Нѣкоторые изъ насъ -- не всѣ -- были когда-то молоды. Они припомнятъ тѣ счастливыя минуты, когда имъ казалось, что жизнь есть одно нескончаемое, сплошное благополучіе.
Такою жизнь представлялась Клоду, когда онъ разстался съ своими сестрами. Впервые онъ подумалъ, что достигъ многаго, если такія двѣ дѣвушки могли имъ гордиться.
Онъ шелъ по мостовой, не глядя по сторонамъ, исполненный радостныхъ мыслей, закинувъ голову вверхъ.
Чья-то рука опустилась на его плечо.
Клодъ пришелъ въ себя и взялъ другую руку, которую ему протянули.
-- Ты въ Лондонѣ, Джекъ?
-- Да. Я въ Лондонѣ. Я уже двѣ или три недѣли какъ сюда пріѣхалъ. Пойдемъ ко мнѣ; моя квартира въ двухъ шагахъ отсюда; поболтаемъ.
Клодъ не былъ расположенъ говорить о чемъ бы то ни было, кромѣ Валентины и Віолеты, но послѣдовалъ за пріятелемъ.
-- Гдѣ ты былъ послѣдніе два года?
-- Путешествовалъ, работалъ, писалъ эскизы. Живописцу необходимо видѣть свѣтъ, знаешь.
Квартира была отдѣлана по модному: стояли шифоньерки съ китайскимъ фарфоромъ, на стѣнахъ висѣли акварели; было и трюмо; на полу ковры и звѣриныя шкуры. Видно было, что квартиру занималъ человѣкъ со вкусомъ.
Имя Джека пристало всякаго рода людямъ. Оно идетъ и солдату, и государственному человѣку, поэту и ремесленнику, принцу и нищему, герою и шарлатану. Оно требуетъ одного только, чтобы носящій его былъ признанъ современниками тѣмъ самымъ, за что себя выдаетъ: не то, чтобы онъ долженъ былъ быть популяренъ, но надо, чтобы ему вѣрили. Когда Джекъ Конейрсъ объявилъ своимъ товарищамъ, что онъ будетъ знаменитъ, они повѣрили ему на-слово. Онъ будетъ знаменитъ; его манеры говорили, объ этомъ больше, нежели слова или дѣйствія это доказывали. У него было, въ оправданіе этихъ притязаній, хорошее имя и красивая наружность. Онъ ничего не дѣлалъ и не говорилъ для убѣжденія людей въ томъ, что онъ -- выдающійся человѣкъ, кромѣ развѣ того, что понималъ силу молчанія; онъ не болталъ, какъ многіе молодые люди, но когда раскрывалъ ротъ, то говорилъ медленно и спокойно, точно то, что онъ говоритъ, стоитъ того, чтобы его слушали. Онъ также никогда не восторгался, какъ другіе молодые люди, но былъ всегда критически настроенъ. Онъ не смѣялся громко, а только улыбался; это искусство дается въ особенности женщинамъ, но Джекъ Конейрсъ могъ заткнуть за поясъ всѣхъ женщинъ. Въ точности неизвѣстно было, кто его родители, но всѣ считали, что онъ хорошаго происхожденія; у него былъ видъ и манеры человѣка богатаго; онъ избѣгалъ фамильярности, одѣвался хорошо и повидимому зналъ Лондонъ. "Ученость сушитъ умъ",-- говаривалъ онъ,-- а потому онъ желалъ быть не ученымъ, а только образованнымъ человѣкомъ; поэтому онъ ограничился первой ученой степенью; держалъ фортепіано у себя въ комнатахъ, игралъ и пѣлъ немного; также рисовалъ, и всѣ считали, что онъ посвятилъ себя искусству.
По внѣшности онъ былъ средняго роста и худъ. Онъ носилъ pince-nez; черты лица его были правильны и тонки; глаза красивы, но съ жесткимъ выраженіемъ; ротъ недуренъ, но губы слишкомъ толсты, а лобъ высокъ и узокъ.
