутъ смѣяться. Она видѣла также, какъ миссисъ Атерстонъ со стиснутыми губами торопливо вышла изъ залы суда
-- Пойдемъ, Джулія,-- сказалъ м-ръ Брадберри, -- мы не принесли никакой пользы: пора домой.
Они вернулись вмѣстѣ въ переплетную, было два часа пополудни. М-ръ Брадберри послалъ за обѣдомъ, но Джулія отказалась отъ ѣды и сидѣла молча. Затѣмъ сняла шляпу и кофточку, взлѣзла на свой высокій табуретъ, открыла кинги и просидѣла за ними до шести часовъ.
М-ръ Брадберри ушелъ послѣ обѣда и оставилъ ее одну. Въ пять часовъ онъ вернулся.
-- Джулія,-- сказалъ онъ,-- это твоя бабушка ходила къ матери Джима и разсказала ей, что ты служишь въ театрѣ. Она сдѣлала это нарочно, чтобы помѣшать твоей свадьбѣ, потому что боялась, что ей придется идти въ богадѣльню.
Джулія поглядѣла на него своими печальными глазами, и ни слова не сказала.
Вечеромъ она пошла въ театръ по обыкновенію и съиграла свою роль. То-есть, надѣла красивое бѣлое съ розовымъ платье, болѣе короткое, чѣмъ принято носить въ обществѣ, съ передникомъ обшитымъ розовыми лентами, съ розовыми бантами на плечахъ, и хорошенькую соломенную шляпу съ розовыми лентами; она была въ толпѣ молодыхъ поселянокъ, и когда героиню увлекалъ злодѣй, она повернула глаза къ партеру и улыбнулась цѣлому ряду молодыхъ людей, у которыхъ сердце сильнѣе забилось отъ одной только мысли, какъ счастливъ былъ бы тотъ, кто могъ бы назвать своей это прелестное созданіе.
Когда она могла уйти изъ театра, былъ уже двѣнадцатый часъ. Сцена уже опустѣла и оркестръ ушелъ.
Она остановилась и поглядѣла на сцену. И тутъ впервые въ жизни, внезапно, ей стало вполнѣ ясно то, что думалъ судья, что думала мать Джима и адвокатъ, и всѣ рѣшительно. Ну, да! конечно, въ этомъ грубомъ увеселительномъ мѣстѣ, въ этомъ простонародномъ театрѣ было много такихъ, какъ ее называла мать Джима. И всѣ думали о ней точно такъ же, за исключеніемъ м-ра Брадберри. Она, а не кто другой, привела бѣднаго малаго въ тюрьму. Всѣ это говорили.
Она должна была бы понять это раньше, но она не понимала. Она никогда не могла постичь, почему всѣ они такъ на нее глазѣли. Если вы ежедневно всю свою жизнь, съ девяти и до девятнадцати-лѣтняго возраста, видите одну и ту же сцену, вы больше не обращаете на нее вниманіе; смыслъ ея ускользаетъ отъ васъ. Но вотъ внезапно театръ и бабушка -- то-есть цѣлыхъ полжизни -- стали для нея невозможны: она не можетъ больше появляться на сценѣ; отнынѣ она не въ силахъ переступать черезъ порогъ греческаго театра.
Она увидѣла въ дверяхъ въ толпѣ другихъ знакомую ей дѣвушку изъ мастерской м-ра Брадберри, которая, подобно тысячамъ другихъ лондонскихъ дѣвушекъ -- жила сама по себѣ и на полной своей волѣ.
-- Эмилія,-- сказала она ей,-- я не вернусь больше домой. Позволь мнѣ переночевать сегодня у тебя.
-- Что ты говоришь Джулія?-- закричала та, неужели же ты...
-- Я не вернусь больше къ бабушкѣ.-- Позволь мнѣ переночевать сегодня у тебя.