Онъ не казался изнѣженнымъ человѣкомъ, но имѣлъ несомнѣнно видъ человѣка, желающаго казаться утонченнымъ и по костюму, и по манерамъ, и по образу жизни. Клодъ былъ одинъ изъ его товарищей, который вѣрилъ въ него. Были и такіе,-- долженъ сказать, къ сожалѣнію,-- которые презрительно смѣялись при имени Конейрса.
Комната была освѣщена лампой съ абажуромъ. На каминѣ стояли три небольшихъ портрета. На нихъ изображены были лица трехъ дѣвушекъ и очевидно одной и той же рукой.
-- Ты смотришь на эти головы,-- сказалъ Джекъ Конейрсъ.-- Это портреты трехъ женщинъ,-- онъ вздохнулъ,-- трехъ женщинъ; бѣдняжки, онѣ были такъ добры, что докончили мое воспитаніе.
-- Какимъ образомъ?
-- Заставивъ меня въ себя влюбиться. Я открылъ, что человѣкъ не можетъ быть великимъ художникомъ, если лично не испытаетъ, что такое страсть. Какъ можетъ онъ изобразить то, чего никогда не испытывалъ? Со всѣмъ тѣмъ для художника любовь должна быть скорѣе воспоминаніемъ, нежели живой вещью, а потому каждый опытъ долженъ быть кратковременный. Вотъ это французская дѣвушка, живая, полная espièglerie; это вотъ итальянка -- созданіе, состоящее изъ одной страсти; а это -- румынка. Женщина, любовница или жена, въ будуарѣ или въ салонѣ, должна играть роль въ карьерѣ человѣка.
Пельгамъ или великій д'Орсэ не сказалъ бы больше. Клодъ, однако, не сталъ разспрашивать о портретахъ, хотя, безъ сомнѣнія, съ каждымъ былъ связанъ цѣлый историческій эпизодъ.
-- А что ты теперь намѣренъ дѣлать?
-- Я нанялъ мастерскую и начну работать надъ своей картиной. Что касается успѣха...
-- Разумѣется, успѣхъ тебѣ обезпеченъ,-- сказалъ утвердительно Клодъ.
-- Не знаю. Банальный успѣхъ -- рукоплесканія толпы -- меня не привлекаютъ. Я никогда не буду въ состояніи намалевать полдюжины картинъ въ годъ. Быть можетъ, одну въ четыре-пять, а можетъ, и въ десять лѣтъ. Картину, которая у меня на умѣ, я уже обдумываю, по крайней мѣрѣ, пять лѣтъ; я вложилъ въ нее всю душу. Сюжетъ ея -- частица меня самого. Клодъ!-- и онъ внушительно поднялъ палецъ:-- я увѣренъ, что это будетъ великая картина; въ нее будетъ, по крайней мѣрѣ, вложена вся душа художника.
Клодъ пробормоталъ что-то невнятное о томъ, что картина съ душой должна быть дѣйствительно достойна таланта его пріятеля.
-- До сихъ поръ картина, задуманная мною, была неполна, за недостаткомъ одного лица. Но я его нашелъ наконецъ. Я открылъ это лицо въ народномъ концертѣ, гдѣ меня заставила пѣть лэди Ольдеборгъ -- концертъ этотъ давался въ мѣстѣ, называемомъ Шордичъ. Послѣ концерта я разговаривалъ съ дѣвушкой, у которой такое лицо, какое мнѣ нужно, но оно еще, въ прискорбію, несовершенно. Она необразованна, но доступна впечатлѣніямъ. Я доберусь до этой дѣвушки. Я вырву ее изъ ея среды и воспитаю ея лицо. Все будетъ принесено въ жертву воспитанію ея лица. Ее нужно сытно кормить и одѣвать въ шелкъ и бархатъ. Она должна пожить въ праздности, и тогда ея лицо расцвѣтетъ какъ розовый бутонъ. Теперь оно несовершенно, но оно можетъ усовершенствоваться, и тогда моя картина готова. Глаза уже и теперь хороши; въ нихъ выражается поэзія и страсть.
Онъ говорилъ чуть не съ восторгомъ.
-- Неужели ты не можешь нарисовать ее, не вырывая ея изъ ея среды?
-- Нѣтъ, я хочу совсѣмъ удалить ее изъ того мѣста, гдѣ она живетъ. Она должна находиться безусловно подъ художественными вліяніями. Она должна быть моей... моей моделью... и рабой искусства.
-- Не лучше ли будетъ для добраго имени дѣвушки оставить ее тамъ, гдѣ она находится теперь?
-- Филистеръ! Я хочу завладѣть ею въ интересахъ искусства. Мнѣ ее нужно. Художникъ не можетъ думать о добромъ имени дѣвушки, когда у него въ виду...
-- Не дѣлай этого; мои собственные родственники -- тоже люди этого круга и дорожатъ своимъ добрымъ именемъ гораздо больше, чѣмъ интересами искусства.
Джекъ поспѣшилъ перемѣнить разговоръ. Когда вы касаетесь добраго имени женщинъ, между которыми можетъ попасться и сестра вашего собесѣдника, вы стоите на опасной почвѣ.
-- Я видѣлъ, что ты вышелъ отъ лэди Мильдредъ Эльдриджъ, но ты такъ скоро шелъ, что я долго не могъ догнать тебя. Она дружна съ тобой?
-- Она -- лучшій мой другъ.
-- Я встрѣчалъ ихъ во Флоренціи прошлою зимой, и имѣлъ случай быть полезнымъ имъ: одна изъ дѣвушекъ хорошо рисуетъ. И обѣ очень милы.
-- Благодарю тебя,-- сказалъ Клодъ, краснѣя.-- Одна изъ нихъ моя сестра.
-- Что такое?
И Джекъ Конейрсъ привскочилъ на стулѣ и выронилъ папиросу изо рта.
-- Что такое? Одна изъ нихъ -- твоя сестра?
Онъ слышалъ, какъ и всѣ, объ этой исторіи, въ общихъ чертахъ: что одна изъ дѣвушекъ -- богатая наслѣдница, а другая -- дочь бѣднаго ремесленника.
-- Онѣ обѣ прелестныя, восхитительныя дѣвушки. Поздравляю тебя. Но которая же твоя сестра?
-- Не знаю. Моя сестра была взята на воспитаніе лэди Мильдредъ девятнадцать лѣтъ тому назадъ, и съ тѣхъ поръ тайна сохранялась ею до сегодня.
-- Но ты самъ можешь догадаться. Такого рода вещей нельзя скрыть. Должно же быть сходство... съ твоимъ отцомъ, напримѣръ...
-- Отецъ мой умеръ, а мать слѣпа.
-- Во всякомъ случаѣ ты долженъ же когда-нибудь объ этомъ узнать.
-- Я думаю, что узнаю, если мнѣ скажутъ.
-- Это, право, похоже на эпилогъ латинской комедіи.
-- А между тѣмъ это только прологъ англійской комедіи. Ты знаешь мою исторію, Конейрсъ. Всѣ ее знаютъ; когда я встрѣчаюсь въ первый разъ съ людьми, то слышу, какъ они шепчутъ другъ другу на ухо:-- вотъ сынъ ремесленника! Я не слышу словъ, но читаю ихъ на ихъ лицахъ. Это не бѣда. Но до сихъ поръ я былъ очень одинокъ!..
-- Разумѣется,-- отвѣчалъ Конейрсъ, дѣлая видъ, что вполнѣ ему симпатизируетъ,-- разумѣется.
Но онъ думалъ о томъ, которая изъ двухъ дѣвушекъ больше похожа на его, пріятеля.
-- И мнѣ трудно объяснить тебѣ, какое необыкновенное счастіе найти сестру... сестру, которая принимаетъ участіе въ тебѣ и даже гордится тобой...
-- Ну, съ своей стороны, я никогда не желалъ братьевъ и сестеръ,-- замѣтилъ Джекъ.-- Съ ними надо дѣлиться имуществомъ и они причиняютъ тьму хлопотъ. Но, съ твоей точки зрѣнія, ты, конечно, правъ. Очень должно быть скучно не имѣть родныхъ.
Клодъ засмѣялся и собрался идти.
-- У меня есть родные, но не такого рода, какъ ты разумѣешь.
-- О, я понимаю и жалѣю тебя. Я нахожу всякое иное сословіе, кромѣ нашего, невозможнымъ для разговора и неинтереснымъ для изученія. Ну, я радъ, что встрѣтился съ тобой, мой милый. Приходи почаще -- такъ часто, какъ только можно, и скажи мнѣ, когда узнаешь, которая -- твоя сестра. Сдѣлай меня участникомъ твоей тайны. Валентина или Віолета -- я зналъ, что это ненастоящее ихъ имя. Скажи мнѣ, когда узнаешь, которая изъ нихъ -- твоя сестра.
-- Непремѣнно. Прощай.
Джекъ Конейрсъ, оставшись одинъ, приготовилъ себѣ лимонаду и выпилъ. Потомъ сѣлъ и сталъ размышлять не то съ надеждой, не то съ уныніемъ на лицѣ. Когда молодой человѣкъ оставитъ университетъ двадцати-двухъ лѣтъ отъ роду, рѣшившись прославить себя, но не знаетъ, какой путь избрать для этого; когда онъ безцѣльно странствуетъ два года и рѣшится избрать своей карьерой искусство,-- какъ живописцы надменно величаютъ свою профессію, точно романистъ или поэтъ не такой же художникъ,-- когда онъ припомнитъ при этомъ, что искусство не всегда бываетъ выгоднымъ дѣломъ, а тѣмъ временемъ деньги ни откуда не являются, когда, наконецъ, въ безсонныя ночи передъ нимъ встаютъ призраки, предрекающіе: не добиться тебѣ успѣха, даже шарлатанствомъ!-- тогда по-неволѣ мысли получаютъ мрачный оттѣнокъ.
Вдругъ онъ увидѣлъ письмо на столѣ. Онъ взялъ его, поглядѣлъ на почеркъ и разорвалъ конвертъ.
"Мой милый Джекъ,-- читалъ онъ поспѣшно, какъ бы затѣмъ, чтобы поскорѣе отвязаться,-- ты уже три недѣли, какъ вернулся въ Лондонъ и до сихъ поръ у меня не былъ. Ладно. Рано или поздно, а ты придешь ко мнѣ. Я умѣю ждать, мой милый. Я очень хорошо знаю, почему ты сказалъ мнѣ, что любишь меня, и знаю, каковы твои денежныя дѣла: Дѣлай, что хочешь. Но черезъ полгода твоя шляпа будетъ висѣть въ моей передней и ты будешь послѣ того вполнѣ счастливъ. У меня будутъ деньги, но у тебя будетъ свобода и карманныхъ денегъ вдоволь. Я вѣдь не ревнива, потому что я знаю ту единственную особу, которую ты любишь -- поди и погляди на нее въ зеркало. Когда ты убѣдишься, что не можешь обойтись безъ меня, то раскаешься въ своемъ невниманіи и вернешься ко мнѣ. Когда мы женимся, мы будемъ задавать обѣды и ты будешь разыгрывать знатнаго барина, а я -- преданную и любящую жену, и мы будемъ вполнѣ достойны другъ друга. На дняхъ я видѣла твоихъ сестеръ. На твоемъ мѣстѣ я бы заглянула къ нимъ. Прощай, мой Джекъ. Любящая тебя Алисія".
Джекъ прочиталъ это письмо до конца. Затѣмъ сжегъ его, потому что каждое слово въ немъ была правда, а правду лучше всего скрывать подъ пепломъ.
"Еслибы я могъ какъ-нибудь пронюхать, хоть при помощи Клода, которая изъ нихъ -- богатая наслѣдница, да такъ, чтобы онѣ объ этомъ не знали, то я могъ бы попытаться вырваться изъ когтей Алисіи. У нея всегда была отвратительная замашка называть вещи своими именами, а теперь она съ каждымъ днемъ становится грубѣе".